- А то и лучше бают, будто князеньку нашего в Питербурх к ампиратору с бумагой отправляют?
- Неужто правду? Вот послал бы бог!
Петушков вертелся волчком среди обступивших его девушек, успевая отвечать и одновременно переглядываться и любезничать с ними. Несмотря на свою чувствительную любовь к Нюшеньке, подпоручик был не прочь приволокнуться за любой из этих сытых, от безделья заскучавших актерок. Он уселся среди дев и стал игриво и пространно отвечать на их вопросы. Словоохотливый подпоручик, наконец-таки попавший в запретную и недосягаемую до сих пор для него девичью князя, был на верху блаженства. Веселый смех, прибаутки и оживление, которым его встретили актерки, самоуверенный Петушков приписал целиком своим чарам, не понимая того, что появление любого из гарнизонных офицеров было бы встречено заскучавшими девушками таким же шумным вниманием.
"Держись, Петушков, не упускай момента", - думал он, лихо закручивая рыжий, негнущийся ус и поводя по сторонам маленькими тусклыми глазками.
- Chéries, - раскрывая объятия и усаживая на табурете в кружок дам, сказал он, - перво-наперво относительно угощения: кизлярское вино, тифлисскую шепталу и гребенской подсолнух я почтительно преподнесу для потчевания вас сегодня же вечером…
Актерки радостно загомонили.
- И слив сушеных! Да калачей сдобных тоже…
- Будут-с! Все будет-с! - успокоительно заверил Петушков. - Для столь очаровательный прелестниц, кои своими красотами в силах свести с ума весь гарнизон, ничего не жалко! Вечером принесу обязательно, - галантно закончил он, прижимая коленом ножку соседки.
- Да вы с собой заберите еще кого-нибудь из господ офицеров.
- Да получше, да покрасивше…
- И чтоб карман был поплотнее, - смеясь, добавили другие.
Петушков был разочарован. Теперь, когда он получил доступ сюда, в святая святых княжеского театра, мысль о том, чтобы привести с собою еще кого-нибудь из офицеров, показалась ему нелепой.
- А что вам, скучно со мной, что ли? - обидчиво поджимая губы, осведомился он.
- Дак вы один, а нас много. Где вам со всеми-то управиться! Нет, давайте еще кого другого, - опять засмеялись девушки, - да глядите вечером, как будете сюда идти, сразу не ходите, а спервоначалу в калитку пошумите, там кто-нибудь из нас поджидать вас будет. А то кабы Прохор и баринов кучер не заприметили.
- Хорошо! Хорошо! - согласился подпоручик, и, вспоминая снова о предмете своей пылкой любви, неуверенно спросил: - А Нюшенька будет?
Все засмеялись, а толстенький амур, уже совсем перестав считаться с влюбленным подпоручиком, махнул пальчиками перед носом Петушкова, издевательски улыбаясь.
- Ишь чего захотел, канашка! Подавай ему княжеской закуски! - И, переходя на серьезный тон, сказала: - Нюшенька уже три дня как и к нам не приходит. И есть не ест, все молчит да в окна смотрит…
- В се глаза проглядела, дожидаючись… - покачивая головой, добавила другая.
- Князя? - с ревнивой ноткой в голосе переспросил подпоручик.
- А то кого же? Как ушли наши на чечена, с тех пор и загрустила. Одна сидит да все думает, думает, все чего-то вздыхает, со стороны глядеть и то жалко!
"Вот ведь как любит!" - с завистью подумал подпоручик, но толстушка, словно угадав его мысли, неожиданно сказала:
- И не разберешь, сестрицы, в чем тут дело! Сколько слез от него пролила по углам эта самая Нюшка. Зубы сожмет, вся побелеет, так и идет к ему в постелю. Не токмо что любить или там жалеть князя, а и видеть его не хотела, а что теперь сталось, и не пойму! Только и глядит в окна, не возвращаются ли назад солдаты.
- Что? Полюбила, только и всего. Нашу сестру недолго в грех ввести, - вздохнула одна из девушек.
- Ну да! Споначалу поневоле любила, и потом душой скрепилась. Это бывает.
