- Это птенец, - внушительно сказал он, удивленно, строго и вместе проникновенно глядя в лицо мужику - как будто наставлял провинившегося ребенка. - Понимаете - птенец. Здоровых и сильных людей убивают, а калекам - подают.
Мужик поморгал - уже не обращая внимания на птенца, а лишь недоуменно глядя на Андрея Ивановича, - мотнул головой и, ничего не сказав, далеко обошел Андрея Ивановича и двинулся дальше. Дойдя до поворота, мужик оглянулся. Андрей Иванович стиснул зубы - и тоже пошел.
Еще издалека он увидел, что его двор полон народу: бегали дети, кучками стояли их матери, на скамьях под деревьями сидели старухи, у выстроившихся вдоль тротуара автомобилей хлопали дверями мужчины… Как назло, его двор, в отличие от предыдущих, был вытоптан до былинки: ни самосевных дичков, ни травы, ничего - кроме торчащих из плотно убитой земли полувековых тополей.
Андрей Иванович, непринужденно поглядывая по сторонам, перешел дорогу и ступил на идущую вдоль подъезда панель. Птенец вдруг задергался и коротко хекнул - как будто прочистил горло; Андрей Иванович вспотел… а вдруг закричит?! От смущения он даже забыл, куда и зачем он идет, и вспомнил об этом, лишь миновав угловой подъезд. Он так растерялся, что даже остановился - в виду двора, в нескольких метрах от вереницы машин… куда он идет? Он идет куда-нибудь посадить бестолковую птицу… и пусть там сидит. Он посмотрел на двор - тот был похож на разворошенный муравейник. И кроме того… сидит? Андрей Иванович со стоном вздохнул, поворотился к стене и перевернул вороненка вверх брюхом: несоразмерно большие когтистые лапы птенца были неестественно искривлены и прижаты к телу… тут птенец так закричал - отраженный от близкой стены, крик его усиливался, казалось, десятикратно, - что Андрей Иванович вздрогнул, присел и вжал голову в плечи.
- Кр-р-ра-а! Кр-р-ра-а! Кр-ра-а-а!…
- Цыц, проклятый!!!
Птенец, весом, казалось, не больше стакана воды, продолжал разрываться фрезой - визжать, свиристеть, скрежетать… Андрей Иванович торопливо перевернул его брюхом вниз; птенец крякнул еще несколько раз с убывающей силою - и умолк. Преодолевая нелепый соблазн поднять руку и взглянуть на двор из-под мышки, Андрей Иванович медленно повернулся… весь двор на него смотрел!!! все лица, десятки лиц, детские и взрослые, были обращены в его сторону - как железные опилки в магнитном поле… Андрей Иванович страшным шепотом помянул черта, изо всех сил напряг кожу на голове - чтобы вызвать спасительный звон в ушах - и, устремив перед собою невидящий взгляд, в полный мах зашагал к своему подъезду. У дверей он замешкался - надо было нажать кнопки кода; сквозь звон проклюнулось детское: "Смотри, смотри, дядя ворону понес!" - Андрей Иванович бесцеремонно прижал вороненка одной рукой (тот задергался и заверещал), спотыкающимися пальцами утопил три кнопки замка - и, спасаясь, юркнул в прохладную тень подъезда… С тяжелым звенящим стуком захлопнулась железная дверь.
Как на иголках Андрей Иванович дождался лифта, поднялся на свой этаж, вышел на площадку, остановился… домой не пошел: сказал себе дурака и спустился лестничным маршем ниже, к окну. Здесь он положил вороненка на пол, под батарею (в темноте тот сразу затих), закурил, - первые несколько затяжек сделал бездумно, потом начал думать… но думал недолго: он уже физически даже устал. "На ночь возьму домой, посажу в коробку, а завтра куда-нибудь отнесу". Дома была коробка из-под нового телевизора.
V
Дверь открыла Лариса. В полутемный тамбур хлынул электрический свет.
- Кр-ра-а! Кр-ра-а! Кр-ра-а!!!
Лариса отшатнулась, округляя глаза.
