Оказался, что после битвы Брут отступил и спрятался в каком-то заросшем густым камышом болоте с затхлой водой. Затем ночью бежал в Лариссу. Там, узнав о беспокойстве Цезаря за его жизнь, черкнул ему несколько строк, чтобы успокоить.
Цезарь немедленно отправил ему ответ с просьбой явиться. Брут явился. Цезарь протянул ему руки, обнял, прижал к груди, плача, и не переставая твердил, что прощает его и относится к нему, как ни к кому другому.
Вечером того же дня Цезарь сделал своим солдатам три подарка с правом самим решать, как их распределить. Первый дар заслужили все солдаты, поскольку сражались отважно и не жалели жизни; второй был присужден командиру десятого легиона; и наконец, третьим единодушно наградили Крассиния, несмотря на то, что он был мертв.
Предметы, предназначенные в награду за воинскую доблесть, были захоронены вместе с Крассинием в могиле, устроенной самим Цезарем рядом с братской могилой.
В палатке Помпея Цезарь обнаружил всю его корреспонденцию. Он распорядился сжечь все бумаги до единой, даже не читая.
- Что делаешь? - спросил его Антоний.
- Сжигаю эти письма, дабы не отыскались причины для новой мести, - ответил ему Цезарь.
Когда к нему прибыли афиняне просить сострадания и пощады, он ответил:
- Сколько можно спекулировать на славе своих предков, вымаливая прощение за свои ошибки?
Осматривая поле боя, усеянное телами убитых, он произнес слова, обращенные то ли к богам, то ли к самому себе:
- Что ж, добились, чего сами хотели! Если бы Цезарь распустил армию, Катон обвинил бы его и тогда Цезаря приговорили бы к смертной казни, несмотря на все совершенные им ранее воинские подвиги.
А сейчас зададимся вопросом: кем лучше быть - жалостливым Фемистоклом или победоносным Цезарем?
LXIX
Проследим за поверженным противником и его бегством, затем вновь вернемся к победителю.
Когда Помпей в сопровождении лишь горстки людей удалился на достаточное расстояние от лагеря, он спешился и, видя, что никто его не преследует, медленно пошел пешком, погруженный в печальные размышления и обуреваемый грустными чувствами. Представьте себе Наполеона после Ватерлоо и заметьте к тому же, что у Наполеона не было выбора: ему навязали сражение. Помпей же отверг всякие переговоры.
Даже накануне битвы он еще мог поделить мир с Цезарем и выбрать то, что ему по вкусу: Восток или Запад. И даже если бы он во что бы то ни стало хотел войны, то мог отомстить парфянам за поражение Красса, мог отправиться в Индию дорогой Александра. Но чтобы римляне воевали против римлян? Чтобы Помпей схлестнулся с Цезарем?
Вчера Помпей был хозяином половины мира, сегодня он не был даже хозяином собственной жизни. Куда он пойдет, где отыщет убежище? Может, будет время подумать и об этом, но теперь следовало просто бежать.
Он прошел Лариссу, город Ахилла, не остановившись в нем; затем добрался до Темпейской долины, красоту которой двадцать лет спустя будет воспевать Вергилий, выросший между двумя гражданскими войнами, которые оставили горький след в его памяти.
Измученный жаждой, Помпей бросается на землю и пьет воду из реки Пеней, затем поднимается, пересекает долину и добирается до морского берега. Там он ночует в бедной рыбацкой хижине, затем на рассвете поднимается на борт речного судна в сопровождении вольных граждан, рабам же своим повелевает идти к Цезарю, уверяя, что им нечего его бояться.
Плывя по реке, Помпей неожиданно заметил торговое судно, готовое сняться с якоря и отплыть. Он отдает приказ гребцам плыть к этому судну. Хозяина судна звали Петиций, это был римлянин, не связанный никакими узами с Помпеем, но знавший его в лицо. Он как раз занимался погрузкой товаров на корабль, когда к нему прибежал какой-то человек и сообщил, что заметил, как неизвестное судно изо всех сил приближается к ним и на борту его находятся люди, подающие знаки взмахами тоги и протягивающие руки, словно умоляя о помощи.
