- Это я знаю. Он вроде как почувствовал, что виноват. Предложил подбросить меня с Хуанитой до Вашингтона на этом его самолете. - Джи-Джи мрачно хмыкнул. - Проповедник с собственным самолетом. Я у него спрашиваю: "А двенадцать апостолов на каком самолете летали?" Даже не засмеялся.
Отношения между Джи-Джи и его сыном Роско были далеко не простыми. Дед никогда ей об этом не говорил, однако Пеппер подозревала, что коллеги-полицейские здорово изводили Джи-Джи шуточками насчет того, как его сын показал Джеку Руби место, с которого будет удобнее всего пристрелить Ли Харви Освальда. Джи-Джи был человеком земным, вернее, приземленным - как тротуар. Какие-либо религиозные чувства возникали у него только при виде красивого заката, а все его религиозные отправления сводились к обыкновению снимать шляпу при встрече с катафалком. К священничеству же сына с его сомнительного толка церемониями, телевизионными воскресными проповедями, личным реактивным самолетом ценой в 20 миллионов долларов и женским хором, который выглядел как компания переодевшихся ангелами далласских девушек-ковбоев, он относился скептически.
- Да ладно, Джи-Джи, - сказала Пеппер, - когда тебе потребовалось слетать с приятелями в Монтану на ловлю форели, ты небось от его самолета не отказался.
- Это другое дело, - сказал Джи-Джи.
Пеппер рассмеялась:
- Чем же оно другое?
- А тем, что самолет использовался для достойной цели. Я же не возражаю, когда он доставляет самолетом в больницу заболевшего раком ребенка или еще что, но по большей-то части он ссужает его политиканам, чтобы те дали его церкви очередное налоговое послабление. Хотя на хрена ему очередное послабление, я и понятия не имею. Черт, у него уже такая куча зеленых, что на ней можно мокрую собаку дотла сжечь.
- Люди президента попросили меня, чтобы я постаралась держать его подальше от слушаний, - сказала Пеппер.
- Не могу их за это винить.
- Они боятся, что журналисты снова начнут копаться в идиотской истории с Руби. Но я сказала им, что не стану делать это ни под каким видом. И что им следует стыдиться такой их просьбы. Он, может, человек не совсем обычный, но он - мой отец и на слушаниях присутствовать будет.
Джи-Джи всхрапнул:
- "Не совсем обычный". Это ты в самую точку попала.
- Но только послушай меня, Джи-Джи Картрайт, - сказала Пеппер. - Было бы очень мило, если бы вы, пока сенаторы будут сдирать с меня шкуру, не сидели за моей спиной, таращась друг на друга, как два покусанных змеями петуха.
- На этот счет не беспокойся. Мы будем мирными, как мертвый индеец. Сенаторы, - это слово Джи-Джи произнес с презрением, - они если чего и умеют, так это голоса подсчитывать. А ты, по-моему, единственная, за кого вся страна горой стоит.
- Ну-ну, - зевнув, сказала Пеппер, - посмотрим. Ладно. Мне еще нужно слопать орешков на тысячу долларов и заучить сорок страниц этого дерьма. Люблю тебя.
- И я тебя, Пеп.
В шесть часов и пятнадцать минут следующего утра Пеппер сидела с закрытыми глазами перед зеркалом на съемочной площадке "Шестого зала суда", ожидая, когда с ней закончит возиться гримерша, и тут в артистическую зашел Боб, режиссер-постановщик, и, явно смущаясь, сказал, что у него имеется "пара указаний".
- От Бадди, - пояснил он. - Не от меня. Просто чтобы ты знала.
Пеппер осторожно приоткрыла один глаз. Над книгой наставлений Корки, не уступавшей размерами Библии Гутенберга, она просидела вчера допоздна, толком отдохнуть не успела, да и австралийские орешки лежали в ее животе нелегким грузом.
- Он хочет, чтобы ты вынесла обвинительный приговор по делу Робинсон. И по делу Боффердинг тоже. А по делу "Нгуен против "Райт-Эйд"" оправдательный.
