Вобщем, идтибылонедалеко, ивскорости я ужестоял переддверью изцельногодуба, которуюмой новый хозяиниспользовалдлярождественскойобложкижурнала "Свобода".Массивныепетли былипокрытыржавчиной.Никто не умелподделыватьржавчину и то,как онаоседает надубовой древесине,лучше, чемДэн Грегори.Колотушкабыла сделанав формеголовыгоргоны, сволосами иожерельем изпереплетающихсязмей.
Полегенде, есливзглянешь нагоргону –сразу окаменеешь.Я рассказалсегодня обэтом подросткаму моего бассейна.Они понятияне имели отом, чтотакое горгона.Мне кажется,они не имеютпонятия ни очем, что не показывалина этойнеделе потелевизору.
* * *
Какна обложкежурнала, таки перед моимиглазами назлобном лицегоргоны и вскладках междукопошащимисязмеямизеленелипятна патины.Никто не умелподделыватьпатину лучше,чем ДэнГрегори. Наобложкеколотушкуокружалвенок изостролиста,но к тому времени,как яприехал, егоуже сняли.Некоторые излистьев побурелипо краям ипокрылисьпятнами.Никто не умелподделыватьболезнирастенийлучше, чемДэн Грегори.
Таквот, яприподнялгоргону затяжелое ожерельеи отпустил.Эхо отглухогоудараразнеслосьпо прихожей,где и люстра,и параднаявинтовая лестницатоже, какоказалось,были мнепрекраснознакомы. Явидел их наиллюстрацияхк рассказу оневероятнобогатойдевушке, влюбившейсяв семейногошофера.Кажется, рассказнапечатали в"Кольерз"[37].
Хорошознакомымбыло и лицочеловека,вышедшего настук – лицо, ноне имя,поскольку онслужилмоделью длямногочисленныхрисунковГрегори, втом числе и крассказу обогатойдевушке ишофере. Самшофер и былсрисован снего. Врассказе онспасает делоотца этой девушки,и это послетого, как всевокруг, кроменее самой, насмехаютсянад ним –поскольку онвсего лишь шофер.Кстати, поэтомурассказупоставлен фильмподназванием "Выуволены" –второй вистории,включавший всебя звук вдополнение кизображению.Первым такимфильмом был"Певец джаза"[38],главную рольв которомсыграл Эл Джолсон,бывшийприятелемДэна Грегори,пока они неразругалисьиз-за Муссолинивечером тогодня, когда яприбыл вгород.
Увышедшегобылоотличноелицо длятипажа американскогогероя. Он и всамом делебыл летчикомво времяПервойМировой.Кроме того,он и в самомделе был помощникомДэна Грегори– в отличие отМэрили Кемп,которая помощницейтольконазвалась, – ивпоследствиисталединственнымего другом,не бросившимего до самогоконца.
Еготожерасстреляютв Египте, вмундире итальянскойармии, вовторой, а непервой измировых войн,доставшихсяна его долю.
Такговоритодноглазыйармянскийпредсказатель,вперив взор вхрустальныйшар.
* * *
–Чем могуслужить? –спросил он.
Дажедвижениемглаз он невыдал, чтоузнал меня,хотя ему былоизвестно, ктоя такой, и чтоя должен появитьсяу двери сминуты наминуту. Они с Грегорирешилиустроить мнехолодный прием.Могу толькодогадываться,что они наговорилидруг другуперед моимприбытием, ноуверен, чтопредставлялсяя в их глазахнахлебником,которого Мэрилипритащила сулицы, вором,который уже успелстянуть материаловна много сотдолларов.
Онискорее всеготакжеубедили другдруга, чтоответственностьза кувыркивниз полестнице лежалаполностью насамой Мэрили,и что Грегористрадал безвинно.Собственно, ясам верил вэто до техпор, пока онане рассказаламне правду,после войны.
Чтобыхоть как-топодтвердитьсвое право находитьсяна этомпороге, яспросил, гдеМэрили.
–В больнице, –сказал он,по-прежнемустоя в проходе.
–Ох, – сказал я. –Очень жаль.
Иназвал емусвое имя.
–Я так и понял, –сказал он.
Идаже послеэтого он непригласилменя пройти вприхожую.
Тутсам Грегори,стоявшийпосредипараднойлестницы,осведомился,кто пришел, ичеловек в дверях,которогозвали ФредДжонс,отозвался с такимотвращением,будто вместослова "подмастерье"он произносил"глисты":
–Вашподмастерье.
–Кто-кто?
–Вашподмастерье,– повторилДжонс.