- Господи! Что это?…
- Птенец, - виновато (в последнее время он постоянно испытывал чувство вины) сказал Андрей Иванович, переступая порог, и не обинуясь (он вообще уже как-то привык к птенцу) схватил вороненка за нос. Вороненок дергал головой и кряхтел.- Иду мимо прачечной, слышу - кто-то кричит. Смотрю - птенец, а к нему подбирается кот… громадный, как рысь. Ну, я кота отогнал, а с этим что делать? У него лапы подвернуты, он не может ходить. Наверное, выпал из гнезда. Я и взял его… на ночь, завтра куда-нибудь отнесу.
Лариса покачала головой. Тут только Андрей Иванович заметил, что она напудрена и накрашена и в черном платье вместо халата… красивая.
- У нас Евдокимовы.
Андрей Иванович поджал губы. Из большой комнаты выскочила Настя, тоже в нарядном розовом платьице с рюшами.
- Ой, что это?!
- Ворона, - с досадой сказала Лариса. - Папа открыл приют для ворон.
- Она у нас будет жить?
- Нет.
Настя подошла ближе, с интересом оглядела птенца - тот был растрепанный, облезлый, худой… интерес погас.
- У него лапки скрючены… видишь? - Андрей Иванович показал дочке лапы.- Он не может ходить.
- Ну-у, ворона… Лучше бы попугая купил.
Под попугаем подразумевался не обычный, волнистый, за сто рублей, которого еще можно было купить, а громадный, белоснежный с желтым хохолком какаду, лазавший по гудящей от его тяжести клетке в недавно открывшемся у метро шикарном зоомагазине. Какаду стоил тридцать тысяч рублей - четыре его годовых зарплаты.
- Попугаям, Настя, и без нас хорошо живется, - с сердцем сказал Андрей Иванович. На душе совсем почернело… Тут где-то внизу раздался довольно громкий мокрый шлепок. Андрей Иванович опустил глаза: вороненок уронил на паркет большую зеленовато-серую плюху.
- А-а, ч-черт!
- Кр-р-ра-а!…
Настя прыснула, закрывшись рукой.
- О господи, - с отвращением сказала Лариса. - Ну зачем ты его принес?
- Его там съедят, - с тоскою ответил Андрей Иванович. Почему-то он не подумал о том, что птенец будет гадить.
- А завтра не съедят?
Лариса сказала то, что подсознательно - смутно, едва выражаясь словами - мучило Андрея Ивановича с той минуты, когда он решился забрать птенца.
- Ты, как всегда, делаешь всё для галочки. Галочку поставил, успокоил себя, а то, что мне убирать… и то, что твоя ворона всё равно умрет, тебе наплевать. Настя, принеси из ванной зеленую тряпку.
Лариса говорила возбужденно, но тихо - конечно, из-за Евдокимовых. Настя принесла тряпку. Андрей Иванович перехватил вороненка одной рукой.
- Я вытру…
- Отнеси его лучше на балкон, пока он всё не загадил.
Андрей Иванович прошел в свою комнату и закрыл за собою дверь. Почти сразу в коридоре раздался мягкий, неторопливый ("жирный", называл его Андрей Иванович про себя) баритон Евдокимова.
- Кто это у вас так кричит?
- Андрей ворону принес, - снизу (наверное, она вытирала пол) весело-раздраженно сказала Лариса. - Птенец размером с курицу… выпрыгнул из гнезда. Кошка хотела его съесть, а Стрельцов его спас. Чип и Дейл спешат на помощь.
Настя засмеялась.
- Так у вас теперь будет ворона?
- Господь с тобой… Завтра он ее унесет.
Андрей Иванович не то чтобы не любил Евдокимова, но тот (и даже не он сам, а скорее его присутствие, здесь был оттенок) был неприятен ему. Наверное, из-за этой своей неприязни Андрей Иванович за глаза и в разговоре с собой называл Евдокимова по фамилии, хотя наружно, конечно, был с ним на ты и звал Алексеем. Евдокимов был из той породы людей, которые всё делали вовремя: на заре частной банковской деятельности он, инженер оборонного завода, устроился программистом в один из первых коммерческих банков и сейчас руководил в нем отделом программного обеспечения. Со временем он перетащил к себе и жену; в банке платили хорошие (по сравнению с институтом - огромные) деньги, и материально Евдокимовы были если и не "новыми русскими", то близкими к этому классу людьми. Они поменяли двухкомнатную квартиру в панельном доме на четырехкомнатную в сталинском, купили дорогую машину (Андрей Иванович совершенно не разбирался в марках иностранных машин) и строили дачу недалеко от Москвы. Лариса и жена Евдокимова Лена были подругами с институтских времен.
