* * *
Возвращение из Бартре в Лурд было быстрым.
Всю дорогу Аманда слушала в своем "рено" радио, весело подпевая мелодиям французского попурри. На сиденье справа от нее лежали оригинал и три фотокопии последнего дневника Бернадетты. Все, что ей нужно.
Въехав в Лурд, она поймала себя на том, что стала внимательнее смотреть на магазины, отели и кафе, на набожных паломников. Ведь у нее под боком был материал, который опустошит этот городок, не оставив и следа от нынешней его жизни. До какой-то степени ей было жаль, что городку уготована судьба французских Помпей. Пусть Лурд оказался фальшивкой - он все равно помогал миллионам доверчивых людей во всем мире, по-своему облегчал их участь, дарил большинству надежду. И тем не менее, попыталась уверить себя Аманда, то, что она вскоре сделает с этим городом, будет по достоинству оценено всеми рационально мыслящими, цивилизованными людьми, для которых высшее значение на земле имеют честность и правда.
На подъезде к гостинице "Галлия и Лондон" Аманда начала подыскивать место для парковки. К счастью, оно нашлось очень быстро. Подхватив с сиденья дневник и три его копии, Аманда со всех ног понеслась в гостиницу, сгорая от желания увидеть Кена и заставить его собственными глазами прочитать эти материалы. Она думала, что Кен отдыхает в постели после очередного изнурительного похода к гроту. Однако его не было ни в постели, ни вообще в номере. Вместо него на кровати лежала записка - сложенный вдвое лист писчей бумаги, на котором значилось имя Аманды.
Развернув записку, она едва смогла разобрать почерк. Однако никаких сомнений быть не могло: это послание от Кена. Расшифровывая каждое слово, Аманда медленно прочитала:
"Аманда, утром мне стало хуже. Меня увозят для обследования и лечения в городскую больницу Лурда по адресу: улица Александра Марка, дом 2. Не волнуйся. Господь меня не оставит.
Люблю тебя.
Кен".
У нее все внутри оборвалось. Неужели она опоздала? Неужели ее титанические усилия, ее сенсационная находка - все впустую? Заболевание, грозящее Кену гибелью, берет верх, и вполне возможно, что даже быстрое возвращение в Чикаго теперь не имеет смысла.
Аманда попыталась собрать волю в кулак. Схватив конверт, содержавший одну из копий дневника Бернадетты, она пулей выскочила из номера.
Получив разъяснения от служащего гостиницы, двадцать минут спустя Аманда вошла в вестибюль Лурдской центральной больницы и поднялась на второй этаж. Вскоре она нашла палату, в которую поместили Кена. На двери висела табличка: "Посетителям вход воспрещен". Не обращая на нее внимания, Аманда требовательно постучала. Через несколько секунд дверь приоткрылась, оттуда выглянула какая-то женщина и вопросительно посмотрела на визитершу.
Аманда поспешно произнесла:
- Мне сказали, что здесь лежит мистер Кеннет Клейтон. Мне нужно его увидеть.
Женщина понимающе кивнула:
- Должно быть, вы миссис Аманда Клейтон.
- Да, я его жена.
- Секундочку.
Дверь закрылась, и Аманда в нетерпении стала ждать, когда она откроется вновь.
Вышедшая к ней женщина, на которой вместо врачебной формы было простое платье, легонько взяла Аманду под руку и повела ее по коридору прочь от палаты.
- Но я хочу увидеть его,- запротестовала Аманда.
- Пока нельзя, - ответила женщина. - Я медсестра доктора Клейнберга, Эстер Левинсон. Сейчас я вам все объясню. Пойдемте в комнату для посетителей.
- Как он себя чувствует? - осведомилась Аманда.
- Лучше, лучше.
В комнате ожидания царил полумрак. Эстер усадила Аманду на диван и села рядом.
- Почему я не могу видеть его? - настойчиво спросила Аманда.
- Потому что сейчас у него врач,- ответила Эстер.- Вас, наверное, не было в городе.
