Я остановился. Пастор торопливо удалился. Спустя несколько минут он вернулся… ведя за руку мальчика лет двенадцати. Поверьте, душа моя, если бы он вернулся со всеми легионами ада, я бы удивился меньше. В недоумении я пожал плечами, на что Михаэль ответил, подталкивая ко мне дитя: "Он сирота. И блаженный… Видимо, Господь уготовал ему участь взойти на заклание, подобно агнцу, чтобы спасти остальных добрых людей". Я протянул руку навстречу мальчику и тот охотно взялся за нее. Славный мальчуган, слегка худоватый для своих лет. Если бы не совершенно бессмысленный взгляд, то невозможно было бы сказать, что с ним что-то не так. Пастор указал мне на дверь, ведущую к кладбищу: "Сюда, будьте добры. Хоть я и отдаю тебе его тело и кровь, но душу оставь мне и Господу". Мне было все равно, я не питаюсь душами. Мы вышли из церкви, и подошли к заботливо приготовленной могиле. В тот момент я почувствовал себя каким-то мрачным языческим богом, которого задабривают жертвами не из любви, а от страха. Михаэль же чувствовал себя не иначе, как Авраамом, ведущим Исаака к жертвеннику.
Только я не был его милосердным Богом, отвращающим нож в последний миг.
Я закрыл мальчику глаза и впился в шею, стараясь не упустить ни капли.
Господи, какой же вкусной была его кровь!
Закончив, я бережно положил тело несчастного сироты на землю и предоставил священнику возможность заняться им. Пастор опустился на колени и попытался прочесть молитву, однако, не выдержал и разрыдался, прижав к себе бездыханное дитя. "Что же я наделал?! – причитал он. – Господи, почему ты не указал мне иного пути?!". "Ты вполне представлял, чем все закончится, когда вел его сюда. – безучастно произнес я. – Если это тебя хоть немного утешит, то я очень благодарен. Его кровь действительно восстановила мои силы, и теперь я более чем готов встретить наших общих врагов". Не дожидаясь ответа, я зашагал в сторону леса напрямик через кладбище, по привычке перемахнув через невысокий забор. У меня не было ни времени, ни желания успокаивать старика, как бы жестоко это ни звучало. Мы должны быть готовы принимать последствия наших решений, которые возникают всегда и зачастую могут быть весьма печальны. Иначе теряется смысл свободы воли. Иначе ты становишься неотличим от скота, который ты разводишь, чтобы утолять голод его плотью. Иначе ты сам годишься только на то, чтобы твоей плотью утоляли голод.
Стоя на опушке леса, я не удержался и обернулся к церкви. С места, где я стоял, совершенно не было видно Михаэля, да и расстояние было уже немалым. Однако никакого беспокойства или опасности не ощущалось вокруг здания – церковь по-прежнему нависала над окрестностями, осененная гнетущей безмятежностью. Оставалось надеяться, что священник не наложит на себя руки в приступе праведного покаяния. Тем временем где-то в глубине леса меня уже заждались. Запах мертвечины, исходивший от упырей, не выветрился почти за сутки и послужил отличным указателем пути на ближайшие несколько сотен шагов. Потом начали появляться другие указатели. Некоторые едва заметные и понятные только посвященному, вроде странных знаков на деревьях, которые бы человеческий глаз вряд ли заметил бы даже днем. Другие – более, чем видимые, я бы даже сказал, бросающиеся в глаза. Все чаще стали появляться человеческие скальпы и сердца, прибитые к стволам деревьев. И чему я был совершенно не удивлен, так это тому, что направление, которого я придерживался, очень сильно совпадало с направлением, в котором должна была находиться стоянка лесорубов – несколько простых хижин, сарай и колодец, не ахти какая роскошь, но вполне достаточно, чтобы работать, не задумываясь о крове над головой.
31
Около полуночи я достиг искомой поляны. Она напоминала что угодно, но приют простых работяг – вдоль границы с лесом через каждые несколько шагов были воткнуты деревянные столбы примерно мне по грудь высотой. На столбы были насажены весьма грубо выполненные плоские светильники из глины или похожего материала, в которые было налито густое черное масло в качестве топлива, дававшего гораздо больше света и тепла, чем привычные для меня факелы. Я постоял пару минут на стыке света и тьмы, подождав, пока глаза привыкнут после беспросветной черноты ночного леса. Затем, я решительно переступил границу, обозначенную этими первобытными фонарями, прошел несколько шагов вглубь поляны и осмотрелся. Каждый из фонарей был богато украшен гирляндами из человеческих ушей, пальцев и скальпов. От хижин не осталось и следа. Видимо, их разобрали на доски, а остатки просто сожгли. Из досок же и прочего материала были собраны в большом количестве рамы, похожие на те, что используются для просушки шкур, снятых со свежеубитых животных. Только сушили на них человеческую кожу.