- O! - воскликнул Петиций. - Это же Помпей!
И немедленно направился в сторону причала.
- Да! - крикнул он морякам. - Да, это несомненно он!.. Ступайте и встретьте его со всеми почестями, невзирая на все несчастья, обрушившиеся на его голову.
Затем уже сверху, с капитанского мостика он подал знак, что прибывшие могут подняться на борт. Помпей поднялся. С ним были Лентул и Фавоний.
Удивленный торжественной встречей, Помпей сначала поблагодарил Петиция, затем спросил:
- Мне кажется, ты узнал меня еще до того, как я назвал себя. Ты что, видел меня раньше и знал, что я теперь беглец?
- Да, - ответил Петиций, - видел раньше в Риме, знал, что придешь.
- Как это? - удивился Помпей.
- Прошлой ночью мне приснился сон. Я видел тебя, но не в Риме, видел не во славе и триумфе, а в жалком и униженном состоянии. Ты пришел ко мне просить убежища на моем корабле. Поэтому, увидев в лодке человека, зовущего на помощь и подающего знаки, я тут же сказал себе: "Это Помпей!"
Помпей ничего не ответил, только глубоко вздохнул. А потом поблагодарил богов, ниспославших ему такое избавление и такой пророческий сон Петицию. В ожидании обеда Помпей попросил теплой воды, чтобы вымыть ноги, и масла, чтобы затем втереть его. Один из матросов принес ему требуемое. Помпей осмотрелся, потом грустно улыбнулся. С ним не остался ни один из его слуг. И он начал разуваться сам.
Тут Фавоний, этот сухой и жесткий человек, который некогда сказал Помпею: "Так топни ногой, что же ты?!", который сказал: "Не видать нам в этом году тускульской смоковницы!" - этот самый Фавоний со слезами на глазах бросился на колени и, невзирая на сопротивление Помпея, разул его, вымыл ему ноги и помог натереть маслом.
С того момента он не перестает заботиться о Помпее, прислуживает ему, как того не сделал бы даже самый преданный слуга или раб.
Через два часа после того, как взяли на борт Помпея, хозяин судна заметил на берегу еще одного человека, подававшего умоляющие знаки. Отправили за ним лодку и доставили на борт, это оказался царь Дейотар.
На другой день на рассвете матросы подняли якорь и корабль отплыл. Миновали город Амфиполь. Затем по просьбе Помпея судно направилось в Митилены - он хотел захватить с собой Корнелию и сына.
Невдалеке от острова бросили якорь, и Помпей отправил в город гонца. И - о ужас! Вовсе не такой вести ожидала Корнелия после полученного ею письма из Диррахии, в котором сообщалось о разгроме и бегстве Цезаря.
Посланец нашел ее радостной и полной надежд.
- Новости от Помпея! - воскликнула она. - О! Какое счастье! Конечно же он сообщает об окончании войны, верно?
- Да, - ответил гонец, кивая головой. - Война кончилась, но не совсем так, как мы предполагали…
- Что случилось? - спросила Корнелия.
- Случилось то, что, если хочешь в последний раз поприветствовать своего мужа, то должна следовать за мной, - объяснил гонец, а потом добавил: - Чтобы увидеть его в самом плачевном состоянии. Даже корабль, на котором он находится, не принадлежит ему.
- Говори же мне все! - потребовала Корнелия. - Разве не видишь, что убиваешь меня неведением?
Тогда гонец рассказал ей о Фарсальской битве, о поражении и бегстве Помпея и о приеме, который оказали ее мужу на корабле, где он теперь ее ждал. Услышав это, Корнелия упала без чувств. Долгое время пролежала она безмолвная и неподвижная, затем с трудом пришла в себя и, сообразив, что сейчас не время стонать и плакать, бросилась бежать через весь город к морю, в порт.
