Черновик русского Шекспира
ужасная история Андрея Б.
Она ненавидела своего мужа, потому что их поженили насильно. Юрий Владимирович уничтожил ее отца, когда она была совсем девочкой. И забрал к себе в семью. Типа удочерил. Как бы из милосердия, ха-ха. А потом заставил выйти за своего сына Андрея.
Тот скоро с ней развелся и женился на другой. На смуглой восточной красавице, вроде своей покойной мамаши.
За это она возненавидела его еще сильнее.
Андрей как раз ее-то не особенно ненавидел. Он просто ее терпеть не мог, в прямом смысле слова. Как делать детей с женщиной, отца которой погубил твой отец и которая об этом все время помнит? Поэтому и развелся.
Но вообще Андрей был злой. Хотя его можно понять. Юрий Владимирович женился по расчету: государственные люди вынуждены так поступать, все правильно, но почему сыновья должны отвечать за расчеты отцов? Почему, например, Андрей родился чернявый и скуластый, лицом совсем нерусский? Кстати, он и по крови был русский только на четверть: сам Юрий Владимирович тоже был наполовину это самое. А когда мать Андрея умерла, Ю. В. женился на Ольге Ивановне, красавице гречанке. Тоже, кстати, по расчету. И сделал ей трех детей. В шестьдесят с лишним лет! Старшенький из этих новых деток был папашин любимый. Бедный Андрей! Страшное дело иметь брата-соперника, который тебе почти во внуки годится.
Поэтому, когда Юрий Владимирович умер (на самом деле его убили свои, конечно же!), Андрей первым долгом отправил мачеху на историческую родину, в славный город Салоники. Вместе с братьями. Они там торчали лет шесть. Андрей тем временем разделался со всеми отцовскими друзьями и соратниками. Надеяться можно только на тех, кто тебе лично обязан.
Покончив со старой папашиной гвардией, он позволил братьям вернуться домой. Потом красиво сжег Киев, вырезал полгорода, а остальных продал в рабство. Стон стоял и печаль неутешная; а не надо аристократов из себя корежить. Потом двинулся на Новгород, но не вышло: тут уж его людей тучами брали в плен и продавали по дешевке на русских базарах.
Первая его жена, кстати, еще была жива. Она и составила заговор против бывшего мужа.
Когда ей принесли отрубленную руку Андрея, она поняла, что мстила, собственно говоря, не ему, а Юрию Владимировичу.
Но тут уж ничего не поделаешь.
Subtotal
15 декабря 2009 года….
Сегодня мне исполняется 59 лет.
Это, учитывая високосные годы, 21550 дней. Меньше, чем копеечек в двухстах пятидесяти рублях. Насыплешь такую горку, и многое станет ясно-понятно.
Тем более что за прожитую жизнь я:
двадцать лет спал без просыпу;
два года непрерывно ехал куда-то на городском транспорте;
год куда-то шел пешком;
два года сидел за партой или на студенческой скамье;
три с половиной года завтракал-обедал-ужинал;
год провел в ванной комнате и сортире;
почти полгода курил, то есть дымил, глядя в потолок;
недели две поднимался на лифте…
Но зато:
лет пять читал хорошие книги;
года два общался с хорошими людьми и три года сочинял, колотил по клавишам.
Что же. Будем и дальше…
Тем более что прекращать приказу не было.
Воскресный вечер в августе
исполнение желаний…
Саша Максимов стоял перед дверью собственной квартиры и думал: самому открыть или позвонить? Он долго так стоял, минут десять. Стоял и слушал, как лифт ездит вверх-вниз мимо его этажа. Он жил на седьмом.
Вот лифт остановился у него за спиной. Саша тут же нажал кнопку звонка: неудобно при чужих людях стоять перед собственной дверью. Из лифта вышел сосед с собакой. Поздоровались. Собака залаяла. Локси, Локси, - сказал Саша. - Локсинька.
Настя открыла дверь, глядя в сторону.
- Опять ключ забыл? - сказала она.
- Нет, - сказал Саша. - Просто.
Настя вздохнула и пошла в кухню.
- А кого я сейчас встретил, - вдруг громко и весело сказал он.
- Кого? - Она остановилась, обернулась.
- Кочержицкого. Да, да! Представь себе!
- Где? - спросила она.
- В Манеже, представь себе. Зашел на выставку, и прямо у входа…
Саша Максимов был художник по интерьерам, а Кочержицкий был председатель худсовета в Комбинате, и от него зависело, дадут ли Саше серьезный большой заказ, там был конкурс, и уже ясно было, что заказ опять уйдет к кому-то другому, три месяца эскизов опять коту под хвост, и опять эскизы, и усталое горестное молчание Насти, и вермишель с жареным луком, но!
