- Вот как? Спасибо за сообщение. Вы просто незаменимый человек, Василий Петрович. Однако, будь он тысячу раз волевой и умный, но если ни военного образования, ни военного опыта у него нет, мы его поймаем, - просчеты будут неизбежны. Правда, сидит у него старая лиса генерал Новицкий - этого я хорошо знаю. Но ничего, перехитрим лису! Их карты раскрыты.
Прошу вас не забыть о сегодняшнем бале. Кстати говоря, я очень доволен работой вашей племянницы. Сегодня у нее дела тоже будет достаточно. Нежно приветствую ее. А вы заметили, хе-хе-хе, что мой Игорек от нее - того-с, совсем с ума сошел?.. Хе-хе-хе, мой племянник - ваша племянница, молодо-зелено, честным пирком да за свадебку, хе-хе-хе… Да, чтобы не забыть: на днях сюда прибудет личный посол самого президента Вильсона, некто Гаррис. Хорошо бы узнать загодя, о чем он сторговался с Верховным. Ясно, что сладкий кусок им обещан, но вот что мы за это получим, и в частности Западная армия, а?..
С любопытством глядела Наташа на блестящий, необыкновенный бал: она лишь читала, что такие бывают. Но зрелище это впечатляло не только ее: подобного бала в Уфе не было уже много лет, разве что в 1913 году в честь трехсотлетия дома Романовых собиралось вместе столь высокое общество, да и то не было тогда на балу английских, американских, французских военных советников.
На хорах двухсветного зала гремел военный оркестр, внизу прогуливались генералы и офицеры штаба Западной армии со своими разодетыми (а точнее - почти раздетыми) женами и дочерьми или с фронтовыми спутницами, празднично шествовали уфимские тузы и чиновники под руку с оживленными, взволнованными женами. Вдоль стен и за колоннами расположились пожилые матроны со своими молоденькими, трепещущими от волнения дочерьми - их было много, очень много в затянувшиеся военные годы - девушек без женихов.
Блеск люстр, зеркал, бриллиантов, колье, ожерелий, диадем, золотых погон, женских плеч, серебряного шитья, бесконечное множество незнакомых лиц, ровное жужжание сотен голосов, гром оркестра - у Наташи даже слегка закружилась голова, она покрепче оперлась на руку Безбородько.
Оркестр заиграл вальс "На сопках Маньчжурии". В центре зала закружились первые пары, раздалось мерное тоненькое позвякивание шпор, замелькали лайковые по локоть перчатки, ритмично зашевелилась вся людская масса.
"Ах молодец, ах старая каналья! - подумал Безбородько о Ханжине. - Пускай-ка иностранные советники почувствуют, как хороши дела у Западной армии. Такой бал убеждает лучше любых реляций".
- Господни полковник, разрешите пригласить на тур вальса мадемуазель подпоручика? - Около Наташи вырос сияющий от радости Игорь - племянник и адъютант Ханжина.
Полными восхищения глазами смотрел он на статную, румяную блондинку, чью красоту лишь подчеркивали изящный китель, синенькая юбка и блестящие шевровые сапожки.
Наташа вопросительно посмотрела на Безбородько, "дядя" с улыбкой кивнул ей, и она с нескрываемым удовольствием, прикрыв глаза и отбросив назад голову, отдалась вальсу.
Не один Безбородько следил за ними, уж очень хороша была эта юная пара. Стройная, синеглазая, какая-то удивительно светлая и чистая девушка и ее высокий, ловкий, опьяненный восторгом кавалер привлекали всеобщее внимание: на них, замирая от восторга, будто воочию увидав свою заветную мечту, смотрели девчушки из-за колонн; крякнув, замирали на полуслове старые пропитые штабс-капитаны; с недоброй завистью, как бы невзначай, взглядывали молодящиеся дамы.
"Ах, Игорек, Игорек, - у Безбородько сузились глаза, - не нашли бы тебя как-нибудь утром мертвеньким где-нибудь на дальнем пустыре. Да, дядюшка взъярится, как медведь на рогатине, ты у него вместо сына. Ну, а мы - облавочку, и еще одну, глядь, он нам войск подбросит, и мы ревком тогда с корнем и повыведем. Вот так: честным пирком…" - И он ласково помахал проплывающей мимо раскрасневшейся от танца паре.
