- Рассует по провинции или… Откуда мне знать?
Он сёл, чувствуя, как кровь опять приливает к голове и начинается сердцебиенье.
- Эльза, иди, пожалуйста, к гостям, - попросил он ее. - Я позвоню Эрнсту и тоже приду.
Когда жена ушла, он сунул голову под кран с холодной водой и сказал себе, что если все-таки не сдохнет сегодня, то уж точно проживет до ста лет. Рудольф уже ясно сознавал, что в сложившейся ситуации Рем просто обязан ему не поверить. Именно этого потребуют от него неврастеники вроде Штеннеса, давно подозревающие происки мюнхенцев против доблестных СА.
Гесс сел за стол и положил перед собой белый лист - это всегда помогало ему сосредоточиться. Итак, что могло означать для Рема появление Рудольфа Гесса и Роберта Лея около его дома в его отсутствие и это стояние Рудольфа под дождем с пистолетом в руке в течение пяти минут, а затем - возвращение Лея и поспешный отъезд обоих? Что это могло значить с точки зрения охранника Рема, не рядового, конечно, но тупоголового, преданного шефу штурмовика, подозрительного по отношению к мюнхенцам и близкому окружению фюрера? Полный абсурд, эмоциональный всплеск, нелепая выходка? Как бы не так! Да ни один штурмовик попросту не стал бы в это вдумываться. Все они в подобных случаях реагируют одинаково - учуяв опасность, встают в каре и достают оружие. Иными словами, если информация просочилась в ряды СА, может произойти то, чего никак нельзя допустить в преддверии переговоров со Шлейхером. И виноват в этом скандале будет не Рем! Справедливо сказать, что Рем в этой ситуации ничего поделать не сможет, потому что все за него уже сделано, все предопределено! И кто это сделал? Рудольф Гесс! Будущий заместитель фюрера, его аlter еgо, самый близкий и преданный друг! Правильно Роберт назвал его - разрушитель!
Гесс поднялся из-за стола и постоял у окна. Пистолет Лея все еще лежал в кармане куртки, которую он, сняв, бросил в кресло. Пистолет… Что значил в этой ситуации пистолет? Пистолет - орудие нападения. Или защиты. Чем он был в его руке там, под деревом, перед окнами Рема? И вообще, зачем Лей дал ему свой пистолет? Полная бессмыслица… Если сам Рудольф не в состоянии этого понять, то чего ждать от охранников Рема? Каре и взведенных курков. Значит, остается одно - заставить свидетелей молчать, рассовать по провинции или вообще зарыть под деревьями. Пойдет на это Рем? Непонятно. Но что мог он сделать сейчас? Позвонить? Извиниться за беспокойство, объяснить, что немножко переутомился, вот фантазия и разыгралась, вот бабочки в голове и разлетались…
А что как оскорбленный фюрер и впрямь прикажет одним ударом обезглавить СА? Ведь именно такой приказ видел он в своей галлюцинации, а под ним - подпись Адольфа и свою.
Забавно! Неужели он это видел? Неужели это знак?
Рудольф почувствовал, как в голове что-то снова как будто понеслось вскачь. "Стоп, - сказал он себе. - Стоп. Сейчас нельзя. Сейчас я буду действовать четко". Он еще несколько минут сидел у стола, глядя на белый лист, наконец взял ручку и написал несколько строк Затем нашел в столе нужный конверт и сунул его за пазуху. Надел куртку, нащупал в кармане пистолет.
И позвонил Гиммлеру.
- Генрих, мне нужны ваши люди. Человек двадцать. Пришлите их к штабу СА. Я выезжаю. - Написав еще несколько строчек, он взял оба листка и, сложив их, вызвал слугу. - Эту записку передайте моей жене. Эту - доктору Лею. Но незаметно, пожалуйста. Вы поняли меня?
Лакей кивнул.
Штаб СА находился в десяти минутах спокойной езды. Когда Гесс остановил машину, отряд СС во главе с Гиммлером ждал его у входа. Вот это оперативность! Рудольф отвел Гиммлера в сторону.
- Генрих, вы верите в предчувствие?
- Да, - был ответ.
