- Ну, захмелел мужчина. Ничего тебе не сделалось бы... Да ты знаешь, что это за человек?! Сейчас же догони и извинись!
- Ни за что!
Тяжелая рука схватила ее за ворот пальто и вытолкнула в черноту морозной ночи.
Над головой ярко светилась красноватая звезда. Зоя быстро замерзла.
"Пойду ночевать к подруге..." - решила она и постучала в окно соседского дома. Ей открыли. Соседка напоила горячим чаем, уложила спать вместе с дочкой. А утром принесла Зое записку и отдала, виновато улыбаясь:
- Вот... бегала к твоим...
Тетка писала: "Зоя, не дури, возвращайся домой".
Но Зоя не вернулась. Она пошла в горком комсомола и попросила направить ее в профессионально-техническое училище...
...Зоя шла в контору управления и вспоминала свое детство. Слова Комашко все не выходили из головы. "А что, если правда, как быть тогда?! Может, Остап на словах простил, а в душе... Нет, Остап не Арнольд. Он простил. Он же честный человек!"
Зоя не представляла теперь свою жизнь без Остапа.
6
За столом президиума в центре сидела секретарь комсомольского бюро Люба Зинченко. Рядом с ней Григоренко, чуть подальше - Остап Белошапка...
Сабит примостился в последнем ряду. Но и там, над всеми головами, виднелся его черный, как смола, ежик.
Люба, открывая собрание, не могла справиться с волнением. Вроде и не робкого десятка, а вот поди ж ты...
- Товарищи! По поручению городского комитета комсомола, - произнесла она дрогнувшим голосом,- вручаю Сабиту Нариманову комсомольский билет на вечное хранение.
Сабит подошел.
Люба подала ему билет, как положено - пожала руку и добавила:
- То есть на всю жизнь.
У Григоренко даже комок к горлу подступил. Так все вышло и торжественно и просто. Удивительные это слова: на вечное... Старшему поколению не оставляли билетов навечно. Требовали сдавать. Может, напрасно требовали. Но у комсомольцев тех времен остались навечно подвиги, мужество, беззаветная любовь к Родине...
- Товарищи, - смущенно произнес Сабит, - мало-мало жалко расставаться с молодостью. Теперь я кандидат партии и крепко обещаю вам - буду стараться быть достойный этого звания каждый день, каждый час. Партия - это моя жизнь. И это собрание останется в сердце на всю жизнь...
Под громкие аплодисменты Сабит с высоко поднятой головой пошел к своему месту.
- Внимание... - подняла Люба руку. - В бюро комсомольской организации поступило заявление комсомольца Остапа Белошапки, в котором он просит рекомендацию в партию.
Остап встал.
- Вопросы есть?.. - спросила Люба. - Пожалуйста...
- Для чего вступаете в партию? - раздался чей-то голос из последнего ряда.
Простой, казалось бы, вопрос. А попробуй ответь...
- Почему хочу вступить в партию? - начал волнуясь Остап. - Я понимаю так: в партии жизнь не пройдет зря... Хочу больше приносить пользы... всем людям...
Остап внезапно замолчал. Что еще сказать? Сразу нахлынуло множество мыслей, но как их выразить словами, чтобы все поняли, поверили?
- Садитесь, товарищ Белошапка, - сказала Люба. - Кто хочет высказаться?
- Белошапка хороший руководитель, - донеслось из зала.
- Знаем его! Голосовать!
- Голосовать!
- Есть предложение дать рекомендацию в партию!
- Ставлю на голосование.
- За... тридцать один, тридцать два... Я - тридцать третья. Против: один, два... А ты, Светлана?
- Воздерживаюсь.
- Кто еще воздержался? Так... три, четыре...
- Большинством голосов мы даем рекомендацию в партию комсомольцу Остапу Вавиловичу Белошапке.
"Не все доверяют, - подумал Григоренко. - Пожалуй, это и правильно, что не единогласно. Общее доверие еще заработать нужно".
- Переходим к следующему вопросу: "Задачи комсомольцев в связи с новыми заданиями комбинату". Слово имеет Сергей Сергеевич Григоренко - директор комбината.
Григоренко был краток. Говорил только о строительстве завода вторичного дробления и открытии нового участка по изготовлению полированных плит.