- Нет, но если бы я знала…
- Ничего страшного. Позвольте, я расскажу вам все по порядку. Утром мистер Клейтон почувствовал себя плохо и позвонил дежурному администратору, попросив о помощи. Оттуда позвонили доктору Берье в Медицинское бюро, и тот сказал, что в Лурде как раз находится специалист по саркоме из Парижа. Он имел в виду доктора Поля Клейнберга, у которого работаю я. Поскольку доктор Клейнберг в это время уехал в аэропорт, чтобы встретить прилетевшего на самолете коллегу, а заодно и меня, до него не дозвонились. Тогда доктор Берье разыскал в Лурде местного врача - доктора Эскалому, который и находится сейчас у мистера Клейтона. Доктор Клейнберг, встретив нас в аэропорту, довез меня до отеля, а сам уехал куда-то посовещаться с коллегой - не знаю, куда именно. Я тем временем обнаружила в нашем отеле послание от доктора Берье доктору Клейнбергу. Поскольку у меня нет ни малейшего представления, где сейчас может быть доктор Клейнберг, я решила отправиться прямиком в больницу, чтобы увидеть, что здесь происходит, и дожидаться доктора Клейнберга.
- Я вам очень благодарна,- проговорила Аманда.- Но скажите, что сейчас с Кеном?
- Его осматривают, устраивают поудобнее, пока не приехал доктор Клейнберг.- Чуть склонив голову набок, Эстер изучающе посмотрела на Аманду.- Могу я быть с вами откровенной?
- Ради бога, скажите мне все, что можете.
- Могу сказать только одно, но вы, наверное, и сами это знаете. Я видела множество подобных случаев и знаю, что единственная надежда мистера Клейтона - хирургическая операция. Я уверена, что доктор Клейнберг подтвердит эту необходимость. Но боюсь, доктор Клейнберг преуспеет не больше моего, когда начнет обсуждать этот вопрос с вашим мужем. Я пробовала говорить на эту тему. Ваш муж отказывается.
- Он все еще отказывается от операции? Даже сейчас?
- К сожалению, он не хочет и слышать об этом. Он вручил свою жизнь Деве Марии и ее целительной благодати. Однако… Простите меня, если вы верующая…
- Как раз наоборот.
- Однако Дева Мария не тот специалист, которому я доверилась бы в столь тяжелом случае.
- Целиком с вами согласна,- с жаром подтвердила Аманда.- Я каждый день изо всех сил пытаюсь уговорить Кена вернуться в Чикаго и лечь на операционный стол. Но мне так и не удалось убедить его.- Она дотронулась до желтого конверта, лежащего у нее на коленях, хотела что-то сказать, но передумала.- Теперь у меня, кажется, есть средство заставить его немедленно согласиться на операцию. Именно поэтому я хотела бы увидеть его сию же минуту.
- Миссис Клейтон, вы не сможете поговорить с ним ни сию же минуту, ни еще какое-то время после. Когда я выходила к вам, мистеру Клейтону давали снотворное. И сейчас он, должно быть, уже спит глубоким сном.
- Когда он проснется и я смогу с ним побеседовать?
- Полагаю, не ранее чем через пару часов.
- Тогда я останусь ждать. Я хочу быть здесь, когда он проснется.
Эстер встала с дивана.
- Оставайтесь, если хотите. Я дам вам знать, когда проснется мистер Клейтон.
Оказавшись в одиночестве, Аманда откинулась на спинку дивана и тихонько забарабанила пальцами по конверту с копией дневника Бернадетты. От этого ей стало спокойнее. Перед ее мысленным взором предстал Кен после операции - снова здоровый и полный сил. Она увидела себя рядом с ним на их свадьбе, потом представила их медовый месяц в Папеэте, а затем, несколько лет спустя, и их первенца - сына.
Аманда закрыла глаза, чтобы забыть обо всем, кроме сладких образов, которые рисовало ей воображение. Она попыталась было открыть глаза, но веки стали тяжелыми и глаза закрывались сами собой. Ее усталое тело понемногу расслабилось, и женщину охватила дремота.
Она не знала, сколько времени проспала на диване в комнате ожидания. Ее разбудила чья-то осторожная рука, дотронувшаяся до плеча.