Гиммлер не лгал, он верил. И Гесс это знал.
- Генрих, меня дважды посетило предвиденье. - Он достал из-за пазухи конверт. - В этом письме мне сообщают о заговоре против Эрнста Рема, якобы этот заговор зреет в СС. Сегодня вечером я дважды как наяву видел то, чего не должно случиться. Пусть кто угодно называет это галлюцинациями, но мы с вами знаем, что такие предвиденья уже посещали фюрера. Сегодня это случилось со мной.
"Гесс хочет заявить о лояльности СС", - мгновенно сообразил Гиммлер.
- В СС нет предателей, - отвечал он. - Я готов это доказать.
- Каким образом?
- Заговор, о котором вам сообщили, существует в действительности. Но готовится он в другом месте, которое находится под контролем моих людей. Мы можем выехать туда немедленно.
"Ай да Хайни! - улыбнулся про себя Гесс. - Вот человек, для движения бесценный!"
- Двадцати бойцов достаточно? - уточнил Гиммлер.
- Вполне. Скажите мне адрес и выезжайте. Я возьму двадцать штурмовиков и присоединюсь к вам. Удачи, Генрих.
Поднявшись в штаб СА, Рудольф позвонил Рему. Тот был уже дома; сидел в кабинете на первом этаже и мрачно выслушивал донесения своих людей о странном инциденте с визитом Гесса и Лея. Здесь же находился и Вальтер Штеннес, командир берлинского контингента СА, твердивший о заговоре. Именно ему доложил охранник о появлении под липой Гесса с пистолетом. Никаких логических объяснений Штеннес не приводил - их и не было. Внутренне Рем склонялся к мысли о нервном срыве, которые случались у Рудольфа; это подтверждалось и словами Эльзы, и участием Лея, который был еще менее предсказуем и еще более подвержен психозам, нежели непьющий Рудольф. Находись в паре с Гессом любой другой - даже Геббельс или Пуци, - ситуация была бы принципиально иная. Появление Роберта, умного и коварного, но способного на самые естественные человеческие проявления, делало ее почти стопроцентно безопасной. Другой вопрос - как подать все эти тонкости в СА Именно это заводило Рема в тупик.
"А Адольф еще ни о чем не ведает, если верить Эльзе, - рассуждал он про себя, краем уха слушая возбужденных коллег. - Любопытно, как бы он повел себя на моем месте… Ведь чтобы сорвать эту похабную сделку со Шлейхером, мне достаточно просто… отправиться спать".
Адъютант, беспрерывно отвечавший на телефонные звонки, прервав Аммана, доложил, что звонит Гесс. Рем минуту слушал, один раз хмыкнул, потом нахмурился.
- Если тебя не устраивает Крюгер, я пришлю другого… Я вышлю охранную роту. Там у меня каждый стоит пятерых. Но хотя бы дождись меня… А, дьявол! - Он швырнул трубку и морщась поднялся. - Двадцать человек из охранной роты, без оружия, по машинам! - Рем резко повернулся к Штеннесу и Амману, схватившимся за кобуру. - Гесс, Лей и Гиммлер раскрыли заговор. Думаю, тот самый, о котором вы мне здесь толкуете. Я должен проверить сам. Я еду.
- А если провокация, шеф? - подступил Штеннес.
- Оставайтесь здесь и держите связь со всеми подразделениями. От СС всего двадцать человек Наших сорок. Лею и Гессу у меня нет оснований не доверять.
- Два пса фюрера! - бросил ему вслед Амман. - Бульдог и…
- Овчарка? - хмыкнул Штеннес вопросительно.
"А черт его разберет! - подумал Амман о Гессе. - Когда начинали, все было понятно - свой парень, надежный, как стена. Но у этих богатеньких да ученых мозги так вывернуты, точно их кто-то каждый день за ноги трясет".
Всего через десять минут после приезда отряда СС маленькое кафе "Метрополис" в восточном пригороде Берлина напоминало фантастическую декорацию странной пьесы, действие которой было внезапно остановлено. Изумленные посетители дико озирались на замерших у столиков, подиума и входных дверей двухметровых парней в черной форме, тускло смотрящих поверх голов.
