И так как присутствующие усомнились в его предсказании, он снял с головы венок, положил на землю и заявил, что не наденет его до тех пор, пока его предсказание не сбудется.
И все же, несмотря на все это, Цезарь собирался поднять лагерь и продолжить отступление в сторону Скотусы. Его пугало то, сколь немногочисленны его силы - у него было всего около тысячи всадников и двадцати тысяч пехотинцев, в то время как у Помцея их было, соответственно, восемь и сорок пять тысяч.
Цезарю сообщили, что в лагере Помпея происходит какое-то движение и, по всей вероятности, Помпей готовится начать сражение. Цезарь собрал солдат. Он сказал им, что Корнифиций, находящийся в двух днях ходу, приведет с собой два легиона, что Кален стоит с пятнадцатью когортами около Мегары и Афин, готовый немедленно выступить и прибыть к нему на помощь. Он спросил, будут ли они ждать подкрепления или предпочитают дать бой сейчас.
Тут все солдаты в один голос заявили, что ждать не надо, а, напротив, если враг колеблется, стоит придумать что-нибудь и приложить все старания, чтобы скорее сойтись с ним и начать сражение. Солдатам Цезаря придавало храбрости еще и то, что со времени отступления из Диррахии главнокомандующий заставлял их постоянно тренироваться в учебных боях, а также то, что прежде они побеждали почти во всех столкновениях с неприятельской армией.
Имея, как я уже говорил, всего тысячу всадников против семи-восьми тысяч, Цезарь отобрал из рядов легкой пехоты самых молодых и проворных солдат, чтобы усадить их на крупы лошадей позади всадников; в момент нападения пехотинцы должны были спрыгнуть на землю и вступить в бой. Таким образом, войску Помпея пришлось бы иметь дело уже с двумя тысячами воинов.
Но мы уже, кажется, упоминали, Помпей всячески избегал прямого столкновения. Однако утром накануне Фарсальской битвы он был решительно настроен атаковать. За несколько дней до этого, на военном совете, когда Домиций заявил, что любой сенатор, не последовавший за Помпеем, заслуживает смерти или в лучшем случае ссылки, судьям были розданы таблички с надписями: смертная казнь, ссылка, штраф. Помпей, вынужденный подчиниться, попросил отсрочки на несколько дней.
- Ты что, боишься? - спросил его Фавоний. - Тогда уступи командование другому и иди охранять обоз вместе с Катоном.
- Вовсе не страх останавливает меня, - ответил Помпей. - Я готов атаковать и разбить армию Цезаря с одной конницей.
Но некоторые в этой всеобщей эйфории умудрились сохранить трезвый ум, они-то и спросили Помпея, как он намерен это сделать. Тот ответил:
- Да, понимаю, на первый взгляд, все это кажется невероятным, но план мой прост: кавалерией я накрою правое крыло его армии и сотру его в порошок, затем атакую с тыла, и сами увидите, что почти без боя мы одержим блестящую победу.
Тогда для поднятия духа армии Лабиен в свою очередь добавил:
- Вы только не думайте, что имеете дело с покорителем Галлии и Германии. Я знаю, что говорю, так как сам участвовал в этих кампаниях. Из тех, кто был там, осталось немного. Часть их полегла на полях сражений, другие умерли от болезней; целые когорты сейчас заняты защитой городов. Те, кого мы имеем перед собой, пришли с берегов Пада и из Заальпийской Галлии. Так что, когда Помпей решится атаковать, нас уже ничто не остановит.
И этот день настал.
В тот момент, когда Цезарь отдал приказ свертывать палатки, а солдаты отправили обозы и рабов, вернулись разведчики и доложили, что заметили в лагере Помпея движение и шум, какие обычно бывают перед битвой. Затем прибыли другие и подтвердили, что передовые части противника уже строятся в боевом порядке.
Тогда, поднявшись на холм, с которого его видели и слышали все, Цезарь крикнул:
- Друзья! Настал долгожданный день! Помпей предлагает бой! Наконец-то мы будем сражаться не с голодом и нуждой, а с солдатами. Вы с нетерпением ждали этого часа, обещали мне победить! Сдержите же свое слово! Все по местам!
Затем он отдал приказ поднять над своей палаткой пурпурный хитон, что у римлян служило сигналом к бою. Тут же, заметив этот сигнал, воины с радостными криками кинулись к оружию, поскольку план военных действий был заранее уточнен и каждый командир знал, что ему следует делать. Центурионы и декурионы повели солдат туда, где было назначено построение, и, по словам Плутарха, каждый, словно отлично выученный участник хора, спокойно и быстро занял свое место.
