Впереди шел длинный Шарбен. Когда он поравнялся с Жако, тот насмешливо хмыкнул, но главарь Шанклозона не соблаговолил поднять брошенную ему перчатку, он лишь пробормотал мимоходом, что ежели парни из Гиблой слободы любят драку, то им скоро представится подходящий случай. Жако попросил его объяснить, что он, собственно, желает этим сказать, но длинный Шарбен сухо ответил, что, когда работаешь на строительстве, следует все‑таки бывать на профсоюзных собраниях, и, не обращая больше внимания на Жако, стал взбираться по дощатому настилу, заменявшему парадную лестницу.
Рабочие шли за ним, оживленно разговаривая. Амбруаз остановился. Он хотел было положить руку на плечо Жако, но тот еле заметно отстранился.
- Ну как, Жако, нравится тебе на…?
- Ничего, но я предпочел бы работать наверху! - ответил Жако, мотнув головой по направлению к вершине здания.
- Потерпи, это придет… надо начинать с…
Амбруаз Леру сделал гримасу, которая должна была заменить конец фразы, и зашагал вслед за остальными рабочими по деревянным мосткам.
- Хоть бы спросил у него, о чем говорили на собрании, - пробормотал, зевая, Рири.
- Не к чему! - пренебрежительно бросил Жако и отправился на свое рабочее место.
Клод задумчиво последовал за ним.
- Амбруаз все же твой от - от - отец, - заметил он тихо.
Жако остановился как вкопанный и, посмотрев блестящими глазами на Клода, отчеканил:
- Нет, он мне не отец!
Клод не стал требовать объяснений.
Жако работал у дороги в первом цехе по заготовке сборных элементов.
Строительство, или иначе Новостройка, напоминало целый городок. Машины, проезжая мимо, замедляли ход, а из окон поезда пассажиры показывали друг другу Новостройку и отмечали, насколько подвинулось строительство первого здания. Затем прибавляли со вздохом: "Во, т бы мне с семьей такую квартирку!" Другие успокаивали себя: "Настоящие казармы!"
Четыре дома в пятнадцать этажей каждый. Около двухсот квартир. В первом здании было в это время уже закончено тринадцать этажей, во втором - только один. У двух остальных был лишь заложен фундамент. Глядя на первое почти готовое здание, нетрудно было себе представить, какой будет общий вид у четырех огромных параллелепипедов, торчащих, как дольмены, среди пустыря, на котором уже работали бульдозеры, планируя участки для будущей рощи, детских парков и новых дорог. Каждый этаж был разделен на квадраты: широкие оконные проемы чередовались с простенками сборной стены.
Барак - столовая находился на придорожной насыпи, метрах в пятидесяти от первого здания. Там же помещались раздевалка и маленькая комнатка профсоюзной организации. Дальше тянулся вдоль дороги длинный цех, в котором замешивали бетон и изготовляли отдельные элементы здания. К цеху прилепился застекленный чуланчик, служивший кабинетом начальнику строительства, а в дни получки превращавшийся в кассу. В третьем и последнем цехе визжали ленточные и циркульные пилы. Это было царство столяров, занятых изготовлением опалубочных форм.
Жако приготовлял бетон в первом цехе. Затем он накладывал его лопатой в тачку и подвозил к рабочему, который загружал смесь в форму. Включался электрический вибратор, форма начинала дрожать с оглушительным треском и останавливалась лишь тогда, когда бетон был уплотнен. Ему давали затвердеть, после чего форму раскрывали, а полученное таким путем бетонное изделие клали в штабель вместе с другими сборными элементами.
Выгрузив тачку, Жако выпрямился. Он положил руки на бедра, отвел локти назад и несколько раз согнул и разогнул спину.
- Тяжело, а? Особенно… без… приз… ки…
- А? Что?
Из‑за вибратора, трещавшего, как пулемет, разговаривать было трудно. Бетонщик проревел, заглушая шум мотора:
- Я говорю, тяжело бывает без привычки!
- Ничего!.. Обой…ся!