- …Андрей! - позвал из-за двери Евдокимов.
- Да! - как можно непринужденней откликнулся Андрей Иванович.
Евдокимов вошел. Он был ненамного выше Андрея Ивановича, но шире в плечах, - ясноглазый, улыбчивый, плотный, жгучий брюнет, со спокойным смуглым лицом и уверенными скупыми движениями, всегда в темном костюме, белой рубашке и галстуке - впрочем, костюм был банковской униформой.
- Ух ты какой…
Евдокимов наклонился к птенцу; птенец открыл клюв и закрякал. Евдокимов улыбнулся, просияв кипенными на смуглом лице зубами.
- Есть просит.
- Да, - сказал Андрей Иванович, неотрывно глядя на прижатого к груди вороненка. В последние года два, с тех пор как его дела и настроение совсем пошатнулись, он чувствовал себя в присутствии Евдокимова каким-то ущербным - неловким, неумелым, даже неумным,- хотя Евдокимов никогда и ничем ни своего богатства, ни положения не демонстрировал и ничего умного не говорил. Впрочем, в последнее время Андрей Иванович вообще чурался даже редких гостей: ему хотелось уйти в свою комнату, лечь в тишине и одиночестве на диван и забыться какой-нибудь старой, детской - из времен его счастливого детства - приключенческой книгой…
В дверь заглянула Лариса.
- Вы скоро там?
- Иди, Лёша, иди,- горячо сказал Андрей Иванович.- Я сейчас пристрою его и приду.
- Пойдем, Лёша, - сказала Лариса. - Пока он тебя не обгадил.
- Я люблю ворон, - сказал Евдокимов выходя. - Очень умные птицы.
- Мы тебе ее с удовольствием подарим, - уже в коридоре весело, незнакомым голосом сказала Лариса.
- У нас же собаки…
Андрей Иванович вышел с птенцом на балкон. Солнце уже коснулось гребня соседней крыши и косыми лучами золотило верхушки переросших балкон тополей. Вороненок, видимо, уже привыкнув к рукам, сидел молча и вольно крутил головою. Андрей Иванович осторожно уложил его в угол балкона; как только руки его разжались, птенец захлопал крыльями и закричал. Андрей Иванович махнул на него рукой, вошел в комнату и закрыл за собою дверь… как ни странно, крики сразу умолкли. "Я для него уже свой, - подумал Андрей Иванович. - Один боится кричать…"
Он снял со шкафа картонную коробку из-под телевизора, вытащил из нее Настиного плюшевого медведя (когда-то был Настин, а сейчас Настя выросла и он стал ничей; Лариса хотела его выбросить, и Настя не возражала, но Андрей Иванович не дал: ему было жалко медведя), постелил на дно коробки газеты и вернулся на балкон. При виде его птенец тут же разинул рот… то есть клюв, и опять закричал. Андрей Иванович морщась (голова его уже немного устала от криков) поставил коробку к стене, на случай дождя, и посадил - уложил - в нее вороненка. Тот поползал немного, шурша газетой, поднял черноглазую голову, открыл клюв… Андрей Иванович юркнул в комнату; в спину ему полетело раздраженное "кр-ра-а!".
"Надо его покормить", - подумал Андрей Иванович и скрепя сердце - выходить не хотелось - пошел на кухню. В коридоре он вынужден был заглянуть в открытую дверь гостиной - за накрытым столом (белоснежная скатерть, бутылки, сервиз, хрусталь) сидела Лариса и Евдокимовы, - изо всех сил улыбнулся Лене, с усилием же глядя в ее блестящие, черные, вишенные глаза, сказал с вымученной шутливостью: "Здрас-с-сьте…" Открыв холодильник, он осмотрел раздражающе многоцветные полки - какие-то консервы, коробки, обтянутые мертвящим целлофаном брикеты… увидел в стеклянной банке неочищенное яйцо. Яйцо показалось ему самым подходящим к случаю кормом; он крутанул его на столе, яйцо завертелось, значит, вареное… "и холодное, - подумал Андрей Иванович, - простудится, черт бы его побрал". Включив электрический чайник, Андрей Иванович очистил яйцо, положил его в банку и залил кипятком… раздался тусклый короткий треск: по дну банки зазмеилась сине-зеленая трещина, на столе расплылась парящая лужица и стала быстро расти. Андрей Иванович чуть не взвыл: "Господи, ну что я за идиот!", - торопясь, выловил ложкой яйцо, вылил в раковину остатки воды и выбросил банку в мусоропровод.