Пеппер, открыв теперь уже оба глаза, склонила голову набок. Боб ей нравился. Обходительный старый профессионал лет шестидесяти с лишком, которому уже не нужно было доказывать свои профессиональные достоинства, тем более что избытком самолюбия он не страдал. За шесть лет работы Боб и Пеппер поссорились раза, может быть, три, и каждая ссора оказывалась забытой ими уже через час.
- Боб, - сказала Пеппер, - в чем, черт побери, дело?
Боб пожал плечами:
- Я же говорю, указания исходят от Бадди. Я сказал ему, что ты, наверное, захочешь услышать все лично от него, но он потребовал, чтобы передал их тебе я. Вот я и передаю. Кстати, отлично выглядишь сегодня.
- Он кем себя возомнил… Хаммурапи? С каких это пор он диктует приговоры?
- Я понимаю. Но…
- Ладно, скажи нашему продюсеру, что он может поцеловать мою техасскую…
Боб улыбнулся и поднял перед собой ладони - универсальный жест, говорящий: "Ну, честное-распречестное слово, я в это ввязываться не хочу".
Пока снимался эпизод, посвященный делу Робинсон - разбирательство это было связано с непристойным (предположительно) использованием машинки для сдувания опавших листьев, - Бадди сидел, как обычно, в своем кресле за спиной Боба, однако не наблюдал за происходящим, но демонстративно тыкал пальцами в клавиши "БлэкБерри". Пеппер старалась сосредоточиться на деле. И, когда пришло время вынести приговор, она объявила - немного громче обычного:
- Невиновен. - И добавила: - Кроме того, я вынуждена взыскать все издержки с истца, заставившего суд попусту тратить время. Стыдно, сэр. И вам придется извиниться - здесь и сейчас - перед мистером Гомецем.
Бадди оторвался от "БлэкБерри", похлопал Боба по плечу и провел ребром ладони по горлу.
- Снято, - сказал Боб.
Бадди что-то пошептал ему. Боб встал, подошел к Пеппер, склонился к ней, оставшейся сидеть за судейским столом:
- Извини, девочка. Босс говорит, ты должна признать этого дяденьку виновным.
Пеппер, чувствуя, как у нее поднимается давление, спокойно ответила:
- Он невиновен. Он всего лишь сдувал листья с лужайки. И специально под юбку миссис Робинсон не метил. Да ты посмотри на него. С тех пор, как мистер Гомец покинул Сальвадор - а это было лет тридцать пять назад, - ему, скорее всего, ни одна сексуальная мысль и в голову-то не приходила.
Боб покивал, поморщился.
- Вот и я тоже… нет, правильно. Все правильно. Но он - продюсер. А я всего-навсего придурок режиссер.
- А я - судья, которому поручено принимать в этом зале решения.
- Nolo contendere. Но, повторяю, я всего лишь придурок на жалованье.
- В таком случае, - сказала Пеппер, - повтори нашему продюсеру то, что я сказала тебе в гримерной. Окончание фразы можешь придумать сам.
Боб улыбнулся:
- М-да, попал-таки я между волком и собакой.
- Так иди и объясни волку, что я ему предлагаю проделать.
- Ты хочешь, чтобы я посоветовал волку поцеловать собаку в задницу?
Пеппер встала.
- Ладно, - сказала она, - держись в сторонке.
И она направилась к Бадди, понимая, что к ней сейчас прикованы взгляды всей съемочной группы и "публики", сидящей в зале суда. Бадди уже вернулся к прежней его возне с "БлэкБерри".
- Не помешаю? - негромко осведомилась Пеппер.
- Что-то не так? - не поднимая глаз, спросил Бадди.
- Все так, если ты позволишь Бобу и мне заниматься нашим делом.
- У тебя есть мои указания.
- Давно ли ты надумал диктовать мне мои приговоры? Мы, по-твоему, где живем - в Северной Корее?
