(Вообще все женщины в пьесе одеты по моде 1924-25 годов, конечно, гораздо скромнее, чем за границей, но, видно, стараясь подражать Парижу.)
В сцене кутежа она в парижском бальном платье, так как ей действительно прислали парижские модели.
(Я указываю моды 1924-25 годов, потому что действие пьесы у меня происходит в эти годы.)
АЛЛА (у вас - Елена): молодая женщина из хорошей семьи. Очень красива. Конечно, ни служить, ни работать не может. Воспитанна и умна.
Ее любимый человек находится в Париже. Она действительно тоскует и хочет уехать и Париж. Остальное ей безразлично. Она продает себя Гусю, и Зойке легко удается соблазнить ее. (Мысль - "никто не узнает".)
Костюмы: первое появление - скромный, с хорошим вкусом сделанный костюм, но - странное явление - туфли хотя и хороши, но значительно поношены. В сцене кутежа, - конечно, роскошный бальный парижский туалет.
МАНЮШКА - типичная горничная, ничем другим быть не способна. К Зое привязана, уважает Зою.
Внешне: ни в каком случае никакого признака горничной, то есть какой-нибудь наколки или фартучка. Никаких манер горничной хорошего дома. Светлая "блузочка", темная юбка, поношенные черные туфли с пряжками и шелковые чулки, подаренные Зоей. Не разберешь, кто она, по ее наряду.
ИВАНОВА, ЛИЗА и МЫМРА - женщины среднего круга. Бросили службу, поступили к Зое.
Внешне стараются изобразить мастериц в мастерской, поэтому одеваются очень скромно.
ИВАНОВА - лет 30, хороша собой, по натуре хладнокровная актриса.
МЫМРА - лет 30 с лишком, любит выпить, добродушна.
ЛИЗОЧКА - молода, фамильярна, глупа, пуста.
Все три ни в коем случае не производят отталкивающего или жалкого впечатления.
Появляются: Иванова - в темном платье, Мымра - в блузочке и юбке, а Лизочка - в дешевеньком костюме. У всех трех - поношенная обувь, туфли.
В сцене показов - в туалетах.
Все три женщины - коротко острижены.
ГЛАВНАЯ МАСТЕРИЦА - женщина, измученная работой, средних лет, действительно мастерица, и не подозревает, где она работает. Коротко острижена, поношенный синий костюм, поношенные туфли. Профессиональные манеры.
АГНЕССА - очень важничает и презирает остальных клиенток. Одета получше других, так как бывала за границей, но безвкусно.
ОБЕ КЛИЕНТКИ - одеты безвкусно - жакеты и юбки. Совершенно очевидно, что то, что готовит для них мастерица, будет еще хуже.
ПЕСТРУХИН, ТОЛСТЯК и ВАНИЧКА ― благодушные манеры, ничего таинственного, ничего привлекающего внимания. Внимательные глаза.
Первое появление: Пеструхин - в сером пальто и в кепке, в толстовке с отложным воротником и галстухом бабочкой.
ТОЛСТЯК - в широком пальто, длинных мешковатых брюках, в широкополой шляпе, похож на комического толстого актера.
ВАНИЧКА - сухощав, энергичен, в кожаном пальто, перетянутом ремнем по талии, с кожаной кепкой.
В сцене ареста - Ваничка - в смокинге и в желтых ботинках, Толстяк и Пеструхин - в чистых и приличных костюмах, черных, но Пеструхин - с ярким галстухом, или все трое в смокингах.
Гладко выбриты.
МЕРТВОЕ ТЕЛО - провинциал, который приехал повеселиться в Москву, так пьян, что не отдает себе отчета ни в чем. Все зубы золотые; новенький, но дешевый костюм из плохого шевиота, желтые туфли.
РОББЕР - в смокинге, в роговых очках. Крахмальное белье. Смокинг более или менее умеет носить.
ПОЭТ - ни на какого поэта не похож. Волосы коротко острижены, жесткие, как щетка. Грубоватые черты лица, курносый нос, вечно изумленные глаза, молод, костюм новенький, из плохой материи, туфли поношенные.
КУРИЛЬЩИК - в черном костюме, небрежен и вообще похож на видение.
ПЬЕСА
Первый акт
Передняя у Зои полутемная; в ней зеркало. В гостиной - стоячая лампа с абажуром, черный рояль, на стенах картины, мебель мягкая, старомодная, пальма в кадке.