Помпей увидел ее, бегущую, еще издали. Он кинулся ей навстречу и заключил в объятия как раз в тот момент, когда она уже была готова снова потерять сознание.
- Ах! Мой дорогой супруг! - воскликнула она. - Вижу тебя побежденным и на жалком корабле, и все это из-за меня, из-за меня! Это я принесла тебе неудачу, и вовсе не по твоей вине произошло это! Зачем же пришел повидаться со мной, женщиной, которая приносит тебе одни несчастья?! Почему не бросишь меня на произвол судьбы, не отдашь в жертву пагубному демону, меня, осквернившую тебя столь страшными бедствиями?.. О, сколь счастлива была бы я умереть еще до получения известия о кончине моего первого мужа Публия на войне с парфянами! И сколь мудро поступила бы, если бы покончила с собой, а не стала ждать счастливого избавления от всех тревог, ниспосланного богами, лишь бы не видеть горя и отчаяния Помпея Великого!
Помпей обнял ее с еще большей нежностью, чем обычно.
- Корнелия! - сказал он. - До сих пор ты ведала лишь один из своих жребиев - счастливый. Эта счастливая судьба долго лелеяла меня самого, словно доверчивая возлюбленная, на которую не было причин жаловаться. Но я, как и всякий человек, тоже подвержен капризам судьбы. Однако не будем отчаиваться, дорогая моя супруга, попытаемся вырваться из того, что у нас есть, чтобы вернуться в то, что осталось в прошлом. Потому что от прошлого и до сегодняшнего дня мы только совершали падение!
Тогда Корнелия позвала своих слуг и приказала принести ее вещи и драгоценности.
Жители города, узнав, что в порт прибыл Помпей, тут же явились поприветствовать его и пригласили в город, однако он отклонил это приглашение и посоветовал:
- Подчинитесь Цезарю и доверьтесь ему. Цезарь - человек благожелательный и мягкого характера.
Затем он беседовал с философом Кратиппом о провидении. Он не просто сомневался в его существовании, он полностью отвергал его. Однако мы, напротив, знаем, что поражение Помпея и победа Цезаря тесно связаны с вмешательством провидения в дела людские и волей богов.
LXX
Находясь в Митиленах, Помпей был слишком близко к Фарсалам, поэтому он продолжил свой путь, останавливаясь в портах лишь для того, чтобы взять на борт продовольствие и воду. Первым городом, где он остановился, была Атталия в Памфилии. Там к нему явились пять-шесть галер. Они шли из Киликии и помогли организовать небольшое воинское подразделение. Вскоре к нему присоединилось шестьдесят сенаторов; Помпей был ядром, вокруг которого собирались беженцы.
Одновременно он узнал, что его флот находится в полной боевой готовности и что Катон, собрав большое войско, переправился в Африку. Тогда он начал жаловаться друзьям, а также упрекать себя за то, что позволил втянуть себя в сражение на суше, не использовав флот, который, бесспорно, был его ударной силой, а также за то, что не держал флот наготове в том месте, куда бы он мог перебраться в случае поражения на суше. Один лишь флот мог предоставить ему куда более сильную армию, чем та, которую он потерял.
Вынужденный все же что-то предпринять и имея в своем распоряжении определенные силы, Помпей решил укрепить свое положение. Он отправил друзей по окрестным городам просить помощи, некоторые города объездил сам, набирая волонтеров и собирая деньги и экипировку для кораблей. Но в ожидании, пока его сторонники окажут помощь, и зная стремительность Цезаря, который как никто умел воспользоваться плодами победы и стремился захватить его врасплох, Помпей, прежде чем закончились необходимые приготовления, начал подыскивать себе убежище, где в случае необходимости мог найти приют.