LXVII
Вот как расположились силы. Помпей командовал левым флангом, рядом с ним были два легиона, отправленные ему Цезарем из Галлии. Антоний стоял против него и таким образом отвечал за правый фланг армии Цезаря. Сципион, тесть Помпея, командовал центром, с ним находились сирийские легионы, против него стоял Луций Кальвина. И наконец, Афраний командовал правым флангом Помпея: у него в подчинении были киликийские легионы и испанские когорты, приведенные им. Помпей считал их своими самыми лучшими частями. Против него стоял Сулла.
Правое крыло помпеянцев был защищено рекой, поэтому Помпей собрал на левом фланге пращников, лучников и всю кавалерию. И, конечно же, он ничуть не сожалел о том, что самая боевая и активная часть армии была там, где находился он сам. Цезарь встал прямо перед Помпеем, заняв свое место, как это было принято, в десятом легионе.
Видя, что прямо перед ним собралось бесчисленное множество пращников, лучников и всадников, Цезарь понял, что в планы врага входит начать атаку именно здесь, в этом месте.
Тогда он послал за резервными частями, состоявшими из шести когорт, и поставил их позади десятого легиона с приказом стоять смирно до тех пор, пока конница не начнет атаку. Когда же конница врага двинется вперед, им надлежит, проникнув через передние ряды бойцов, не метать копья, как обычно делают самые резвые и азартные вояки, спеша вступить врукопашную, но бить вверх, целя противнику в глаза и лицо. Он должен был сам подать сигнал флажком, когда наступит момент выполнить этот маневр.
Цезарь был убежден, что вся эта элегантная молодежь, эти юные красавцы-танцоры, как говорил он, не устоят и, беспокоясь о том, как бы не нанести урон своей красоте, не в силах будут смотреть на железные копья, нацеленные им прямо в глаза.
Копьеносцев было три тысячи человек.
Помпей верхом на коне осматривал с высоты холма боевой порядок двух армий. Видя, что воины Цезаря спокойно ожидают знака для атаки, тогда как большая часть его собственного войска вместо того, чтобы сохранять построение, по неопытности волнуется и даже охвачена некоторым смятением, он, конечно же, испугался, что еще до начала боевых действий его войска нарушат указанный им порядок. И он немедленно отправил гонцов на лошадях передать приказ солдатам в первых рядах твердо стоять на месте, один подле другого, с копьями наперевес - именно так они должны были встретить врага.
"Этот совет, - говорит Цицерон, - был дан Помпею Триарием, я же не одобрял его совсем, потому что в каждом человеке существует природное желание броситься вперед, что еще больше воодушевляет солдат во время движения, и этот стремительный натиск необходимо поддерживать, а не гасить".
Цезарь решил, хотя и был слабее своего врага, воспользоваться преимуществом, которое Помпей предоставил ему сам, и первым начать атаку.
Уже готовясь произнести пароль "Венера Победоносная" - сигнал к наступлению (у Помпея же паролем служили слова "Непобедимый Геркулес"), Цезарь еще раз внимательно окинул взором свое войско.
Тут он услышал, как один доброволец из его армии, за год до этого ставший центурионом в десятом легионе, крикнул:
- За мной, друзья! Настал момент исполнить то, что мы обещали Цезарю!
- Эй, Крассиний! - окликнул его Цезарь, знавший, как и Наполеон две тысячи лет спустя, по имени каждого солдата своей армии. - Эй, Крассиний, что скажешь о сегодняшнем дне?
- Только хорошее! Ты одержишь блестящую победу, император! - ответил Крассиний. - Как бы ни сложилось, но сегодня я заслужу твою похвалу, живой или мертвый!
Затем, повернувшись к своим солдатам, крикнул:
- Вперед, дети мои, на врага!
С этими словами он первым ринулся в бой, увлекая за собой своих солдат.
В тот момент, когда эти сто двадцать человек стали первыми атаковать пятидесятидвухтысячную армию Помпея, над противником сгустилась на миг траурная тишина, которая предвещает решающее сражение и в которой не слышно другого звука, кроме шелеста невидимых крыльев смерти. В этой зловещей тишине Крассиний и его люди подошли к врагу на расстояние в двадцать шагов и метнули копья.
Это послужило своего рода сигналом: с обеих сторон зазвучали горны и трубы. Все пехотинцы Цезаря немедленно бросились на помощь отважным солдатам, которые пробивали себе путь, кидая копья и крича во все горло. Выпустив по врагу копья, цезарианцы достали мечи и набросились на помпеянцев, которые, впрочем, встретили их не дрогнув.
Помпей только этого и ждал. Его армия с честью выдержала первый натиск. Он отдал приказ кавалерии окружить правое крыло Цезаря и смять его.
Цезарь увидел, как на него надвигается лавина лошадей, от топота которых, казалось, содрогалась земля. Он произнес всего три слова:
- В лицо, друзья!