- Не-ет, девоньки, не в этом сила. Тут чего-то есть, а вот что именно, и не раскумекаю, - не согласился амур и, толкая в бок притихшего адъютанта, задорно сказал: - Ну так гляди, ваше благородие, вечером просим с угощением.
Петушков пришел вечерам в сопровождении усатого пехотного поручика, приехавшего во Внезапную с оказией из станицы Шелкозаводской. В руках у поручика были кульки со сластями, орехами и вяленым дербентским виноградом. Он неуклюже поклонился актеркам и поставил у двери четверти с кизлярским вином и сладкой водкой.
Петушков охотнее пришел бы один, но делать было нечего, и он с неохотой пригласил заезжего поручика, через день возвращавшегося обратно на линию. "По крайности хоть болтать не будет! Уедет, и все!"
Актерки уже ждали гостей. Веселая толстушка в длинной белой рубашке, с заплетенными на голове косами встретила офицеров на условленном месте и проводила их в помещение.
- А кучер и остальная прислуга князя? - осторожно осведомился Петушков.
- Камардин в слободку ушел, а Матвей спит, - сказала провожатая. Они вошли в низкий, еле освещенный коридор и очутились в большой комнате с завешенными окнами. Человек десять разряженных девушек прогуливались по комнате. На свежевымытом деревянном полу был растянут пушистый ковер. По стенам стояли стулья, и над дверью висел большой, в красках, портрет царя. Несколько свечей, установленных в подсвечники, освещали залу.
Поручик, простой и неотесанный, армеут, выложив угощение, смущенно кашлянул и уселся у стены. Петушков был смелее. Он развязно пробежался по комнате, останавливаясь возле той или другой корифейки, успевая на бегу пожать локоток или откровенно обнаженное плечико.
- Ишь ты какой норовистый, - удивилась одна из актерок, обтирая щеку, которую поцеловал Петушков, передавая ей кульки с шепталой.
- Ну-с, девушки, не теряя драгого времени, приступим к веселию, - вертясь между актерками, сказал подпоручик. Глазки его бегали по сторонам; оглядевшись, он, не доверяя завешенным окнам, на всякий случай приколол булавками концы шалей к стене.
- И тише, прошу вас, silence, не так громко, - предупредил он смеющихся девушек, шумно обступивших окончательно растерявшегося пехотного офицера.
- Чего же вы молчите, аль уж и говорить с нами не хотите? Не нравимся мы вам, видно, другая зазнобушка у вас имеется? Да ну, скажите ж словечушко, красавчик, - явно потешаясь над ним, теребили они растерянно таращившего на них глаза поручика.
- Дак он же, девоньки, немой, да? Немой ты, ваше благородие? Ему чечены язык в драке отсекли. А ну покажи язычок, чернявый амурчик, - хохоча, упрашивала блондинка, чуть-чуть дотрагиваясь до усов офицера.
- Вот выпьем сейчас, девушки, по чепурке родительского чихиря, тогда поручик наш и развеселится, - пришел спутнику на помощь Петушков и, схватив в обе руки четверти с вином, понес к столу, где уже хлопотала толстушка, раскладывая сласти.
- Ну, угощевайтесь на здоровье! С добрым приходом, - разлив по стаканам вино, сказала толстушка.
- И чтобы не в последний, - пожелал Петушков.
Девушки, жеманясь и смеясь, отведали чихиря.
- Ох, да какое ж оно ки-ислое! И где вы такое только раздобыли? Вон баринов камардин и то лучше находит, а это же ровно уксус? - недовольно сморщив губы, протянула одна из актерок.
- Натуральный кизлярский чихирь, можно сказать, лучший-с… А что насчет сладости, так вот вам сахарная водочка… А винцо без кислости все одно что дева без персей, - ответил Петушков, дотрагиваясь до обтянутой груди толстушки.
- Ну, ну, без шалостев! И не целуйте меня, это еще что за новости, - отодвигаясь от подпоручика, заявила актерка, но ее лукавые, смеющиеся глаза говорили совсем другое.
- О друг, любезный Хлоя, не осуждай его поступок страшный, любовь ему затмила очи, и сердце бедное его страдает. - продекламировала блондинка и, сделав пируэт, положила на колени Петушкова ногу, обутую в козловый сапожок.