Но! Но вот сегодня произошло чудо, он случайно встретил Кочержицкого, тот оказался милейшим мужиком, но не это главное, а главное - эскизы приняты, заказ дадут, железно, на этой неделе все будет подписано, и ура, наконец-то.
Настя смеялась, и поздравляла, и обнимала его, и они достали последнюю из старых запасов бутылку и сберегаемую на новый год сырокопченую колбасу, и пили, и смеялись, и строили планы, и им было хорошо, и они потом заснули, мокрые и горячие.
Вернее, Настя заснула, а Саша лежал, смотрел в потолок и думал, что это, конечно, глупо - так по-детски врать. Но он не мог больше терпеть тоску и злость, мрак и молчание, немой укор и полный тупик. Пусть неправда, пусть на три часа, зато весело и ласково. А завтра что-нибудь да будет. Война или революция, например. Или в самом деле Кочержицкий даст заказ. Бог все видит. А если Бога нет, так вот есть окно. Седьмой этаж.
От этой мысли ему стало совсем спокойно, и он заснул.
Когда он стал дышать мерно и чуть всхрапывая, Настя открыла глаза. Она сразу поняла, что Саша врет. Ну и что? Ну и подумаешь! А завтра можно будет вообще убежать отсюда. Хоть бы и через окно. Наплевать. Все надоело.
Утром зазвонил телефон. Саша потянулся с кровати к столу. Чуть не свалился. Выругался. Схватил трубку. Это был приятель Сева Шатурин. Он прокричал: Слушай радио, Горбачева свергли, у власти хунта, в городе танки! - и бросил трубку.
- Что такое? - проснулась Настя.
- Горбачева свергли, - сказал Саша. - У власти хунта. В городе танки.
Они с Настей счастливо засмеялись.
Бойцовка
мертвый язык
Во времена моей молодости был такой предмет, выточенный из титанового сплава. Штопор и открывалка в виде двух маленьких цилиндров. Они развинчивались, появлялся собственно штопор, а его футляр продевался в полукруглую проушину и становился поперечной рукояткой. Сама же проушина играла роль открывалки для пивных бутылок. В свинченном виде это был аккуратный брелок. Эта штука называлась бойцовка.
Потому что бойцами у нас назывались активисты по части выпивки.
Не столько по части выпить, сколько по части раздобыть.
Надобно сказать, что времена моей молодости были не слишком удобными в смысле купить чего-нито из выпивки. Это теперь полнейший ассортимент на каждом углу, 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. А тогда и ассортимент был поуже, и магазинов сильно поменьше. И работали они, как правило, до семи вечера. Ну, до восьми.
До десяти работал только Елисеевский магазин на улице Горького.
А до одиннадцати - Смоленский гастроном на углу Арбата и Садовой. И точка.
Однажды мы сидели у моей подруги Лены И., на Речном вокзале. К половине двенадцатого уже всё допили. А хотелось страшно. А взять негде. И тут я сказал, что в Аэровокзале, на Ленинградском проспекте, круглосуточно работает кафе. И там, в принципе, должно быть.
- Ну, ты боец! - И все стали собирать деньги.
- Кто поедет? - легкомысленно спросил я.
- Ты и поедешь! - закричали все и дали мне рублей десять.
Я взял с собой двух девочек для храбрости и веселья. Туда домчали на метро и троллейбусе. Заходим. Кафе закрыто, естественно. Но зато работает буфет. Народу никого. И продается болгарское Каберне! Сорок копеек стакан! Ура, какое счастье! Но только в розлив. Строго. Бутылками ни-ни. Обещаю целый рубль сверху. Тетка крепка, как кремень. Она, дескать, за бутылки отчитывается. "Так скажите, что разбили!" "А где осколки?"
Что же делать-то?! И тут я вспоминаю, что утром ездил в зоомагазин за рыбками для маленькой сестры. Нужных рыбок не было, а пластиковые пакеты у меня в кармане. Прочнейшие, специальные, емкие!
Снова подхожу к прилавку:
- Вина, пожалуйста.
- Только в розлив, я же сказала!
- Да, да, конечно. Двадцать стаканов, пожалуйста.
Продавщица стаканы нам подвигает, мы их в пакеты льем, а она приговаривает:
- Ну, вы бойцы! Ах, бойцы! Вот так бойцы!
Мы пакеты завязали, уложили за пазуху… Обратно ехали на такси.
Все прямо рухнули. А один парень, он был постарше, подарил мне свою бойцовку. Как наградное оружие. Правда, я ее скоро передарил. Другому юному бойцу.
Трансакционные издержки
мертвый язык
В мое время поездка на троллейбусе стоила четыре копейки. На автобусе - пять, а на трамвае - три. На метро тоже пятачок, но я про городской наземный транспорт.