Всюду на земле валялись останки тел и внутренности.
Вонь стояла невыносимая.
Целый букет разномастных запахов. И все говорили об одном.
О смерти и разложении.
Недалеко от центра поляны находился колодец, судя по всему, служивший хранилищем для тех частей трупов, которые не годились на украшения. А прямо по центру этого скорбного капища, в окружении таких же светильников, какие стояли на краю поляны, высился огромный трон из дерева, обтянутый человеческой кожей и увешанный отрубленными головами и конечностями, будто рождественская елка гирляндами. Тот самый трон, который я видел во сне. Вокруг него все свободное место было заполнено знакомыми уже мне упырями, некоторые из которых были заняты разделыванием и перетаскиванием тел, некоторые копошились на земле, пожирая ошметки плоти, а некоторые просто стояли, всматриваясь в пустоту. Тропа, по которой я пришел, вывела меня ровно сзади трона, и мне пришлось потратить некоторое время, обходя его, однако, ни один из нежити не обратил на меня внимания. Как бы мне ни хотелось, я не позволил себе поддаться искушению легкой расправы над упырями – было очень похоже, что они просто ждут чьего-то приказа, чтобы наброситься на меня всей стаей. Наконец, я обошел трон и встал лицом к лицу с восседавшим на нем.
Признаюсь, рассмотрев подробнее нависавшее надо мной сооружение, я оценил его своеобразную красоту. Каким бы отвратительными и противоестественными ни являлись декорации, нельзя было сказать, что они навешаны бессмысленно или безвкусно. Во всем этом явно была определенная система, замысел или символизм, если угодно. Чуждый и непонятный мне символизм, но четко прослеживающийся в асимметричности "архитектуры" трона, его расположении на поляне и обустройстве поляны в целом. Размеры трона говорили, что предназначен он для существа гораздо большего по размерам, нежели человек, поэтому, я слегка удивился, увидев на не существо вполне даже человеческой комплекции. На троне полулежа, закинув одну ногу на подлокотник, сидела… Да, я бы назвал это женщиной. Причем, довольно красивой женщиной – существо было обнажено. Но птичьи лапы вместо стоп, длинные когтевидные пальцы и перьеобразная растительность на голове, в сочетании с птичьего же вида грязно-белым пушком над грудями, на животе и лобке (и, вероятно, на спине тоже), достаточно однозначно говорили о демоническом происхождении.
Хотя, даже в таком обличии существо привлекало меня как мужчину.
Я усмехнулся от этой мысли, тварь расхохоталась, видимо, поняв причину:
"Если хочешь, можем позабавиться перед тем, как ты умрешь!"
"Прости, шлюха, священник благословил мой меч, а не мой член…" – произнес я без тени иронии. Дьяволица криво ухмыльнулась. "Какая жалость. – вздохнула она, проводя пальцем по влагалищу и слегка приоткрывая его. – Я думаю, ты весьма хорош". С этими словами, царственная гарпия принялась ласкать себя, делая это с такой страстью и неистовством, будто ждала этой возможности не одно столетие. Тварь завершила свое дело довольно быстро, выгнувшись, будто в агонии, и исторгнув пронзительный и пугающий вопль, одновременно похожий на женский и на птичий. На своем пике, ее крик превратился в гортанный призыв: "Убейте его!". В ту же минуту со всех сторон ко мне двинулись десятки упырей. Неспособные противостоять моей силе и скорости по одиночке, они были практически непобедимы и смертоносны, сбившись в толпу. Несокрушимая стена плоти.
Однако в этом мире нет ничего абсолютно неуязвимого. То, что было не под силу сделать мне, легко могла бы уничтожить необузданная сила природы, найди я способ пробудить ее и прийти мне на помощь – беспощадную и прекрасную в своей первозданной мощи. И такой способ нашелся довольно быстро. Подождав, пока нежить подтянется ко мне достаточно близко, чтобы стоять вплотную друг к другу, но, в то же время, еще давать мне место для маневра, я разбежался, насколько позволял круг в три шага диаметром, и прыгнул навстречу протянутым когтистым лапам и разверстой пасти ближайшего упыря. Я без труда сбил с ног тварь, шедшую впереди, попутно размозжив ей череп кулаком. Тело же, отброшенное столкновением, пошатнуло равновесие следовавших за ним. Начало было положено! Яростно работая руками и ногами, я расчищал дорогу перед собой, попутно стараясь иметь свободное пространство и сзади. Двигался я отнюдь не бесцельно – один из фонарей, стоявших перед троном, стоял ко мне довольно близко и я заметил, что несколько демонов задели его, двигаясь в мою сторону.