Несколько человек сделали попытку подняться, но их тут же швырнули на место. И ни единого слова; слышался тихий гул с улицы, смешки девиц.
"Метрополис" посещали в основном молодые актеры-анархисты, а также - безработные леваки, недавно объединившиеся в маленький союз, который часто проводил здесь свои бестолковые и сумбурные заседания. На них выкрикивались обычные требования к правительству, президенту и депутатам.
У Гиммлера в Берлине действовала сеть осведомителей, дававших информацию обо всех радикально настроенных объединениях. Сейчас он выбрал одно из таких. Выбрал за случайный состав, идейный разброд, но главное - за удаленность от центра и безответность этих несчастных, на которых можно при необходимости свалить все что угодно, едва ли кто-то станет разбираться с ними всерьез.
Через десять минут после появления эсэсовцев в дверь вломились другие персонажи. Их коричневые рубашки были хорошо известны берлинцам; многим знакомы были и их дубинки, которыми те принялись колотить по столам, спинкам стульев и стенам, подстегнув действие абсурдной пьесы. Раздались женские визги, звон посуды, все пришло в хаотическое движение. Когда еще через четверть часа в "Метрополисе" появился Эрнст Рем, трое главных "заговорщиков" уже были изолированы в подсобном помещении; с ними находился Гиммлер и пятеро его парней. Приехавшие с Ремом вместе с остальными штурмовиками немедленно занялись наведением порядка - поднимали и расставляли опрокинутые стулья, сгребали осколки бутылок и черепки посуды. Перепуганному хозяину бросили пачку денег и дали инструкции на случай появления полиции. Посетителям же Гиммлер, чьи парни по-прежнему торчали посреди кафе бессловесными истуканами со скрещенными за спиной руками, принес извинения, объяснив, что все они сделались свидетелями ареста опасных заговорщиков, покушавшихся на жизнь начальника штаба СА полковника Рема.
Оба, Рем и Гиммлер, провели свои роли безукоризненно - каждый перед своими людьми, ни один из которых даже близко не заподозрил, какую комедию их вынудили разыграть. Оба постоянно держали в поле зрения Гесса, чья охрана являлась прямой обязанностью Гиммлера, что не раз подчеркивал лично фюрер. Рем увидел Рудольфа, едва переступив порог "Метрополиса", - тот был в форме рядового СА, с дубинкой в руке. Рем зашел в подсобное помещение взглянуть на "покушавшихся": трое безработных - двое молодых и один пожилой - вели себя спокойно, уверенные, что произошла ошибка.
- Нас с кем-то спутали, - сказал пожилой Рему и кивнул на Гиммлера. - Я уже объяснил офицеру: пусть ищут того, кто им нужен, а мы ни при чем.
Ни Гиммлер, ни Рем ничего не ответили - спектакль нужно было доиграть до конца. "Заговорщиков" вывели из кафе к машинам. Дальше сценарий предполагался следующий: всех троих отвезут в штаб СА и станут допрашивать. Опытные адвокаты, которых предложат обвиняемым, энергично состряпают дело из воздуха; клиентов прижмут к стене и затем предложат деньги. Утром все трое (вариант - двое или один) заявят в полицию об участии в заговоре с целью покушения. Нацистская пресса поднимет шум. Рем будет представлен жертвой, а это всегда импонирует обывателю. Если дело и дойдет до суда, приговор едва ли будет суровым - год условно, не более. В этой ситуации выигрывали все: и жертва Рем (редкий повод почистить репутацию), и "злоумышленники", которые получат кругленькие суммы, и СС с СА, проведшие успешную совместную операцию, и лично Гиммлер, которому все обязаны.
Но тут произошло непредвиденное.
Один из заговорщиков, самый молодой, лет двадцати, когда его подвели к машине, внезапно вильнул, как заяц, в сторону и бросился бежать. Штурмовик из уличного оцепления шутя сделал ему подножку, и парень покатился по мостовой. Когда его подняли и встряхнули, изо рта у него хлынула кровь. В том месте, где он упал, большой камень оказался весь в крови - мальчишка разбил голову.