Спросонья Аманда заморгала глазами и прищурилась, чтобы разглядеть, кто ее разбудил. Перед ней стояла медсестра по имени Эстер и ласково улыбалась. Аманда огляделась. В комнате горел свет, а в окнах сквозь жалюзи проступала тьма. Была уже ночь.
Внезапно вспомнив, что случилось и где она находится, Аманда стряхнула с себя остатки сна и выпрямила спину.
- Который час?
- Двенадцатый. Скоро полночь.
- А теперь я могу увидеть Кена?
- Нет, сегодня не получится. Он проспит всю ночь. Доктор Клейнберг приходил после ужина взглянуть на него. Говорит, мистеру Клейтону нужен отдых - это для него сейчас самое лучшее. Ночью его тревожить нельзя. Утром доктор Клейнберг придет снова. Тогда мистер Клейтон уже проснется, и вам позволят с ним повидаться. Я решила сказать вам об этом сейчас. Отправляйтесь-ка в гостиницу и хорошенько выспитесь.
- Пожалуй, у меня нет иного выбора.- Аманда с трудом поднялась на ноги.- Когда мне лучше прийти к Кену?
- Думаю, в полдесятого будет в самый раз. К тому времени доктор Клейнберг завершит осмотр.
- Я приду раньше. Спасибо вам за все.
Выйдя из больницы и сев в свою взятую напрокат машину, Аманда осознала, что все еще держит в руке желтый конверт с фотокопией дневника Бернадетты. Тут ей пришла мысль: уж если Кену все равно не удастся прочитать эти записи до утра, то можно принести ему завтра другую копию из тех, что лежат в гостиничном номере, а эту поскорее передать Лиз Финч. Лиз получит такую тему, какая у журналиста бывает раз в жизни. Подобной помощи она вполне заслуживает.
Вместо того чтобы поехать сразу в гостиницу, Аманда сделала крюк, чтобы заскочить в палатку для прессы. Она припарковала автомобиль у границы территории святилища. В этот поздний час улицы Лурда были практически пусты. С конвертом в руке Аманда подошла к палатке, откинула полог входа и шагнула внутрь.
Внутри палатка была ярко освещена. Но работали там всего три корреспондента. За столом Лиз Финч никого не было. Его хозяйка наверняка видела уже не первый сон, поэтому Аманда решила оставить свой подарок Лиз на столе вместе с короткой запиской.
Подойдя к столу, она присела на крутящийся стул, нашла красный карандаш и крупными печатными буквами написала на желтом конверте:
"ДЛЯ ЛИЗ ФИНЧ, АПИ.
ЛИЧНО И ОЧЕНЬ ВАЖНО"
Затем Аманда отыскала листок бумаги для заметок и торопливо нацарапала на нем:
"Дорогая Лиз!
В Бартре я наткнулась на золотую жилу. Здесь копия купленного мною дневника Бернадетты - та его часть, которой не видела церковь. Почитай. Из этого может получиться новость года - прославишься. Только не делай ничего, пока не поговоришь со мной. Я сообщу тебе все детали. Кен сейчас в больнице. Буду у него в девять тридцать. Думаю, что смогу встретиться с тобой в отеле около одиннадцати.
Твоя Аманда".
Перечитывая свою записку, Аманда засомневалась, стоит ли ее оставлять на виду у всех на столе Лиз. У других репортеров, которые работают с Лиз за одним столом или просто проходят мимо, может возникнуть искушение прочитать, а то и конфисковать дневник. Интересно, а где Лиз получает свою личную почту? Задавшись этим вопросом, Аманда осмотрела внутренность палатки более внимательно. И увидела то, что проморгала, когда входила сюда. У палаточной стены стройными рядами стояли ящики, напоминающие банковские ячейки. Их было много, наверное, несколько сотен. Перед ними чуть сбоку устроилась охранница, плотная женщина средних лет в униформе; она сидела за массивным столом и читала книгу.
Аманда быстро сложила записку и сунула ее в желтый конверт. Превозмогая усталость, поднялась на ноги и приблизилась к охраннице.