ОтветнаярепликаГрегориподнималавопрос, надкоторым я исамразмышлял: вчем же смыслдля художникаиметьподмастерьев наше время,когда краскии кистибольше ненужноготовитьпрямо вмастерской?
Вотчто онсказал:
–Подмастерьемне нуженпримерно также, как оруженосецили трубадур.
* * *
Вего речи небылоармянскогоили русского акцента,иамериканскоготоже не было.Его акцентпринадлежалпредставителюбританскоговысшегообщества. Ноесли бы Грегоризахотел, онмог бы, глядяс параднойлестницымимо меня наФреда Джонса,заговорить каккинематографическийгангстер иликовбой, какиммигрант изГермании, изИрландии, изШвеции, дакто угодно,заранее не угадаешь.Никто не умелподделыватьголоса с экрана,со сцены илиизрадиоприемникалучше, чемДэн Грегори.
Издевательства,которые онитак бережно подготовили,на этомтольконачинались.Время было ещене позднее.Грегори ушелк себенаверх, так ине удостоивменя приветствием,и Фред Джонсотвел меня вподвал, гдемне был поданобед –холодныеобъедки вкомнате дляслуг, рядом скухней.
Комната,собственно,была вполнеуютная, обставленнаяантикварнойамериканскоймебелью и утварью,которуюГрегори использовалвиллюстрациях.Длинный стол,сервант вуглу, набитыйоловяннымлитьем, икремневый пистолет,которыйпокоился надвух крючках,вогнанных вкладку грубоватогокамина, мнебыли знакомыпо рисунку, изображавшемупраздникБлагодаренияв колонии пилигримовв Плимуте.
Меняусадили вконце стола.Вилки и ложкибыли сваленытам грудой, асалфетки небыло вовсе. Я навсегдазапомнил, чтосалфетки тамне было. Вдругом концебыли безупречнонакрыты пятьприборов –льняные салфетки,хрусталь,фарфор,серебро аккуратноразложено,посерединеподсвечник. Уприслугиожидалсяизысканныйужин, ккоторому подмастерьеприглашен небыл. Мне неполагалосьставить себявровень сними.
Разговариватьсо мной никтоиз прислуги тожене стал. Всеотносилисько мне так,будто я и в самомделе уличныйбродяга.Более того,Фред Джонсждал, когда ядоем, нависаянадо мной,как мрачныйтюремщик.
Покая ел, ощущаясебя в такомодиночестве, вкаком неоказывалсяза всю моюжизнь, в подвалзашел Сэм Ву,хозяинкитайскойпрачечной[39],с чистымирубашкамидля Грегори.Р-раз! Яопознал его вту жесекунду. Онбыл мнезнаком! Астало быть, ия должен бытьзнаком ему!Тольконесколькимиднями позже японял, почемуСэм Ву показалсямне знакомым,в то времякак он, безсомнения,меня не знал.Этотоблаченный вшелковыйхалат иприлегающуюшапочку,униженноугодливыйкитаец послужилДэну Грегоримоделью дляпортретасамогозловещего книжногоперсонажа –воплощения"желтойугрозы",преступногогения ФуМанчу[40]!
* * *
СэмВувпоследствиислужилповаром уДэна Грегори,а потом вернулсяв своюпрачечную. Они стал темчеловеком,которому яотправлялкартины,приобретенныево Франции.
Вовремя войнымежду намизавязалисьстранные и вчем-то дажетрогательныеотношения. Янаткнулся наСэма вНью-Йоркеперед самойотправкой, ион спросил уменя адресмоей полевойпочты. По радиосказали, сообщилон мне, чтосолдатамбывает оченьодиноковдали отродины, и чтоим необходимокак можночащеполучатьписьма из дома.Я был единственнымвоенным, которогоон знал, и онрешил посылатьписьма мне.
Весьвзводвеселился поэтому поводу,когда намраздавалипочту. "Какдела вкитайскомквартале?" – слышаля вечныешутки. "Что, отСэма Ву ничегоне пришло? Неиначе, каккто-топодсыпал ядуему в лапшу!". Итак далее.
Послеокончаниявойны онотдал мне моикартины, ибольше я егоне видел.Вполневозможно, чтоон никогда комне особеннохорошо и неотносился. Ядля негопредставлялинтересисключительнов военное, ане в мирноевремя.
* * *
Иснова 1933 год.
