- Хейден, - сказал президент, - мы оба знаем, что он вам все уже рассказал. Так расскажите теперь мне, а я обещаю вам, что, слушая его доклад, буду изображать удивление.
- Президент Урумбага собирается объявить о том, что он привязывает колумбийский песо к ценам на кокаин в Майами.
- И что прикажете предпринять по этому поводу мне? - поинтересовался президент.
- По существу, страна переходит на то, что он называет economia blanca. Белая экономика. А это равноценно легализации кокаина.
- Он же не может просто-напросто взять да и сделать это? Разве не так?
- Ну, я не сомневаюсь, что ему придется провести консультации с Национальным собранием. Но вы же знаете, как там это происходит. Он объявляет экспорт кокаина законным, и это становится нашей проблемой.
- Боже ты мой, - произнес президент. - Мы организовали в прошлом году его государственный визит. Торжественная церемония на Южной лужайке, военный оркестр, приветственные речи, обед, концерт - как ее там - Глории Эстефан и "Шумовой машины Майами"…
- По-моему, все-таки "Звуковой".
- Это как посмотреть. Он клялся и божился, что всей душой предан войне с наркотиками. "Мы будем сражаться с этой чумой плечом к плечу". Собственные его слова. И теперь вот это?
- По сведениям людей Элана, у Урумбаги не осталось другого выбора. На прошлой неделе наркобароны похитили последнего еще остававшегося на свободе члена его семьи. Вы же помните, его жену и тещу взяли в заложницы сразу после того, как он вернулся отсюда. Он живет под дулом, что называется, пистолета.
Президент смотрел в окно на Розовый сад.
- Ладно, - сказал он, - отправьте туда "Нимиц". Возможно, он сумеет привлечь их внимание.
Хейден поджал губы.
- Может быть, лучше не "Нимиц", сэр?
- Это почему же? Он что, в сухом доке стоит?
- Я знаю, вы редко смотрите телевизор, сэр, однако Декстер Митчелл, он сейчас играет в сериале. И довольно удачно. Играет президента.
Вандердамп фыркнул:
- Наконец-то. Да нет, я знаю, знаю. Называется "Пресош". Президент Любштиль или как-то еще. Его смотрят мои внуки. Им нравится. Они даже поддразнивают меня по этому поводу. Малышка Энн Мария сказала мне: "Он красивее тебя, дедуля". Ха-ха. Я ответил: "Ну, если ты держишься такого мнения, я не стану называть новый национальный парк твоим именем". Ха-ха-ха! Такая милая. И вылитая мать, какой та была в ее возрасте…
- Так вот, сэр, ответом президента Любшторма на любой кризис становится отправка "Нимица".
- И что же?
- Я целиком и полностью за то, чтобы как следует припугнуть колумбийцев, сэр, однако, может быть, вам лучше приказать Комитету начальников штабов послать туда "Г. У. Буша", или "Теодора Рузвельта", или…
- Мне все равно, какой авианосец будет использован, - сказал президент Вандердамп. - Но ради бога, Хейден. К чему мы придем, если не сможем посылать авианосцы только потому, что их посылает какой-то там телевизионный президент?
- Разрешите, я свяжусь с адмиралом Ставридисом, выясню, какой из авианосцев сейчас простаивает.
- Что с нами происходит, Хейден? - философически осведомился президент. - Мы уже не можем отличить реальность от подделки. Все перемешалось, все. Мир сократился до размеров телевизора с широким экраном.
- Да, сэр. И кстати, похоже, президент Любштиль подрядил Басси Скрампа, чтобы тот сформировал его исследовательский комитет.
- О господи.
- Что тебе известно вот об этом? - спросил Бадди.
Он влетел, раскрасневшийся, в гардеробную Декстера и ткнул в лицо своей звезды "БлэкБерри". Декстер, слегка отстранившись, вгляделся в маленький экран и увидел газетный заголовок:
"ПРЕСОША" В ПРЕЗИДЕНТЫ?
ДЕКСТЕР МИТЧЕЛЛ В ПРЕЗИДЕНТСКОЙ ГОНКЕ (НАСТОЯЩЕЙ)
- Ну а что? - легко ответил Декстер. - Отличная реклама для шоу, разве нет?
- Ага. Великолепная. Так что же? Это правда?
- Правда состоит в том, что наш сериал породил волну массового энтузиазма. Ты же видел в "Ю-эс-эй тудей" результаты опроса. И кое-кто в Вашингтоне, решил, ну, в общем, проверить, насколько это серьезно. Пока речь идет, как ты понимаешь, только об исследовательской фазе.
Бадди пристально вглядывался в него.