Жако провел двумя пальцами по усам. Почувствовал, как под волосками перекатываются крошечные песчинки. То же самое он ощущал под мышками, между пальцами, а когда закрывал глаза - ив уголках век. Стоило вздохнуть всей грудью, и во рту появлялся привкус цемента. Мельчайшая белая или серая пыль проникала во все поры. Бетон смешивался с кровью Жако, становился неотделимой частью его существа. По мере того как росла груда сборных элементов, в нем самом тоже как бы создавался железобетонный костяк, и с каждым днем движения парня становились все медлительнее, все тяжелее. Но в то же время увереннее.
- Кто это?
- А?
- Что это за человек?
- Ла Суре, профсоюзный делегат.
К ним навстречу шел высокий, худой, слегка сутулый мужчина в рабочем костюме. Он бросал внимательные взгляды по сторонам, ко всему приглядываясь. Правая рука была засунута в карман, а левой он держал свернутую трубочкой школьную тетрадь. У делегата были круглые черные глазки, блестящие и живые, но невольно приковывал к себе внимание его длинный, тонкий, треугольной формы нос и полоска темных усиков под ним. Жако напрасно старался отвести глаза от носа Аа Сурса.
- Как… дела… ребята?
- Ни… го.
Бетонщик нагнулся и повернул рукоятку. Вибратор икнул, дыхание его замедлилось, и, трижды всхлипнув, он захлебнулся.
- Здесь не жарко. По этим цехам сквозняки так и разгуливают. Что скажешь, Ла Суре? Что новенького? Как дела с Акционерным обществом?
- Пока ничего.
Ла Суре уселся на штабеле досок. Он подсунул под себя руки, поболтал ногами, внимательно посмотрел на свои башмаки, затем поднял глаза на рабочих. Жако с бетонщиком стояли против него, уперев руки в бока. Трое мужчин помолчали, удовлетворенно поглядывая друг на друга.
- Ну как, Фландрен, доволен ты своим новым помощником?
- Да, что ж, - сказал бетонщик, опустив руки, которые вяло повисли вдоль тела. - Из него, пожалуй, толк выйдет…
- А ты, паренек, доволен? Как тебя величают‑то?
- Леру Жак.
- Так как же, Жак, привыкаешь?
- Да, только…
Жако замолчал. Привычным жестом он тер большим пальцем левой руки место, где когда‑то был указательный палец.
- Что только? - спросил Ла Суре с улыбкой, от которой его усики полезли вверх к внушительному носу.
Теперь Жако стал тереть свой шрам указательным пальцем.
- Только я предпочел бы работать наверху.
Он показал на тринадцатый этаж строящегося здания и стал тереть шрам уже средним пальцем, слегка усмехаясь и ожидая иронической улыбки Ла Сурса. Но тот не засмеялся, напротив, лицо его стало серьезным.
Делегат мечтательно взглянул на новое здание и опять поболтал ногами. Потом тихо сказал:
- Ты прав. Самое прекрасное в работе строителя- это когда чувствуешь, как дом растет у тебя под ногами, подпирает тебя снизу. И чем больше гнешь спину, тем выше поднимаешься в небо.
Теперь Жако и Фландрен прислонились спиной к умолкнувшему вибратору. Все трое смотрели на здание внимательно и вместе с тем точно со стороны. Как туристы.
- А здорово получается! - заявил Ла Суре, словно разговаривая сам с собой.
- Шикарно, - подтвердил Жако. - Факт!
- А сколько таких домов нам надо построить, - заметил Фландрен.
- Домов хватило бы с лихвой. Каждый мог бы получить приличную квартирку. Надо только побольше денег тратить на металл для строительства и поменьше на металл для пушек.
- Черт возьми… - выругался Фландрен.
Ла Суре стал объяснять Жако:
- У нас на строительной площадке применяется новый метод. Колонны, стеновые блоки, в общем все элементы сборные. Подъемный кран устанавливается внутри здания в том месте лестничной клетки, где будут размещены счетчики и распределительные установки газа, электричества и воды. По мере того как здание растет, поднимается и кран при помощи лебедки. Дом растет, как на дрожжах, а работа получается, пожалуй, еще качественнее…
Ла Суре спрыгнул с груды досок и отряхнул сзади брюки.