- Андрей, что ты там делаешь? - донесся голос Ларисы.
- Ворону кормлю! - в отчаянии крикнул Андрей Иванович.- Я сейчас!
Лариса что-то сказала. За столом рассмеялись.
Андрей Иванович собрал тряпкой воду, промокнул, выжал тряпку над раковиной… жестоко обжегся; это совершенно его убило. Оскалив зубы, он сунул пальцы под холодную воду. Нестерпимо захотелось курить - но, мысленно идя на балкон, он вспомнил, что там птенец - голодный, будет кричать… С ожесточением плюнув в раковину, Андрей Иванович прямо на столе, без доски, накрошил яйцо и ссыпал его в первое попавшееся под руку блюдце.
Когда он, держа перед собой блюдце, ступил на балкон, - птенец так забился и заорал, что Андрей Иванович испугался и отшатнулся… Растерянный, стоял и смотрел он на беснующегося птенца, - потом спохватился, что крики, от которых у него заложило уши, слышит, наверное, весь дом, торопливо взял с блюдца упругий плотный кирпичик белка и бросил его в коробку. Птенец дернулся головою навстречу, но промахнулся - щелкнул клювом, как кастаньетами, - и, не обращая внимания на упавший перед его носом кусок, закричал еще пуще.
- Кр-ра-а! Кр-ра-а! Кр-ра-а! Кр-ра-а-а!…
"Что за черт", - подумал Андрей Иванович и бросил еще, сразу два куска; птенец снова сделал выпад ножницами раскрытого клюва, опять промахнулся - клюнул стенку коробки - и опять на упавшие рядом куски даже не посмотрел. "Вот ведь бестолочь!" - рассердился Андрей Иванович - прежде чем сообразил, что птенец просто не умеет брать корм с земли. Это его сильно обескуражило; взяв вороненка к себе, он не предполагал каких-то особых связанных с ним хлопот: ну, посадить в коробку, поставить блюдце с водой, накрошить, как голубям со скамейки, хлеба… а птенец, если его возраст очеловечить, оказался грудным.
- Кр-ра-а! Кр-ра-а! Кр-ра-а!…
Вдруг (откуда-то из памяти детства, казалось, начисто позабытое) Андрей Иванович вспомнил, как учат клевать цыплят, - и даже вспомнил, откуда он знает это: из "Веселой семейки" Носова, - и это воспоминание секундно согрело его… Он опустился на корточки, согнул указательный палец крючком и, осторожно опустив руку в коробку, постучал ногтем по дну. Птенец даже ухом не повел и продолжал кричать, но уже не так громко, как раньше, - хрипловато и жалобно… "Цып-цып-цып, - стыдясь, прошептал Андрей Иванович, продолжая стучать. - Цып-цып-цып-цып-цып…Ешь, черт тебя подери! Ешь, проклятая птица!" Вороненок не ел; делать было нечего: Андрей Иванович захватил щепотью несколько кусочков яйца и нацелился в младенчески-розовый зев открытого клюва… птенец катапультно выстрелил головой, захлебнулся криком и буквально нанизался на щепоть Андрея Ивановича, заглотив его пальцы чуть не до третьих фаланг: глотка его была горячая, влажная, нежная… Андрей Иванович осторожно вытащил пальцы; птенец ожесточенно затряс головой, заглатывая куски и при этом совершенно по-собачьи отрывисто взлаивая:
- Гау-гау-гау-гау-гау!…
Всё яйцо исчезло - провалилось в блестящую розовую воронку - за полминуты: хватило бы и нескольких секунд, но Андрей Иванович просто не мог быстрее давать. Птенец скрипуче квакнул, надулся, втянул голову в плечи - превратился в пушистый, несколько примятый сверху и снизу шар - и обессиленно задернул глаза голубоватыми шторками. Андрей Иванович оперся локтями на парапет и с облегчением закурил: ему как будто передавалось волнение изголодавшегося птенца, и, пока тот не успокоился, он сам непонятно нервничал.
