Действительно, меньше чем в полете стрелы, от березы к березе прыгал заяц. Луков у разведчиков не было, оставалось стоять и облизываться. А заяц, словно сознавая свою неуязвимость, не спешил убегать, дразнил своим толстым телом.
- Эй, заяц! - крикнул вдруг Волх. - Подойди сюда. Приказываю тебе именем Велеса.
Волх совсем не рассчитывал на успех. Не дурак же заяц, чтобы сдаться прямо в руки охотникам? Но зверек медленно двинулся к людям. Ноги как будто сами несли его, помимо его воли.
Заяц остановился в шаге от людей. Он вжался в снег и зажмурился, бока его вздымались часто-часто. И он ничего не говорил. Волх сжал покрепче нож и сглотнул слюну. И вдруг заорал:
- Уходи! Прочь!
Подскочив на месте, заяц белой стрелой метнулся по снегу - и только его и видели.
Волх вытер лоб. Надо было что-то объяснить молчащим спутникам.
- Не могу я так, - буркнул он. - Он подошел, потому что я приказал. Это не охота. Вот умирать с голоду буду, тогда… не знаю… может быть…
Третьяк вдруг улыбнулся по-девичьи светло, кивнул, смутился и зашагал к ельнику. Бельд осторожно тронул друга за плечо. Это молчаливое одобрение радостью отозвалось в душе Волха.
Последние шаги до стоянки Волх делал в лихорадочном нетерпении. Однако встреча с дружиной слегка остудила его триумфальный пыл. Дружинники уставились на вернувшуюся из лесу разведку как на оживших мертвецов. На бородатом лице Клянчи появилась растерянность, граничащая с сожалением. Их явно не ждали…
Недоумки, думал Волх, внутренне свирепея. Решили, что мы сгинули и теперь можно побитыми щенками вернуться в Словенск. Трусливое отродье!
Потом он оглядел свое войско, и злость его как рукой сняло. Замерзшие, несчастные мальчишки прыгали с ноги на ногу и дули в ладони. Осунувшиеся лица у многих были белее снега. И этих-то бедолаг он поведет на штурм чудского городища! Это самоубийство, они все там полягут. Так он никогда не освободит Ильмерь.
Волх нерешительно повернулся к Бельду. Может, умный сакс что-нибудь придумает? Тот пожал плечами:
- Хорошо, собирай военный совет.
Вскоре у самого большого костра собралось семеро - Волх, Бельд, Клянча, Алахарь и еще трое близких Волху дружинников. Позвали и Третьяка - Бельд настоял. Мальчик сидел, сложив руки на коленях, краснел, робел и в разговары старших не вмешивался.
Лица у советчиков были озадаченные. Молодым парням было неловко изображать из себя бывалых воинов, собравшихся на совет. Но каждый старался держать себя достойно и мысли изрекать весомые.
- Будь мы сильны и сыты, - сказал веснушчатый Кулёма, лучший лучник в отряде, - понадеялись бы на неожиданность. Но половина, князь, еле ноги волочит.
- Да какая, к лешему, неожиданность! - фыркнул Клянча. - Тумантай что, совсем дурак? Не понимает, что словене могли послать отряд выручать своих баб? Они ждут нападения, это точно.
- Князь, ты только не сердись, - Кулёма поднял на застывшего Волха прозрачно-голубые глаза. - Может все-таки вернемся?
- Куда?! - Клянча ударил себя по коленям. - Ты что думаешь, Словен с одного Волха шкуру спустит? Некуда нам идти. Да и зря что ли столько дней в лесу мерзли? Думать давайте, как нам дозорных обмануть.
- Может, по темноте? - робко предложил Алахарь. - Подойдем тихо, незаметно…
- Особенно ты - тихо и незаметно, - гоготнул Клянча.
Почти столкнувшись головами над слепленным из снега игрушечным городищем, советники пытались то так то этак найти его слабое место. В конце концов Клянча в бешенстве растоптал снежную насыпь.
- И вперед нельзя, и назад некуда, - подвел итог Алахарь.
Волх хмурился. Совсем у дружины боевого запала не осталось… Ну, хоть понимают, что убежать домой под мамкино крыло не получится, - и то хлеб. И Бельд пока молчит, а рожа у него чем дальше тем становится хитрее и довольнее. Неужели что-то придумал?