В начале и в конце вагона стояли кассы в виде железных ящиков, а сверху было устроено пластмассовое навершие плавных очертаний. Со щелью, куда кидать монетки. Они попадали на крышку ящика. Когда монеток накапливалось много, крышка под их тяжестью слегка опускалась, и они соскальзывали в ящик.
А сбоку была билетная лента, в такой кассете с ручкой. Заплатил, сам себе выкрутил билет и прошел, как говорится, в салон.
Люди просто так, бесплатно, билеты не брали. Стыдились, наверное.
Билет, как сказано, стоил три, четыре или пять копеек. Легче всего было в автобусах, потому что была монета пятачок.
А как быть в трамвае или в троллейбусе?
Поэтому вокруг кассы всегда была небольшая толпа и голоса: Мелочь не опускайте! Копеечку не бросайте, пожалуйста!
То есть я опустил пятак, а у кого-то три копейки и копейка, и вот я прошу, чтоб он мне эту копейку отдал. Потому что я пятак уже опустил. Ну, или я опустил гривенник, тогда мне надо получить пять, шесть, а то и семь копеек сдачи. В зависимости от того, автобус это, троллейбус или трамвай.
Случались сложные трансакции. Гражданин, не опускайте… Сколько у вас? Десять? Давайте сюда, держите две, и гражданка вам даст две, а тот товарищ должен женщине три, а она вам одну, и с того товарища еще одна..
Всё на доверии, что особенно интересно.
Никто не говорил: подумаешь, мелочь какая! Потому что, например, две копейки - это, если одной монетой, звонок по телефону-автомату. Или две коробки спичек. Или две газировки без сиропа. И вообще, если бутылка водки стоит 2.87, то никто тебе ее за 2.85 не отпустит.
Вот.
Однажды, году этак в 1970-м, поздним вечером сажусь в троллейбус. Народу никого. У меня пятак. Я его бросаю, отрываю билет, жду. На следующей остановке входят два араба. Я потом понял, что они арабы, по их разговору. А так просто два южных хорошо одетых товарища.
Я говорю:
- Копейку не бросайте, пожалуйста.
Один мне отвечает:
- Pardon?
Я не понял, что он иностранец. Мало ли. Я говорю:
- Одну копейку дайте мне, пожалуйста.
Он поворачивается к своему другу, они переговариваются. Тут я услышал, что по-арабски.
Оборачиваются - и протягивают мне по три рубля каждый. Ласково улыбаясь при этом.
Я хотел возмутиться, но потом тоже улыбнулся и отрицательно помахал рукой.
Потом вошла какая-то бабушка, и я с нее получил копейку. Сошел у метро. А арабы поехали дальше.
Север и юг
мертвый язык
Был чуточку похожий случай с другим исходом.
Мы с ребятами оказались на научной студенческой конференции в одном большом и прекрасном южном городе.
Идем гулять по красивой центральной улице.
Стоит мороженщик. Я решил съесть сахарный рожок. Он стоил 15 коп. Роюсь в кармане, достаю двугривенный, даю мороженщику. Рожок за пятнадцать, пожалуйста. Приятного аппетита, молодой человек. Но сдачи не дает. Я молчу, он молчит. Смотрю на него, он на меня. Довольно долго смотрим друг на друга. Потом я спрашиваю:
- Вот это мороженое, - показываю на купленный рожок, - сколько стоит?
- Пятнадцать копеек, - равнодушно говорит он.
- А я вам дал двадцать копеек.
- Ну? - говорит он.
- Но мороженое-то сколько стоит? - говорю я.
- Пятнадцать копеек, - спокойно говорит он.
- Но я ведь вам дал двадцать копеек!
- Ну? - холодно говорит он. - Зачем повторяешь, а?
- А сдача где? - вежливо говорю я.
Вдруг он взрывается. Вся его полуденная разморенная меланхолия мигом улетает прочь. Он взмахивает руками.
- Ты бедный, да? - возмущенно кричит он. - Ты, значит, совсем бедный, да? Весь такой бедный-несчастный?! Совсем голодный, да?! Раз ты такой бедный, тогда на, на, на! - Налившись яростным кирпичным цветом, он достает из кармана десятку и пихает мне: - На, бери, бедный такой! Бери, купи себе хлеб, а то с голоду умрешь!
Я так обозлился, что взял эту десятку и спрятал в карман.
- Спасибо, - говорю.
Он рот раскрыл от возмущения. Молчит и руками разводит.
А я повернулся и пошел к своим ребятам, которые стояли в стороне и за всем этим наблюдали.
Мороженщику уже неудобно было давать обратный ход, кричать: отдай, отдай. Да и нас было четверо все-таки.
Хотя назавтра мы уже по этой улице не гуляли.
А послезавтра и вовсе уехали в Москву. Говорить же о том, какое применение мы нашли этой десятке - излишне, полагаю.
