И вот снова тревожно на сердце у Елизаветы Максимовны. Какой она будет, новая невестка? Если бы оказалась такой, как покойная Клава. Простая. Приветливая. Сердечная... Приголубила бы внучку, дочку Сергея. Не перечила б во всем свекрови. А вдруг не уживутся? Вдруг невестка попрекнет куском хлеба, крышей над головой? Что тогда? Ехать с Иринкой к дочери в Москву? Но отпустит ли дочурку Сережа? Разного наслушалась за многие годы Елизавета Максимовна о невестках. Однако в сыне своем она уверена. Не позволит он обидеть мать. Еще при жизни Клавы он предлагал жить вместе. Но то была Клава! А какая будет эта? А ну как совсем силы оставят? Здоровье все хуже. Присмотрит ли, будет ли заботиться о ней невестка?..
- Так кто же она? - очнувшись от невеселых мыслей, спросила Елизавета Максимовна.
Пауза эта показалась Сергею Сергеевичу очень долгой.
- Оксана Васильевна...
- Это та, которая на комбинате экономистом работала?..
Наслышалась Елизавета Максимовна об Оксане многого. Одни во всем обвиняли ее. Даже вертихвосткой называли. Другие обвиняли мужа, мол, пьяница он. Но пойди разберись в чужой семье, кто прав, кто виноват...
- С мужем-то она развелась?
- Да, в прошлом году, осенью.
- Ну что ж, - вздохнула Елизавета Максимовна.- Тебе, сынок, виднее. Будете в мире и согласии жить, и мне будет хорошо. И Иринке... Счастье сына - счастье и матери.
- К этому мы будем стремиться, мама. Бороться за это. Счастье само не приходит.
- Ты взрослый, Сережа, решай сам. Полюбилась тебе Оксана Васильевна, приводи ее в дом. Я возражать не стану. Только бы ты был счастлив.
Резкие морщинки над бровями Елизаветы Максимовны разгладились, и она ласково улыбнулась сыну.
- Ой, у меня каша подгорает! - вдруг вскрикнула мать. И побежала на кухню. По ее щекам катились слезы...
3
Башенный кран, задрав в небо стрелу, стоял недвижимо. Крановщик, наверное, пригревшись у электроплитки, дремал. А возможно, его и вовсе на стройке не было. Что ему здесь делать, если кран неисправен? На другую работу крановщика не поставишь. Он специалист, всему строительству голова. Ну, если даже не голова, то - шея. Без его работы голове тоже делать нечего.
- Разыщите, пожалуйста, прораба или мастера,- попросил Григоренко девушку-учетчицу.
Мастер Бегма пришел не сразу. Приближался медленно, словно раздумывал: стоит ли подходить или нет.
- Вызывали?
Будто без вызова незачем и подходить к директору.
- Что с краном?
- С электропроводкой что-то. Второй день стоит...
- Где прораб?!
- Поехал в город искать электрика, чтобы починил.
Внутри заводского корпуса, по щитам, заменявшим лестницы, девушки носили на носилках раствор. На глубине шести-семи метров закладывали фундамент. Несколько плотников сколачивали опалубку. Арматурщики таскали металлические прутья. Часть рабочих нагружали бетон в тачки, другие - везли тачки к месту укладки. Люди, конечно, все заняты. Но какова их производительность? Так завод вторичного дробления и за два года не построить.
"Прораб Белошапка отправился искать в городе специалиста-электрика,- накалялся Григоренко. - В то же время в штате комбината есть главный механик, главный энергетик, инженер-энергетик, начальник энергоремонтного цеха. А исправить электропроводку некому. Все на плечи прораба свалили. Нет, так дело дальше не пойдет".
Рабочие оставляли тачки, подходили к Григоренко. Вот и крановщик. Подошел, стал, как солдат перед старшиной, блеснул крупными зубами:
- Товарищ директор! Помогите хоть вы пустить кран! Кто только не был, а кран все стоит. Девчата вон на носилках кирпич и раствор носят. А фермы? Как их без крана укладывать?
"Да-а, - подумал Григоренко, - крановщик больше за производство болеет, чем мастер. А ведь строительство корпуса вторичного дробления сейчас главный объект. Когда первичное дробление налаживали, все на том объекте сидели. Теперь же раскачиваются, словно лишнего времени много. Значит, совещание ничего в этой части не дало. Придется строго спросить кое с кого. Прежде всего с мастера и работников энергохозяйства".
- Так вы поможете? - не отставал крановщик.
- Обещаю принять меры.