- Тогда нам поможет только чудо, - вздохнул Кулёма. И словно дождавшись нужных слов, Бельд ухмыльнулся.
- Хорошо, как скажешь. Чудо вам князь запросто устроит.
Волх сначала не понял, о чем речь, хотел возмутиться - что, мол, за шутки? А потом… Ну дурак… Как же он сам не догадался…
- Бельд прав, будет вам чудо, - сказал он, сдерживая торжествующую улыбку. - Если, конечно, не побоитесь.
В этот солнечный, безветренный полдень чудские дозорные были в превосходном настроении. Неделю назад Тумантай им спуску не давал, велел докладывать о каждой прошмыгнувшей белке. Но прошло уже много времени, а словене не спешили за своими женщинами. Поняли: искать чудь в лесу - все равно что иголку в стогу сена. И князь успокоился, перестал постоянно посылать проверяющего, не спит ли дозор.
Дозор не спал. Но устав безотрывно пялиться в пустой лес, воины закутались поплотнее в меховые одежды и принялись за обед, который принесли им заботливые жены.
- Вороны что-то раскаркались, - сказал один, залезая пальцами в кринку меда.
- Подрались, - с набитым ртом сказал другой.
А вороны действительно вели себя странно. Они кружили над лесом, собираясь в огромную стаю, от которой чернело небо. Со всех концов к ним летели новые вороны. Дозорные начали уже опасливо коситься на птичьи маневры. И вдруг вся туча тронулась с места - так стремительно, что люди не успели опомниться, не успели закрыть лицо руками… Сотня обезумевших ворон пронеслась над валом. Кто-то из дозорных запоздало схватился за лук, несколько подстреленных птиц упали вниз… Залаяли псы, поднимая в городе тревогу.
На помощь дозорным бежало чудское войско. Но с кем сражаться, с воронами? Люди били птиц в воздухе, но те не сдавались и клевали людей в лицо. Они вели себя, как будто ими двигала разумная могущественная сила, и от этого было еще страшнее…
Серые тени мелькнули по снегу. Десятки волков набросились на людей. Они действовали слаженно, целеустремленно, как будто получили приказ… И гибнущие люди знали, что стали жертвами жестокого колдовства. Потому что волки не нападают на город средь бела дня…
А потом перед городом появился молодой парень с гладким лицом. Он стоял, глядя прямо перед собой, и больше ничего не делал. Но ни у кого не возникло сомнения, что это он посылает лесной народ атаковать город.
На людей, перебравшихся через вал, в сумятице не сразу обратили внимания. А были это мальчишки не старше семнадцати лет, вооруженные мечами и ножами, ловкие и отчаянные. Своим оружием они владели не по-детски мастерски, а чудь с мечами была не в ладу. Еще среди нападавших было несколько хороших лучников - из тех, кто попадает белке в глаз. Вслед за ними последовал и сам колдун, и он рубил мечом направо и налево, и поразительной была убийственная сила его худых рук.
- Послушай, сын скотьего бога, - взмолился, подлетая к Волху, старый ворон. - Я потерял уже двадцатерых. Мы сделали для тебя все, что могли. Отпусти нас!
- Летите, - Волх отбросил со лба налипшие волосы. - Мы справимся. Прости, что я заставил тебя сделать это.
Ворон ничего не ответил, хрипло каркнул своим, и вороны черным смерчем взмыли в небо.
- А вы мне еще нужны! - окрикнул Волх пробежавшего мимо волка. Тот оскалился.
- Здесь живут охотники. Они наши враги. Мы рады помочь тебе в этой битве, Волх, сын Велеса. Осторожно, сзади!
Волх резко обернулся, как будто следуя за мечом. Коротко вскрикнув, чудской воин упал на колени. В глазах его был ужас. Он видел перед собой страшного колдуна, говорящего с волками, и это зрелище было страшнее смерти…
Не видя лиц, не чувствуя усталости, Волх наносил удары. Он не замечал, что стал главной целью обороняющейся чуди. Убить колдуна - и волки перестанут драть людей, а подожмут хвосты и убегут в лес… И если к нему, бешеному, не подобраться с ножом, то стрела справится с ним на расстоянии…
- Волх!