Каждый воин услышал и кивнул головой в знак того, что понял. Как и предвидел Цезарь, живая лавина людей и лошадей тотчас смяла тысячу его всадников. Среди всадников Помпея находились и лучники. Отбросив кавалерию и заставив дрогнуть первые ряды десятого легиона, восемь тысяч всадников Помпея решили окружить Цезаря.
Но он был готов к этому маневру. И приказал поднять флаг, подавая таким образом сигнал трем тысячам солдат в резерве. Те выставили копья и начали медленно наступать, держа их высоко, как это делают современные солдаты, идя в атаку со штыками, поднятыми до уровня глаз противника. При этом все они кричали, повторяя слова Цезаря:
- В лицо, друзья! В лицо!
Не обращая внимания на лошадей и даже не пытаясь ранить людей, они целились остриями копий прямо в лица молодых всадников. Какое-то время те держались, отчасти из-за обуревавшей их ярости, затем, предпочтя бесчестие обезображенным лицам, побросали свое оружие, повернули коней и рванули наутек, спрятав лица в ладонях.
Так они и бежали, не оборачиваясь, пока не достигли холма, бросив при этом на произвол судьбы лучников, которые были перебиты все до единого.
Тогда, не обращая внимания на бегущих, Цезарь двинул вперед десятый легион, приказав атаковать врага в лоб, а сам вместе с тремя тысячами пехотинцев и остатками кавалерии атаковал с фланга. Этот маневр, следует отметить, был произведен в высшей степени слаженно и четко. К слову сказать, Цезарь, привыкший подвергать свою жизнь опасности, и на сей раз лично командовал боем.
Пехота Помпея, получившая приказ смять и обратить в бегство врага после действий кавалерии на правом фланге Цезаря, внезапно заметила, что ее окружают! Какое-то время солдаты сопротивлялись, но вскоре отпрянули и, последовав примеру кавалерии, бросились врассыпную.
В этот момент союзники, прибывшие на помощь Помпею, все эти всадники из Галатии, Капподокии, Македонии, Кандавии, лучники из Понта, Сирии, Финикии, рекруты из Фессалии, Беотии, Ахайи и Эпира, закричали в один голос, но на разных языках:
- Мы проиграли!
И, развернувшись, ударились в бегство.
Правда, Помпей сам показал им пример.
Как?! Помпей? Помпей Великий?! Ну да, разумеется!
Почитайте сами Плутарха, я даже не хочу обращаться к Цезарю. И запомните еще одно: бегство заняло у него куда меньше времени, чем ожидание всех этих событий. Видя свою конницу рассеянной, он, нахлестывая коня, галопом помчался в свой лагерь.
Почитайте Плутарха:
"Трудно сказать, какие мысли обуревали его в тот миг, но он совершенно уподобился безумцу, потерявшему способность действовать целесообразно, забыв даже про то, что он - Помпей Великий. Не произнося ни слова, не отдавая никаких распоряжений, ни последнего приказа, он отступил и направился в свой лагерь, в точности похожий на Аякса. Помпею очень подошли бы следующие стихи Гомера: "Юпитер, владыка всевышний, сидя на троне высоком, страх ниспослал на Аякса. И он остановился смущенный, забросив свой щит семикожный. И выбежал из толпы враждебной, озираясь, словно затравленный зверь".
Может ли это быть? Помпей!..
Добравшись до лагеря, он крикнул командирам, стоявшим в карауле, так, чтобы услышали и солдаты:
- Позаботьтесь об охране ворот! Я пройду по лагерю, отдам везде этот приказ!
Затем он вошел в свою палатку, потеряв надежду на успешный исход сражения и безмолвно ожидая развязки.
LXVIII
Дальнейший ход событий можно предугадать с легкостью.
Слухи о бегстве союзников, их крики на десяти языках "Мы проиграли" быстро разнеслись по всей армии и полностью дезорганизовали ее. Тут-то и могла начаться резня.
Но Цезарь, видя, что сражение выиграно и счастье на его стороне, собрал всех горнистов и прочих, кого только мог найти, и разослал их по полю битвы с приказом трубить и кричать:
- Прощение римлянам! Убивать только чужаков!
Услышав это короткое, но столь выразительное заявление, солдаты Помпея останавливались и поднимали руки перед наступавшими воинами Цезаря, готовыми нанести смертельный удар. Они бросали оружие и кидались в объятия бывших своих товарищей. Можно сказать, что чуткое сердце Цезаря поселилось в каждом из его воинов.
Все же некоторое число помпеянцев последовало за своими командирами, которые отчаянно пытались их перегруппировать. Кроме того, в лагере Помпея еще оставалось около двух-трех тысяч людей. Многие, бежавшие с поля боя, нашли там убежище, и в лагере можно было снова сколотить армию, не менее многочисленную, чем армия Цезаря.