Гиммлер понимал, что это его промах. К счастью, ни Рем, ни Гесс из кафе еще не выходили. Парня засунули в машину, усадив на заднее сиденье - он уже перестал дышать. Машины отъехали, вслед за ними грузовики СС и СА.
Вернувшись в штаб, Рем позвонил фюреру. Гесс сидел тут же, курил и глухо молчал. Рем несколько раз пытался передать ему трубку, но тот как будто этого не видел. Шел второй час ночи. Почти все гости Хаусхоферов разъехались, в гостиной сидели только Ангелика с Фриэдль и Эльза, ждавшая мужа.
Болтовня двух девчонок, на этот вечер опять сделавшихся близкими и родными, немного отвлекала и успокаивала Эльзу. У нее было нехорошо на душе. Она чувствовала, как эта душевная смута отравляет все ее существо, а значит, и то, что теперь жило у нее под сердцем.
В гостиную зашел Гитлер, перед тем долго говоривший по телефону. Он присел рядом и взял ее руку.
- Все в порядке, дорогая. Иди отдыхать. Рудольф приедет утром.
- Почему утром? - спросила она. Гитлер поглядел в потолок.
- Что я могу сделать с ним? У меня нервы сдают, я ору, едва ли ногами не топаю, отдаю приказы, и он молчит, вроде бы соглашается, а делает по-своему! Понимаешь? Молчит и делает. А если подчиняется - так это еще хуже во сто крат. Нет, не умеет он подчиняться. Не военный человек.
- А ты умеешь? - невольно улыбнулась она.
- Как тебе сказать? Не люблю до смерти. Но если приходится, мой организм мне таких сюрпризов не преподносит. И еще, дорогая, я теперь точно знаю, что у твоего мужа честолюбия на пфенниг не наскребешь.
- Честолюбие - большая обуза.
- Но оно могло быть тормозом для него, для таких, как наш Руди. Спортсмен выиграл забег и ждет награды. А у Руди что? Пожизненный марафон? Ни наград, ни передышки. Вот, к примеру, последние два дня. Он фактически засадил этого пса в конуру и кость ему бросил.
- Ты о Реме?
- Да, дорогая. Рудольф был против его возвращения на пост. Когда все стало повторяться, как в двадцать седьмом, он мне не сказал ни слова в упрек, а, как всегда, сам, втихомолку занялся этим делом. И вот только что я услышал завершающий аккорд! Рем - жертва заговора, разоблаченного Гиммлером. Для Шлейхера и Ко лучшего залога стабильности внутри партии сейчас нет!
- Роберт тебе ничего не рассказывал? - тихо спросила Эльза.
- Да, что-то о галлюцинации - чтобы вдохновить Гиммлера! Недаром твой муж когда-то пьесы писал.
Она покачала головой.
- Во всяком случае, на одном я намерен настоять, - продолжал Гитлер. - В ближайшие дни вы уедете. И еще я сделаю так, чтобы какое-то время наши пути не пересекались. Если у тебя есть соображения на этот счет, поделись.
Его несколько насторожил ее пристальный и как будто недоверчивый взгляд. Но она тут же отвела глаза.
- Да нет соображений! Я иногда так же путаюсь в ваших делах, как и любой человек со стороны. Но Рудольфа я… чувствую. Ему в самом деле нужно сейчас переменить обстановку.
…Шел пятый час утра. В квартире Хаусхо-фера все спали, только в библиотеке горел свет. Рудольф заглянул туда и обнаружил Ан-гелику. Она сидела в кресле поджав ноги и, подняв глаза от книги, глядела в потолок губы беззвучно шевелились - должно быть, повторяли понравившиеся строчки. Уже отойдя от двери, Рудольф подумал, что так по-настоящему и не поздравил ее, да и подарок их с женою, хотя и великолепный, но все-таки был подарком Эльзы… Внезапно его осенило.
"Точно. Именно это и следует подарить девчонке, именно к этому ей придется привыкать. А что делать? Noblesse oblige (Положение обязывает. (фр.))!" - сказал он себе.