- Нет, у меня такое впечатление, что живем мы в Нью-Йорке. В городе, в котором актеры подчиняются требованиям, перечисленным в их контрактах.
- Понятно. Вот, значит, в чем дело. Что ж, выходит, я просто старая дура. Я почему-то думала, что мы должны решить, лез ли мистер Гомец под юбку миссис Робинсон.
- Это мы попозже обсудим, - скучающим тоном пообещал Бадди. - Боб, начни с "Мистер Гомец, суд пришел к выводу о том, что вы нарушили и так далее, и так далее, используя воздуходувную и так далее, в непристойных целях, и приговаривает вас и так далее". - Затем он повернулся к Пеппер: - И не могла бы ты вести себя малость посексуальнее? А то ты нынче какая-то квелая.
Боб взглянул на Пеппер. Пеппер смерила Бадди взглядом и вернулась на место судьи.
- Тишина на площадке, пожалуйста. Пять секунд. Три, две, одна и… начали.
- Мистер Гомец, - начала судья Картрайт, - суд пришел к выводу о том, что продюсер данного телевизионного шоу переполнился веществом, поименовать которое вслух я, поскольку шоу у нас семейное, не могу; вследствие этого суд постановляет, что продюсеру надлежит вставить шланг вашей воздуходувной машинки в ту часть его тела, которую я также поименовать не могу. Дело закрыто. Простите, что заставили вас поволноваться.
Покидая площадку, она спросила у Бадди:
- Тебе хватило сексуальности?
Чем съемочный день и завершился.
Пеппер снова вселилась в отель, из которого выписалась утром. Регистратор поинтересовался, надолго ли она останется у них на этот раз.
- Дьявольски интересный вопрос, - сказала Пеппер.
"Ладно, - думала она, поднимаясь на пятьдесят восьмой этаж, - по крайней мере, у меня будет куча времени для подготовки к слушаниям".
Происшествие на съемочной площадке телевизионного шоу "Шестой зал суда" за несколько минут стало достоянием блогосферы и Интернета в целом, а на следующий день получило широкое освещение и в прессе. На "Шестой странице", к примеру, было напечатано следующее:
ПО РАЗДЕЛЬНЫМ СПАЛЬНЯМ
Будущий член Верховного суда Пеппер Картрайт перебралась на жительство в отель "Мандарин-Ориентал", стоящий в нескольких кварталах от двухуровнего кооперативного пентхауса стоимостью в 14 миллионов долларов, в котором она проживает вместе со своим мужем-продюсером Бадди Биксби. Вчера во время съемок эпизода, связанного с машинкой для сдувания листьев, продюсер и его звезда едва не подрались. Пресс-служба "Шестого зала суда" отрицает слухи о супружеских неладах, объясняя переезд Картрайт ее желанием получить "немного тишины и покоя", которые позволят ей подготовиться к намеченному на следующую неделю допросу с пристрастием, каковой ожидает ее в Комитете по вопросам судоустройства, возглавляемом сенатором Декстером "Вздерните-их-повыше" Митчеллом. Однако источник, доверять которому "Шестая страница" имеет все основания, сообщает, что Верховный супруг Бадди, поставляющий телевидению реалити-шоу о прыгающих с мостов самоубийцах и о людях-гиппопотамах, реально и до колик напуган перспективой лишиться жемчужины своей короны. Вчера ее честь ошеломила студийную аудиторию, предложив ответчику, садовнику-гондурасцу, вставить вещественное доказательство - шланг воздуходувной машинки - в непригодную для упоминания часть тела ее мужа. И раз уж мы заговорили об анатомических метафорах, добавим, что, по словам нашего источника, отношения между супругами были в последнее время "холоднее пингвиньей задницы".
Когда зазвонил ее сотовый, Пеппер корпела над делом "Грисуолд против штата Коннектикут".
Взглянув на определитель вызова, она спросила:
- Что?
- "Холоднее пингвиньей задницы"? - завизжал в трубке Бадди. - Ты хочешь наших спонсоров распугать?