Когда же меня и фонарь разделяло расстояние практически вытянутой руки, я схватил ближайшего ко мне упыря обеими руками, чуть приподнял его над землей и изо всех сил швырнул на фонарь. Столб устоял, однако наклонился достаточно для того, чтобы масло из плоской чашки светильника расплескалось, а вслед за ним на свободу вырвался и огонь. Спустя еще мгновение поляна превратилась в натуральное Пекло – промасленная плоть упырей занялась мгновенно, и через них пламя постепенно добралось до всех тварей. Под конец этой чудовищной мистерии, я в полной мере ощутил себя в центре ада. То, что все демоны чувствуют боль, думаю, является очередной загадкой природы, не поддающейся объяснению. Упыри не были исключением. Охваченные пламенем, они испытывали чудовищные страдания, однако, будучи не способны мыслить самостоятельно, продолжали идти на меня. Дошли, тем не менее, далеко не все – очень многие демоны сгорали дотла в считанные секунды. Об остальных позаботился мой клинок.
32
Я стоял в центре огненного ада, переполненного стонами страданий тех, кто умирал во второй раз. Каким-то чудом сам я был практически невредим, за исключением нескольких рваных ран и пары ожогов, но все это сошло быстрее, чем я успел обратить внимание. Не менее удивительным было и то, что пламя не распространялось за пределы поляны, будто удерживаемое какой-то незримой силой. Сжечь лес дотла совершенно не входило в мои планы, поэтому я искренне порадовался этому явлению, несмотря даже на то, что его происхождение могло таиться в дьявольских чарах, а не в Божьей воле. Тем более что мое дело еще не было завершено – истинные враги, зловещие и сильные, наблюдали за страшной гибелью своей армии со стороны и не спешили нападать. Мой старый знакомый – кентавр, представлявший, на самом деле, отвратительную помесь кабана, человека и оленя, отмеченную, вдобавок, еще и демоническим уродством, стоял возле трона своей королевы, опершись на копье. Перехта же, так он назвал эту коронованную дьяволицу, созерцала все происходящее с непередаваемым восторгом и интересом, будто это была не зловещая кровавая бойня, а красочное представление известного театра.
Когда же последний из упырей затих, а вместе с ним, и огонь стал успокаиваться понемногу, "кентавр" оживился. Он стал неспешно приближаться ко мне, двигаясь по дуге, но неумолимо сокращая дистанцию. "Что ж, ты полностью оправдал мои рассказы, вампир, – снова зазвучал в моей голове низкий спокойный голос демона. – Моя госпожа довольна зрелищем, что ты устроил. Не разочаруй нас и в последний раз – умри красиво!". Чудовище, наконец, вышло для наиболее подходящее расстояние для рывка, и сразу же бросилось в атаку, потрясая копьем. Я был готов к этому, однако, маневр мне предстоял крайне опасный. Не рассчитай я время, хотя бы, на долю секунды и тварь попросту втопчет меня в землю. Будь я трижды бессмертный, таких ран мне выдержит ни одно тело из плоти и крови. За те секунды, что эта мысль родилась и погасла в моей голове, демон приблизился к своей цели. Когда он навис надо мной, я сумел в полной мере оценить ту восхитительную животную мощь, которая мне противостояла. Этот противник определенно вызывал уважение.
Но, все же, это был враг. Враг, желавший моей смерти не меньше, чем я желал расправиться с ним. Острие копья просвистело возле моего лица, а тяжелые копыта едва не протоптались по моим ребрам – буквально в последний момент я отпрыгнул в сторону. Только тогда, когда демон уже не успел бы развернуться. Уповая скорее на милость Творца, нежели на крепость стали, я нанес несколько ударов своей шпагой, пока огромное порождение Тартара проносилось мимо. Один или два из них стали успешными – видимо, я задел сухожилие или что-то типа того, потому что демон на полном скаку рухнул наземь, перевернувшись через себя. Я понимал, что это далеко не конец, а просто у меня появилось несколько секунд форы, поэтому сразу же бросился к павшему "кентавру" со шпагой наперевес, свободной рукой вытаскивая из-за пояса один из пистолетов. Подойдя почти вплотную, я вскинул ствол и нажал на спусковой крючок. Доля секунды до выстрела показалась мне вечностью.
Если оружие даст осечку, у меня будет совсем мало шансов победить.
И еще меньше шансов уйти живым от гнева королевы этого шабаша.
Надеюсь, Бог ненавидит этих тварей больше, чем меня.
