- Да что же это такое? - возмутилась она. - Гриша, Витя, Анатолий Чукогекович, вы же мужчины! Выведите его отсюда, если он человеческого языка не понимает.
В самый неподходящий момент появился Филя - в брезентовом плаще и резиновых сапогах, за спиной - рюкзак, из которого торчал термос, на голове - треух, а в руках удочки в чехле. Для торжественной встречи нового министра экипировка лучше некуда. Толик выразительно взглянул на Лану, высказывая недовольство тем, поскольку Филя, судя по всему, собрался за город. Лана созвонилась с ним, пока тот не уснул, и выяснила, что Филя собрался копать картошку. Впрочем, Филя от физической работы был освобожден лет тридцать назад, да и картошку никогда в жизни не копал, а если выезжал за компанию, то ловил в ближайшей речке пескариков.
- В мае - копать картошку? - удивился посетитель. - Но ведь ее еще не всю посадили!..
- Не ваше дело, - отрезала Светлана, злясь, что Филя все испортил. Да еще как: устроился поудобнее в кресле и мгновенно уснул, с посвистываниями ко всему прочему…
В виду чрезвычайных обстоятельств Толик решил поступиться принципами, гласившими, что всякого клиента следует выдержать, дабы в нем образовалось достаточно уважительного вещества к должностным лицам, находившимся при исполнении, но ни в коем случае не идти на поводу у клиента, если не хочешь поменяться с ним местами и превратиться из просимого в просителя. Черт с ним, подумал Толик, чем-то рисковать все равно в жизни приходится, может быть, Лана разыщет этот разнесчастный проект, пока в институт не прибыл министр. Ведь такой посетитель не остановится ни перед чем и кем - обратится прямо к министру, и что тогда? Скандал на весь институт, если не на всю отрасль.
Невиданное дело: Толик сам подошел к Лане, попросил поискать в памяти компьютера проекты очистных систем и через несколько секунд экран показал, что искомый материал находится на рассмотрении у Фили. "Звоните ему", - велел Толик.
Филей Аккомодович еще до звонка, во сне, схватил трубку, прижал к уху, тут же извинился, попросил подождать минутку, положил трубку на стол, торопливо достал коробочку с нюхательным табаком, открыл глаза, чтобы сладить с коробочкой, взял щепоть пыли, всосал в левую ноздрю, взял вновь щепоть пыли, всосал в правую, застонал от удовольствия, засасывая теперь обеими ноздрями табак как можно глубже и - а-а-ап-чхи! - на какое-то мгновение сам скрылся в коричневато-зеленом облаке вперемешку с брызгами. А когда оно рассеялось, под носом, на бумагах, которые лежали на столе, остались следы, как от взрыва тунгусского метеорита.
- Слушаю! - по-пионерски звонко, прочищенным голосом крикнул Филя в трубку.
- Филей Аккомодович, у вас проект тринадцать сто пятьдесят четыре эрос дробь пять?
- Ланочка, это вы? - посмотрел в ее сторону Филя и по обыкновению своему, если говорил по телефону в пределах одной комнаты, улыбнулся. - У меня. Он третий раз почему-то попадает ко мне, лежит никому не нужный. Я трубочку кладу, хорошо? Я полагал, что это один из тех проектов, от которых давно отказались, а они ходят и ходят по кругу, как паразитические токи, обрастают визами, заключениями, ведут в сущности таинственную, никак не связанную с реальными проблемами, жизнь. Периодически я их отлавливаю и складываю в шкафу. У меня материал к Байкало-Амурской магистрали лежал с двадцатых годов и - удивительно - пригодился. Если бы все проекты утверждались, а еще хуже - претворялись бы в жизнь? Это было бы ужасно!