Докурив, Андрей Иванович вернулся в комнату и уже хотел было закрыть балконную дверь… но неожиданная мысль остановила его. Он вдруг смутно подумал (даже не подумал - почувствовал, как будто речь шла о нем самом), что за закрытой дверью птенец останется совсем один: один на крохотном выступе в стене огромного, как скала, тысячеоконного - тысячеглазого - дома, над пропастью ревущего двигателями и голосами двора, безнадежно, обреченно отрезанный от… от него, Андрея Ивановича - единственного человека и вообще существа на свете, которое может ему помочь… Подумав и почувствовав так, Андрей Иванович оставил балконную дверь открытой.
Надо было идти к гостям - о чем-то говорить, что-то отвечать, улыбаться: нет хуже муки, чем улыбаться, когда хочется выть. А как он стремился домой - в одиночество, в тишину… да что же это за издевательство такое?! Впрочем, возня с птенцом, как ни странно, немного его успокоила, и прежние тягостные мысли и чувства еще не успели возвратиться к нему во всей своей полноте; кроме того, ему страшно хотелось есть - по приходе домой его голод, заглушаемый бесконечным чаем с сухариками и табаком, всегда прорывался. Ну и что ж - он пришел с работы, ему хочется есть, он будет сидеть и есть, а они… пусть говорят. Андрей Иванович вздохнул и вышел из комнаты.
VI
- Ну наконец-то, - сказала Лена, жена Евдокимова; Евдокимов, благожелательно широко улыбаясь, смотрел на него.- Накормил ворону-то? Ты прямо как кормящая мать.
Евдокимова громко, жизнерадостно засмеялась, подпрыгивая грудью и наливными плечами. Она была жгуче-черноволосой, жгуче-румяной, с высокой, даже как-то зримо тяжелой грудью, одета как всегда в яркие - красные, желтые, - тропического колорита цвета; раньше, глядя на нее, особенно ее пышную грудь, Андрей Иванович, стыдясь, иногда волновался, - сейчас ему было всё равно… Он кривовато улыбнулся и неловко развел руками - и пошел на свободный стул.
- Тебе положить салат? - спросила Лариса.
- Да, пожалуйста…
Справа от него подмигивал раздражающе-яркими красками и приглушенно воркотал телевизор. Сидящая рядом с Ларисой Настя неотрывно смотрела на него. Андрей Иванович тоже посмотрел. В телевизоре убивали: уродливые брюхатые вертолеты сновали над дымящимся гjродом, выпуская лучи ракет. Там, куда падал луч, вспыхивали красные звезды. Потом на экране появился узкий бледный человек с лягушачьим лицом - один из тех, кто начал эту войну, и что-то энергично забормотал. Андрей Иванович почувствовал такую ненависть, что у него дрогнули руки. Он подумал, что если бы он был террористом - то есть умел стрелять, подрывать,- он бы убил этого человека; для этого ему надо было только уметь взрывать и стрелять - убить, казалось ему, он был готов…
На столе была колбаса, ветчина, красная рыба, страшно дорогой заплесневший сыр - всё это на сервизных тарелках… Андрей Иванович уже давно почти не ел мясной гастрономии, лишь изредка уступая слабоcти и жене. Лариса иногда покупала деликатесы (так Андрей Иванович называл практически всё, что было дороже сырого мяча с костями), а он сердился: ребенку не полезно ни копченое, ни соленое, ни тем более искусственный фарш в полимерной кишке, - а им-то зачем?…
Лариса поставила перед ним тарелку с лоснистым розово-желто-зеленым салатом.
- Спасибо,- пробормотал Андрей Иванович сквозь слюну и набросился на салат. Салат был безумно вкусный - горошек, огурцы, кукуруза, крабы… то есть, конечно, рыбные палочки.
- А как ваша дача? - спросила Лариса.- Достроили?
- Ой, не говори! - воскликнула Евдокимова, отвернув голову и махнув полной, с темно-красным маникюром рукой. - Сплошное расстройство! Сказали им треугольную крышу сделать, а они сделали ломаную, как в типовых проектах. Зачем нам ломаная, когда у нас и так два этажа? Потом эту, как ее…- Евдокимова посмотрела на Евдокимова. - …Вагонка, - сахарно улыбнувшись, сказал Евдокимов. - …да, вагонка, - купили не ту вагонку. Разве у нас могут хоть что-то нормально сделать?