- Декстер, ответь мне прямо. Ты собираешься баллотироваться в президенты?
- Это очень сложный процесс, Бадди. Ей-богу. Сначала нужно заполнить тысячи анкет. Потом собрать десять тысяч подписей - и только для того, чтобы…
- Да-да. Просто скажи мне: ты нанял этого типа, Шрампа…
- Скрампа.
- Все едино… чтобы сформировать комитет "Митчелла в президенты"?
- Я бы не стал использовать слово "нанял". Речь идет скорее о…
- Тут же повсюду отпечатки твоих пальцев. О. Джей Симпсон и тот не оставлял столько своих на месте преступления.
"Чертов Басси, - думал Декстер. - Просить политического консультанта не разевать пасть… все равно что нимфоманку просить, чтобы колени она не раздвигала".
- Я собирался обсудить это с тобой сегодня после съемок.
Бадди уже расхаживал по гримерной взад-вперед, покачивая головой и бормоча:
- Чем я тут управляю - приготовительной школой для президентов и членов Верховного суда?
- По-моему, ты упускаешь из виду картину в целом. Это может сделать наше шоу немыслимо популярным.
- Правда? Так ты ради этого стараешься? Занятно. То же самое сказала моя последняя звезда - после того, как высморкалась в контракт. Ну так позвольте вам кое-что сообщить, господин президент, я уже плачу немалые деньги лучшей из фирм, специализирующейся по договорному праву, и не сомневаюсь, за второй процесс она предоставит мне изрядную скидку.
Декстер усмехнулся:
- Ты собираешься судиться со мной? За то, что я стану баллотироваться в президенты?
- Хочешь получить исчерпывающий ответ? Ты не рискнешь ничем, даже если поставишь на это собственную задницу.
В дверь гримерной просунул голову помощник режиссера:
- Мы готовы, господин президент.
- Давай поговорим об этом попозже, идет? - предложил Декстер.
- О чем? К твоему сведению, это я - гребаный исполнительный продюсер этой гребаной шарады.
- И шарады охеренно хорошей, - заверил его Декстер. - Послушай, Бадди. Остынь. Неужели ты не понимаешь? Все это - все - аттестует тебя с самой лучшей стороны. Твой дар предвидения. Ведь это ты создал президента Любшторма. Конечно, играю его я. Но создал-то ты. Сценаристы… ладно, они, наверное, тоже кое-что сделали. Однако он твой. Я - твой. Тебе следует - господи - так гордиться тем, чего ты добился. Останься рядом со мной, Бадди. Вместе мы сможем сделать для нашей страны столь многое. Сделать то, о чем другие могли только…
- Оставь эту речь для суда, - посоветовал Бадди и, громко топая, покинул гримерную.
Состоявшаяся три дня спустя пресс-конференция, на которой Декстер объявил о своем решении, привлекла множество журналистов. Конференция получилась не совсем обычной.
Как правило, новоиспеченного кандидата окружали члены его семьи, оказывавшие ему моральную и визуальную поддержку. Но, поскольку Терри Митчелл с мужем больше не разговаривала, ее место заняла Рамона Альвилар, облаченная в сногсшибательный брючный костюм, который казался просто-напросто раскраской ее голого тела.
Чуть в стороне от них стоял продюсер "Пресоша" Бадди Биксби, с переменным успехом пытавшийся изображать воодушевление, которое вызывала в нем эта нелепица. Большую часть предыдущих дней он провел, консультируясь со специалистами по договорному праву, знатоками права выборного и своими советниками по рекламе. Специалисты по договорному праву считали, что он имеет все основания для возбуждения дела о нарушении условий контракта; знатоки права выборного утверждали, что передача "Пресоша" в эфир во время предвыборной кампании составила бы нарушение финансовых законов, таковую кампанию регулирующих. Советники по рекламе полагали, что судиться с Декстером ни в коем разе не следует. ("А ну как он выиграет дело?")
И Бадди Биксби, понявшему, что он оказался в очередной раз преданным собственным его творением, осталось только скрипеть зубами, слушая, как Декстер Митчелл оглашает свою "Программу развития Америки" - длиннющий манифест, от ознакомления с коим мы читателя избавим, отметив лишь, что он включал в себя призывы к: а) переменам; б) возрождению былого величия; в) светлому будущему для всех, а не только некоторых американцев и г) изменению вашингтонских методов ведения дел.
Солнце в небе, услышав эти речи, не остановилось, земля не содрогнулась, однако весть о том, что президент Митчелл Любшторм включился в предвыборную гонку, возглавила в тот день вечерние выпуски новостей.