Попробуй не выполни обещание, рабочие тогда и к нему обращаться перестанут, как к другим руководителям, в которых веру утратили. Но неужели крановщик и прорабу не верит? Ведь знает, что он поехал за электриком. Или так, на всякий случай, просит, вдруг Белошапка ни с чем вернется. А, собственно, почему поехал он? Пускай бы Александр Александрович позаботился, ведь это его работники не могут отремонтировать кран. А главный энергетик где? А главный механик?..
Подошел начальник дробильного цеха. Выглядел Михаил Андреевич торжественно - в новом костюме и новой фуражке, с орденскими планками на груди, пальто нараспашку. Держится уверенно. Значит, план идет. Когда с планом плохо, таким его не увидишь, тогда он вообще на глаза директору не показывается.
Драч неторопливо подал руку Григоренко.
- Ну, как дела? - спросил его Сергей Сергеевич.
- Наши дела всегда как на волоске. Сегодня завод намолотит сто двадцать процентов, а завтра, не исключено, и до сотни не дотянет. Техника... Того и гляди, что-нибудь из строя выйдет.
- Минутку... - сказал Григоренко и остановил проезжавшую мимо машину. - Вы в карьер едете?
- Да, - ответил водитель.
- Передайте главному механику Гамзе, чтобы немедленно прибыл ко мне сюда.
Шофер кивнул.
- Значит, сто двадцать процентов! Пожалуй, вы правильно на совещании говорили, планирование у нас хромает - план явно занижен...
- Вот так занижен - миллион кубов!
- Ну, а как с дополнительным планом? Вы думали о вторичном дроблении? Или мне самому идти говорить с рабочими?
- Выделить людей мы выделим, но видите, как здесь работают? Надо всем сразу взяться. Короче говоря, человек пятнадцать на строительство мы пошлем. За счет погрузки, обслуживания, ремонтников. Но у нас не энергоремонтный цех. Оттуда можно половину людей отдать на стройку, и дело совсем не пострадает...
- Погодите, Михаил Андреевич. Лучше будет, если вы еще найдете резервы в своем цеху, а там другие искать будут. Грешным делом, я на совещании подумал, что новый завод вторичного дробления вам вроде и не нужен.
- Как это не нужен?
Подъехал на попутном грузовике Гамза.
- Почему кран не работает? - спросил у него Григоренко.
- Электропроводка нарушена.
- Останетесь здесь со своими подчиненными, пока не будет налажена.
- Главный инженер приказывает сидеть возле экскаваторов,- буркнул Гамза, - а вы - возле крана. Где же мне сидеть?!
- Сидеть нигде не нужно. Вам бы следовало всюду успевать, на то вы и главный...
- Товарищ директор, да главного механика на строительство и на аркане не затянешь, - вступил в разговор мастер Бегма. - Его интересует только дробление щебня. Ведь он за щебень премии получает...
- Вас послушать, так и первичное дробление без главного механика налаживалось? - парировал Гамза.
- Вы слушайте, слушайте. У людей давно накипело, - поддержал Бегму директор.
Возвратившись в управление, Григоренко зашел к главному инженеру.
- Арнольд Иванович, прошу вас уделять максимум внимания строительству. Присмотритесь, пожалуйста, к работе Бегмы, сможет ли он возглавлять этот ответственный участок?
- Хорошо, - ответил Комашко, а сам подумал: "За кого угодно, но за прораба я тянуть лямку не стану!"
4
Люба пришла к Боровику, села у стола.
- Была у главного инженера и начальника планово-производственного отдела, но никто из них не хочет выступить перед комсомольцами о новых заданиях комбинату.
- Чем же они мотивируют свой отказ?
- Начальник планового отдела собирается в Москву. Главный инженер заявил, что ему некогда, что он слишком перегружен. Я бы сама выступила, но уже надоела комсомольцам со своими докладами... Не могли бы вы, Михаил Петрович, прийти послезавтра на комсомольское собрание?
- Нет, Люба, я тоже не смогу. Сегодня уезжаю в командировку. А доклад сделает Григоренко. Я его попрошу об этом. Или сама к нему сходи.
- Лучше вы поговорите, хорошо?
- Ладно, скажу. Да, кстати, я все собираюсь спросить тебя, что за дискуссия была после занятий в политшколе? Отсталые взгляды молодежи, легкомыслие?..
- Нет, это не так. Просто комсомольцы не могут равнодушно относиться к некоторым фактам. Фактам повседневной жизни...
Боровик с недоумением посмотрел на нее.
- Почему вы, к примеру, снисходительно относитесь к нечестным людям? - после некоторой паузы спросила Люба.
