Ночной обыск не дал абсолютно ничего: никаких следов, никакой конкретной зацепки, и именно это убедило Валентинова в том, что обитатель или обитатели хорошо обжитого и очень обихоженного дома (полумертвая бабка не могла так тщательно следить за хозяйством!) были профессионалами конспирации. Он тотчас отдал приказ об аресте Гембицкого и группы других подозреваемых. В ночь с 25 на 26 апреля органами ЧК было арестовано шесть работников разных штабов, расположенных в Самаре: Гембицкий, Галахов, Черников, Лавский, Бугров, Громов. Перекрестный допрос, очные ставки привели к тому, что было названо еще двадцать семь человек, в том числе начальник артиллерии 2-й дивизии и его помощник. Все они были арестованы. Нелидова, которую на допросе называли многие, исчезла бесследно. (Позже ее след отыщется в Уральской губернии, в тылу Южной группы, где начнутся умело, по единому плану организованные восстания казачьего населения против Красной Армии и советской власти.) В этот же прискорбный для контрреволюции день - 26 апреля - Фрунзе получил донесение о разгроме мятежей в Симбирской и Самарской губерниях. Самарская группа Уильямса была вырвана с корнем, хотя самому Уильямсу и Нелидовой удалось скрыться.
ОТ ФЕЛЬДМАРШАЛА ЛАССИ ДО ПАСТУХА ТКАЧЕНКО…
Темные рваные облака стремительно уносились по низкому небу к горизонту. Смеркалось, и потому где-то совсем близко они неразличимо сливались с Сивашом, по-ноябрьски недобрым и мрачным. Едва белели в густой лиловой мгле мазанки на плоском берегу. Нигде ни огонька, ни голоса. Замерла крохотная рыбацкая деревушка Строгановка, замерло, притаилось все северное побережье, но молчит и Крым - ни случайного стука, ни колесного скрипа, ни человеческого шевеления не доносится с врангелевской стороны, только воображение угадывает притаившихся, настороженных - там, за свинцовыми водами, да ветер свистит, да "гнилое море" Сиваш, угоняемое злым западным ветром, сердито и неровно плещет.
Хлопнула о стенку выхваченная сильным порывом дверь, Фрунзе и Гусев вышли из глинобитной мазанки, поплотнее запахнули шинели, двинулись вдоль берега.
- Итак, дед Оленчук и дед Ткаченко подтвердили существование бродов, дали их точную схему при каждом ветре и предложили провести войска по обнажившемуся дну. Геройские деды! - сказал Фрунзе. - Один солевар, другой пастух, а от их советов, смело скажу, судьбы тысяч и тысяч бойцов зависят.
- Значит?..
- Да. Это было последнее звено. Значит, по бродам через Сиваш в тыл Перекопу мы и бросим большие силы.
Они остановились, глядя туда, где в снежной тьме, невидимые и злобные, готовые отразить любой штурм с суши, зарылись в землю, спрятались за Турецким валом, окутались колючей проволокой, заслонились танками, напряглись в ожидании белые.
- Двадцатый год на исходе. Пора кончать, - жестко сказал Фрунзе.
- Да, появление Красной Армии из моря, в тылу укреплений, несомненно ошеломит противника, но…
- Но?
- Я не могу не думать: не утопим ли мы свои войска? Пройдут ли они по воде?
Фрунзе двинулся дальше, Гусев, несколько поотстав, за ним. Через некоторое время Фрунзе заговорил:
- Я все время думал об этом. Ах, как я думал! И вот что я надумал: дать Врангелю прийти в себя после разгрома на Каховском плацдарме, отсидеться, отдохнуть до весны, чтобы он с помощью Антанты перешел в новое наступление? Не имеем права! Брать укрепления в лоб? Положим всю армию. И даже если возьмем перешеек при таком условии, страна нам этого не простит: каждый человек сейчас позарез нужен новой России. Остается лишь комбинированное наступление - с суши и моря. И вот теперь встает этот мучительный вопрос: пройдут ли войска по воде? - Он размеренно шагал, беседуя как бы сам с собой. Гусев шел рядом, подняв воротник, не перебивая его. - Пройдут ли? Оказывается, уже проходили, причем не однажды!