Глава 24
Сидя за столом судейских совещаний и размышляя о том, что произошло, когда она заглянула сюда в последний раз и помешала Председателю Верховного суда повеситься, Пеппер испытывала странное чувство.
Она и Деклан обменялись, занимая свои места вместе с семью другими судьями, короткими понимающими взглядами. Деклан выглядел сегодня лучше, чем вчера. И мятой от него больше не пахло.
Другие судьи приподнятого настроения Деклана отнюдь не разделяли. Едва он успел произнести бодрое "С добрым утром", как судья Харо принялся гневно жаловаться на ФБР, пристающее к его клеркам по поводу истории с "Суэйлом".
- Мы не могли бы обсудить это после совещания, Майк?
- Нет. Я хочу поговорить об этом сейчас. Вызов в гестапо - это, знаете ли…
Судья Сантамария застонал:
- Гестапо? Вы и вправду сказали "гестапо"?
- Называйте их как хотите, - огрызнулся Харо. - Но смотреть, как они шныряют по нашим коридорам… это унизительно.
- Мне это нравится не больше вашего, - сердито ответил Сантамария. - Однако характеристика, которой вы воспользовались, здесь неуместна. Нет. Она недостаточно резка. Мерзостные…
- Джентльмены, джентльмены, - произнес Деклан. - Прошу вас. Что касается унизительности, мы все согласились с тем, что передачу в газеты сведений о будущих решениях суда следует считать определением слова "унизительное". Давайте обсудим все это после совещания. И, раз уж мы заговорили о ФБР, почему бы нам не начать с "Пистера"? Сколько я помню, Майк, вы первым поставили подпись на его ходатайстве. Итак, начнем?
Дело "Пистер против корпорации "Спендо-Макс"" было весьма запутанным. Охранники находящегося в пригороде Рино гигантского магазина "Спендо-Макс" обратили внимание на покупательницу, с головы до ног укрытую одеянием мусульманки и ведшую себя "подозрительно". Охранники вызвали полицейских, и те, углядев под одеждой покупательницы странные геометрические формы, решили, что перед ними террористка-самоубийца. Полицейские провели эвакуацию покупателей и продавцов и позвонили в ФБР, которое в самом скором времени прислало к магазину группу захвата, собак, вертолеты и робота-сапера. Подозреваемую схватили в отделе мелкой сантехники. И довольно быстро выяснилось, что она на самом-то деле и не мусульманка, и даже не женщина, а некий Дуайт Роберт Пистер, профессиональный магазинный вор. Подозрительные выпуклости на его одеянии создавались рассованными по потайным карманам CD и DVD. Мистера Пистера арестовали и отдали под суд, однако присяжные оправдали его на том основании, что магазина он не покинул и потому ничего, строго говоря, не украл. За этим последовала бурная схватка поверенных и адвокатов. Мистер Пистер предъявил иски корпорации "Спендо-Макс", полиции Рино и агентам ФБР, утверждая, что стал жертвой их расовых и религиозных предрассудков. Он требовал выплатить ему двадцать миллионов долларов за разного рода физические травмы "плюс расходы на химическую чистку одежды". Суть дела - Пеппер, когда она, почесывая в затылке, читала справку по нему, уловила ее довольно быстро - сводилась к вопросу о том, должны ли вы - для того чтобы считаться жертвой дискриминации - действительно принадлежать к той расе или тому вероисповеданию, которые пытаетесь дискриминировать сами.
Сидевшие за круглым столом судьи высказали свои мнения - по старшинству - и голоса их, как водится, разделились: 4–4. И все взоры вновь обратились к самому младшему из судей. Пеппер внутренне застонала. Она представила себя вернувшейся в "Шестой зал" и Пистера, стоящего перед ней в цепях, в ярко-оранжевом тюремном костюме. "Мистер Пистер, согласно решению суда, вас отведут прямо отсюда на место казни…"
- Судья Картрайт? - произнес Деклан.
- Мм… - отозвалась Пеппер.
- За кого вы отдаете ваш голос?
- Я бы, ну… разделила его между обеими сторонами, - ответила она. - Истец очевидным образом намеревался обокрасть…
- Речь идет не об этом, - перебил ее Харо.
- А должна была бы идти, - сказала Пеппер. - С другой стороны, и признаки дискриминации просто-напросто бросаются в глаза… И все-таки…
Тиканье стоявших в углу зала старинных часов казалось ей ударами отбивающего полдень Биг-Бена.
- Монетки ни у кого не найдется? - спросила она.
- Виноват? - произнес Деклан.
- Орел - он выиграл, решка - проиграл.
- Весьма передовой способ истолкования Конституции, - пробормотал судья Готбаум.