- Переходим к обсуждению. Кто выступит первым? Первому - без регламента, - обратилась к собранию Люба.
Желающих нет.
Сергей Сергеевич всматривался в лица. В зале тихонько разговаривают, перешучиваются. Значит, не задел за живое.
- Товарищи, не задерживайте себя...
Белошапка кивнул Любе, мол, давай я.
- Слово предоставляется Остапу Белошапке, - объявила Люба. - Прошу записываться для выступления.
Григоренко слушал Остапа и замечал, что в зале с каждой минутой становилось все оживленнее. Вот прозвучала громкая реплика, потом смех. Это Остап Светлану задел, которая бегает из цеха в цех неизвестно почему: то ли женихов ищет, то ли работу полегче... "А, вот и в мой огород камушек. На работу принимаем кого угодно, даже прогульщиков... Правильно подметил! Так... Теперь и до себя добрался..."
- Важный участок мне доверили: поручили вести все строительство комбината. Главный объект - вторичное дробление. Может, для кого строительство - проза, будни. Работа, и все. А я шире смотрю на это... И сразу за все хочется схватиться, все перевернуть, все силы отдать... Чем больше ответственность, чем больше спрос с меня, тем жить интереснее!.. - Остап замолчал, хотел, видимо, еще что-то сказать, но затем передумал и, махнув рукой, сошел с трибуны.
В зале сразу поднялся шум. Взметнулся лес рук.
- Дай слово!
- Запиши!
- Левый фланг желает говорить!
Выступающие сменяли друг друга.
- План дробления перевыполняется. Так некоторые думают, что можно загорать. Где перспективы...
"Завести на комбинате анкету: "Твое мнение о резервах производства", - пометил у себя в блокноте Григоренко.
- Иной считает себя культурным, как же - десять классов закончил. О чем угодно рассуждать может, а как чертежи читать, он - нуль без палочки. В наше время мало быть грамотным, нужно и в экономике разбираться, и чертежи без посторонней помощи читать...
- Надо научиться ценить каждую минуту. Некоторые отшучиваются: мол, работа не волк, в лес не убежит, - но это лодыри. Один опоздал на десять минут, другой раньше ушел на обед... Если подсчитать, сколько времени уходит на перекуры, болтовню, споры с мастерами... Особенно на участке мастера Бегмы. И это - на главном объекте...
- Всякий простой на строительстве должен рассматриваться как ЧП...
- Я выступаю от имени трех дробильщиков. Если вторичное дробление сейчас основной объект, просим перевести нас туда. Мы всегда втроем. У нас принцип: что бы мы ни делали, от нашей работы должен полезный след остаться! Надолго остаться...
Григоренко улыбнулся. "След... надолго остаться... А надолго ли сделанное мною сохранится? Многое ли смогу еще?.."
Люба Зинченко так и не выступила. Хотя готовилась, даже заметки набросала. Хотела сказать, что комсомольская организация выросла, теперь их сорок два человека, и что нечего сидеть в обороне. Пора идти в наступление против пьянства, бесхозяйственности, хамства...
"Нет, лучше эти вопросы сначала на бюро обговорим,- решила она. - А потом уже вынесем на отдельное собрание".
Григоренко шел с комсомольского собрания с таким чувством, словно побывал на уроке. И не преподавателем, а обыкновенным учеником.
7
Ростислав Лисяк, встретив Белошапку, сказал:
- Решил к вам перейти.
- На строительство?! - удивился Остап и посмотрел прямо в глаза Ростиславу. - У тебя ведь специальность другая. Подрывнику у нас пока что делать нечего.
- Боишься брать? Не доверяешь? - с обидой спросил Лисяк.
- Почему не доверяю? Этого и в мыслях нет.
- Хочу помочь. Серьезно говорю. Тебе помочь, Остап Вавилович! Знаешь... до сих пор совесть гложет. В долгу я у тебя, - смущенно проговорил Ростислав.
- Ну, если помогать хочешь, то приходи. Буду рад. Только на-какую работу тебя поставить?
- Каменщиком. Или помощником. Лет шесть назад мне приходилось укладывать кирпичи. Правда, недолго - месяца три.
- Пойдешь тогда к Бегме. Там что-то не ладится,- подумав, сказал Остап.