Он снова собрал друзей и посоветовался с ними. Из всех чужеземных царств Помпей выбрал парфянское: по его мнению, оно было самым могущественным и могло не только принять и защитить его, но даже предоставить войско, чтобы он смог вернуть утраченное положение. Но тут друзья обратили его внимание на то, что из-за своей красоты Корнелия вряд ли будет в полной безопасности у этих варваров, убивших молодого Красса, ее первого мужа. Это последнее обстоятельство вынудило Помпея отказаться от мысли искать прибежище на берегах Евфрата.
Может, все же пророчеству суждено было сбыться?
Один из друзей Помпея предложил идти к нумидийскому царю Юбе и встретиться там с Катоном, который, как мы уже говорили, находился в Африке с солидными силами. Однако Феофан Лесбосский настаивал на Египте. Египет находился на расстоянии всего трех дней плавания по морю, а молодой царь Птоломей, отца которого Помпей восстановил на троне, был его воспитанником, а потому должен был ответить ему дружбой и благодарностью. Злой гений Помпея заставил его остановиться именно на этом предложении.
В результате Помпей отплыл с Кипра вместе с женой на селевкидской галере. Остальные его спутники погрузились частично на боевые корабли, частично на транспортные. Море удалось пересечь беспрепятственно. Казалось, дыхание самой смерти наполняло паруса!
Из первых же полученных им сообщений Помпей узнал, что Птоломей стоит со своим войском в Пелузии и ведет войну против своей сестры Клеопатры. Помпей послал вперед одного из друзей - объявить царю о своем прибытии и просить для него, Помпея, убежища в Египте.
Птоломей, которому едва исполнилось пятнадцать, вот уже два года был мужем своей сестры, девятнадцатилетней Клеопатры. Согласно закону о передаче прав наследования перворожденному ребенку она стремилась стать царицей, но доверенные люди Птоломея устроили бунт и изгнали ее.
Вот каково было положение в Египте, когда туда прибыл посланник Помпея. Доверенными и влиятельными людьми при Птоломее, отстранившими Клеопатру от власти, были евнух, ритор и бывший слуга. Евнуха звали Потин, ритором был хиосец Теодот, слуга же именовался Ахиллой. Эти почтенные советники и должны были решить, как отнестись к просьбе Помпея.
Само обсуждение и принятое решение были вполне в духе этого "почтенного" собрания. Потин высказал мнение, что Помпею следует отказать в гостеприимстве, Ахилла же, напротив, был за то, чтобы принять Помпея. Теодот, желая показать свою проницательность и красноречие, высказал следующую мысль:
- Оба ваши предложения представляют для нас опасность. Если примем Помпея, это значит, что мы становимся врагами Цезаря. Если откажем, а Помпей впоследствии вновь станет победителем, наживем в его лице врага.
Поэтому, по мнению ритора, лучшим выходом из сложившейся ситуации было сделать вид, будто они принимают Помпея, а затем просто-напросто убить его.
- Этой смертью, - продолжал достопочтенный оратор, - мы окажем Цезарю великую услугу… К тому же, - добавил он с ухмылкой, - мертвецы не кусаются.
С этим мнением согласились все, а исполнение задуманного возложили на Ахиллу. Он взял с собой двух римлян, неких Септимия и Сальвия, один из них был прежде военным трибуном, другой центурионом у Помпея, а также захватил трех или четырех рабов. Они вышли из гавани и направились к галере, на которой находился Помпей.
Все, кто был на борту, с нетерпением ожидали ответа от Птоломея. Они полагали, что навстречу знаменитому беглецу прибудет, по крайней мере, царская галера, и все искали ее глазами. Но вдруг вместо нее заметили жалкую рыбацкую лодчонку, в которой находились семь-восемь человек. Им показалось подозрительным это неуважение, и они в один голос стали советовать Помпею немедленно выйти в море, пока еще не поздно.