Раскинув руки, Алахарь бросился выручать князя. Он сам не знал, что хотел сделать, чтобы тот не попал под прицел чудского лучника. А вышло так, что он заслонил его собой. Волх с удивлением обернулся и увидел, как Алахарь со стрелой в груди тихо ткнулся лицом в снег. Надо же, такого богатыря сразить с одного выстрела…
Перепрыгивая через убитых, к нему подбежал Клянча. Он был всклокочен, из плеча текла кровь, размазанная по всей рубахе. Набросившись на Алахаря, он начал его отчаянно трясти, но тот был уже мертв. И Клянча зарычал сквозь сжатые зубы - чтобы не заплакать.
Волх тупо глядел на павшего товарища. Он не чувствовал ничего, кроме ярости. Смерть Алахаря он воспринял как личное оскорбление. До сих пор он думал только о том, чтобы освободить Ильмерь. Но увалень Алахарь был не просто другом детства. Он был дружинником - одним из тех, кто вверил свою судьбу молодому князю. Чудь заплатит за эту смерть.
- Убейте всех, - велел он волчьему вожаку. Тот только стриганул ушами по-волчьи и коротко отдал приказ своим. Волх жадно втянул ноздрями воздух - это был запах близкой победы.
Дружина тоже почуяла этот запах. Слабость и усталость остались позади. Открылось второе, третье, бессчетное дыхание. Как будто не было холодов и мучительных ночевок под открытым небом, одного тощего зайца на десятерых. Как будто снова - учебный бой на берегу реки Мутной. Лесные люди отчаянно защищались, но Волх хорошо натаскал свою дружину. Мечом отлично владели все.
Ну, почти все. Краем глаза Волх видел, как маленький Третьяк неумело машет мечом в разные стороны. Волх уже мысленно попрощался с неумехой, которого атаковали трое косматых чудянина, но Бельд пришел на помощь мальчишке, оттеснив его в более безопасное место.
Тела белоглазых лежали на снегу - навзничь и ничком, с разорванным горлом и ножевыми ранами. У многих воронье уже беззастенчиво выклевало глаза - то была законная дань крылатых союзников Волха. А сверху падали, падали новые тела.
Землянку чудского князя Волх заметил издалека. Она притягивала его магнитом. Перед ней, прикованный к стволу старой ели, висел уродливый деревянный идол. Его жрецы были уже мертвы.
Ударом ноги Волх вышиб деревянную дверь. Изнутри тяжело пахнуло спертым воздухом, звериными шкурами. На мгновение Волху показалось, что он ослеп - такой мрак встретил его после яркого солнца. Только слышалось в глубине чье-то затаившееся сопение.
Когда глаза привыкли к темноте, Волх увидел, что землянка большая, поистине княжеская, богато застеленная и коврами, и шкурами. По стенам были сооружены постели, и на них сидело несколько перепуганных женщин. Словенок среди них не было.
- Где Ильмерь? - рявкнул на них Волх. Кто-то тихо ойкнул в ответ.
- Я спрашиваю, где женщины из Словенска? Где княгиня Ильмерь?
Женщины вжимали головы в плечи, украдкой переглядываясь. Они его не понимали. Волху были отвратительны эти дикарки, не разбирающие человеческой речи. Он продолжал на них орать, пока одна, видимо, самая сообразительная, не ткнула пальцем на висевшую на стене огромную медвежью шкуру.
Волх полоснул по шкуре мечом, потом рванул на себя, едва не упав под ее тяжестью. За пологом оказалось еще одно помещение. Свет с улицы падал туда широкой полосой.
Ильмерь сидела, забившись в самый дальний угол и натянув подол рубахи на озябшие колени. Увидев ее худые, покрытые синяками руки и спутанные волосы, Волх почувствовал, как пелена ярости снова застит ему глаза.
Ильмерь прищурилась, пытаясь понять, кто вошел. Но едва узнав Волха, она подскочила и с визгом бросилась ему на шею. Чувствуя, как слабеют ноги, Волх прислонился к стене, меч выпал из рук, и руки сами гладили темные кудри, горячие плечи… Он был в плену ее глаз и улыбок, ее быстрого шепота, прерывистого дыхания ее груди… За это стоило идти через лес, мерзнуть, голодать, проливать свою и чужую кровь.