На середину зала вышел в мундире, белых перчатках и при всех орденах пожилой полковник - распорядитель бала.
- Гранд тур! - скомандовал он.
Все танцующие пары прекратили вальсировать и взялись за руки, образовав общий круг.
- А… друа! - И все в такт вальсу двинулись направо.
- А… гош! - раздалась самозабвенная команда, и все повернули налево.
- Ле дам, о мильё! (Дамы, в середину!) Же ву при, медам, а гош! Месьё, а друа! - И женский круг начинал движение влево, мужской - вправо.
- Корбей! (Корзинка!) - И по этому сигналу дирижера танцев мужчины вплотную охватили женский круг, подняли сомкнутые руки и перекинули их перед дамами, образовав переплетенный круг.
- А… друа! А… гош! - звенели веселые приказания. - Месьё, ангаже во дам: вальс женераль! - И кавалеры бросились к своим дамам и вновь закружились в вальсе. Оркестр усилил темп, все труднее было Безбородько уследить за Наташей.
"Мертвенький Игорек, конечно, хорошо, но, пожалуй, уже следует закрепить дело и с другой стороны, хватит тянуть да оттягивать! Сегодня же должна состояться решительная атака. Сколько можно оставаться безответной к моей ласке и заботе?"
Он мысленно раздел ее, разъяряясь все больше и больше, и с трудом нашел силу, чтобы благосклонно ответить Игорю, доставившему Наташу назад. Юноша увидел его неестественно дикий, впрочем ставший сразу же приветливым, взгляд, смешался и раскланялся, а Безбородько, положив руку на шею Наташи, привлек девушку к себе и шепнул:
- Повеселилась? Ну, я рад. А теперь пора и за работу, милая. Вон в том углу выпивают наши иностранные друзья, видишь?..
Добрый дядя вполне может допустить на людях фамильярность по отношению к молоденькой племяннице, - Наташа внутренне сжалась, готовая к немедленному отпору, но сдержала себя и даже сделала веселый книксен. Уловив мимолетно сверкнувшую и тотчас исчезнувшую молнию в ее глазах, Безбородько вполне оценил поведение Наташи. "Ох сильна, ох сильна! - подумал он, глядя ей вслед. - Ведь я под каблуком у нее буду, пожалуй. Эх, поскорей бы мне под этот каблук! Да, чудеса с тобой, Василий, происходят, форменные чудеса… Ну что ж, значит, судьба!"
Домой они вернулись после трех часов ночи. Стол был предусмотрительно накрыт заботливой хозяйкой. Переодевшись в халат, Наташа вышла в столовую, потому что Безбородько попросил ознакомить его с записями, сделанными на балу: в десять утра он должен информировать о них Ханжина.
- Наташенька, тебе какого чаю?
- Не очень крепкого.
Он налил чаю ей, налил себе, пододвинул поближе к ней вазочки с пастилой и печеньем и взялся за карандаш: "Итак?"
Наташа вынула свой крошечный блокнотик и принялась расшифровывать запись:
- Значит, я набросала стенограмму сразу после их разговора, по свежим следам.
Говорит Гревс: "Я имею сведения, что эта французская собака Жанен заметно укрепляет положение Деникина".
Говорит Нокс: "А между тем южные концессии не помешали бы и нам, а?" (Оба смеются.)
Снова Нокс: "Очень важно убедить Верховного, что резервный корпус Каппеля должен быть отправлен на север".
Гревс: "Я видел здесь толстую свинью Нарышкина, посланника адмирала. Надо бы внушить ему эту мысль".
Нокс: "Согласен. Например, так: у Ханжина дела идут настолько блестяще, что он задает балы… Как вы думаете, сколько может стоить Нарышкин?"
Гревс: "Бутылку хорошего коньяку! (Оба смеются.) Кстати говоря, генерал, у меня есть к вам претензия: вы косвенно помогаете Ханжину!"
Нокс: "Каким же образом?"
Гревс: "У меня есть сведения, что очень сильный агент вашей Интеллидженс сервис подрывает силы красных как раз на путях армии Ханжина".