- То есть? Что ты имеешь в виду?
- Когда стало ясно, что штурм должен быть комбинированным - с моря и суши, я поднял все материалы, все документы и узнал, что в 1737 году русский фельдмаршал Ласси, обойдя по Арбатской стрелке войска крымского хана, которые ждали его у Перекопа, отогнал и разгромил их. Повторить этот маневр нам нельзя. Врангель перекрыл Арбатскую стрелку, а наш флот из-за ранних морозов пробиться не может. А вот в 1738 году маршал Ласси повторно подошел к Крыму. Хан ждал его опять у Перекопа. Тогда Ласси воспользовался тем, что Сиваш обмелел, и прошел с войском через броды Сиваша, ворвался в Крым и разбил войска крымского хана. Задумал и я повторить его маневр.
- Ясно.
- Да, конечно. Но знаешь, среди многих звеньев, которое помогли сложиться решению, - от фельдмаршала Ласси до пастуха Ткаченко - есть и такое, которое держат на себе всю цепь.
- Михаил Васильевич, объясни. Всегда я понимал тебя, а тут…
- Ты помнишь, что нам писал Ленин шестнадцатого октября?
- Сердитое было послание! - усмехнулся Гусев.
- Может быть. Но меня как током ударило, когда прочел: "Готовьтесь обстоятельнее, проверьте - изучены ли все переходы вброд для взятия Крыма". Ведь я тогда как раз об этом же начал думать, еще ни с кем этой мыслью не делился, еще очень сомневался - и вдруг: Ленин думает о том же! Для меня это значило очень многое…
- Понимаю.
- Товарищ командующий Южным фронтом! Вас просит к прямому проводу начдив товарищ Блюхер! - Запыхавшийся молоденький связной стоял навытяжку, рука у козырька.
- Иду. - Фрунзе повернулся и на мгновение глянул туда, где в густом сумраке, за снежным ветром, прятался Крым.
Наглядно до иллюзии он увидал колонны красноармейцев, вступающие в море, чтобы подобно призракам появиться из ночи на Крымском берегу. Появиться и свершить суд! Командарм зашагал, упрямо наклонив лицо против ветра - тоскливо завывающего ледяного ветра, который он заставил служить победе.
26 апреля 1919 года
Уфа
Не в меру тучный, далеко не молодой, генерал-квартирмейстер Нарышкин, приехавший к Ханжину от Колчака для уточнения обстановки, заканчивал свой конфиденциальный доклад. Ханжин сидел, развалясь в кресле у настольной лампы, кое-что записывал в блокнот. Настроение у него было отличное, он что-то потихоньку мурлыкал под нос, со значением приподымая реденькие брови в особо важных местах сообщения. В темном углу, почти утонув в глубоком кожаном кресле, едва заметный в уютном полумраке, сидел начальник контрразведки Безбородько. Нарышкин нет-нет да посматривал недовольно на этого безмолвного брюнета-полковника, неизвестно зачем приглашенного Ханжиным на их совершенно доверительную беседу.
- И последний, весьма любопытный вопрос: Верховный получил из Парижа обзор общей обстановки на всех фронтах к весне сего года. Этот документ составлен генералами Головиным и Щербачевым.
- Щербачевым, Щербачевым, - задумался Ханжин. - Уж не командующий ли румынским фронтом в германскую?
- Не могу знать. Сейчас он главный представитель всех наших армий перед союзниками.
- Так точно, командующий румынским фронтом в прошлом, - подал голос Безбородько.
Нарышкин неприязненно глянул в его сторону.
- Ну, интересно, что они там накропали в парижских салонах?
- По мнению Верховного, - строго ответил Нарышкин, - обзор составлен с большим пониманием. Вот его резолюция: "Сов. секретно. Направить для ознакомления генералам Гайде и Ханжину".