Послегадостей заобедом я неудивился бы,если бы меняпрепроводилив чулан заотопительнымкотлом, сказав,что там я ибуду спать.Однако я былотведен натретий этаж,в самуюроскошную комнатуиз всех,которыедоводилось заниматьна этой землеКарабекянам.Там я долженбыл ждать,пока у Грегорипоявитсявремяпринять меня– по расчетуФреда Джонса,околополуночи,примерночерез шестьчасов.Грегоридавал званыйобед вгостиной, находившейсяпрямо подмоей комнатой.Приглашеныбыли, средипрочих, ЭлДжолсон икомическийактер УильямФилдс, атакжеписатель БутТаркингтон,чьи рассказыГрегорииллюстрировалбессчетноеколичествораз. Никогоиз них я так ине встретил,потому чтоникто из нихне появилсябольше в этомдоме – послежестокойссоры с Грегорипо поводуБенитоМуссолини.
Чтокасаетсякомнаты, кудаменяпоместил Джонс:это былаподделка подспальнюимператрицыЖозефины авторстваДэна Грегори,уставленнаяподлиннымфранцузскимантиквариатом.Она служиласпальней длягостей, а не дляГрегори иМэрили.Заточитьменя в ней нашесть часоввоистинубылозадумкой ввысшейстепенисадистской. СоднойстороныДжонс, ссовершенносерьезнымвыражениемлица, дал мнепонять, чтона времямоего ученичестваэта комната истанет моейспальней, какбудто длячеловекастольнизкогопроисхождения,как я, спать втакиххоромах было обычнымделом. С другойстороны я нерешался ни дочего в ней дотронуться.Для верностиДжонс ещесказал мне: "Вестисебя какможно тише иничего не трогать".
Моглодаже возникнутьвпечатление,что они пыталисьот меняизбавиться.
* * *
Ятолько чтоустроилЦелесте и еедружкам натеннисномкортенебольшойопрос:"Скажите,когда жилиследующиеличности:Уильям Филдс,императрицаЖозефина, БутТаркингтон,Эл Джолсон".
Единственным,кого ониугадали, былФилдс. Его старыелентыпоказываютиногда потелевизору.
Яупомянулздесь, чтоникогда невидел его, нотем вечером япрокрался изсвоей золоченойклетки на лестничнуюплощадку иподслушал,как прибывализнаменитыегости. И яразличилбезошибочноузнаваемыйгнусавыйговорокФилдса,представлявшегоГрегориженщине, пришедшейс ним: "А вот,красавицамоя, и ДэнГрегори, плодлюбовнойсвязи индейца-недомеркаи сестры Леонардода Винчи".
* * *
Япожаловалсявчера заужиномШлезингеру имадам Берман,чтосовременнаямолодежь,похоже,пытается прожитьжизнь, какможно меньшеобременяясебя информацией.
–Они не знаютничего овойне воВьетнаме, не знают,кто такаяимператрицаЖозефина иличто такоегоргона, –сказал я.
МадамБерманвыступила вих защиту.Она заметила,что боротьсяс войной воВьетнаме ужеслегкапоздно, аполучитьпредставлениео могуществеполовоговлечения и последствияхтщеславияесть способыи поинтереснее,чем изучатькакую-тоженщину, жившуюв другойстране стосемьдесятпять летназад.
–Что же догоргон, –сказала она, –то единственное,чтонеобходимознать о них –это что их небывает.
Шлезингер,по-прежнемусчитавший ееполуграмотной,изящнейшимобразомбросил ейсвысока:
–Как говорилфилософДжорджСантаяна, "те, ктоне помнитсвоего прошлого,обречены повторятьего".
–Да не можетбыть, –сказала она. –Передайте вашемуСантаяне, чтомы и так, и такобречены повторятьпрошлое. Такустроено всеживое. Надобыть на редкостьтупым ребенком,чтобы кдесяти годамдо этого недойти.
–Сантаяна былзнаменитымпрофессоромв Гарварде, –сказалШлезингер,выпускникГарварда.
–Мало ктоможетпозволитьсебе пойти вГарвард,чтобы ему тамморочилимозги, –сказала мадамБерман.
* * *
Вовчерашней"Нью-ЙоркТаймс" янаткнулся нафотографиюфранцузскогосекретераампир, ушедшегос молотка ккакому-токувейтцу затри четвертимиллиона, иготов поклясться,что в 1933 годуэтотсекретерстоял у Грегорив комнате длягостей.
Вэтой комнатеимелись дваанахронизма,оба – произведениясамогоГрегори. Надкаминомвиселаиллюстрацияк "РобинзонуКрузо", к томумоменту, гдепотерпевшийкрушениерассказчикнаходитчеловеческийслед на острове,на котором онполагал себяединственнымобитателем. Анад секретеромнаходиласьиллюстрацияк тому моменту,где Робин Гуди МалюткаДжон, еще неставшиелучшимидрузьями,встречаютсяпосерединебревна,переброшенногочерез ручей.У них в рукахпо шесту, и ниодин нежелаетотступить,чтобыпозволить другомупопасть туда,куда ему такхочетсяпопасть.