- Люблю в женщинах женскость. Только тогда появляется у меня с ними короткость. Примите меня в свою аттенцию, - подскакивая с места, воскликнул Петушков, ловя ножку белокурой красавицы, но она, делая очередное па, уже перенеслась к усатому пехотинцу и, отвешивая ему театральный поклон, низко склонилась перед ним: - О, мой возлюбленный Викто́р, вы столь достойны щастья и любви, что и за гробом я верна вам буду! Примите пылкой дар моей любви безмерной! - и влепила в самые губы поручика звонкий поцелуй.
- Меня зовут Прокофий, а не Виктор, - обтирая усы, проговорил офицер. Это были его первые слова за вечер. Сев за стол, он один за другим выпил стаканов пять красного вина, и, охмелев, стал рассказывать не слушавшим его девушкам о своей жизни в станице Шелкозаводской, о роте, которую неправильно отобрал у него какой-то капитан Турков. Иногда он смеялся, хватал за талии своих соседок, потом запел во весь голос "Во лузях". Оборвав пение, он влез на табурет и, еле стоя на нем, покачиваясь и балансируя, стал выкрикивать слова команды:
- Заряжай… ать-два… от плеча к ноге, делай р-раз!!
- Привели бог знает кого, вот уж кавалер, не дай господи, чистый в обращении мужик! У нас кучер Матвей и то повеликатней будет! - косясь на поручика, сказала толстушка.
- Миль пардон, ма шер, сам вижу, что моветон, хоть и офицер; у него одна нагая существенность и никакой дворянской приязни. Что поделаешь, все светские господа ушли на чечена, - пожал плечами Петушков.
Четверти опустели. Выпитая водка и чихирь кружили головы заскучавшим девушкам, и они, уже не обращая внимания на мужчин, стали ссориться друг с другом, припоминая одна другой какие-то обиды. Петушков, забившись в угол, целовался с худенькой черноглазой актрисой, игравшей в "пиесе" одну из испанок. Белокурая балерина, обняв "амура", кружила ее по комнате, щекоча и смеясь. Пехотный поручик, стоя на коленях, бессвязно уговаривал девушку в розовом сарафане ехать с ним в станицу Шелкозаводскую, где "полковой поп… раз-два… по команде обвенчает нас… и ты станешь… по-по-рутчицей… а потом и… капи… таншей".
Охмелевшая девушка, хихикая, слушала, не отнимая руки, которую держал офицер.
Средняя дверь внезапно полураскрылась, и на пороге показалось бритое, с опущенными вниз баками лицо камердинера князя Прохора, или Прохор Карпыча, как величала его прислуга. Лицо Прохора было глупо изумлено. Зрачки широко раскрыты. С минуту он переводил взор с одного на другого, потом вдруг побагровел и высоким, срывающимся голосом крикнул:
- Бесстыдницы, это чего ж такое? - И ткнул пальцем на остатки еды, пустые бутыли и залитый, закапанный вином стол.
Голос его был так визглив и угрожающ, что девушки ахнули и в страхе заголосили.
Растерявшийся, бледный Петушков вскочил со стула и, бросив свою даму, прячась в углу, хотел незаметно выскользнуть, направляясь вдоль стены к выходу.
- Негодницы! Вот ужо приедет их сиятельство!.. - переступая через порог, визжал Прохор. - Он вас, срамниц, на конюшню пошлет.
- Т-с-с… те… прошу тебя, милейший Прохор… как тебя по батюшке… не устраивай шуму. Ну, прошу тебя, ну, умоляю наконец, - лепетал Петушков. Расстегнув мундир и вынимая из внутреннего кармана зелененькую ассигнацию, он торопливо совал ее в руки Прохора..
Камердинер краем глаза оглядел бумажку и с презрительным достоинством отвел руку Петушкова.
- Не надо-с, не берем… а вам очень даже стыдно такое делать! Приедут князенька, обо всем доложено будет. - И, чувствуя свое превосходство над окончательно струсившим подпоручиком, назидательно сказал: - Стыдно-с, сударь!