Во сне у Фили подзаряжались биоаккумуляторы, и поэтому после пробуждения он вдохновенно говорил и говорил, пока потенциалы не иссякали, и он не ударялся в спячку. Витийствуя, он вдруг заметил на стуле посетителя, заулыбался простодушно и раскованно, обвел всех присутствующих наивным взором и, ткнув указательным пальцем в незнакомца, продолжал:
- Этот человек мне только что снился! Я его видел прежде во сне, чем наяву. Вначале я летал. Летаю, летаю, летаю, как ангел. Прилетел в детство, осознаю себя юношей, который служит у золотого человека, у нэпмана товарища Гольдмана, дамское белье-с, ах, какая у него дочь была - Сонечка, женил бы он нас, если бы не индустриализация. И товарищ Гольдман воздевает руки ко мне: не улетай, Филя, разве тебе у меня плохо? А я лечу, через годы и расстояния… Глядь вниз - парк нашего института, этот гражданин выстраивает всех нас в две шеренги и говорит: будем сокращать любую шеренгу, четную или нечетную, один, мол, черт, они друг друга стоят. И заставляет бросать меня монету, наклоняюсь к пятаку, хочу посмотреть: чет или нечет, но чувствую - в руке телефонная трубка!
Он продолжал рассуждать о своем необыкновенном сне, способностях, но, к счастью, вполнапряжения, может, и того меньше, так как в девяносто девятом появился товарищ Домкратьев с Лилией Семеновной в окружении всевозможного институтского начальства - по служебной и по разным общественным линиям. Тем не менее Филя не придал им значения, полагая, что самовыражение тоже чего-нибудь да стоит. Директор пожимал руку незнакомцу. Лилия Семеновна повернулась вдруг к нему, к Филе, зашипела, как рысь, и только после этого он понял, что в отделе происходят какие-то важные события. Он поднял трубку, набрал одну цифру - только бы был телефон! - и услышал, как незнакомец сказал директору:
- Много я слышал об этом институте. Слышал и то, что называют его не НИИ, а НИ-НИ. Или так называют другой институт? А насчет этого отдела - я получил вчера письмо о его работе, зашел познакомиться. Пожалуй, надо посмотреть на другие отделы.
Филя увидел, как за спиной у Домкратьева сжались и наверняка захрустели кулаки. Последней уходила Лилия Семеновна, задержалась и сказала тоном, не предвещающим ничего хорошего:
- Что вы здесь устроили, а? Ведь это же наш министр. Министр!
Воздев палец вверх и потрясая им в сильнейшем негодовании, Лилия Семеновна удалилась.
Последствия визита министра для НИИ были плачевны и радикальны. Коллегия Минтрямтрямнибумбума из двух институтов оставила один, да и то в очень урезанном виде. Публикатору романа доподлинно известно: появление нового министра в институте, и миллионы Муравейчика, и жалоба тепловозоремонтников, не желающих загрязнять Донец, Дон и Азовское море, и агрессивное поведение Светланы, и крутой, сивушный запах от Гриши, и невмешательство Аэроплана Леонидовича, когда он, человек абсолютно принципиальный, мог защитить незнакомого посетителя, но не защитил, и тем самым как бы подвел себя под сокращение штатов - все это ни что иное, как проделки Лукавого и его присных. Бес попутал!
Глава четвертая
Товарищ Около-Бричко столько раз попадал под сокращение штатов, что он не усматривал здесь для себя никакой трагедии. Сокращают штаты всегда с целью их раздутия - об этом свидетельствовал его богатый опыт, и поэтому он отчасти обрадовался возможности как следует потрудиться над "Параграфами бытия". Как раз дошел до юбилейного пятидесятого параграфа и, уединившись дома, предпослал ему такое посвящение: "Всем мыслящим пролетариям интеллекта всех возрастов, всех эр и эпох всей Земли, во всем мире и для будущих поколений, вечно и навсегда". И подписался полным титулом: "Аэроплан Около-Бричко, рядовой генералиссимус пера".