- И подумать только, что, может, даже этот дом не будет закончен. - Он неожиданно повернулся к Жако: - Кстати, парень, почему ты не был на профсоюзном собрании? Ты что же, не состоишь в профсоюзе?
- Как же, состою. Но мы с ребятами сели обедать на солнышке. И совсем позабыли о собрании…
- Жаль.
Ла Суре пожал им руки. Фландрен потянулся было к рубильнику, но тут же отдернул руку и крикнул:
- Эй, Ла Суре! Позабыл тебе сказать: что‑то не ладится в кожухе вибратора. За день весь изгваздаешься в растворе!
- Ладно, я скажу Бурвилю.
Ударом каблука по рукоятке Фландрен включил электрический мотор.
- А о чем говорили на профсоюзном собрании, Фландрен?
- А? Что ты сказал?
- Ничего! Ну и паяльник у делегата на физиономии!
* * *
В этот вечер Жако получил заработную плату за первую неделю. Новенькие бумажки шуршали в его испачканных цементом пальцах. Он сложил две бумажки по пять тысяч франков и спрятал их в одно из отделений бумажника. А тысячу триста сунул в другое отделение - себе на расходы. Опустил мелочь в карман брюк и с удовлетворением похлопал себя по груди. Руки у него распухли. Ладони затвердели. В кожу въелась белая пыль. Жако перекинул сумку через плечо и догнал приятелей. Все вместе они весело направились к станции.
- Сегодня я плачу за выпивку, факт! - заявил Жако.
Ночь уже окутала землю. Окутала ледяным покрывалом. Клод туже обмотал кашне вокруг шеи и объявил, что идет в "Канкан".
- Ты собираешься еще тренироваться сегодня вечером? - спросил Виктор насмешливо. - Мало наработался за день?
- Это не одно и то‑то - то же.
Дикий вой прорезал ледяной воздух. Через дорогу, поджав хвост, перебежал Ланьель и исчез за поворотом.
К станции подошел поезд. Длинный Шарбен не сел в один вагон со всеми, а бросился в конец состава - оттуда ему было ближе добираться по путям до Шанклозона. Жако быстро осмотрел вагон. Виктор, следивший за его взглядом, проговорил не без ехидства:
- Ее здесь нет.
Автоматические двери захлопнулись, сухо Щелкнув. Поезд тронулся, и после ряда вибраций человеческий материал спрессовался в нем, как бетон в форме.
* * *
Три раза в неделю - в понедельник, среду и пятницу - с восьми до одиннадцати часов вечера танцевальный зал "Канкана" превращался в тренировочный зал для бокса.
По углам эстрады для оркестра, служившей импровизированным рингом, закрепляли колышки и натягивали канаты. На пол стелили старый ковер. Боксерский мешок, растяжной мяч, доска, трехминутные песочные часы и несколько пар тренировочных перчаток привлекали сюда человек двенадцать заядлых любителей бокса из Гиблой слободы, Шанклозона и даже из окрестных деревушек. Рей Валевский был уже профессионалом. Он каждый день ездил на тренировку в спортивный зал предместья Сен - Дени, но все же частенько заглядывал в "Канкан", где когда‑то начал свою спортивную карьеру. Обычно он приходил сюда перед состязаниями в Зале празднеств.
Ребята из Гиблой слободы выстроились вдоль стен. Рей приступил к первому циклу упражнений - разминке. Голова его раскачивалась, как маятник, справа налево и слева направо, он с силой ударял ею то об одно плечо, то о другое. Потом стал нагибать голову вперед и закидывать назад - подбородок касался груди, затылок попадал между лопаток. Затем принялся крутить головой то в одну сторону, то в другую. После этого левая и правая рука порознь и обе руки вместе проделали те же движения, что и голова. Наконец он приступил к упражнениям для корпуса, то держа руки на бедрах, то вытягивая их к носку ботинка.
Но вот Рей лег на доску, закинул руки за голову и стал по очереди поднимать ноги. На животе под кожей обозначились бугры вздрагивающих мускулов. На минуту парень замер. Не двигаясь, перевел дух, потом поднял ноги и поехал, все ускоряя ход, на воображаемом велосипеде. Закончив упражнение, разом вскочил на ноги без помощи рук.