Нокс: "Но, генерал, это просто значит, что наша разведка, которая согласно договоренности работает на юге, действует эффективнее, чем ваша, которая курирует северный участок. Я думаю, что в борьбе против красных все средства хороши".
Гревс: "Да, конечно, но досадно, что эти средства не планируются более целесообразно. Об этом следует доложить наверх".
Нокс: "Не возражаю. Смотрите, вот идет краса и гордость йоркширского свиноводства генерал Нарышкин. Значит, одна бутылка, не больше?"
Гревс: "Можно и две".
Нокс: "Его брюхо разорит нас". (Оба смеются.)
На этом, Василий Петрович, запись моя кончается, потому что они ушли в кабинет.
- Наташенька! Золото бесценное! Да ты понимаешь, как важно нам знать всю подноготную наших союзничков! Как важно знать их противоречия! Смотри-ка, Гревсу даже Уильямс не по нутру, потому что он работает не на севере, а на юге, то есть с нами.
- Уильямс? Не знаю…
- Не знаешь? Да это тот человек с письмом от твоего отца, благодаря которому я впервые увидел тебя. Помнишь, в Петрограде?
- Еще бы не помнить, - вздохнула Наташа. ("Это был последний день, когда я видела Гришу".)
- Может, будет так, даже наверняка будет: друзья-толстосумы захотят закупить тебя, - задумчиво произнес Безбородько.
- Меня? - Наташа звонко рассмеялась. - Феерия!
- Ты зря смеешься, девочка, - задумчиво ответил Безбородько. - Почему бы не подумать о будущем… Каждый должен думать о своем будущем… Впрочем, относительно заморских тузов мы еще решим… Да, Уильямс… Сколько случайностей в мире. А наша с тобой встреча? Если б ты знала, какую нечеловечески трудную жизнь приходилось мне вести и как ужасна она теперь. И вдруг надо мной засветилось солнце. Ты, ты - мое солнце! Твои лучи развеют мрак моей жизни, благодаря тебе я выплыву из темноты к свету! - Он схватил ее руку и принялся целовать. - Наташа! Наташа! Пожалей меня! Пожалей! - исступленно молил он.
- А как пожалеть? - медленно и недобро спросила она. - И за что пожалеть?
- Не отвергай меня! Скажи мне "да", скажи, что я могу хоть надеяться. Да? Да? - Он жадно и искательно заглядывал снизу в ее глаза, стоя на коленях.
И вдруг его торопливые вопросы как-то неожиданно и странно зазвучали в ее сознании одновременно с другими голосами: дико кричали раненые, которых выбрасывали из окон, и, покрывая всё, голос Александра Ивановича с силой произнес: "Нам это очень важно. Верим тебе…" "Что же делать? Он противен, он ненавистен мне, убийца, но мне надо работать у них в штабе. Одна у меня жизнь, но она одна, а помочь я могу тысячам… Что же делать? Гришенька, посоветуй, подскажи… Господи!"
Она резко встала:
- Вы ведете себя неблагородно, Василий Петрович! Я согласилась войти в этот дом потому, что вы обещали избавить меня от своих притязаний. Извольте же держать слово офицера! - Наташа решительно обогнула стол, налила холодной заварки чая и сунула стакан в руку Безбородько:
- Выпейте! У вас истерика. - Брезгливо оглядев его, она вышла.
Ошеломленно глядя то на нее, то на дверь, Безбородько со всей отчетливостью понял, что счастьем счел бы ласковый или хотя бы добрый взгляд этой женщины, облившей его сейчас нескрываемым презрением, понял, что своей жизни без нее представить уже не может. Понял и, шепотом выругавшись, грохнул стакан об пол.
26-28 апреля 1919 года
Район реки Боровки
- Товарищи! Идем воевать на Колчака. Много мы с вами всякой сволочи набили, казачье били в Уральских степях, нам к победам не привыкать. Не уйдет от нас и адмирал Колчак. Правильно я говорю? - Чапаев весело подмигнул бойцам, окружавшим тачанку, на которой он стоял.
- Пррравильно! Урра! - Красноармейцы 217-го полка, собравшиеся на митинг, дали волю радостным и свирепым глоткам. - Чапаю ура!