Все вещи, и вообще вся квартира, запущены. Квартира стала пыльной.
В гостиной тяжелые шторы на окнах, отчего смягчен свет, и вообще квартира Зои должна производить несколько таинственное впечатление. Квартира такого типа, в которой ждешь, что-то произойдет необыкновенное.
В спальне беспокойно: там большая кровать, громадный шкаф, куда прячется Зоя, платья разбросаны, в окнах, как ад, пылает закат.
Двор громадного дома за окнами звучит все время, но все вместе, то есть голоса, обрывки музыки, не сливаются в бессмысленный гам, а по временам начинают звучать даже музыкально.
Переход к прачешной - с волшебной быстротой: Зоя закрывает штору, - моментально тьма съедает ее таинственную квартиру, и на том месте, где было измученное лицо Абольянинова и тревожное лицо Зои, появляются лица подозрительных китайцев, освещенных светом коптящей керосинки.
Белое белье в полутьме на веревках.
Опять быстрейшая перемена: там, где был свет керосинки, вдруг свет горящего спирта, голубоватый свет, - и опять возникает квартира Зои. И закат за окнами уже смягчен; идет, надвигается вечер.
На спиртовке кипятили шприц.
Второй акт
и следующие
Квартира Зои преобразилась: появились мертвые болваны-манекены - без голов. Масса материи, которая волнами захлестнула в некоторых местах мебель.
Аметистов, повесив занавес, отгородил нечто вроде ниши. Появились лишние лампы под абажурами.
Громадный шкаф из спальни перешел в гостиную, а спальня стала полутемной, таинственной, в ней закрыта штора.
В сцене, когда Зойка соблазняет Аллу, происходит одно из Зойкиных чудес. Когда Зойка распахивает дверь шкафа, он наполняется светом, и в этом свете загораются ослепительные платья.
В этот момент из музыкального шума за окнами отчетливо начинают слышаться голоса мужчины и женщины, которые сладко поют из "Травиаты": "Покинем край, где мы так страдали..."
Свет после этого исчезает, и опять волшебная перемена - под лампой видно лицо сатанински смеющегося Аметистова.
К приему Гуся, под руками Аметистова, квартира опять-таки волшебно преображается. В ней появляется какой-то соблазнительный уют.
Рояль скрыт за волнами материи или занавесом, слышны только его звуки.
Аметистов демонстрирует манекенщиц Гусю, заставляя манекенщиц появляться внезапно в этой нише в неожиданном свете. Манекенщицы кажутся ослепительно хороши.
Сцена кутежа ни в каком случае не должна быть вульгарна. Мертвое тело производит не отвратительное впечатление, а странное, как бы видение. То же самое и курильщик.
Ни одного грубого момента в обращении мужчин с женщинами.
Перед сценой предсмертной тоски Гуся свет резко меняется. Лишние лампы Аметистов тушит.
Убийца Херувим резко меняется. Зрителю видно, что он страшен, и только Гусь этого не замечает. Убийство оглушительное, внезапное.
Побеги стремительные.
Вообще все темпы стремительные. У зрителя должно остаться впечатление, что он видел сон в квартире Зойки, в котором промелькнули странные люди, произошли соблазнительные и кровавые происшествия, и все это исчезло.
Вот те отрывочные, может быть, не связанные между собою примечания, которые я могу дать Вам издалека. Конечно, их недостаточно. Но что мог, я постарался набросать в этом письме.
Я уезжаю на несколько дней отдыхать, так как очень утомлен. После 10 августа я напишу Вам о некоторых сокращениях, которые, по моему мнению, следует произвести в пьесе.
Я был бы очень Вам признателен, если бы Вы мне подтвердили получение моих писем. Если у Вас возникнут вопросы, попрошу Вас написать мне, я отвечу на каждый из них.
Брат мой просит меня выслать в Париж фотографию мою. Я это сделаю в половине августа. Я был бы рад получить Вашу фотографию, пришлите мне ее, пожалуйста.
Примите уверение в моем уважении.
М. Булгаков.
М.А. Булгаков - Н.А. Булгакову
Москва, 1 августа 1934 года
Нащокинский пер. дом 3, кв. 44.
Тел. 58-67.
Милый Никол!