- Извините, мадам,- вежливо обратилась к ней Аманда,- а где здесь оставляют репортерам частную почту? В этих ящиках?
- Да, у каждого аккредитованного репортера есть свой запирающийся ящик и собственный ключ.
- Великолепно. Я как раз хотела оставить кое-что личное американской журналистке Лиз Финч.
- Можете оставить эту вещь мне, и я передам ее по назначению.
Охранница выглядела человеком положительным и заслуживающим доверия, но Аманде не хотелось рисковать, учитывая то, каким трудом далась ей эта ценная находка.
- Если не возражаете, я бы предпочла сама положить это в ячейку.
- Как пожелаете.- Женщина выдвинула средний ящик тумбы своего стола и достала оттуда справочник в картонной обложке.- Так, Лиз Финч, ящик номер сто двадцать шесть.
Взяв связку ключей, охранница встала и повела Аманду вдоль ряда запертых ячеек, остановилась перед одной из колонок, вставила ключ в скважину металлической дверцы на уровне плеча и открыла ее.
- Можете положить конверт сюда. Здесь он будет в целости и сохранности.
Внутри ящика Аманда разглядела какие-то другие конверты, пластинки жевательной резинки "Дентин", несколько пачек сигарет и коробку мятных таблеток "Альтоид". Усмехнувшись про себя, Аманда засунула свой драгоценный конверт из плотной желтой бумаги в ячейку - в дополнение к этому мусору.
Женщина захлопнула дверцу и медленно, с демонстративной тщательностью заперла ее ключом.
- Ну вот, теперь можете быть спокойны. Ваш конверт получит только мисс Финч, и никто другой.
- Огромное вам спасибо,- поблагодарила Аманда.
С чувством выполненного долга она проследила за тем, как женщина возвращается за свой стол. Стало приятно при мысли о том, что она подарила подруге настоящую новость-бомбу. Аманда потянулась всем телом, и боль в мышцах еще раз напомнила ей, до чего же она устала. Она медленно дошла до машины и наконец поехала в гостиницу. Ей нужно было как следует выспаться, чтобы с утра взяться за дела с новыми силами.
* * *
Той же ночью, в одиннадцать часов тридцать две минуты, Микель Уртадо тихо встал с постели, уверенный, что Наталия не слышит его и проспит сном младенца до самого утра. Медленно одевшись, он некоторое время искал ключи от арендованного им европейского "форда". Уже уходя, он бросил взгляд на мирно спящую Наталию. Сердце сжалось от сожаления, что им приходится расстаться. Он выскользнул из номера, осторожно запер дверь и направился к лифту, на встречу с баскской судьбой.
Выйдя из гостиницы "Галлия и Лондон", Уртадо свернул направо, на улицу Бернадетты Субиру. Чем ближе он подходил к углу, тем больше нарастало напряжение внутри. За последние три дня он дважды выходил на этот угол, и всякий раз у входа на пандус, ведущий к святилищу, стоял пост лурдской полиции. Для Уртадо это не стало особым сюрпризом, ведь Ивонна сообщила ему, что полиция будет дежурить у пандуса вплоть до пятницы, а усиленное наблюдение за объектом в целом будет снято не ранее сегодняшнего вечера.
Только сейчас Уртадо осознал, что, если бы не Наталия, он давно спятил бы от переживаний и стресса. Само ее присутствие на протяжении трех суток удивительным образом успокаивало его и отвлекало от черных мыслей. Она была постоянно рядом с ним все последние семьдесят два часа - утром, днем, вечером. В жизни он еще не встречал подобной девушки. Несмотря на свой недуг, она неизменно была весела и жива. Она была остроумна и не упускала возможности пошутить над ним, когда они просыпались утром, чтобы заняться любовью. Страстная и безрассудная во время соития. Серьезная и набожная в гроте, куда ходила каждый день поздним утром и после обеда. Пленявшая умом и рассудительностью во время бесед за обедом и ужином. Безгранично женственная и чувственная вечером, когда снова наступала пора любви. Уртадо никогда раньше не думал, что женщина может столь полно и щедро дарить мужчине радость, отдаваясь ему всей своей плотью. Наталия была настоящим чудом, единственным и неповторимым. С головы до пят она являла собой красоту, от которой захватывало дух. Какие-нибудь два часа назад они вместе взмыли в поднебесье страсти, после чего она уснула. И тогда Микель впервые испытал колебания относительно целесообразности своей миссии.