Чапаев выждал немного и поднял руку:
- Я, конечно, не генерал. Это генералы сидят в штабах за сто верст, по картам смотрят да приказы дают: взять такое-то село, такую сопку, а ее, может, давно уже и нету, срыли. А я иначе, я с вами завсегда впереди. Где какая заваруха, там и я. Правду говорю?
- Точна! Правильна! Как есть правда!..
- Вот. И комбриг ваш любимый Иван Кутяков тоже пулям не кланяется, от белых не бегает, а смыслит получше иных генералов. Сидели мы с ним сейчас, смекали-мозговали, как бы белых побольше набить да в плен забрать, а вас да себя сохранить. Верно мы мозговали, а?..
- Верно! Верно! Ура! - И едва кончил Чапаев, как сейчас гармонист растянул мехи, рванул "Камаринского" и началось общее веселье, а Чапаев первым прошел вприсядку по кругу и незаметно с Фурмановым вышел из него. Прошли к штабу полка, вскочили на коней и - айда. Кутяков - за ними: провожал начдива с комиссаром несколько верст к 74-й и 75-й бригадам, переданным на время в распоряжение Пятой армии.
27 апреля к вечеру в 73-й бригаде Кутякова были готовы к бою. Разведка донесла: дивизия белых вытянулась в редкую линию развернутых полков - слабая попытка прикрыть обнаруженную красными брешь между корпусами.
Темные тучи, низко нависая над землей, скрыли луну и звезды. Сильный ветер и торопливо срывающийся по временам дождь тоже мешали дозорным противника расслышать приближение конницы, которую вел Суров - человек волевой и дерзкий, давний сподвижник Чапаева.
Гулин, известный мастер злых и лихих фланговых атак, получил от Сурова задание ворваться со своим усиленным взводом в село Иртек и поднять там панику среди батальона белых: командование уже успело оценить по заслугам боевые качества разведчиков. Все это был спокойный и веселый народ, легко выносивший холод, весеннюю грязь, промозглую сырость, недоедание, суточные переходы. Командира своего они понимали с полуслова и в схватках отличались молниеносной быстротой и взаимовыручкой.
Гулин хорошо понимал свою задачу и разъяснил бойцам, что 73-я бригада ударит по дивизии белых с фронта: пехота по центру и флангам и одновременно конница под командой Кутякова охватит белых с левого фланга, а 25-й кавдивизион под командой Сурова - с правого.
Перейдя вброд холодную Боровку, Гулин и Еремеич растворились в темноте - поползли к дозорным у моста. Через несколько минут взвод услыхал излюбленное Гулиным заячье гуканье и быстро переправился по мосту на тот берег. Гулин и Еремеич вскочили на коней и повели бойцов прочь с дороги, обходя занятое противником село с севера. Расположились на задах села. Гулин послал вперед двух бойцов - снять пост в боковом переулке. Нервы у всех напряжены: вот-вот раздадутся три сигнальных выстрела и пойдет ратная работа!
- Гриша! - шепотом позвал Володя. - Значит, давим страх, а?
- Как муху! - откликнулся Далматов.
Он любил такие минуты: сердце бьется часто, по спине ненароком пробегает легкая дрожь, и сейчас начнется дело: рубить наверняка, стрелять наверняка - душа горит, голова ледяная, все видит, все соображает! Товарищи уже узнали его злость в бою - расчетливую, "ученую" и азартную, с ним любили ходить в парный дозор или на другое задание.
- Не, муха не подходит, лучше первач… - лихо и вымученно ответил Володька.
Григорий глянул: ишь, храбрится под "бывалого", значит, все будет в норме.
- Как ворвемся, от меня не отставай! Помни гранаты, - строго приказал он другу и проверил, как закреплены они у него на поясе.
Выстрелы!
- Шашки к бою! - завопил Гулин своим страшным голосом и резко толкнул коня вперед.
Как вихрь понеслись конники к центру села, побросав гранаты в окна штабной избы, беспощадно рубя солдат, выбегающих из изб.
Контрудар Фрунзе начался!..
У церкви разделились на три группы, чтобы прочесать село во всех направлениях, и помчались в разные концы, швыряя гранаты, стреляя навскидку, доставая ошалевшего врага шашкой.
Группу Далматова обстреляли из пулемета - злой короткий язычок огня глянул прямо ему в глаза, смерть скользнула рядом.