Цезарь собрал своих солдат, разбредшихся по полю сражения. Вновь объявил побежденным о своем прощении и, хотя уже настал вечер, а сражавшиеся с полудня люди были крайне изнурены, в последний раз воззвал к их мужеству и повел на штурм неприятельского лагеря.
- Что это за шум? - спросил из палатки Помпей.
- Цезарь! Цезарь! - кричали его солдаты, в ужасе разбегаясь.
- Как?! Неужели он дошел до моего лагеря?! - воскликнул Помпей.
И, поднявшись, отбросил в сторону боевое снаряжение полководца, оседлал первую попавшуюся лошадь, выехал через задние ворота и галопом направился в сторону Лариссы. Его солдаты оборонялись куда мужественнее своего главнокомандующего.
В лагере находились в основном вспомогательные силы, состоявшие из фракийцев. Они, видя, как проносятся мимо беглецы, бросающие не только оружие, но и знамена, тоже начали думать о бегстве и устремились вслед за ними. Поздним вечером лагерь был взят. Бежавшие нашли прибежище в горах.
Победители вошли в лагерь и увидели накрытые столы, уставленные золотой и серебряной посудой. Каждая палатка была увита миртовыми ветвями и цветами, а палатка Лентула казалась полностью сотканной из плюща. Все это выглядело очень заманчиво для людей, сражавшихся целый день, но Цезарь напомнил, что лучше сначала окончательно разделаться с врагом, и они воскликнули:
- Вперед!
Цезарь оставил треть людей охранять лагерь Помпея, еще треть поставил на охрану своего лагеря, а остальных направил более короткой дорогой, чем та, по которой уходил враг. Таким образом уже через час он отрезал ему отступление.
Бежавшие были вынуждены остановиться на возвышенности, у подножия которой протекала река. Цезарь немедленно занял оба берега реки, чтобы преградить врагам доступ к воде, заставил четыре тысячи солдат копать ров между занятой помпеянцами высотой и рекой.
Тогда, умирая от жажды и видя, что путь к отступлению им отрезан, к тому же ожидая в любую минуту атаки с тыла, помпеянцы отправили к Цезарю парламентеров. Цезарь заявил, что завтра с утра он готов принять от их стороны документ о сложении оружия, а кто желает пить, пусть приходит и утолит жажду.
Помпеянцы начали спускаться группами. Встретившись с солдатами Цезаря, они находили старых друзей, протягивали друг другу руки, обнимались, словно три часа назад вовсе не они кромсали друг друга. Вся ночь прошла во взаимных проявлениях дружеских чувств. Те, у кого была еда, делились с теми, у кого ее не было; разжигали костры, со стороны можно было подумать, что люди собрались на большой праздник.
Наутро среди них появился Цезарь. Многие сенаторы, воспользовавшись темнотой, сбежали. Тем, кто остался, он доброжелательно махнул рукой и улыбнулся.
- Поднимитесь, - сказал он им. - Цезарь не держит зла наутро после победы.
Все приблизились, окружили его, пожимали протянутую им руку, целовали подол боевой тоги, спадавшей с его плеч.
Затем Цезарь осмотрел поле брани. Он потерял всего двести человек. Потом он поинтересовался судьбой Крассиния, который храбро начав атаку, пообещал своему императору, что тот увидит его живым или мертвым, но победителем.
Вот что он узнал.
Как мы уже говорили, отойдя от Цезаря, Крассиний бросился на врага, увлекая за собой когорту. Крассинию удалось пробиться, изрубив на куски первых же встреченных на пути врагов, затем он врезался в самую сердцевину вражеского строя. Там отважно сражался, крича: "Вперед! За Победоносную Венеру!", но вдруг один из противников нанес ему удар такой силы, что острие копья, пройдя через рот, вышло под затылком. Крассиний упал замертво.
По словам самого Цезаря, на поле боя остались пятнадцать тысяч убитых или смертельно раненых помпеянцев и среди них его непримиримый враг - Луций Домиций Агенобарб. Было захвачено восемь легионных аквил и сто двадцать четыре боевых знамени.
И все же победителя терзало беспокойство. Еще до сражения и даже во время него он просил командиров и солдат не убивать Брута, пощадить и привести к нему, если тот сдастся добровольно. А если он окажет сопротивление, дать ему возможность бежать.
Вспомним, что Брут был сыном Сервилии, а Цезарь долгое время был ее любовником. После сражения он вновь спросил о Бруте. Многие видели его во время боя, но никто не знал, что с ним случилось. Цезарь приказал искать его среди убитых и даже сам занялся этим.