Начался быстрый бег на месте мелкими, очень короткими шажками.
Парни смотрели восхищенно, затаив дыхание.
Из‑за ширмы, поставленной в противоположном углу сцены, вышел Клод в коротких штанах и майке. Он стал в положение "смирно", затем, так же как Рей, проделал всю серию разминочных упражнений. Пол ходуном ходил под тяжестью обоих атлетов. Блок, преподаватель бокса, наблюдал за четырьмя мальчиками, которые проводили бой с тенью в углу зала. В перерыве между упражнениями и тренировкой на боксерском мешке Рей набросил на плечи старый халат и подсел к приятелям. Разговор зашел о чемпионе Монтрейя Але Дюбуа, противнике Рея на ближайшем матче. Два года выступлений на ринге в качестве профессионала.
двадцать восемь матчей, двадцать шесть побед, из них девятнадцать нокаутом! Да, Рею подсунули твердый орешек; это сражение будет для него решающим. Оно или положит конец его карьере, или же сразу откроет путь к чемпионату. Блок был недоволен этими разговорами: они могут только повредить боксеру накануне выступления. Рей между тем уже прыгал около боксерского мешка, чередуя два левых и один правый удар. Появился Милу и подошел к товарищам.
- Я опять на мели, знаешь, - сообщил он Жако.
Дело в том, что Милу отправился к Марио Мануэло с намерением поговорить о Ритоне и его песенках. Слуга тут же выставил Милу за дверь. А когда он вернулся в мастерскую, оказалось, что его уже уволили. "Вы используете адреса наших клиентов в своих личных целях", - заявили ему.
Жако призывал все кары небесные на голову певца. А Милу говорил, с какой радостью он схватил бы знаменитость и "вытащил его за ушко да на солнышко".
- Было бы только солнышко!
И он многозначительно похлопывал себя по карману брюк, где лежал автоматический нож. Жако предложил приятелю зайти на Новостройку: возможно, ему удастся получить там работу; но у Милу были другие планы. Он щурил глаза и со своим носом картошкой и острым подбородком походил в эту минуту на большого котенка.
- Думаю заняться париками, я тебе потом все объясню.
Клод разделался с мешком. И теперь проводил бой с тенью, чтобы не остыть слишком быстро. Блок старательно растирал плечи Рея.
- А не поработать ли вам вместе один раунд? - предложил он Клоду.
Клод колебался. Он обернулся и посмотрел на приятелей из Гиблой слободы. Парни повскакали с мест. Мальчишки перестали боксировать. Открылась дверь. Вошел Ритон, кашляя и прикрывая рот рукой.
- Ладно, согласен.
Клод снял тренировочные перчатки и протянул руки преподавателю, который надел ему перчатки для боя.
Рири, Тьен, Мимиль, Ритон, Милу и Жако подошли к самому рингу, прогнав мальчишек, которые уже успели захватить лучшие места.
- Скажи, Милу…
Милу приблизил ухо к губам Жако.
- …Ты случайно не видал сегодня вечером Бэбэ?
Милу поднял на Жако глаза и тотчас же опустил их. Он открыл было рот, но не сказал ни слова и лишь отрицательно покачал головой. В зале появился Шантелуб. Поздоровавшись с приятелями, он подошел к Жако.
- Я хочу тебя кое о чем спросить…
- Погоди, сейчас начнется, - оборвал его Жако, кивнув в сторону Клода и Рея, перелезавших через канаты ринга.
Преподаватель подозвал их:
- Вам надо лишь немного поразмять мускулы, вот и все. Не вздумайте тузить друг друга всерьез.
- Пусть себе, - возразил Клод, сильно побледнев, - я не - не - не боюсь.
- Я это говорю главным образом тебе. Если ты рассечешь ему бровь, он не сможет выступить в субботу.
Рей и Клод разминались в противоположных углах ринга, нанося в пустоту короткие удары.
- Начинайте!
Они встретились посреди ринга, пожали друг другу руки, разошлись, и тотчас же Клод ударил слева. Рей едва успел защититься локтем.