Комок державы
мертвый язык. Зато мы делали ракеты
Дима Семицветов из фильма "Берегись автомобиля" был богат. У него был дом - полная чаша, и даже машина Волга. Для 1960-х годов это было ой-ой-ой. Для 1970-х тоже.
Потому что он работал продавцом в комиссионном магазине. Он мог придержать магнитофон фирмы Грундиг и получить за это деньги. У него был свой круг клиентов, пробиться в который было непросто.
Правда, тесть Семен Васильевич считал его воришкой. И страховой агент Юрий Деточкин тоже. Но это были исключения. Остальные искали с ним дружбы.
Комиссионный магазин - не просто скупка, барахолка, секонд-хенд.
Для обычных советских людей, не входящих в спецконтингент, то есть не прикосновенных к 200-й секции ГуМа, к магазину "Березка" и к поездкам за рубеж, то есть для 99 процентов советских людей, комиссионный магазин был почти единственным местом, где можно было безопасно приобрести дефицитный импортный товар. Безопасно - то есть не связываясь с фарцой.
Были знаменитые одежные комиссионки. Были технические (фото-радио) - на Новослободской, на Комсомольском, на Садово-Кудринской и на Смоленской-Сенной.
Знакомый продавец был очень нужен. Потому что пристойный товар сразу распределялся среди своих.
Надобно сказать, что в комиссионках часто продавались совершенно новые вещи. Потому что некоторые советские граждане ездили за рубеж. И привозили оттуда разное барахло, чтобы нажиться вдесятеро. Но многие из них боялись торговать самостоятельно, у себя на квартире. Поэтому они законопослушно несли всякие кофточки, брючки и магнитофончики прямиком в комиссионку. В комок, как говорили тогда.
А продавцы и товароведы бросались звонить своим клиентам.
Но, согласно правилам, вещь нельзя было держать в подсобке. Ее надо было вынести в торговый зал. Но можно было повесить на нее специальную бумажку, чек. Дело в том, дорогие дети, что товар у продавца надо было сначала выписать, а потом этот чек нести в кассу. Зачем, почему? А потому, что товар был в единственном экземпляре. Вот я решил его купить, говорю продавцу: "Выпишите мне эту вещь". Он выписывает. И я спокойно иду с этим чеком в кассу, и никто меня не обскачет на повороте.
Более того. Я мог сказать продавцу: "Выпишите, а я схожу за деньгами". Вот как удобно! Можно было выписать на целых два часа.
Продавцы этим пользовались. "Покажите мне эту кофточку!" - "Извините, она уже выписана".
Но некоторые опытные покупательницы говорили в ответ:
- Выписана? Так-с. А до которого часа? Покажите-ка чек. До половины шестого? Отлично! Сколько сейчас времени? Без пяти четыре? Отлично. Я подожду.
И ровно в половину шестого победно восклицали:
- А теперь выпишите ее мне!
Продавщица зубами скрипела, но ничего не могла поделать.
Бедная продавщица.
Бедная клиентка продавщицы, которая вся в мыле вбегала в магазин без двадцати пяти шесть, и увы.
Бедная опытная покупательница, которая маялась полтора часа у прилавка и покупала кофточку более из азарта и злости.
Бедные все.
Слова и выражения
мертвый язык
Конечно, если ты от Петра Иваныча, тогда вообще не было никаких проблем с получением дефицитных товаров и услуг. Говори: я от Петра Иваныча. Плати, сколько скажут, и забирай.
Но сами по себе деньги, в одиночку, без поддержки со стороны Петра Иваныча, в той системе не работали.
И как трудно было человеку, которого жизнь заставляла вступить на стезю блата, нужных людей и полезных знакомств!
Честные и порядочные советские люди - и потомственные интеллигенты, и простые труженики - сходились в одном: Ну, не умею я давать взятки! И договариваться не умею! Слов таких не знаю!
Однако такие слова и выражения были. Например.
Продавцу мясного отдела:
- Мясо, значит, по два двадцать… А по три тридцать нету?
Находчивый мясник мог ответить:
- Есть по три пятьдесят.
Администратору в гостинице:
- Я по брони Госбанка (или Министерства финансов).
Если администратор был согласен, он отвечал "давайте паспорт". Надо было вложить туда червонец и протянуть в окошечко.
А вот как поступал один мой знакомый, житель одного прекрасного южного города.
Он приезжал в Москву, приходил в ГУМ, заходил в пустую секцию мужской верхней одежды, подходил к продавцу и говорил:
- Мне нужно два модных английских осенних пальто!
- У нас импорт бывает только Венгрия, - вяло отвечал продавец. - Но сейчас нету. Может, в конце месяца завезут.
- Вы меня не дослушали, - ласково говорил мой знакомый. - Я хочу купить два пальто. Модных, понимаете? Английских, так? Два! - Он поднимал два пальца. - Два, понимаете? Одно себе, другое - вам!