- Тумантай, сволочь, мерзкая тварь, - ругалась Ильмерь, - он запер меня одну, он держал меня впроголодь, и эти сучьи дочери, его жены, потешались надо мной… А где Словен? - неожиданно спросила меня.
- Дома, - растерянно ответил Волх.
- Ах, так ты сам пришел за мной… - в голосе Ильмери прозвучало что-то странное, и она чуть отстранилась от Волха. - Хоть мы с тобой и ссорились, но ты все-таки милый, храбрый мальчик. Так ты отвезешь меня домой? К Словену?
Смысл ее просьбы не сразу дошел до Волха, и некоторое время он продолжал машинально гладить ее волосы. А потом он понял, что все было напрасно. И лес, и холод, и победа над чудью, и его геройское появление. Она его не любит.
Волх оттолкнул Ильмерь так, что та едва удержалась на ногах. Пленница обиженно вскрикнула и смолкла, видя, как изменилось лицо Волха. Так вот на что он рассчитывал, заявившись сюда избавителем! Она вскинула голову и поправила сползшую с плеча рубаху. Несмотря на жалкий вид - грязная рванина, сизые от холода босые ноги - она все равно выглядела царицей. Волху одинаково хотелось пасть перед ней на колени - и полоснуть ей по горлу охотничьим ножом.
Он сказал, и голос его был глухим, как будто его что-то душило:
- Словен не захотел идти тебя выручать. Он отказался от тебя. Я отнял тебя у Тумантая, и теперь ты моя. Что я скажу, то и будешь делать.
Ильмерь что-то возмущенно возражала, но он не слушал. Подобрав меч, он вышел в помещение, где затаились чудские женщины. Ему страшно хотелось снова выбраться на свет и воздух. Ильмерь, растерянная и притихшая, бесшумно последовала за ним.
И вдруг… Волх не успел понять, что это было… Позади послышался какой-то шорох, короткий мужской вскрик, глухой удар… Волх обернулся. У его ног распластался здоровенный мужик с черными, заплетенными в косы волосами. Он стонал и пытался встать. А за ним стоял с мечом в руках Третьяк. Губы у мальчика дрожали, с лезвия капала кровь… Женщины у стены жалобно завыли, но ни одна не тронулась с места.
В землянку, отталкивая друг друга, вбежали Бельд и Клянча.
- Вот молодчага! - Клянча потрепал Третьяка по плечу. - Все-таки поспел. Он тебя спас, Волх Словенич. Да не хнычь ты! Так этой твари белоглазой и надо. Кто это? - он пнул черноволосого в бок.
- Это Тумантай, - глухо сказала Ильмерь.
- О, здравствуй, княгиня, - Клянча довольно небрежно поклонился. - Что велишь сделать с твоим обидчиком?
- Мой муж, Словен, - заявила Ильмерь звенящим голосом, - сумел бы за меня отомстить.
Волх судорожно дернул коловрат на груди. Потом двумя руками занес меч над поверженным Тумантаем и ударил изо всех сил. Обезглавленное тело мешком завалилось на бок, голова тихо стукнулась об пол. Кто-то из женщин по-звериному взвыл. Третьяк побледнел и бросился наружу, за ним - Ильмерь. Не глядя на пораженных друзей, Волх поднял за волосы голову Тумантая и вышел на порог.
Солнечный свет ударил ему в лицо - вместе со свежим морозным воздухом, в котором без следа растворился запах битвы. Усталые дружинники и волки бродили по городищу, шарахаясь друг от друга. Увидев Волха и его страшный трофей, и те и другие замерли.
Волх потряс косматой головой чудского князя.
- Все видели? Я убил Тумантая. Теперь этот город мой. Чуди он больше не принадлежит. Братья, мы с вами не можем вернуться в Словенск, но мы завоевали себе собственный город, - эти слова Волха дружина встретила одобрительным гулом. - Освободите его до конца. Убейте всех, кто еще жив. Раненых, стариков, женщин, детей - всех. Но если понравится кто-то из чудских девок - можете взять их себе. Вам понадобятся жены, чтобы род наш был продолжен и город наш существовал во веки веков.
Вторая часть речи - молчаливая для людей - предназначалась волкам. Волх благодарил их за помощь и велел так же не щадить никого в побежденном городе.