Читатель имеет право представить хоть малую часть блеска стиля товарища Около-Бричко, почувствовать аромат и колючки, завихрения и закорючки оригинала, и публикатор не видит здесь иного выхода, как по возможности приводить в первозданном виде отрывки из пятидесятого и других параграфов. Пожалуйста, вот как начинается пятидесятый параграф:
"Прочтя вышепоименованную эпиграфию, дорогой читатель, ваша душа и собственное понятие должны тотчас же пронзиться широтой масштаба мысли и молнией замысла, хотя, однако, я лично человек скромный, но зато активный и нравственно чистейшей пробы. Горный хрусталь, и тот не такой чистый, и совесть моя вообще скрипит от стерильности, как крахмал юбилейных скатертей.
С сегодняшнего дня отлучили меня от научно-технической революции злоумышленно и нарочито, вроде бы как научного сотрудника, притом главного специалиста, перевели в 9 часов 15 минут переводом в сродственный институт, который сократили в 11 часов 6 минут всем штатом, исключая всего один подотдел без секторов даже, и за пять минут до обеденного перерыва, то есть в 12 часов 56 минут, этот вот бессекторный подотдел, включили вовнутрь прежнего моего института НИИ, который пока окончательной раскассировке не подлежит, а только лишь очень сильной, полагают, перестройке. Все это совершено в спешке, как бы с ускорением, а на самом деле из боязни не успеть, куда - в передовики, вестимо. Вышеозначенным образом, выбыв из родного института НИИ и не успев прибыть в сродственный НИ-НИ по причине его полной раскассировки, а также не успев вообще, я повисши в штатной дыре без малейшей должностей определенности - вот каким образом!
И поскольку мне нынче 29 февраля шестьдесят шесть лет, то и было предложено ухождение на заслуженный покой в качестве рядового пенсионера без намека на какую-либо персональность. Если уж невозможно в союзное значение, так в республиканское, ну, в районное, поселковое, деревенское, кишлачное или даже хуторское значение определили бы! Как это пенсионер без всякого значения? Человек жизнь положил за должность, а на старости лет - и без должности, и безо всякого, пусть даже уличного, ну, подъездного, ну, площадного, ну даже без коммунально-квартирного значения? Нетушки, что ни говорите, а обстоятельства со значением поставлены из всех рук плохо. Ухождение без значения, без всякой производственной необходимости, каковой никогда, ежели без малейшего кокетства глазеть прямо правде в глаза, ни в нашем институте НИИ, ни у сродственничка НИ-НИ, не существовало.
На словах мною было добавлено и указано, что по прошествии моего вынужденного отпуска, в случае не изыскания резервов возможностей для положительного решения моего вопроса буду считать себя в прогуле, который, как освещает печать, оплачивается лицам, находящимся в нем, по решению суда из кассы, а в особо опасных и тяжких рецидивистских административных случаях из кармана руководства, которое должно и обязано давать полный себе отчет в творимых безобразиях.
Наш институт НИИ, не говоря уже о сродственничке, с самого начала научно-технической революции не соответствует и чем дальше, тем больше в этом вопиющего усугубления. Ни одной значительной темы, без учета диссертабельных, в ходе штурма НТР-высот не разработано и экономического эффекта, окромя убыточного, тоже не достигнуто. Сродственнички, преподношу читателю пример, в результате глубоких и всесторонних научных исследований и конструкторских разработок вышли на технологию, которая будет давать ежегодно при условии самого эффективного ее использования только на одном заводе минимум пятнадцать миллионов планового убытка, да на изыскания с разработками, с учетом премий за опережение и обеспечение, более двадцати двух с половиной миллионов рубликов бухнули - за это и раскассировали.
Наш НИИ не возникал, расходов больших и перетрат не допустил, все по плану и в пределах фонда, не отсиделся, а засиделся, молчком, стало быть, и с умом - это заблуждение века! Самая бесхитростная приманка, на которую, как выяснилось, клюют даже бывшие министры, провалившиеся и в директорах.