- Ну хорошо, - сказала Пеппер. - В таком случае нанесем удар от имени мусульманок, притворяющихся магазинными воришками. Я голосую за Пистера.
Когда судьи расходились, до Пеппер донесся рассчитанно звучный голос Сантамарии, говорившего Якоби: "Будем молиться о том, чтобы в ближайшие тридцать, скажем, лет нам никаких критически важных дел рассматривать не пришлось". Харо с чрезвычайно обиженным видом проследовал за Декланом в его кабинет.
В тот же вечер Деклан, обедавший с Пеппер в итальянском ресторане, сказал ей:
- Харо рвет и мечет по поводу расследования ФБР. "Громилы в сапогах", "штурмовики". Слушая его, можно подумать, что я возродил порядки Третьего рейха. По мне же, суд каким либеральным был, таким и остался.
- Я всегда подозревала в вас тайного фашиста, - ответила Пеппер, поддевая вилкой кусочек linguine alla vongole. - Послушайте, если все так страдают, отмените расследование. Пусть все останется как есть, шеф.
- Я не могу этого сделать, - ответил Деклан. - Передача в газету сведений о предстоящем решении суда переходит все границы дозволенного. Тем более когда она производится кем-то из людей, работающих в самом суде. И кстати сказать, сделано это было для того, чтобы поставить в неприятное положение вас.
- Я же не прошу о защите, - ответила Пеппер. - Я девушка взрослая. У меня есть пистолет. И я умею им пользоваться.
- Речь идет не о вашей защите, - серьезно ответил он.
Пеппер отпила кьянти.
- А что касается неприятного положения, я о нем уже и забыла. По другую сторону стены унижения лежит свобода.
Деклан округлил глаза:
- Халиль Джебран или надпись на магнитике для холодильника?
По-настоящему - и с близкого расстояния - Пеппер смогла разглядеть стену унижения несколько дней спустя, когда в "Вашингтон пост", в колонке "Из надежных источников" появилось следующее:
Прямые контакты. Член Верховного суда Пеппер Картрайт и его председатель Хардвизер уютно отобедали тет-а-тет в "Силе прецедента". Как сообщает наш источник, судьи пришли к полному согласию по обсуждавшимся ими важным юридическим вопросам и несколько раз даже жали друг другу руки. Oyez, oyez! И та и другой в настоящее время переживают развод. Если дела об этих разводах предстанут перед высоким судом, мы можем ожидать голосования со счетом 2:0…
Через несколько часов на сотнях веб-сайтов и юридических блогов уже кишмя кишели рассуждения о том, можно ли ожидать от влюбленной парочки членов Верховного суда независимых суждений. Негодование, призывы к импичменту, оскорбление достоинства суда…
Под вечер в дверь кабинета Пеппер постучался Криспус.
- Я, конечно, помню, что попросил вас сказать председателю пару дружеских слов, - начал он. - Но, видит Бог…
- Ой, замолчите, - ответила Пеппер.
- Я сказал бы, - продолжал, усаживаясь в кресло, Криспус, - что выглядит он в последнее время намного спокойнее. И мятой уже не так пахнет. Примите мои поздравления. Вам удалось спасти истерзанную душу. Вы никогда не думали о карьере консультанта по решению личных проблем?
- Похоже, с ними я справляюсь лучше, чем с конституционными законами, - сказала Пеппер.
Криспус выпятил губы:
- Раз уж вы заговорили о законах…
- Давайте, давайте, - разрешила Пеппер.
- Ваше голосование по "Пистеру"? Если честно, судья Картрайт, создается впечатление, что вы лишились рассудка. Или он покинул вас по собственному почину?
- Точно так же проголосовали еще четверо судей.
- В этом и состояла основная причина? Большинство есть последнее прибежище негодяя. Ваш бедный дедушка-шериф, надо полагать, вертится по ночам с боку на бок. Хоть он еще и не лежит в гробу.
- Вы пришли сюда, чтобы начистить мне рыло?
- Какой изысканный словарь. Вам известны сочинения мистера Уильяма Шекспира?
- Меня назвали в честь одной из его героинь.
- Пеппер? Я что-то не припоминаю в каноне барда никаких Пеппер.
- Пердита. Ну-ка посмотрим, хорошо ли вы сами знаете Шекспира.
- "Зимняя сказка".
- Два очка. Очень неплохо.
- Я-то, собственно говоря, имел в виду Полония.
- Позвольте догадаться. "Будь верен самому себе". Ужас как оригинально.
- Боже, какие мы нынче запальчивые. Мы, случайно, не провели эту ночь на ложе из кактусов? А я-то полагал - любовь смягчает душу.
- При чем тут любовь? Мы просто пообедали вдвоем.