И началась расправа. Яркое солнце, чудесный безветренный день стали сценой для жуткой резни. Волх стоял на пороге, хмурый и бледный, не слыша ни воплей жертв, ни вопросов своих товарищей. Он все крепче сжимал коловрат - пока дерево не хрустнуло под его пальцами. Еще один конец материнского оберега отломился. Мать сказала: "Четыре конца - это четыре мгновения в твоей жизни. Важнее них ничего нет". Один отломился, когда Волх впервые узнал любовь. Сегодня - второй…
Плачущие, дрожащие чудские девушки сбились в кучу у дерева с идолом. Они с ужасом косились на словенского князя, вырезавшего все их племя, и ждали решения своей участи. Из княжьей землянки Клянча вытолкал воющих женщин, а одну за косы проволок по снегу.
- Тумантаевы жены, - объявил он. - Старые, толстые свиньи. Зарезать их - и дело с концом.
- Хорошо, стоит ли делать Тумантаю такой подарок? - пожал плечами Бельд. - Если мы их убьем, все они достанутся ему.
- Пусть подавится, - хищно осклабился Клянча.
Женщины, не понимая слов, почуяли недоброе и завыли еще громче, а та, что валялась на снегу, вдруг встала на колени и ловко-ловко подобралась к Волху. Она лопотала по-чудски, умоляюще протягивая руки. Ее черные волосы рассыпались по богатой лисьей шубе. Женщине было лет двадцать пять, она была дородна, но очень красива, с чувственным, румяным лицом. Волху нравилось, что он один решает, жить ей или умереть. Он даже нарочно тянул с решением, глядя на унижения Тумантаевой жены.
- Как тебя зовут? - спросил он по-чудски.
- Ялгава, князь. Не убивай меня, я буду тебе хорошей женой!
- Красивая баба, - пощелкал языком Клянча. - Если тебе не надо, Волх Словенич, отдай ее мне.
- Не зови меня Словеничем, - буркнул Волх. - Словен мне не отец.
Он перевел взгляд с Ялгавы на Ильмерь. Та стояла босиком на снегу. На молчаливый вопрос Волха она надменно помотала головой. Волх стиснул острый еще край обломанного оберега.
- Тумантаевых жен мы отправим в последний путь не с Тумантаем, а с нашими погибшими товарищами. Ялгава, так ты будешь моей княгиней?
- Да, да! - страстно закивала женщина.
- Вот и хорошо. Тогда прими мой свадебный подарок. Вот твоя рабыня!
Он схватил обомлевшую Ильмерь за руку и рывком заставил опуститься на снег. Ялгава же поднялась. Она отряхнула подол, пригладила волосы и, опустив голову, встала позади Волха. На губах ее появилась сытая, довольная улыбка.
- Остальные женщины и чудское добро - это все ваше, - объявил Волх дружине. - Эй, Третьяк!
Дружинники вытолкнули вперед растерянного мальчика. Тот шмыгал носом и поглубже натянул на уши меховой треух.
- Этот парень спас меня, - сказал Волх. - Пусть возьмет самую красивую. Выбирай, Третьяк, что ты жмешься? Как тебе нравится вот эта?
Волх вытащил из толпы девиц одну - стройную и очень молоденькую. Третьяк покраснел так, что слезы выступили из глаз. По дружине вдруг пробежал гогот. Волх непонимающе нахмурился. Потом оглянулся в поисках Бельда - что, к лешему, происходит?
Сакс стоял почти такой же красный, как Третьяк. Встретив возмущенный взгляд Волха, он сдавленно фыркнул.
- В чем дело? Что вы ржете? - сердито спросил Волх.
- Да ты что, князь, так и не понял за весь поход? - гоготнул Клянча. - Это ж девка!
И он грубо сорвал с Третьяка шапку.
Круглое, курносое лицо в обрамлении растрепанных черных волос было несомненно девичьим и причем очень знакомым. Да это та чудская девка, которая призналась ему в любви перед походом! Возьми меня с собой, я тебе пригожусь… Значит, она все-таки потащилась за отрядом.
Волх был растерян и зол. Дружина зубоскалила над ним в открытую. Девушка плакала и терла варежкой красный нос.