- Значит, не возражаешь? Весь выложусь, а помогу...
8
За грубо сколоченным столом сидят "козлятники", но не играют. Курят, перемигиваются, ухмыляясь поглядывают на Бегму.
- Ну, хватит! - не выдержал тот наконец и стукнул кулаком по столу.- Пошутили, и будет! Где домино?!
Словно в ответ на этот стук дверь распахнулась и на пороге появились новички. Все в солдатских ушанках и шинелях. Только на шапках не было звездочек, а на шинелях - погон.
- Приветик, армия! - поднял руку Верхогляд, парень с длинными, нечесаными космами. - Тугрики забивать притопали? Тут вам, братва, не ать-два!..
- В Америке с такими патлами вообще не работают, - ответил один из демобилизованных и отрекомендовался:- Тришкин моя фамилия, Македон. Я - каменщик, плотник. Мои товарищи тоже строители...
- Чего это ты там про Америку? - спросил его кто-то.
- Не про Америку, а про хиппи.
- Что это за хиппи? Звери, что ли?
- Нет, не звери. Лет десять назад мальчишки и девчонки из зажиточных семей объявили протест современной цивилизации: ушли из дома и образовали собственные поселения - общины. Не работали, не учились, проводя время в бесцельных странствиях, проповедуя "свободную любовь".
- На какие же шиши они жили?
- Деньги они добывали как придется, не брезгуя воровством. Не отказывались и от подачек родителей. Но мода прошла. Хиппи побрились, постриглись, оделись в костюмы и белые сорочки.
- Так ты, Верхогляд, оказывается, уже консерватор, - потянулся Бегма к его шевелюре.
- Вот я как схвачу! - взъерошился Верхогляд.- Жену свою таскай за волосы! А я - какие хочу, такие и носить буду!
- Ну и носи, только чаще мой! - буркнул Бегма, а потом обратился к прибывшим: - Надолго вы к нам? Пятки не смажете?
- Строительное дело мы полюбили, - ответил Македон.- А ваш начальник отдела кадров говорил, когда к нам приезжал, что у вас тут большая стройка намечается.
- Ну, если надолго, то хорошо. До обеда знакомьтесь с техникой безопасности, обживайтесь, а потом за дело. На вас большая надежда...
- Товарищ мастер, который теперь час? - открывая дверь, спросил Белошапка.
Увидев прораба, все тут же начали расходиться.
- Хлопцы, кто прихватил мои рукавицы? - спросил Македон Тришкин.
- Визит вежливости, так сказать, - захихикал Верхогляд.
Македон молча посмотрел в упор на Верхогляда.
- Чего уставился?
- Да вот смотрю, заест тебя совесть?..
- Ха, чудак! Знаешь, где моя совесть?
- Догадываюсь.
- Тогда все в порядке, - бросил Верхогляд и кинулся догонять бригадира Егора Коноплю.
Глава третья
1
Перед самым Новым годом Григоренко привез Оксану к себе домой. Никакого торжества по этому поводу решили не устраивать.
Сергей Сергеевич купил на базаре большую пушистую елку и установил ее посредине комнаты, на месте круглого стола, который вынесли в коридор.
В восемь вечера зазвонил звонок. Первой в прихожую выскочила Ирина. На ней было короткое платьице и белый фартучек. В волосах - белый бант-бабочка. Пришли три девочки. Одна была совсем маленькая. Должно быть, и пяти лет не исполнилось. К ним подбежала Верочка, дочка Оксаны Васильевны.
- Ну, раздевайтесь скорее.
Минут через пять пришли еще две девочки.
Оксана Васильевна позвала дочку в комнату, прикрыла дверь и сказала:
- Доченька, ты что же, весь детский садик пригласила? Ведь Ирины подружки тоже придут.
- Нет, мамочка, не всех. Только лучших подруг.
- Ну и прекрасно. Будь умницей.
- Хорошо, мамочка, - ответила Верочка нетерпеливо, ей хотелось поскорее бежать к елке. За ней так темно и таинственно, как в настоящем лесу. Там удивительно пахнет хвоей и мандаринами...
- Хорошо, беги. Только не ссорьтесь! - отпустила ее Оксана Васильевна.