- Спешиться! Лошадей за сарай! Володя - за мной! - И он пополз вдоль плетня к дому, из которого длинными очередями яростно бил пулемет. А ведь здесь с минуты на минуту должны пойти эскадроны Сурова! Гибко изогнувшись, Григорий мгновенно метнул в окно одну за другой две лимонки и тотчас упал, тесно приникнув к влажной земле. Они, оглушая гулким звоном уши, взорвались почти одновременно. Григорий вскочил и выстрелил сквозь дым в убегающего солдата, тот упал.
- За мной! - И бойцы, попрыгав через плетень, ворвались в дом.
У пулемета лежало двое убитых.
- Обыскать дом!
В кладовке нашли попа с матушкой, скрюченных, дрожащих.
- Оружие есть?!
- Н-н-нет!.. Только у солдат в сарае, там и кони…
- Володя, продолжай обыск! Федя и другие, за мной!
Григории с наганом распахнул дверь сарая:
- Руки вверх! Выходи по одному! Живо!
С сена скатились два распоясанных солдата, с готовностью подняли руки, вышли.
Эй, кто там уползает? А ну выходи, стрелять буду!
Раздался истошный вопль. Федя бросился наверх и за толстую белую ногу выволок на люди визжащую растрепанную молодку.
Григории озадачен: таких ситуаций у него не бывало.
На улице топот, по раскатистому голосу слышно - Гулин.
Григорий бросился к нему:
- Товарищ командир, отсюда по нам стрелял станковый пулемет. Мы его подавили. Убито два офицера. Захватили живыми двух солдат да вот еще мамзель, с которой они развлекались… Трех коней.
- Ага! Так: пулемет и ленты давай ко мне на седло, лошадей бери с собой, пленных запри, бабе - пинка под зад! За мной!
И лихие всадники умчались на край села, где началась усиленная стрельба. Группа Еремеича, спешившись, вела залповый огонь по атакующей пехоте белых. Вот где пригодился пулемет! Гулин ногой выбил доску в сарае, установил "максима" и начал строчить, не жалея лент. Белые залегли. Далматов взобрался на крышу и удобно пристроился для снайперской стрельбы. Офицер! Еще офицер!.. Белые стали отползать. Вдруг с крыши он увидел позади белых лавину конницы - впереди, хищно пригнувшись к шее коня, с шашкой в руках скакал Суров.
- Товарищ командир! Наши!
Гулин живо взобрался к нему на крышу. Редкая картина боя во всей широте открылась им: охватывая полукругом белую пехоту, неслись конники 25-го кавдивизиона, сверкая шашками. Началась рубка. Из гущи боя в окружении ординарцев вырвался Суров и помчался к селу.
- Взвод! За мной! - И разведчики понеслись ему наперерез.
Товарищ Суров, - доложил Гулин, - с вверенным мне усиленным взводом ворвался в село, учинил панику и выбил до батальона пехоты в поле. Десятка три человек уничтожили, захватили пять пленных и пулемет. Контратаку отбили, потерь нет.
- Молодцы! - Железной рукой Суров сдержал приплясывающего коня. - Я увидал их контратаку да и повернул к вам. Объявляю взводу и тебе лично благодарность! Оружие собрать и пленных тоже, все сдать в штаб бригады. Ну, прощевайте, недосуг! - Он рванул повод и помчался дальше.
В эти же часы Иван Кутяков - бесстрашный двадцатидвухлетний комбриг - со своим бригадным кавдивизионом сеял в тылу белых на левом фланге смерть и панику. Он уже захватил батарею, лично зарубив двух офицеров, уже остановил богатейший дивизионный обоз, груженный обувью и шинелями, но, не задерживаясь, оставив десяток кавалеристов для охраны добычи, устремился в село Дураковка, где стоял штаб дивизии. Кавдивизион ворвался в село с выстрелами, взрывами гранат, криками, неистовыми воплями. В поднявшейся панике никто не думал о сопротивлении. Командир дивизии генерал Ванюков, в одном белье, но с винтовкой, вскочил в дежурную таратайку, сзади в нее тяжелой кошкой неожиданно впрыгнул дивизионный поп, он удержался воистину чудом, и кони, обезумев, понеслись, унося хозяев от смерти.