Я не здоров, у меня нервное переутомление. Завтра я должен примерно на неделю уехать на дачу под Москвой, иначе не в состоянии буду дальше работать. Диктую, стараясь ответить на все важные вопросы, применительно к твоему письму от 24 июня.
1. В виллу Зора я писал о том, что письмо получено.
2. Получен и французский текст "Зойкиной" .
3. Рейнгардт я послал первые поправки. Копия письма к ней здесь при этом письме. Прошу тебя со всей внушительностью и категорически добиться исправления неприятнейших искажений моего текста, которые заключаются в том, что переводчик вставил в первом акте (а, возможно, и еще где-нибудь) имена Ленина и Сталина. Прошу тебя добиться, чтобы они были немедленно вычеркнуты. Я надеюсь, что тут нечего долго объяснять, насколько неуместно введение фамилий членов правительства СССР в комедию. Так нельзя искажать текст! Я был поражен, увидев эти вставки с фамилиями в речи Аметистова! На каком основании? У меня ничего этого нет! Словом, этого делать нельзя!
4. Каганский - наглый и опасный мошенник. Сообщаю, что он никакого отношения к пьесам моим не имеет. Надо сделать все, чтобы он не смел протянуть лапу к деньгам.
5. О "Днях Турбиных". Договор с Лайонсом только для пьесы на английском языке. Поэтому пусть Фишер получает остальное.
6. О Сосьете. Боже, как трудно и хлопотливо получить все те документы, о которых ты пишешь! Просто помыслить не могу о том, что все это удастся здесь перевести, да еще и заверить! Но все старания к этому приложу. Предупреждаю, что начну это не раньше, чем через десять дней. Я не в силах выходить из дому и бывать в учреждениях. Присланные те бланки я заполню, но метрическая выписка и неподсудность, вероятно, придут в Париж не переведенными.
7. О "Зойкиной". Авторские комментарии (Милый Никол, я понимаю, насколько это важно, но мне для них был нужен именно этот французский текст!) уже начаты мною, и первые характеристики действующих лиц я сейчас отправляю Рейнгардт. Сколько хватит сил, я допишу и остальное.
К сожалению, я не могу этого написать по-французски. Я не владею настолько языком. Я могу перевести с французского, могу провести несложный разговор, но тонкие указания прямо по-французски я писать не могу, и вынужден все это послать на русском языке. Кстати, мне нужно знать, до сих пор я этого не спрашивал, ты, конечно, французским владеешь в совершенстве?
Пусть переводчики переведут у вас сами, если это им нужно.
8. О белградской постановке. Сукины дети они! Что же они там наделали! Пьеса не дает никаких оснований для того, чтобы устроить на сцене свинство и хамство! И, само собою разумеется, я надеюсь, что в Париже разберутся в том, что такое трагикомедия. Основное условие: она должна быть сделана тонко, и я об этом подробно пишу Рейнгардт, а копии пошлю тебе.
Вот, примерно, все, что я сейчас в силах написать.
С чего ты взял, что я езжу отдыхать? Я уже забыл, когда я уезжал отдыхать! Вот уж несколько лет, что я провожу в Москве и если уезжаю, то по делам (и прошлое лето и это - в Ленинград, где шли "Турбины"). Я никогда не отдыхаю.
Этим летом и именно как раз в то время, когда к тебе придет это письмо, я должен был быть в Париже. Я был настолько близок к этому, что разметил весь план двухмесячной поездки. Тогда я устроил бы все дела. Но в самый последний момент совершенно неожиданно, при полной надежде, что поездка мне будет разрешена, - я получил отказ.
Если бы я был в Париже, я показал бы сам все мизансцены, я дал бы полное, не только авторское, но и режиссерское толкование, и - можешь быть уверен, что пьеса бы выиграла от этого. Но, увы! - судьба моя сложна.
Кончаю это письмо. Нужно делать антракт. Я не могу помногу писать, потому что начинаются головные боли.
Итак, при этом письме - две копии: первая о поправках, упомянутых в начале, - вторая - первые характеристики действующих лиц.
Обнимаю тебя, желаю того, чего сейчас лишен, то есть, здоровья.
Пришли мне адрес Замятина, если можешь.
Люся шлет тебе привет. Она часто расспрашивает о том, каковы мои братья, и я ей говорю о тебе и об Иване, и желаю, чтобы Ваша жизнь была счастливой.