РобинГуду,естественно,приходитсяискупаться.
11
Язаснул в тойкомнате наполу. Не могже я, в самомделе, смятьпостель илидотронутьсядо чего-нибудь.Мне снилось,что явернулся ввагон поезда,слышал сноваи тук-тук, тук-тук,и динь-динь-динь,и ту-ту-у. Динь-динь-диньисходило,разумеется,не от самогопоезда, а отсигналов напереездах,предупреждавших,что всякий,кто неуступит намдорогу, будетразметан вмелкиеклочья. Таким и надо! Ктоони – и кто мы!
Многиеиз тех, ктопережидал,уступая намдорогу, чтобыизбежатьсмерти, былифермерами ссемьями. Весьих скарб былпривязанкое-как к кузовампобитых грузовичков.Ураганы илопнувшиебанкиотобрали уних фермы такжебезжалостно,как отобралиту же самуюземлю уиндейцев кавалерийскиеполки вовремена ихдедов. И гдеже они теперь,этиснесенныеветром фермы?Кормят рыбуна дне Мексиканскогозалива[41].
Этихпобежденныхбелыхиндейцев напереездах явидел не впервый раз.Достаточноих прошлочерезСан-Игнасио,и всеспрашивали уменя, у моегоотца, и даже унепроницаемыхлицоминдейцевлума, незнаем ли мы кого-нибудь,кому нуженбыл быкто-нибудьдлякакой-нибудьработы.
Отмоегожелезнодорожногосна меняпробудил в полночьФред Джонс.Он сказал,что господинГрегориготов меня принять.Он нискольконе удивился,что я сплю наполу. Когда яоткрыл глаза,прямо передмоим носомнаходилисьноски еготуфель.
Обувьвсегдаигралаважную роль вистории благородногородаКарабекянов.
* * *
Фреддоставилменя кподножиюлестницы, с которойслетелаМэрили икотораядолжна былапривестименя к порогусвятаясвятых –мастерской.Подниматьсямне полагалосьв одиночку.Там, наверху,было темно. Ничегоне стоилопредставитьсебе там, наверху,виселицу с петлей,свисающейнад откиднойдверцей.
Ия пошелвверх. Яостановилсяна последней ступеньке,и глазам моимпредсталакартина, противоречащаяздравомусмыслу: шестькаминов струбами, ни кчему неприкрепленных,в каждом изкоторыхмерцали угли.
Сейчасобъясню, чтотампроизошло сархитектурнойточки зрения.Дело в том,что Грегорикупил триподъезда вобычномнью-йоркскомкирпичномдоме длиной вквартал,каждыйшириной в триокна ивысотой в четыреэтажа, пятьдесятфутов вглубину, двакамина накаждом этаже.Я-то думал,что ему принадлежалтолькоподъезд сдубовойдверью иколотушкой вформегоргоны,подернутой патиной.Так что вид,открывающийсяс площадкиверхнегоэтажа, засталменяврасплох – оннарушал всезаконы пространстваи времени, ондлился идлился. Нанижних этажахи в подвалеГрегорисоединилподъезды, прорезавдвери и проходыс арками. Нона верхнемэтаже он снесразделяющиестены полностью,от фасаданазад и вовсе стороны,и оставилтолько этишестьотдельностоящих каминов.
* * *
Ночьбылаосвещенаэтимшестикратнымповторениемтлеющихуглей, дачередующимисябледнымиполосами напотолке.Полосыполучались оттого,что девятьокон, выходящихна СорокВосьмуюулицу,разрезали светуличных фонарейна ленточки.
Гдеже был самДэн Грегори?Я сперва незаметил его.Он сиделмолча, бездвижения,сгорбившисьна верблюжьемседле передцентральнымкамином, былвсего лишьбесформеннымпятном впросторнойчерной кофте,футах в двадцатиот меня.Прежде чем японял, где оннаходится,мой взглядупал на содержимоекаминнойполки надним. Этипредметывыделялись впещере своейбелизной. Тамстояливосемьчеловеческихчерепов, октава,выстроеннаяпо размеру,от детскогона одномконце достарческогона другом –каннибальскийксилофон.
Музыкатам вкаком-тосмысле тожеприсутствовала,утомительнаяфуга на тазахи кастрюлях,подставленныхподзастекленныйлюк впотолке, поправую рукуот Грегори.На люкележала шапкатающегоснега.