Мне никто не говорил прямо, однако я почувствовал давно, что наш НИИ сильно затаился, вокруг был такой шурум-бурум и трах-тарабарах по поводу НТР, за счет которой многие остепенились - это вам не старая губерния, а пошла вовсю писать наука.
У меня биография бурная, как темпы научно-технического прогресса, может быть, даже побурней. Потому как я всю жизнь возникал, по всем параметрам нынче самое мое время, а меня - на пенсию… Каково, а? В науке я обретаюсь с тех пор, как она стала непосредственной производительной силой. За это время с точки зрения науки наш отдел хотя бы в носу поковырял. На уровне сегодняшнего дня!
Престижность моего реноме в условиях отсиживания-выжидания под лозунгом научно-технической революции могла спасти собственная, вне тематического плана, но по совести выполненная разработка в порядке личной инициативы, своего рода встречного плана против тематического.
В частности, разработка касалась ликвидации так называемого книжного дефицита в художественной литературе. Исследуя вопрос в течение пятилетки, собрав материал в объеме 137 (ста тридцати семи) томов, включая сюда таблицы, графики и диаграммы (для пущей убедительности хотел бы создать диораму Кузнецкого моста, но средств не отпустили, на общественных началах никто не возжелал, культурный и разные другие некультурные фонды рисковать деньгами поостереглись, а я не специалист по видам живописи, просто рядовой генералиссимус пера), но без включения материалов социологических исследований и опросов на предприятиях, как промышленных, так и сельскохозяйственных, как государственных, так и кооперативно-колхозных, в учреждениях и учебных заведениях разного типа и профиля по разработанной мною схеме, в метро, в автобусах, а также в среде книжных покупателей в соответствующих магазинах, на "черных" рынках, на том же Кузнецком мосту, в среде прохожих по центральным и окраинным улицам, проспектам, площадям, переулкам и проездам в разное время дня и ночи (за годы изысканий семнадцать раз имел приводы в милицию по подозрению в приставании к женщинам в вечернее время суток, а также четыре привода по тому же поводу среди бела дня, о чем дал письменную справку участковый уполномоченный старший лейтенант милиции Триконь Василий Филимонович для приложения к результатам исследования, что было и сделано с последующим оглашением на ученом совете) в объеме двух канцелярских столов обычного делового стандарта, пропущенных через ЭВМ, я убедительно обосновал научность все возрастающей тяги различных возрастных, профессиональных и половых категорий к художественной литературе, в особенности к так называемой дефицитной, а также на основе достаточных колоссальных исследований методом опроса широчайших масс предложил высокоэффективное разрешение книжного дефицита в кратчайшие супероптимальные сроки путем простого обмена магазинами одной дефицитной книги на две менее дефицитные, меняемые желающим читателем. Учитывая непреодолимое действие законов арифметической прогрессии даже в условиях развитой фолиантной клептомании, то бишь болезненной склонности к воровству книг, стало быть, одну за две, две за четыре, четыре за восемь и так далее в том же духе, по моим прогнозным расчетам в книжные магазины в течение одного года поступило бы дополнительно в шестнадцать раз больше дефицитной литературы, в течение второго года - в восемь раз, опять же по законам арифметической прогрессии, только обратной, вплоть до полного изъятия из частных библиотек всей дефицитной литературы с целью ликвидации книжного голода как такового. Что и произошло бы без увеличения площади вырубаемых лесов, сберегло бы экологию и в целом способствовало бы. Значение проделанной работы не надо сильно подчеркивать, потому как книжный бум самостоятельно не опомнится, не идет на убыль, а прет и прет дальше.