- Что-о?..
- Вот недавно устанавливали очередь на получение квартир в новом доме. Начальник энергоремонтного цеха Вовченко Александр Александрович подал заявление на трехкомнатную квартиру. А семья у него - он да жена. Сын ушел в училище и вряд ли сюда вернется. Правда, Вовченко временно привез мать. Я говорю, "временно", потому что мать уже уехала домой в деревню... Инженер по технике безопасности Акулина Назаренко по фиктивной доверенности получила на автозаводе тонну кровельного железа... Мать Комашко строчила анонимки. Разве сын не знал?..
- Но Александр Александрович трехкомнатной квартиры не получил. И на очередь его не поставили. Назаренко мы объявили выговор. Что же касается матери Комашко... Сын за мать не отвечает, Любовь Александровна.
- Может быть, это и так. Но мы, молодежь, думаем, что коммунист - человек необыкновенный, в смысле честности, любви к людям, гуманности...
- Коммунисты всегда несут ответственность за свое поведение. И для нас существует воспитательная работа. Предупреждают, наказывают. Есть и крайняя мера - исключение из партии...
- Вот и мы считаем, что недостойных следует сразу выгонять из партии...
- Видишь ли, Любовь Александровна, к сожалению, еще случается иногда, что в партийные ряды проникают и приспособленцы. Но их, как правило, выводят в конце концов на чистую воду... Конечно, настоящий коммунист подобен градуснику, по которому определяется температура окружающей среды. Все равняются на него. Когда меня выбирали секретарем партбюро, мне стало даже не по себе. Думал: "Может, к этому я еще не готов, недостаточно стоек, наконец, мало образован". Ведь нужно, чтобы ты вел людей, чтобы на тебя равнялись, и, как говорится, был во всем примером...
- Я понимаю, коммунистом быть трудно, - проговорила задумчиво Люба.
- Коммунист такой же человек, как и все, и в то же самое время не такой. Если ты коммунист, то должен честно выполнять данный обет. Обет - всего себя отдавать народу. Так, как выполняли его люди, создававшие партию. Знаешь, как было во время войны? Там, где складывалась очень тяжелая обстановка, всегда звучала команда: "Коммунисты, вперед!"
Боровик задумался. "Коммунисты, вперед!" В этом призыве был смысл и его жизни. С ранней молодости он верен ему. И поэтому жизнь, даже в самые трудные годы, была у него содержательной и ясной.
- Мы, молодежь, всегда это будем помнить, - сказала Люба. - Будем всегда благодарны вашему поколению.
- Так вот, Люба, партия - самое святое, что у нас есть. Она всех учит честности, мужеству, правде. В партию нужно строго отбирать. И вы должны рекомендовать только лучших из лучших комсомольцев. Ясно? - Боровик улыбнулся: - Думаю, что ты будешь настоящим коммунистом. Тебя уже сейчас можно рекомендовать в партию.
- Спасибо, ваше доверие мне дорого...
5
Они неожиданно столкнулись лицом к лицу. Увидев Комашко, Зоя встревожилась. Свернуть бы, но некуда. Обычно главный инженер в машине на работу ездит, а тут - вдруг - пешком...
"Ну, чего испугалась, - начала успокаивать себя Зоя. - Не съест же он меня. Избежать таких встреч все равно невозможно - на одном комбинате работаем. И я должна быть готова к этому".
- Здравствуй, Зоя! Как живется-можется? - улыбнулся Комашко.
- Спасибо. Не жалуюсь.
- А вот я одинок... Ты сделала меня таким.
- Я с вами, Арнольд Иванович, тоже была всегда одинокой. Только теперь нашла свое счастье. Мы с Остапом живем одной жизнью.
- М-да, - протянул Комашко.
- Вы еще найдете себе жену. Только ищите не служанку, а друга.
- Спешить не стану. Обжегшийся на молоке дует и на воду. Однако и ты счастливой не будешь. Медовый месяц пройдет... Ты думаешь, он простит тебе? Нет! Мужчины такого не прощают. Как сказал поэт: "Кто дружбе изменит хоть раз, тому уж веры нет..."
- Хуже, чем с вами, не будет...
- Посмотрим, посмотрим, как оно у вас еще сложится...
- Ну, я пойду, Арнольд Иванович.
- Может, встретимся как-нибудь и поговорим? Наедине...
- Не о чем нам с вами говорить!
- Есть о чем.
- Никогда! - твердо сказала Зоя.
- Ну что ж, пока. Но помни, я еще здесь... А это кое-что значит!