* * *
"Плих-плюх".Тишина. "Кап-кап".Тишина. "Плюх".Тишина. Такзвучалапеснязаснеженноголюка, а глазамои в этовремяобшаривалито произведениеДэна Грегори,которое безколебанийможноназватьшедевром – собственноэтумастерскую,единственныйпримерпотрясающейоригинальностис его стороны.
Простоеперечислениеоружия,инструментов,идолов, икон,шляп, шлемов,моделейкораблей и аэропланов,чучел –включаякрокодила ибелогомедведя, поднявшегосяна задниелапы, – уже поражаловоображение.Но вот вамеще,например: этотшедеврсодержал пятьдесятдва зеркалавсех мыслимыхвремен иформ, висящихпорой в неожиданныхместах и поддикимиуглами,умножая озадаченногонаблюдателядобесконечности.Дэн Грегорибыл скрыт отменя,стоявшего наверхнейступеньке, носам я смотрелна себяотовсюду!
Язнаю, чтозеркал былоровнопятьдесятдва, потомучто наследующийдень я ихпересчитал. Некоторыеиз них мнеполагалосьначищатьеженедельно.Попытка стеретьпыль с другихкаралась,если веритьмоемумастеру, смертью.Никто не умелподделыватьизображенияв пыльныхзеркалахлучше, чемДэн Грегори.
Наконецон заговорил,и немногорасправил плечи,так что яувидел, гдеон сидит. Вотчто он сказал:
–Меня такженигде иникогда непривечали.
Онсноваупотребилбританскийакцент – единственный,который ониспользовал,когдаговорилсерьезно. Потомон сказал:
–И то, что всебыли со мнойтакнеприветливы,а мой мастерни во что неставил меня,пошло мне напользу. Смотри,кем я стал.
* * *
Онсказал, чтоего отец,которыйзанимался выездкойлошадей, едване убил его вмладенчестве,потому что немог выноситьего плача.
–Стоило мненачатьплакать, какон делал всевозможное,чтобы янемедленноперестал. Они сам былвсего лишьребенком. Обэтом сложнопомнить,когдадумаешь оботце. Сколькотебе лет?
Первоеслово,которое ясказал ему:
–Семнадцать.
* * *
–Когда яродился, мойотец былтолько на годстарше тебя, –сказал ДэнГрегори. –Если ты прямосейчас примешьсясовокупляться,то квосемнадцатилетиюи у тебя будеторущий младенец,посредибольшогогорода ивдали от дома.Ты ведь,наверное,собираешьсяпоразить этотгород своимискусством?Так вот, мойотецсобиралсяпоразитьМосквувыездкойлошадей.Очень скоро онузнал, чтовсеконнозаводствов Москвеприбрали крукам поляки,и чтонаивысшимегодостижением,независимоот его талантов,может статьдолжностьмладшегопомощникаконюшего. Онутащил моюмать, которойбыло всего шестнадцать,от ее родни иотединственнойзнакомой ейжизни, наобещавей, что вМоскве к нимсразу же придетизвестностьи богатство.
Онвстал иповернулсяко мне. Я несдвинулся сверхнейступеньки.Новыерезиновыенабойки на каблуках,которые япоставил насвоипотрескавшиесябашмаки,нависали надпустотой,настолькомне нехотелосьсделать дажеполшага вперед,в этотумопомрачительносложный, отраженныйзеркаламимир.
КофтаГрегори былачерной,поэтомувидны былитолько егоголова ируки. Головасказала мне:
–Я был рожденна конюшне,как Христос,и я плакал,вот так.
Изего горлавырваласьдушераздирающаяподделкаплачаброшенногоребенка, которомуничего неостается, каккричать икричать.
Уменя волосывстали дыбом.
12
ДэнаГрегори, илиДанаГригоряна,как звали егов СтаромСвете,избавила отродителей,когда ему былолет пять,жена художникапо фамилииБескудников,резчика печатныхформ длягосударственныхоблигаций ибанковскихбилетов наимператорскоммонетномдворе. Любовьтут была нипри чем. Длянее он былвсего лишьпаршивымбродячимзверьком вбольшомгороде, но ейнеприятнобыло смотреть,как над нимиздеваются.Поэтому она поступилас ним точнотак же, какпоступала дотого с бродячимикошками исобаками,которыхприносила вдом – отдала влюдскую,чтобы его тамвымыли и вырастили.
–Для ее слуг ястал тем же,чем стал тыдля моей прислуги,– сказал мнеГрегори. – Имприбавиласьеще однаобязанность,лишняяработа, каквыгребаниезолы из печей,чисткаламповыхстекол ивыбиваниековров.
Онрассказалмне, чтобыстросообразил,как выживалив доме кошкии собаки, исталповторять заними.