За этим письмом я постараюсь, как можно скорей, послать следующие.
Твой М.
М.А. Булгаков - Н.А. Булгакову
Москва. 2.VIII.34 г.
Нащокинский п. 3, кв. 44.
Дорогой Коля!
При этом посылаю тебе копию письма к Рейнгардт - примечания к пьесе, и копию письма к Рубинштейну.
Я написал Фишеру и просил, чтобы тебе перевели десять марок, и просил в этом письме, что если Каганский связан с издательством Фишера, чтоб его не допускали к моим делам.
Спешу ехать на дачу, целую тебя и очень благодарю за хлопоты.
Твой М.
М.А. Булгаков ― в дирекцию 1-й кинофабрики.
тт. Саврасову и Вайсфельду
22 октября 1934 г.
Уважаемые товарищи! В ответ на ваше письмо, которое мне 18.10.34 передал т. Кузнецов, сообщаю вам, что я согласен произвести в сценарии "Мертвых душ" те переделки, которые указаны в письме, но при условии, что эта работа будет оплачена фабрикой.
По нашему договору фабрика могла требовать от меня переделки сценария два раза. Дважды мною и были произведены переделки, после чего сценарий был принят фабрикой. Вновь предложенная мне работа не входит в мой договор и должна быть оплачена отдельно.
Прошу на это письмо срочный ответ, так как я чрезвычайно загружен другими работами, и должен знать свои сроки.
Меня крайне удивило то, что вы пишете в письме о возможности привлечения другого автора для осуществления переделок. Фабрика не имеет право вводить в мою работу никакого другого соавтора.
Условия, которые я излагаю в этом письме, были мною сообщены 18.10 т. Кузнецову, но от него до сего времени нет ответа.
М. Булгаков
М.А. Булгаков ― И.А. Пырьеву
5 ноября 1934 года
Милый Иван Александрович!
При просмотре экземпляра сценария "Мертвых душ", переписанного с Вашими режиссерскими добавлениями, я обнаружил многие вещи, которые следует немедленно исправить. В частности, на балу Вы ввели менуэт. Я не могу сейчас сделать срочной проверки танцев того времени, но и без этой проверки могу сказать, что на губернаторском балу менуэт в чичиковские времена никак танцевать не могли. Менуэт надо убрать.
Далее; на 56-й странице у Вас введен урядник. Урядники появились в России в 1878 году. Следовательно, урядника надо немедленно убрать.
Еще; на странице 41-й введена странная надпись: "Несравненно замечательное впечатление он произвел на дам..." Такой надписи быть не может!
Вообще весь сценарий содержит такое множество стилистических ошибок и всякого рода искажений, что его надлежит немедленно править. И я прошу Вас прислать мне экземпляр для того, чтобы я его выправил, с этого выправленного переписать и лишь тогда давать его читать. Я не хочу отвечать за те ошибки, которые в нем содержатся. На сценарии стоит моя фамилия, и я, как автор, настаиваю на том, чтобы текст был мною выправлен.
Я надеюсь, что Вы меня познакомите и с режиссерским сценарием.
Нам следовало бы повидаться с Вами и потолковать.
Дополнения, которые, от меня требовались, я сегодня сдаю т. Кузнецову.
Желаю Вам успеха в работе.
Ваш М. Булгаков
М.А. Булгаков ― М.В. Загорскому
Москва, 26.XI.34 г.
Милый Михаил Владимирович!
Мы с М.С. Каростиным очень хорошо столковались по поводу "Ревизора", и я прошу, чтобы ставил Каростин.
Полагаю, что будет толк, а он необходим всем нам при этой очень серьезной работе.
Мы с М.С. наметили примерно и наш метод, который и начнем применять, когда М.С. вернется из Киева.
Кроме того, я обращаю Ваше внимание на то, что в газетах все время появляются заметки, в которых сообщают, что "Ревизор" для "Украинфильма" написан Шкловским.
Мало этого. Наконец появилось и газетное сообщение о том, что сценарий сделан мною и Шкловским.
Это меня ни в коей мере не устраивает. Я уже говорил Катинову об этом и прошу Вас настойчиво дать информацию в газеты о том, что М. Булгаков работает над сценарием "Ревизор" для "Украинфильма".
Итак, посылаю Вам дружеский привет.
М. Булгаков.
Я тоже. Е. Булгакова