- Я этого не говорила, - невозмутимо ответила Пеппер.
- Херня! Я до сих пор поверить не могу, что ты велела гребаному нелегальному иммигранту засунуть шланг в мою задницу. Да еще и при всех! Иисусе Христе… Но ладно, ладно. Не будешь ли ты так добра вернуться к работе? Мы потеряли целый съемочный день. Я заплатил нашим поварам и посудомойкам по профсоюзным расценкам - а за что? Мне один супчик, который они для нас варят, в миллион долларов обходится.
- Бадди, - сказала Пеппер, - у тебя подлинный дар выстраивать приоритеты.
- Ладно, - ответил Бадди. - Я - второсортная шлюха. Но я, по крайней мере, понимаю, кто я такой.
- И что это, черт побери, должно означать? - спросила Пеппер.
- Что должно, то и означает. И сказано от чистого сердца.
- Ты уволен, - сообщила Пеппер и потянулась к кнопке "КОНЕЦ".
- Ишь ты! Вот попадешь в Верховный суд - если попадешь, - тогда и будешь командовать. А пока вынужден напомнить вашей чести, что у вас имеется юридически обязывающий контракт. И не говори мне, куда я его должен засунуть.
- Я как раз собиралась посоветовать тебе сначала сложить из него красивого жирафа - ты же у нас знаток оригами. Так вот, дорогой, прежде чем я прерву нашу беседу, а я вот-вот это сделаю, мне хотелось бы поблагодарить тебя за то, с какой любовью ты поддерживал меня на важнейшем этапе моей карьеры. То, что ты был рядом, так много значило для меня.
И Пеппер нажала на кнопку "Конец".
Телефон тут же зазвонил снова.
- Что? - спросила Пеппер.
Бадди спокойно уведомил ее:
- Если ты не появишься завтра на съемках, я предъявлю тебе иск за нарушение условий контракта.
- Ну и прекрасно, значит, встретимся в суде, - ответила она. - Занятно…
- Что?
- Мне всегда так хотелось произнести эти слова.
Глава 10
- У Картрайт возникли кое-какие новые, как бы это выразиться, обстоятельства, - по телефону сообщил президенту Грейдон Кленнденнинн.
- Слушаю, - настороженно ответил президент. Он провел на своем посту время достаточно долгое для того, чтобы понять: слово "обстоятельства" синонимично фразе "случилось нечто поистине страшное".
- Ее муж - продюсер их общего телешоу - уведомил Картрайт, что, если она уйдет из его передачи, он предъявит ей иск за нарушение договора.
Эта неожиданная и странная новость заставила президента Вандердампа задуматься. Он смотрел на полированную поверхность своего стола, изготовленного из обшивки боевого фрегата восемнадцатого столетия. Во флоте президент служил на авианосце. И порой этот стол казался ему полетной палубой, на которую нескончаемой чередой валятся подбитые, горящие боевые самолеты. Бам, бам, бам. А его обязанность - побыстрее отремонтировать их и снова отправить в полет.
- Да, - наконец сказал он. - Господи ты боже мой.
- Вот именно, - согласился Грейдон.
- Ему следовало усыпать ее путь лепестками роз. Делать ей массаж шеи. Говорить приятные слова, что-нибудь вроде "радость моя, я так горжусь тобой". А кстати, что он собой представляет, этот фрукт?
- Да кто ж его знает. Помните, что сказал Толстой о несчастливых семьях?
- Грейдон, - сказал президент, - прекратите.
- По-моему, Толстой сказал, что каждая из них совершенно уникальна. Я с этим джентльменом - если такое слово применимо к мистеру Биксби - незнаком, но, по всему судя, ему просто не хочется остаться без его телезвезды. Насколько я понимаю, она придает тому, что он делает, особый класс. Прочие его шоу ничем особенным не блещут. Самоубийцы, толстяки. Хотя кто может сказать, что является искусством, а что не является?
- Хейдену эта новость уже известна? - спросил президент, нажимая одновременно на кнопку, с помощью которой он вызывал главу своего персонала.