Он вошел в библиотеку и, кивнув Гели, сел в кресло напротив. Она глядела испуганно. Этот постоянный страх в ее глазах всегда немного смущал его, но сейчас он не придал ему значения.
- Что ты читаешь? - спросил он.
- Мопассана…
"Давно пора", - усмехнулся про себя Рудольф.
- Я сама взяла, - призналась Ангелика.
Так вот чего она испугалась. Девушка, читающая о любви, всегда думает, что делается прозрачной.
- Руди, я поняла финал "Фауста", - поспешно начала она. - Они все примирились с Богом, то есть с собой. Кроме Мефистофеля, конечно.
- А что думаешь об этом? - он закрыл глаза, легко припомнив:
Все быстротечное –
Символ, сравненье.
Цель бесконечная
Здесь, в достиженье.
Здесь заповеданность
Истины всей,
Вечная женственность
Тянет нас к ней.
- Я думаю, все лучшее женского рода - Истина, Дружба, Мечта, Идея, Красота, Музыка, Любовь…
- Война, Подлость, Смерть… - насмешливо продолжил он.
- Все равно хорошего больше, - нахмурилась Ангелика. - Поэтому человек и примиряется с собой.
- Конечно, больше, ты права. Человек примиряется с собой, но не с другими. Если бы примирение было абсолютным, движение остановилось бы и мы получили бы на нашей прекрасной, неистовой планете тухлый небесный рай. Ты только вообрази - летали бы вокруг тебя херувимы с постными лицами, ангелы завывали хором, поливали тебя елеем, а на лицо нацепили бы вечную улыбку…
- По-твоему, пусть лучше летают аэропланы с бомбами, хрипят с трибун ораторы, льют на меня злобу, а на лице у меня пусть будет… то, что есть теперь?!
- А что у тебя теперь? Очень милая мордашка.
Она покраснела.
Рудольф зевнул. Он чуть не забыл, зачем зашел в библиотеку.
- Да, так вот, в раю скучно, а у нас на Земле хоть и весело, но опасно. Ты не сочти, что в моем подарке кроется какая-то угроза. Скорей наоборот. На Олимпе боги ходили вооруженными, а тебе предстоит жить именно там. - Он вынул из-за пазухи маленький пистолет Лея и протянул ей. - Возьми. Ты уже держала его в руках в Бергхофе. И не стреляла. Так вот, возьми и не стреляй никогда.
На ее лице опять появился страх. Взяв пистолет, она подержала его на ладони, как будто взвешивая, погладила пальцем ствол.
- А он за…?
- Нет, не заряжен. Это лишнее пока. Сначала я научу тебя, как с ним обращаться. И вообще, мы еще поговорим на эту тему. Пока… привыкай.
Он снова зевнул.
- Спокойной ночи. - И поднялся.
- Руди! - Она положила пистолет в книгу, как закладку, закрыла ее и тоже встала. Робко подняв руки, положила ему на плечи, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку. - Спасибо.
Он вышел с ощущением ангельского поцелуя, такого нежного, что ему досадно сделалось, что он трое суток не брился. Еще это "спасибо" неуместное…
Рудольф попросил постелить ему в кабинете, чтобы не беспокоить Эльзу. Он с наслаждением улегся, предвкушая крепкий сон, но что-то странное происходило с его глазами - веки сделались чересчур легкими и будто прозрачными, он продолжал видеть сквозь них, Так прошло полчаса. Он потягивался, старался улечься поудобней, но ничего не получалось; в голове словно собралась оживленная компания, все что-то говорили, двигались, но разобрать ничего было нельзя. Он взял в постель книгу, попробовал читать, потом посидел у стола, положив голову на руки, - так он засыпал в девяноста случаях из трудных ста, - затем принял теплую ванну и снова лег.
Шел восьмой час утра. В доме встала прислуга, пробежали по коридорам Блонди с Бертой; маленькая Блонди поскреблась в дверь… Слух Рудольфа так обострился, что ему чудились звуки проезжающих по улице машин, чьи-то шаги, стук дождевых капель. Когда где-то - должно быть, в гостиной - тихонько хихикнула горничная, он едва удержался, чтоб не вскочить и не обругать ее. У него началось сердцебиенье.