Петушков, заглядывая ему в глаза, лепетал что-то с просительной улыбкой, как вдруг пехотный офицер отодвинул резким толчком в сторону Петушкова и, подойдя к иронически улыбавшемуся камердинеру, спросил:
- Кто такой?
- Камердинер их сиятельства, Прохор Полушкин, а вы кто есть в нашем доме, сударь? - с важностью осведомился Прохор.
- Я государю моему поручик инфантерии, тебе же не сударь, а ваше благородие, - раздельно сказал поручик и со всего размаху дал наотмашь затрещину по нахально улыбавшемуся лицу Прохора. Прохор охнул и схватился за щеку. Девушки взвизгнули и присели на месте.
- Что вы, что вы, поручик, - испуганно схватил его за руку Петушков.
- Но, но, не хватать, а то и вам могу смазать, чернильная душа, адъютантская совесть! Он вас "сударем" зовет, на вас кричать смеет, а вы, офицер, его деньгами да посулами улещаете. Прочь! - рявкнул поручик и неожиданно снова хряснул по щеке приходившего в себя от изумления Прохора.
- Убивают! - завопил камердинер, бросаясь к дверям.
Девушки в страхе кинулись за ним.
- Стой!! - громовым голосом закричал поручик. Его черные усы заходили, в руке блеснул пистолет. Услышав щелканье курка, камердинер оглянулся и замер в страхе. Усатый поручик целил ему в голову. Петушков, трясущийся и бледный, держась за сердце, стоял у стены. Одна из актерок залезла под стол, другая, визжа, билась в объятиях толстушки. Остальные, ожидая выстрела, в страхе жались к стене.
- Подойди сюда! - негромко, очень спокойно сказал поручик.
Прохор с раздувшейся щекой и красным слезящимся глазом, всхлипывая, сделал шаг.
- Смелее… ну-у! - сказал офицер.
Сделав на негнущихся ногах еще два шага, камердинер, отворачиваясь в сторону от наведенного пистолета, жмурясь и плача, подошел к нему.
- Ну, кто я такой? Ты теперь знаешь? - спросил поручик и левой рукой медленно расправил свои черные, жесткие усы.
- Так точно, ваше благородие, господин поручик! - заикаясь, пробормотал Прохор.
- Правильно, а теперь слушай, кобылячье семя! Если ты скажешь хоть одно слово, хоть один звук своему барину про нашу компанию и про вот этих женщин, то я, поручик Куринского полка, Прокофий Ильич Гостев, вот из этого самого пистолета двойным зарядом прострелю твою подлую, холуйскую башку, в чем и клянусь перед крестом господа бога и портретом моего государя! - Он вытащил из-за ворота сюртука нательный крест, поцеловал его и, подойдя к портрету царя, отдал честь. - И запомни, что я офицер, а не "сударь" и ежели что обещал, так выполню точно. Понял?
- По-понял. Ни слова, вот вам истинный крест, ни слова! - забормотал, кланяясь, камердинер.
- Ступай! - коротко сказал поручик. - Прошу извинить меня, красавицы, за шум и беспокойство, но мы народ простой. - Он надел фуражку, спрятал в карман сюртука пистолет, пристегнул шашку и, отдав честь примолкшим девушкам, пошел к выходу.
- Обождите, почтенный Прокофий Ильич, и я сейчас, вместе, - засуетился Петушков.
- Вот что, сударь, - подчеркивая последнее слово, сказал черноусый офицер. - Мне с вами не по пути, да и неохота. - С минуту он ждал ответа; не дождавшись его, дерзко ухмыльнулся, поправил усы и, высоко подняв плечи, вышел из комнаты.
- Вот это мужчина, ах, какой геройский кавалер! И кто бы только подумал! - в восхищении сказала толстушка, восторженно глядя вслед офицеру.
- Чудный! А как он Прошке по морде вдарил! Я аж закатилась от страху. Душка! - простонала блондинка.
- А как пистолет схватил, так страшный стал, как демон, ну, думаю, пропал наш Прошка, - сказала девушка в сарафане.