Верочка радостно выбежала из комнаты. Нет, без нее еще не начали играть. На елке много-много, пока еще не зажженных, электрических лампочек: красных, желтых, фиолетовых... Их бабушка купила.
Снова звонок. На этот раз - подруги Иринки.
Елизавета Максимовна выключила в комнате свет, подошла к елке, и... от неуловимого движения руки елка вспыхнула разноцветными огоньками.
"Судьба бабушек - по праздникам сидеть дома",- подумала Оксана Васильевна.
Пришли Славик Драч и Вова Борзов. Славик был более стеснительным мальчиком, чем его приятель. Почти все время помалкивал.
Верочка уперла ручонки в бока и стала притопывать своими красивыми туфельками. Вова начал показывать, как нужно стоять на голове.
- В космонавты готовишься? - спросила его Рита Назаренко. - А у самого, небось, поджилки трясутся!
- Может, и в космонавты. - Вова стал на ноги и церемонно поклонился, размахивая над полом воображаемой шляпой.
Играли в "Теремок", "Гуси-лебеди", "Мышеловку".
В мешочках из цветной бумаги, которые лежали под елкой, были приготовлены для детей подарки: апельсины, яблоки, конфеты... Бабушка раздаст их позднее, когда станут расходиться. Но она все же не удержалась и выдала всем по мандарину и хлопушке раньше времени. Дети тут же начали стрелять из хлопушек и весело хохотать. Потом надели маски и стали прыгать вокруг елки.
"Сейчас только девять, - подумала Оксана Васильевна.- Чем же бабушка будет их развлекать? И Сергей где-то задерживается. Надо же такому случиться, чтобы тепловоз под самый Новый год вышел из строя. Кому праздник, а комбинат все равно должен за сутки два эшелона щебня отгрузить".
Звонок. Хорошо, если он.
В прихожую выскочила Верочка:
- Папка пришел!
Сергей Сергеевич поцеловал Верочку в щечку и подбросил вверх.
- А где же Иринка?
- Там, она - зайчик, - ответила Верочка и побежала к елке.
- Папка пришел! - радостно сообщила она всем.
- Это не твой папа, - надулась Ирина, - а мой.
- А у меня еще папа есть! - не осталась в долгу Верочка и ушла к подружкам.
Когда Сергей Сергеевич появился в комнате, ребята забрасывали друг друга мандариновыми корками.
- Так не годится, поскользнется кто-нибудь и ногу может сломать. Давайте-ка соберем все с пола, - улыбнулся он ребятишкам.
Вмиг все было прибрано.
- А кто из вас умеет петь?
- Я! - отозвалась Верочка.
- Ну, ребятки, пусть Верочка первой споет. Хорошо?
- Хорошо! Хорошо!
Верочка весело, тонким голоском начала:
Дед Мороз, Дед Мороз,
Ты нам елочку принес.
Начинаем хоровод,
Потому что Новый год!..
После песенки ребята стали читать стихи.
Когда очередные аплодисменты утихли, Елизавета Максимовна подошла к сыну:
- Сережа, вам пора собираться. Я сама с ними займусь. Да их скоро уже и по домам разводить надо.
- Хорошо, мама.
Мать пошла к детям, а Сергей Сергеевич сказал Оксане:
- Знаешь, вчера твой бывший муж приходил.
- Зачем?
- Устраиваться на работу слесарем.
- И ты принял?
- Нет. Он же уволился от нас по собственному желанию. Пусть теперь работает в другом месте.
- Только поэтому?
- Не только... Хотя он вроде бы изменился к лучшему. Стал в вечернюю школу ходить. Пить бросил.
- Откуда ты знаешь?
- Сам рассказал мне.
- Он знает, что я к тебе переехала?
- Вероятно, нет.
- Значит, учится... Раньше, бывало, газету не заставишь прочитать, а тут... Может, еще за ум возьмется... Только зачем ты мне это говоришь? Давай условимся: о нем - больше ни слова.
- Хорошо.
На сердце Оксаны было тяжко. И не столько из-за разговора о бывшем муже, сколько из-за ссоры девочек. Неужели не поладят, не подружатся? Интересно, слышала ли мать Сергея их разговор? Наверное, слышала. Только виду не подала.
В десять вечера Сергей и Оксана поехали на новогодний бал-маскарад, во Дворец культуры.