- Гайда на первом месте у Верховного, значит? - иронически прокомментировал резолюцию Ханжин. - Ничего, пускай хоть на бумаге будет первым, хе-хе-хе!
- Разрешите зачитать основные положения?
- Да уж читайте, коли привезли.
Нарышкин откашлялся, поискал глазами строку: "Окончательно установлено, что мы предоставлены своим силам, союзники помогут только снабжением. Здесь должны быть приняты все меры, чтобы облегчить выполнение задачи Сибирской армией по освобождению Поволжья и дальнейшему продвижению на город Москву. Генерал Деникин сейчас потерял значение силы, способной перейти в наступление на город Москву, он борется с обнаженными флангами на юге Донецкой области. Одесса и Крым потеряны. Юг и середина Дона продолжают оставаться надежными, но силы и средства заметно истощаются, численно едва ли превосходя 60 000 человек. Поэтому максимальная его ближайшая активность - восстановить разрушенный казачий фронт и связаться в Поволжье с левым флангом Сибирской армии".
- А я думал, у Деникина дела лучше, - злорадно прервал его Ханжин. - Шестьдесят тысяч для Южного фронта - это слишком мало, это пшик, когда у большевиков там чуть ли не двести тысяч!
Генералы с понимающей улыбкой переглянулись: колчаковцы весьма не любили своих южных соперников в борьбе за власть.
- Так. Дальше. "На Белом море группа генерала Миллера имеет всего 10 000 человек, он рассчитывает к первому июля 1919 года еще на 15 000 человек. Не хватает офицеров и нужна поддержка в виде свежих союзнических войск, ибо нынешние устали и постепенно разлагаются. Группа генерала Миллера также может сыграть лишь вспомогательную роль, связываясь с северным крылом Сибирской армии при наступлении его вдоль северной железной дороги, подготавливая выход к Северному морю". Смею заметить, что Верховный главнокомандующий собственноручно подчеркнул в документе фразы о разложении союзнических войск и о том, что группа Миллера может играть лишь подсобную роль, быть на подхвате, как бы сказать.
- Ага! Собственноручно? Чудненько! А ведь Гревс и Нокс уши ему прожужжали небось, что именно в Северной группе - вся сила? Смотри-ка, и в Париже, значит, видно правду-матушку!
- "Принимая во внимание, что таким образом вся тяжесть военной работы ляжет на Сибирскую армию, что временная пассивность Южной и Северной групп позволит большевикам обратить большинство своих сил против Сибирской армии, настоятельно необходимо образовать новый фронт, который в лучшем случае своим ударом оказал бы существенную помощь, а в худшем - оттянул бы силы от Сибирской армии. Таким фронтом должен стать финляндско-эстляндский фронт с задачей овладения Петроградом. На этом фронте у генерала Юденича пока своих 5000 человек и в Эстляндии 2000 офицеров, а в Финляндии формирование тормозится затруднениями политического и материального порядка".
- А скажите-ка, полковник, почему в документе не упоминается десятитысячная армия барона Штейнингера в тылу - в желудке, в печени, в костях у большевиков? Может быть, эта опухоль рассосалась? А может быть, ее, батенька, и не было? - Ханжин уставился на Безбородько, который был обласкан Верховным, как он помнил, в том числе и за сообщение об активной организации барона Штейнингера.
Безбородько встал ("Ах ты, старый боров! Чего надумал!") и почтительно доложил:
- Я полагаю, ваше превосходительство, что об этой боевой организации здесь не говорится ни слова прежде всего, чтобы, упаси боже, это не стало достоянием красных - каналов утечки много. Но кроме того, чтобы не стало известно и союзникам, а через них вновь созданным правительствам: Финляндии, Эстонии и Латвии. Эти карликовые государства требуют очень дорогую плату за оказание помощи генералу Юденичу и вообще держат себя надменно: они потребовали от нашего Верховного гарантий их полной политической независимости и территориального отделения от России. - Безбородько спокойно сел.