Оба боксера были настороже, они кружили по рингу, лишь изредка нанося друг другу свинги и короткие прямые апперкеты, и тотчас же переходили к защите.
Ребята восхищались ловкостью, быстротой реакции Рея, его гибкостью.
Борьба становилась все оживленнее. Вдруг Клод, защищаясь, нанес Рею в челюсть короткий прямой удар слева. Профессионал пошатнулся, Клод опустил было перчатки, готовый извиниться, но тут Рей, оправившись, налетел на противника с головокружительной быстротой, нанес ему удар в печень и два апперкета в подбородок. Зрители затаили дыхание. Клод шатался.
- Держись, Клод! Прислонись к канатам.
Любитель прикрывал перчатками то голову, то плечи под градом резких неистовых ударов Рея. Он кружился на месте, пытаясь оторваться от противника, но тот нещадно преследовал его.
Преподаватель был обеспокоен. Он уже поднял руку, чтобы прекратить бой, когда Клод внезапно перешел в контратаку. Неожиданным сильным ударом слева он сразу остановил нападение Рея и сам набросился на него. Чередуя удары слева и справа, все время нанося двойные удары левой, он загнал Рея в угол и так теснил противника, что тому ничего иного не оставалось, как защищаться.
Зрители возбужденно топали. Они аплодировали Клоду, подбадривали его, орали.
Блок прекратил сражение. Он перепрыгнул через канаты, поспешил к Рею, снял с него назубник, ощупал лицо, плечи. Рей улыбнулся.
- Пустяки: я не ожидал нападения, вот и все.
Он отдышался, подошел к Клоду, ударил его перчаткой по затылку и сказал, обращаясь к Блоку:
- Малыш недоволен, ему мало!
Гиблая слобода ликовала. Милу растирал Клоду спину.
- Но ведь у тебя кровь идет! - с беспокойством воскликнул Тьен.
Преподаватель подбежал, повернул Клода к свету, поднял его голову, взяв двумя пальцами за подбородок.
- Небольшое кровотечение из носу. Это пустяки. Кровь выходит, а мастерство входит.
Жако бросился к стойке, намочил под краном носовой платок и приложил его к носу Клода. Мимиль потребовал, чтобы победитель сел. Тьен принес ему пальто. Мимиль, стоя на коленях, похлопывал его по икрам - он видел, как это делают секунданты, - а Милу продолжал растирать чуть ли не до крови лопатки Клода мохнатым полотенцем.
- Сдается мне, что скоро в Гиблой слободе появится новый чемпион! - воскликнул Жако, обращаясь к преподавателю, в то время как Рей и Клод одевались за ширмой.
- Не поможете ли вы мне снять канаты и привести здесь все в порядок? - спросил вместо ответа Блок.
Ритон пронзительно закашлялся. Он повернулся к стене и закрыл лицо носовым платком. Жако подошел к нему сзади, держа под мышкой колышки от ринга, и тихо проговорил:
- Зайди к нам домой. Мать что‑то хочет тебе сказать.
Когда все было убрано, Жако воскликнул, ударив себя в грудь:
- Ребята, сегодня я плачу за выпивку!
Он провел пальцем по усам, почесал их, что‑то упало ему на нижнюю губу. Пощупал языком: кусочек цемента. Шантелуб отвел Жако в сторону.
- Я хотел с тобой поговорить… Вот в чем дело… В Париже проводится крупная демонстрация против перевооружения Германии…
- Ну и что?
- Нам всем надо принять в ней участие. Пойдешь? Ты знаешь, какую страшную угрозу представляет собой возрождение вермахта. Так вот… демонстрация состоится в субботу вечером.
- В субботу! Но в субботу матч Рея в Зале празднеств!
Шантелуб рассердился: не станут же из‑за этого переносить демонстрацию! Две войны что‑нибудь да значат, не говоря уже о третьей, которая нам угрожает. Его, Шантелуба, отец был убит на войне в 1939 году. Но Жако тоже рассердился:
- Ты еще начнешь мне объяснять, что такое война! Мой отец тоже был на фронте…