Но удача и здравый смысл изменили Помпею.
- Подождем! - ответил он. - Было бы смешно убегать от каких-то семи человек!
Лодка приближалась. Септимий уже узнал бывшего своего полководца и приветствовал его криком: "Император!" Тем временем от имени и по поручению Птоломея Ахилла по-гречески пригласил Помпея сойти с галеры в лодку, мотивируя это тем, что здесь слишком мелко из-за песчаных отмелей и подплыть к берегу на большом судне невозможно.
Помпей колебался; между тем его люди заметили, что на корабли Птоломея поднимаются воины, а берег заполняется пехотинцами. Но, может, они просто собираются встретить его с почестями? В это вполне можно поверить. Поэтому обнаруживать в столь щекотливом положении признаки страха и недоверия означало бы дать убийцам оправдание в их преступных намерениях.
Тогда Помпей обнял Корнелию, которая уже заранее оплакивала его судьбу, и приказал двум центурионам первыми спуститься в лодку - Филиппу, вольноотпущеннику, и рабу по имени Скиф. Когда же Ахилла из лодки протянул руку Помпею, тот повернулся к жене и сыну и попрощался с ними двумя стихами Софокла:
Свободный гражданин, придя к тирану.
Немедленно становится рабом!
LXXI
Это были последние слова, которые услышали от Помпея его близкие. Затем на миг настала торжественная тишина - он переходил из галеры в лодку. Наконец лодка отошла от галеры и направилась к берегу.
Галера осталась неподвижной, друзья Помпея, столпившиеся вокруг его жены и ребенка, смотрели, как он удаляется.
Расстояние между галерой и берегом было значительным. В лодке, скользящей по морской глади, все молчали. Это молчание страшно давило Помпея, от него словно веяло могильной тишиной. Он попытался нарушить ее - оглядел по очереди всех сидящих в лодке, угадывая, с кем заговорить первым. Но все сидели, словно окаменевшие и лишившиеся дара речи. В конце концов он остановил свой взгляд на Септимии, который, как я уже говорил, приветствовал его титулом "император".
- Дружище, - сказал он, - память вроде бы меня никогда не подводила. Сдается мне, что некогда мы воевали вместе?
Септимий лишь кивнул головой в знак согласия, не сопроводив этот жест ни единым звуком и не выказывая дружеского расположения к Помпею. Слова никак не отозвались в сердцах этих евнухов и рабов.
Помпей вздохнул, достал маленький свиток, на котором он заранее записал по-гречески свою речь к Птоломею, перечитал ее, что-то подправил. По мере того как лодка приближалась к суше, становилось видно, что к месту высадки стекается множество придворных.
Но надежды Помпея улетучились, как сон. Лодка достигла берега. Помпей оперся на руку Филиппа, готовясь сойти - тут молниеносным движением Септимий выхватил меч и пронзил им Помпея. Видя, что первый удар нанесен, Сальвий и Ахилла тоже схватились за мечи.
Помпей был смертельно ранен, но все же устоял на ногах, словно в доказательство того, что великий человек не может быть сражен одним ударом. Обернулся, бросил последний взгляд в сторону жены и сына, натянул на лицо тогу, не произнеся при этом ничего умаляющего его достоинство, затем, издав лишь слабый стон, мужественно принял остальные удары, даже не пытаясь от них защититься.
Видя столь подлое убийство, все оставшиеся на галере испустили такой душераздирающий вопль, что его услышали даже на берегу. Ребенок плакал, сам не понимая почему, Корнелия в отчаянии ломала руки. Хотя она и настаивала, чтобы ей отдали тело мужа, паруса были немедленно подняты и галера, благодаря попутному ветру, быстро, словно перепуганная чайка, устремилась в открытое море.
Египтяне вначале пустились, было за, ними вдогонку, но вскоре отказались от своего намерения, так как беглецы удалялись слишком быстро и расстояние между ними все увеличивалось.