На мое счастье, опасения оказались напрасными – механизм оружия сработал безупречно. Из ствола вырвался столп огня и дыма, швырнувший тяжелую пулю в грудь демона. Спустя еще мгновение окрестности содрогнулись от поистине ужасающего вопля. Раскаленный свинцовый шар, освященный пастором Михаэлем, разворотил торс существа, почти отделив его человеческую часть от кабаньей. Тело, или уже тела, бились в агонии, обильно заливая кровью все вокруг. "Ты убил мою плоть, ублюдок, – обратился ко мне демон в последний раз. – Но не радуйся, когда-нибудь я снова восстану из ада. Может быть, через десять лет, может быть, через тысячу, но это произойдет. И к этому времени, тебе лучше уже сдохнуть!". Я лишь усмехнулся в ответ: "Если бы ты знал, что ждет таких, как я, после смерти, ты бы понял… почему я никогда не умру". Когда конвульсии твари прекратились, я был уже возле трона Перехты. На ее птичьем лице отчетливо читался испуг, смешанный с глубочайшим отвращением и ненавистью. Примерно такие же чувства я бы испытывал, если бы понял, что сейчас паду от рук деревенских увальней, которые даже считать до пяти не научились. Жизнь совсем не справедливая штука.
Я же ощущал, будто мое тело и разум прощупывают изнутри, в поисках каких-нибудь привычных точек воздействия, и не найдя одних, переходят к следующим, и так до бесконечности. Видимо, Перехта была сильна только своими чарами, которые хоть и безотказно действовали на людей, для моего мертвого, в обычном понимании, тела не представляли совершенно никакой угрозы. Судя по некоторой скованности движений, которую я чувствовал у себя с момента победы на "кентавром", дьяволица была способна вывернуть человека наизнанку буквально силой мысли. Теперь понятно, почему она верховодила Дикой Охотой. Дойдя до подножья ее трона, я остановился. "Ты забыла? Я не человек. Я – существо иного народа. Того, что отверг смерть наравне с жизнью. – неспешно я стер со шпаги кровь и вложил ее в ножны. – Твои чары сильны и смертельны для потомков Адама. Для живых и смертных. С теплой кровью и бьющимися сердцами. Но я уже давно не один из них. И никогда более им не стану".
"Мразь!" – завизжала гарпия во все горло и попыталась броситься на меня, но я оказался быстрее. Я прыгнул навстречу твари и ударом колена в грудь вернул ее обратно на трон. Послышался хруст костей и в лицо мне прилетели капли крови, вырвавшиеся, вместе с захлебывающимся криком боли, изо рта дьяволицы. Все еще цепляясь за свою жизнь, она настойчиво пыталась поразить меня своими когтистыми руками, но я не позволил и этого. Несколько ударов кулаком по лицу усмирили тварь, попутно превратив челюсть и нос в кровавый фарш. Из последних сил Перехта презрительно прошипела: "Даже истекающая кровью и убитая, я – богиня и королева Дикой Охоты. И останусь ей даже лишенная этого тела, даже в самом сердце Преисподней. А ты – не более, чем бессмысленный выродок, противный и миру Света и миру Тьмы. Не знаю, что за войну ты ведешь, но она обречена на поражение. Твоя собственноручно избранная судьба раздавит тебя рано или поздно без тени жалости и сожаления!". Я прервал ее речь, схватив за волосы, приблизившись вплотную к кровоточащей ране, которой стало ее лицо, и жадно проведя языком снизу вверх, стараясь поймать как можно больше крови.
"Не пытайся мне врать, тварь. Я не знаю, какая на вкус
кровь королевы или богини.
Но твоя на вкус – как у тех шлюх, что не разу уже были моей добычей".
И тотчас я впился в шею дьяволицы, страстно высасывая ее жизнь.
Глава девятая
33
"Твои волки еще долго не потревожат тебя, пастор" – с этими словами я переступил порог церкви, вернувшись с небольшой лесной поляны, ставшей этой ночью настоящим полем боя. Моя одежда была грязна и местами изодрана, сам я – вымазан в крови и саже, каждый мой шаг разносил по зданию запах смерти и огня. Я вернулся живым, следовательно, я победил и адские твари уничтожены – иного доказательства я не мог, да и не особо желал, предоставить Михаэлю. Священник же и сам не казался особо рад моему возвращению. Для него я был опасностью не меньшей, чем полчища упырей, опасностью, от которой не спрячешься на освященной земле. К тому же, Михаэль явно очень страдал из-за блаженного сиротки, принесенного мне в жертву, будто языческому божеству. "Теперь ты уедешь? – без тени надежды в голосе спросил священник. – Ты ведь получил, что хотел и даже много больше". Я кивнул. "А меня ты… – Михаэлю было тяжело говорить о возможности собственной смерти, несмотря на всю полноту его веры. – Меня ты тоже убьешь?".
"Нет – безучастно ответил я. – Ты никому ничего не расскажешь, а есть я не хочу".
Наверное, стоило из предосторожности лишить жизни доброго пастора.
Но тогда я был слишком утомлен убийствами.