- Это мужчина, герой, а вы что… только где в углу обнять норовите да гадости разные сказываете… Истинный вы "сударь", - отворачиваясь от Петушкова, сказала толстушка. - И знаете что, ступайте вы себе домой, хватит! - уже совсем бесцеремонно закончила она.
- Позвольте, медам-с, что это за такие слова и прочее, я и рассердиться могу… - обиделся Петушков.
- Ну и сердитесь, а мы спать хотим, идите, идите, а то сейчас Матвея покличем.
Подпоручик встал и, застегнувшись до самого воротника, закинув назад голову и ни на кого не глядя, вышел из залы. Холодное молчание проводило его. Когда он поспешно сходил по ступенькам, до него докатился дружный хохот. Петушков съежился, осторожно открыл калитку и вышел на улицу. Ночь, свежий воздух, яркие звезды стояли над крепостью. Пройдя саженей пять, Петушков оглянулся.
- Дуры!! Потаскухи! Стервы!! - погрозив в темноту, сказал он.
На крепостных стенах через каждые пять-шесть минут раздавалось монотонное "слу-у-ша-а-й" часовых. За горами всходила луна. Ее блеск уже посеребрил верхушки недавно насаженных тополей, под которыми шел злой, раздосадованный подпоручик. Он уже подходил к офицерскому бараку, когда впереди зашумели голоса, раздалось ржание коней, стук прикладов, и ворота крепости с тяжелым визгом раскрылись. Десятки красных факелов, дымных и подвижных, заплясали в воздухе, озарив неясным светом толпу людей, вокруг которой виднелись конные казаки да поблескивали штыки солдат. Дежурный офицер о чем-то переговаривался у ворот с казаками. Крепостная полурота "в ружье" стояла возле. Петушков поспешил к воротам.
- Что такое?
- Пленных чеченов пригнали, - ответил казак и добавил: - Приказано донесение начальнику гарнизона доставить, а нам неизвестно, где они находются.
- Давай сюда пакет, я адъютант полковника, - выпячивая грудь, важно сказал Петушков.
- Никак невозможно! Полковник Пулло приказали передать пакет в собственные руки ихова превосходительства, - сказал казак.
Петушков хотел вскипеть, но, разглядев на говорившем погоны офицера, миролюбиво сказал:
- Ну, коли так, езжайте за мной. А пленных пока можно отвести в батальонные сараи.
Казачий сотник скомандовал своей полусотне. Пехотный прапорщик подал команду солдатам, и сквозь открытые ворота потянулись пленные, окруженные казаками.
От толпы пахло потом, грязью и кислым запахом дыма и овчины.
- А как наши? Потерь много? - спросил Петушков.
- Хватит. Такой резни давно не было. Всем досталось, и казакам, и егерям, и пехоте. Ну, едемте к генералу!
Глава 12
Утром в слободе шли разговоры о больших потерях, понесенный отрядом в экспедиции. Солдаты семейных рот, гарнизонные писаря, бабы, госпитальные служители, армяне-поселенцы, кумыки из Андрей-Аула толкались на базарной площади, множа и без того раздутые слухи. Обеспокоенные люди теснились около казаков, пригнавших из экспедиции пленных.
- Наших побили дюже… одних мертвых человек сто, кабы не поболе, большой был бой, - говорили казаки, но кто убит, кто жив, кого ранили, этого они сказать не могли.
- Да мы при штабе в лезерве состояли, в самом бою не были, а вечером сюды пошли, - объясняли они.
Подпоручик Петушков к девяти часам утра уже был в канцелярии. Его раннее появление объяснялось не излишним усердием в службе, а лишь тем, что вчера, отведя казачьего офицера к фон Краббе, подпоручик не был допущен дальше приемной комнаты начальника гарнизона. Он видел, как озабоченно приподнялись брови генерала, когда он, вскрыв пакет, прочел донесение полковника Пулло.
Краббе несколько секунд сидел молча, покусывая губы, напряженно думая, потом он поднял голову и увидел почтительно умильную физиономию выжидающе глядевшего на него Петушкова.
- Сплошное безобразие! - думая о больших потерях отряда, по-немецки сказал он.
- Чего-с изволите? - почтительно изогнулся перед ним подпоручик.
Генерал удивленно взглянул на него.