- Я хотел сначала сообщить ее вам. Если говорить начистоту, боюсь, что, услышав о ней, Хейден сунет голову в духовку первой попавшейся газовой плиты. Вы же знаете, он относится к вашей кандидатке без всякого энтузиазма.
Дверь Овального кабинета отворилась. Вошел Хейден Корк.
- Сэр?
Президент, нажав на телефонном аппарате кнопку громкой связи, сказал:
- Грейдон, будьте добры, расскажите Хейдену то, что вы рассказали мне.
Когда Грейдон закончил, Хейден Корк испустил прочувствованный вздох, - примерно такой же звук издает перед самой кончиной выбросившийся на берег реки лосось.
- Итак, - сказал, обращаясь к обоим своим помощникам, президент, - какие возможности у нас имеются?
- Она сказала, что готова снять свою кандидатуру, - сообщил Грейдон.
- Да? Ну и прекрасно. Прекрасно, - воскликнул Хейден, внезапно ожив, как все тот же лосось, но возвращенный в реку. - В таком случае я позвоню ей, скажу, как все мы признательны ей за…
- Минутку, - сказал президент. - Не спешите. Мы выбрали курс, так уж давайте за него и держаться. Что сказали ей вы, Грейдон?
- Что я ничего не решаю, что передам вам ее предложение.
- Господин президент, - сказал Хейден. - Я действительно считаю, что самое лучшее для нас - принять ее на редкость благородное предложение, пока эта новость не попала в газеты и…
- Сядьте, Хейден.
- Сэр…
- Сядьте. Грейдон, какое впечатление осталось у вас от разговора с ней?
- Мне показалось, что она старается не падать духом. Но при этом немного испугана. И не могу сказать, что виню ее за это. Однако предложение ее было искренним.
- И прекрасно. Она честна. Разумна. В наше время найти человека, готового отказаться от того, что ему предлагают, очень не просто. Скромность - утраченное искусство.
- Господин президент, - сказал Хейден. - Конечно, ей сейчас нелегко. Однако сенатские слушания - испытание достаточно жестокое и без такого рода добавок. Особенно если учесть, чем она пригрозила сенатору Митчеллу, когда тот пригласил ее к себе.
- И правильно сделала, что пригрозила. Мне и самому давно уже хочется забить микрофон в глотку Декстера Митчелла. Грейдон?
- Что же, сэр, положение не из легких. Хейден прав - журналисты набросятся на эту новость, точно голодные волки. Однако, при всем при том, Картрайт нравится мне все больше. Она - настоящая боевая машина.
Из трубки до Грейдона донесся тихий стон Хейдена.
- Я не вижу причин, - сказал президент, - по которым мы должны наказывать ее за то, что муж у нее - козел. Нет. Нет. Позвоните ей. Прямо сейчас. И скажите, что мы на ее стороне. Во всем. Скажите, - и президент бросил на Хейдена полный значения взгляд, - что на ее стороне весь Белый дом. Да, так и скажите. От моего имени.
- Хорошо, сэр. - И Грейдон положил трубку.
- Так, - произнес президент. - Хейден.
- Да, сэр, - печально откликнулся глава президентского персонала.
- Я думаю, что нам следует побольше узнать об этом… муже.
- Но, сэр, - взмолился Хейден, - мы же не станем… нет, сэр. Прошу вас.
- ФБР ведь уже изучило его прошлое - во всех подробностях, так?
- Так, сэр, однако…
- Хейден, - улыбнулся президент. - Время колебаний закончилось.
Под вечер того же дня Грейдон и Хейден встретились в клубе "Ретрополитен", где Пеппер, которой предстояло прилететь из Нью-Йорка, должна была в последний раз встретиться с "коллегией душегубов". Хейден приветствовал Грейдона саркастическим:
- Большое спасибо. Вы здорово помогли мне при утреннем разговоре с шефом.
- А что я мог сказать? - пожал плечами Грейдон. - Я как-то уже привык к ее лицу.