- Значит, не рассосалась организация… Ну что ж, добро, добро. Да, господа, интересный документик, справедливый, а? - Ханжин встал, зашагал. - Любопытный документик, очень любопытный. Что я мог бы сказать?
Первое: главное место в нем отводится нашим, Сибирским армиям. Молодцы, парижские кавалеры, далеко видят!
Второе: точно, канальи, видят! Так и пишут, что наша армия пойдет на Москву через Поволжье, а не через Север. Через Поволжье! Правильно!
Третье: хвастовство прет из документика, хвастовство, - мы-де объединяем вас всех. А кой черт объединяют, если не могут активизировать Миллера и Деникина, а делают ставку на Юденича? А? А так ничего, приятный документик. Что скажете, генерал?
Нарышкин поморгал свиными глазками, такого вопроса он не ждал. Хотел поразить Ханжина парижским обзором, но анализировать стратегическое положение? Он длинно закашлялся и солидно сообщил:
- Полностью присоединяюсь к замечаниям вашего превосходительства.
- А вы, полковник? - Была у генерала Ханжина милая привычка - вести бои и стычки везде и всюду, хотя бы и психологические, чтобы совать при любом случае ближних своих мордой в грязь, чтобы чувствовали они свою перед ним слабость.
- Я также присоединяюсь к замечаниям вашего превосходительства и должен сказать, что вы очень глубоко провели свой анализ, - почтительнейше сказал Безбородько. Ханжин с усмешкой глянул на него: съел, мол? Но Безбородько все так же вежливо продолжил: - Однако я хотел бы сделать несколько небольших дополнении.
Ханжин посмотрел на него настороженно, Нарышкин недовольно засопел.
- Мне кажется, из обзора становится окончательно ясным, что союзники всё меньше будут участвовать в борьбе с большевиками посредством собственных экспедиционных сил. Отсюда разговоры Гревса и Нокса о победоносном наступлении англо-американских сил следует расценить как блеф, не более того.
Ханжин не любил проигрывать даже психологические поединки, и, уж поскольку Безбородько начал говорить впрямь дельно, он оживленно, с хитрецой глянул на Нарышкина: выкусил, дескать? У Ханжина полковники стоят больше, чем в иных местах генерал-квартирмейстеры…
- Думается мне, что авторы прекрасно понимают малые шансы на успех генерала Юденича, даже с учетом организации барона Штейнингера. Кстати, ваше превосходительство, я лично знаком с бароном и его организацией и не очень верю в нее: громоздка-с. Колеблется все время на лезвии ножа. Авторы обзора, однако, верно понимают, что большевики никогда не согласятся отдать Петроград - сердце красной революции, как они его называют, а потому пойдут на крайние меры, вплоть до снятия дивизий, противостоящих нам. Это была бы действительно великолепная помощь посредством стратегического взаимодействия. Я не утомил ваше превосходительство?
- Мое превосходительство с удовольствием слушает вас, полковник, - живо откликнулся Ханжин. - А как превосходительству нашего гостя? - Он с нескрываемым наслаждением выслушал какое-то невнятное междометие разозленного Нарышкина.
- Большим недостатком документа мне кажется отсутствие в нем четко разработанной по времени и очередности стратегической увязки взаимодействия фронтов. Все говорится лишь в общем. Так вот и получается, что наша армия - ваша армия, ваше превосходительство, - вынуждена идти, не ощущая особой помощи других фронтов, идти тем не менее победоносно и неудержимо.
"Ага, голубчик, льстить изволите, - подумал Ханжин. - Ну что ж, знаешь свое место у ноги, знаешь, не зарываешься".
- А что, полковник, - с удовлетворением сказал он, - вам бы в штаб ко мне перейти, а? Бросайте свою контрразведку, хе-хе-хе…
Нарышкин зябко передернул плечами: оказывается, этот щеголь брюнет с черными кругами под глазами к тому ж еще и контрразведчик. И он, непроизвольно состроив искательную мину, ласково глянул на полковника, - перед людьми этой профессии он испытывал бессознательный ужас.