Ученый совет отметил мою огромную проделанную и выполненную работу, методику колоссальных исследований и обоснование на высоком научном уровне простейших выводов, но по причине абсолютной непрофильности и отсутствия какого-либо отношения к тонкой безотходной технологии, хотя я и настаивал на невырубаемых лесах, разработку не поддержал, но в то же время горячо высказался за мое выдвижение, которое нынче мне и аукнулось в виде сродственного НИ-НИ на должность завсектором, хотя могли запросто и в качестве директора по причине раскассировки, а чем все кончится, мне до конца еще не совсем достоверно.
Насчет изыскания резервов возможностей я спокоен: впереди картофельные работы, а за ними или же одновременно-параллельно капустные и морковные. На этот счет всегда имелся в нашем НИИ родной мне отдел, специальный и в штатно-кадровом смысле засекреченный, неофициально называемый шефским, созданный исключительно в целях выделения его работников на осенние овощные уборки в подшефном совхозе, а затем на переборки на плодоовощных базах в осенне-зимне-весенне-летний период, а я от здорового физического труда никогда не отказывался, наоборот, всегда рад, потому как загородный план решать, - это вам не тематический план, тут уж воздух способствует мышлению по-творчески. К тому же продовольственную проблему, ученый совет пусть даже пустит шапку по кругу да нужного числа клепок для этого не соберет, без нас не сдвинуть с мертвой точки. Тут никак не могут не вспомнить Аэроплана Леонидовича Около-Бричко, ибо он и некоторые его коллеги по отделу, как-то Витя и Гриша, и есть в науке настоящая прооизводительная сила.
На всякий случай стенограмма заседания ученого совета на руках мной имеется.
Каждый лист написан собственноручно и подписан
А. Л. Около-Бричко".
Глава пятая
Аэроплан Леонидович украсил нижний левый угол каждого листа подписью с завитушками и подчерками, вложил очередную порцию нетленки в ярко-красную папку с золотым тиснением "Параграф 50 бытия в нашей жизни".
Это произведение рядового генералиссимуса пера было настолько грандиозным по объему и безбрежию тематики, что Оноре де Бальзак с "Человеческой комедией" на его фоне мог смотреться лишь школяром со шпаргалкой. С юных лет, более полувека, изо дня в день несколько страниц наблюдений над самим собой и окружающими, каждый день эссе о жизни. Сегодня, правда, с витиеватым посвящением, что ж, "эпиграфии" - слабость Аэроплана Леонидовича. "Параграфы бытия" были необозримы, исполнены не только стихом, прозой, драмой, но и такими жанрами, далекими от изящной словесности, как письма Куда следует, в том числе и жалобы, а также анонимки даже на самого себя - этот исключительно самокритичный жанр был им освоен, без преувеличения, на невиданном уровне.
Действенность иных порций "Параграфов бытия" была куда неотвратимее, чем фельетоны в центральных газетах, не говоря уж о постановлениях партии и правительства.
К примеру, во время своего знаменитого исследования всевозрастающей тяги населения к художественной литературе, Аэроплан Леонидович обнаружил, как у него принято выражаться, "многочисленные факты изданий совершенно ненужных изданий журнального типа". Установил факт издания журнала "Свиноводство", органа как бы общего типа, и "Свиноводство Нечерноземной полосы", издание географически более конкретное. Но чем, скажите на милость, провинились свиньи Черноземья или Сибири, Закавказья или Прибалтики, Средней Азии или Казахстана, спрашивал Аэроплан Леонидович в письме Куда следует. Мало ли что, Нечерноземье да Нечерноземье, можно подумать, что это основной свиноводческий район.
Короче говоря, попробуйте нынче купить или выписать этот славный журнал, чтобы убедиться в колоссальной силе Аэроплана Леонидовича Около-Бричко.
При встрече с любым недостатком он преисполнялся решимости добиться его безусловного исправления и непременно предлагал, с точки зрения самого Аэроплана Леонидовича, положительную программу. Очень нередко эти его программы казались кое-кому странными, может, даже дикими, но ведь это совсем другой вопрос, поскольку самое главное - творческое отношение к жизни.