Лежа рядом с нею в постели, он размышлял о том, что ждет его впереди. Прежде всего это было чувство вины, которую он непременно испытает за то, что уничтожил грот накануне последнего дня, когда там могла снова явиться Дева Мария. На этот день Наталия запланировала марафонское бдение в надежде дотянуться до Той единственной, что могла сжалиться над ней. Таким образом, Наталия уедет, так и не дождавшись мистического дня, когда можно было бы вознести последнюю горячую молитву. Останется без грота, где можно преклонить колени. И без мужчины, которого полюбила. Она возвратится в Рим, раздавленная и одинокая.
Сам же он будет скрываться среди собратьев-басков в какой-нибудь деревушке во Франции, за много километров отсюда, ожидая дня, когда французская полиция прекратит охоту за террористом, совершившим величайшее святотатство всех времен. Надо будет потерпеть, пока немного ослабнет режим безопасности на границе с Испанией в Эндайе. Тогда он незаметно просочится в Испанию, чтобы мобилизовать силы для оказания нажима на министра Буэно и испанское правительство в целом. Он будет среди ликующих толп на улицах Сан-Себастьяна, когда Баскская Испания станет независимым государством Эускади. И вот тогда-то - через какое время? сколько лет спустя? - можно будет отправиться в Рим одиноким паломником, чтобы искать и, вероятно, найти Наталию уже постаревшей. Впрочем, испытав разочарование и гнев, она, скорее всего, отвергнет его.
С такими мыслями он лежал, терзаясь сомнениями. Не отказаться ли от своего разрушительного плана? Не лучше ли в этот последний день молиться вместе с Наталией и за нее? И если это ей не поможет (хотя в том, что не поможет, он был заранее убежден), поехать вместе с нею в Рим? Там он мог бы снова заняться писательским трудом. Ведь писатель может писать где угодно. Он оставался бы вместе с нею и заботился о ней до самого конца жизни. А за свободу Эускади пусть попробуют бороться другие.
Однако сомнения, едва появившись, начали казаться страшной ересью, насмешкой над верой в его святое дело. У других не было его уникальной способности вести борьбу в подполье. Даже Лопес, некогда непревзойденный организатор и разработчик операций, и тот сломался. Состарившись и одряхлев, Лопес начал проявлять готовность к компромиссу с этим чудовищем в Мадриде. Нет, сейчас Уртадо самый искусный, самый нужный делу боец. Ему нет замены. И он не вправе предавать тысячи угнетенных и память своего горячо любимого отца.
Зрелые размышления взяли верх над эгоистичными мыслишками. Он приехал сюда для того, чтобы снести препятствие на пути к свободе басков. И сегодня ночью разнесет это препятствие вдребезги.
Во всяком случае, он надеялся на это.
Подходя к углу, Микель ускорил шаги, чувствуя, как сильно бьется сердце. Хотя он и не имел привычки молиться, но все же молил в душе неведомого бога, чтобы сплетни Ивонны оказались правдой и французские полицейские сняли свой кордон.
На углу он застыл в неудобной позе, рискуя потерять равновесие. Однако открывшаяся взору картина едва не заставила его запрыгать от радости. На улице не наблюдалось никаких признаков жизни. Полиция исчезла, и вход на пандус был абсолютно свободен.
Трусцой перебежав улицу, он остановился. Ровная дорога вела вниз, к самому сердцу святилища. Микель начал быстро спускаться, с каждым шагом чувствуя себя все увереннее. Завершив спуск по пандусу, он внимательно, до самого дальнего закоулка, осмотрел площадь Четок. В поздний ночной час здесь обычно прохаживался охранник. Но даже этого одинокого охранника нигде не было видно.