- А теперь, господин генерал-квартирмейстер, есть и у меня для вас кое-какие новости. - Ханжин с шиком вынул из стола телеграфный текст: так карточный игрок с торжеством выкладывает прибереженного к концу игры козырного туза. - Читайте вслух срочное сообщение от генерала Войцеховского.
Нарышкин прочел:
- "На участке фронта вверенного мне корпуса перешел к нам командир 74-й бригады 25-й дивизии красных генерал Авилов…"
- Авилов? - воскликнул Безбородько.
- А вы и его знаете? - глянул на него Ханжин.
- Да, ваше превосходительство. Но он должен был дождаться назначения его на должность командарма Четвертой. Если он бежал, значит, опасался разоблачения и провала. Плохо!
- Подождите, полковник! Прошу вас, ваше превосходительство, читайте дальше.
- "Последний захватил с собою сов. секретные приказы командующего Южной группой красных Фрунзе за №№ 021 и 022 о назначенном переходе в наступление на 1 мая созданной красными ударной группы войск силами около двух с половиной дивизий из района Бузулука в разрыв между моим и шестым корпусом. Прошу принятия срочных контрмероприятий и закрытия существующего разрыва между нашими корпусами. Жду соответствующих новой обстановке приказов корпусу и в отношении генерала Авилова. Генерал Войцеховский".
- А вот, ваше превосходительство, мой приказ командирам третьего и шестого корпусов. Надеюсь, вы уведомите об этом его высокопревосходительство Верховного главнокомандующего, - сказал Ханжин и вручил Нарышкину документ.
"Немедленно обеспечить выход 11-й дивизии на рубеж реки Боровка не позже вечера 27 апреля. Срочно занять по реке оборону, выдвинув в сторону Бузулука сильные разведгруппы. Появление противника, его силы и группировку немедленно доносить. Командиру 6-го корпуса немедленно выдвинуть из своего резерва Ижевскую бригаду, уступом за 11-й дивизией. Командиру Ижевской бригады объявить личному составу, что это выдвижение является последним, после чего бригада будет сменена и направлена на отдых в район Ижевского завода. Генералу Войцеховскому: перешедшего к нам от красных генерала Авилова обеспечить всем необходимым и направить в Уфу через Бирск пароходом для личного доклада мне и последующего назначения".
- Непременно уведомлю его высокопревосходительство обо всем, что узнал у вашего превосходительства.
- Очень приятно и полезно было провести с вами время. - Ханжин встал. - Надеюсь увидеть ваше превосходительство сегодня вечером у меня на балу.
Нарышкин с приятной улыбкой пожал руку ему, затем почтительно склонившему голову Безбородько и удалился.
- Видали? - кивнул в его сторону Ханжин. - Ведь дуб дубом! Ни словечка, ничего своего не мог сказать по поводу обзора. А ведь генерал! Да какой он генерал, срочно произведен год назад! Так же, как и Лебедев! А ведь тот - начальник штаба, военный министр! И таких у нас - большинство. Сколько, вы думаете, под Верховным у нас офицеров и генералов?
- Тысяч двадцать.
- Семнадцать тысяч. А сколько из них производства до пятнадцатого года? Не знаете? Скажу: всего одна тысяча. Вот и воюй с таким составом.
- Но, ваше превосходительство, - осторожно возразил Безбородько, - все же мы воюем не против кадровой армии, скажем германской, а против большевистского отребья. У них-то даже на армиях сидят иной раз унтера!
- Да, полковник, это так. Но вот вопрос: а кто такой, например, Фрунзе? Четыре армии ему дали, а ведь три месяца назад командовал одной. Я что-то не припомню генерала с такой фамилией. Тоже, скажете, из унтеров?
- Нет, ваше превосходительство, он из большевиков-агитаторов. Сиживал в тюрьмах и на каторге. Студент-недоучка Политехнического института. Военного образования не имеет. Но при том известен как человек волевой и умный. Ставленник и убежденный сторонник Ленина.