- Вы, Арнольд Иванович, мне не начальник, - ответила Зоя, а сама подумала: "Надо уходить с комбината. Напрасно Остап удерживает меня. Работай честно, и все, мол, будет в порядке. Плохо он знает Комашко. Любую пакость можно ждать от него".
Слова, сказанные бывшим мужем, больно отозвались в сердце: "Мужчины такого не прощают!" Неужели Остап не простил?! Ведь, кроме него, у меня никого нет на всем белом свете".
Без матери Зоя осталась очень рано. В памяти лишь смутные воспоминания о ней. А отец запомнился суровым, строгим солдатом. Но никогда не забудет Зоя, как плакал он у могильного холмика, куда приходил вместе с ней по воскресеньям. Потом и отца не стало. "Кажется, это произошло осенью. Да, осенью - кладбище тогда было усеяно желтыми листьями..."
Как-то зимой, когда она училась в восьмом классе, из Полтавы пришло в полесское село письмо. Зоина тетка коротко сообщала, что живут они в достатке, только вот за домом присмотреть некому. И она просила приехать кого-нибудь из детей...
Зоя понимала, что выбор падет на нее. Не отправит же мачеха свою родную дочку, хотя та и старше на год. А Зою послать - одним ртом меньше.
- Поезжай, доченька, - сказала мачеха ласково.
- А учиться как?
- Там и учиться будешь. В Полтаве школ хватит.
Учиться в городе!.. Она поедет поездом, увидит трамвай, сможет гулять по асфальтированным улицам. Поезд Зоя видела только на картинке: что и говорить - местечко их глухое, от железной дороги километров сорок будет. На душе у Зои стало радостно. Как медленно потекли дни, скорее бы в путь...
В Полтаву поезд прибыл вечером. Зоя вышла на привокзальную площадь и растерялась: какой большой город! Все куда-то спешат - и машины, и люди. Зою подхватил живой поток, и она, сама не помня как, оказалась в троллейбусе. Только когда тронулись, Зоя опомнилась: "А туда ли я еду?" Она осмотрелась, кого бы спросить? Вот пожилой мужчина в рабочей спецовке. Зое он почему-то показался даже знакомым.
- Скажите, пожалуйста, - обратилась она к нему,- как доехать до улицы Котляревского?
Черные глаза рабочего посмотрели на Зою приветливо и понимающе.
- Остановок шесть ехать. Я скажу тогда.
Тетка встретила Зою тепло.
- Кровинушка ты моя, - всплеснула она руками.- Дай-ка мне на тебя посмотреть. Какая большая стала...
- Не тарахти, - строго прикрикнул теткин муж.- Девочка с дороги, а ты... Собирай на стол, чаю попьем вместе.
Зоя быстро освоилась со своими обязанностями. Она убирала квартиру, готовила ужин. Иногда возила какие-то свертки и чемоданы для теткиных знакомых.
Тетка с мужем работали где-то в торговле. На работе она была занята не так уж долго. Но иногда пропадала по целым дням, появлялась поздно и, прикрыв окна шторами, сразу ложилась в постель.
Как-то за обедом тетка спросила:
- Ну, нравится тебе в городе?
- Конечно, нравится, - ответила Зоя. - Вот только учиться бы...
- Отстала с переездом. Теперь не догонишь. С осени пойдешь.
К ним частенько наведывались гости. Особенно один мужчина с длинными, как у женщины, волосами. Дядя недолюбливал его, называл "хабарником" и "делягой". Но когда тот появлялся, заискивающе заглядывал ему в глаза.
Однажды, поздно вечером, когда была распита не одна бутылка коньяка, дядя растолкал заснувшую Зою и сказал:
- Перехватил малость наш гость дорогой. Проводи его до троллейбуса.
Зоя не торопясь набросила халат, пальтишко. Ей так не хотелось идти в холодную ночь!
- Дядя, мне не хочется. Поздно уже...
- Надо, надо, доченька.
Тетка, сидя за столом, неодобрительно покачала головой. Пришлось идти.
Не прошли они и нескольких шагов, как мужчина обнял ее и попытался поцеловать.
- Пустите! - стала вырываться Зоя.
Но тот и не думал отпускать ее. Тогда Зоя выпрямилась и внезапно укусила его за нос. Мужчина выпустил ее, полез в карман за платком, а Зоя бросилась бежать.
- Ах ты дрянь такая! - закричал он ей вслед.- Мы с тобой еще рассчитаемся!
Зоя появилась на пороге дома взволнованная, со слезами на щеках.
- Что случилось? - удивился дядька. - Чего так быстро?
- Он... он приставал ко мне... Я его укусила...