Интересная тема, не правда ли? И, если не кривить душой - автору тоже всегда хотелось найти какой-нибудь клад. И не сказать, чтобы ему не везло на этом пути: когда-то, будучи еще совсем молодым человеком, он нашел на дороге бумажник с двадцатью тремя рублями внутри. В те годы это были, в-общем, приличные деньги. И не пришлось за них работать, испытывать тяготы: лежат на тротуаре, - нагнулся и взял. А вот куда их потом девал?.. Мелькает в памяти что-то связанное с распитием большого количества болгарского вина "Тырново" - оно продавалось тогда в каждой лавке и стоило 2 рубля 30 копеек за "бомбу". 23 рубля - это же десять бутылок! Но как, с кем автор их выпил, о чем при этом шел разговор, была ли от тех дел какая-то польза - хоть убей, не помнит. Вот то, что была радость от находки - это точно. А любая радость украшает жизнь. Удлиннять, может, и не удлинняет, - но тут уже другая философия, другие умственные расклады.
Однако вопрос: был бы он так же счастлив, если бы нашел не деньги - а те же, допустим, десять бутылок с вином? Наверно, нет, потому что тут отсутствует свобода выбора, а значит - свобода как таковая: захочу, мо - куплю вина, а не захочу - могу, скажем, купить и новые туфлишки.
В этой проблеме много гитик.
Вот одна: можем ли мы находку, специально для нас не предназначенную, считать праведно нажитою?..
"Эк тебя метнуло!" - вскричит мудрый читатель.
И будет совершенно прав.
ИСТОРИЯ ПРО СЕМЕЙНЫЙ КЛАД КУПЦА ПУЗИКОВА, ПРО СЫНА ЕГО ФЕДУЛА, ОТВЕТСТВЕННОГО РАБОТНИКА ОБЩЕПИТА ТОВАРИЩА УТЯТЕВА И УТЛУЮ БАБЕНКУ АНЮТКУ
Случилось это дело в начале шестидесятых годов.
1
Жил тогда в одном сибирском городочке такой старый Гришака Пузиков. Жил-жил, да и собрался вдруг помирать. Сперва смурнел, топотал по избе, бубукал на внуков. Потом лег. Однажды подозвал среди дня внучонка, слабеющей рукою долго драл ему ухо; проскрипел:
- Бежи-ко за отцом…
Офонька заревел, убежал.
Федул Пузиков работал завхозом в ремесленном училище. Он явился, тяжко протопал к отцовскому лежбищу:
- Че, папаш?
- Помираю я, Федь, - заслюнявился старый Гришака. - Ты вот што: бласловлять буду…
- На колени стать, што ли? - уныло спросил Федул.
- Ставай… ставай, милок.
Федул обрушился на колени. С подоконника упала эмалированная кружка и забрякала по полу.
- Нагнись… нагнись сюды… - хрипел старик. Схватил сыновье ухо и начал драть, сладостно чмокая. Федул тоскливо вздыхал, глядя в окно.
Угомонившись, старик разжал пальцы и уронмл руку на одеяло. Долго лежал, прикрыв глаза. Что-то вспомнил, обернулся к сыну и три раза мелко перекрестил. Вздохнул облегченно. Федул хотел подняться, но отец слабо зашевелил пальцами, подзывая. "Опять драть будет", - подумал Федул, но - нагнулся. И услыхал слабый шепот.
- Слышь, Федя… ты дом наш помнишь?
- Э… какой дом?
- Ну, в котором мы до революции-то жили!
- Э… пошто?
- У-у, дурень! Обидел тебя Бог… Да дом-от наш в Малом Вицыне, Варваринской губернии, откуль мы с Колчаком сбежали!
- В Варваринской? А-а!.. Понял, батя. Того Варварина уже давно нет. Теперь замест его город Емелинск.
- Но… дак дом-от помнишь? Мало Вицыно, уезд, родина твоя, обалдуй!
- Чудной ты, батя! Ведь мне и отроду-то всего год тогда был!
- Во-она… - оаздаченно скрипнул дед. Память, видно, начала уже отказывать ему. - Ну, ето не беда. Главно дело - тамо наш дом должон стоять. Большой дом, каменной - не верю, што порушили ево нехристи!
- Но-о.
- Дак вот… там спальня была на втором етаже. В той спальне, под середней плахой, я двести золотых червонцев перед убегом-то затаил. Да ишшо кое-што… Не думал, што надолго ухожу. Я теперь в Бозе опочевать стану, а ты - езжай-ко за им, золотишком-то. План-от дома - вот он! - Гришака потащил, кряхтя, из-под подушки желтые плотные листы. - Сам… сам подрядчик чертил. Там крестик, на спальне-то… я поставил… Езжай, милок. Сильно с богачеством теперь не развернешься, конешно, ну да - как уж мозга пошевелится…
Старик захихикал, икнул, и - помер. Помер бывший купец третьей гильдии Гришака Пузиков.
Федул пошел на кухню, сел на табуреточку, закурил. Долго курил. Притопала с работы жена его, Фетинья.
- Ты пошто, лешак, туто сидишь?
- Да папаша… померли вот… - всхлипнул Федул. Фетинья всплеснула руками, приготовилась заголосить, но муж гаркнул свирепо:
- Цы-ыц!!!
Забегал, забунчал по дому: "Ты, Фетинья, старух теперь зови, покойника обмыть надо, повойте над ним, штобы все как у людей, а мне - найди-ко книжку сберегательну…".
- Так и рад на своего папашку все ухайдакать! - злобно крикнула Фетинья. - Полста сымай, а боле не смей, шиш тебе! Не больно много он туда положил.
- Дура ты, Макаровна, - спокойно сказал Федул. - Да я теперь, если хошь знать, все триста двадцать оттуль возьму, да дам тебе на похороны сороковку: делай как хошь.
- А остальные куды задумал, идолина проклятушшой?! - заголосила супруга.
- Надо бы мне в Емелинск поехать, - пыхтел Федул. - Не иначе, как богачество мне там открыться доложно…
- Оо! Не успел отец-от помереть, а сынок уж деньги-те - хвать! - да к гулеванкам наладился…
- Ррр… хать!!.. - гавкнул Пузиков. Фетинья притихла. - Ты меня в искус не вводи, а то - счас пятой угол почнешь искать! Сказано тебе: открыл мне родитель в свой последний час, - Федул опять замочил глаза, - што богачество им сокрыто, в потаенном месте. Вот я и поеду. Большое, баба, богачество! Избу новую состроим, двухетажную, да тюлю на окна навесим, да пианину для блеску заведем… во!
- Да-а… Знаю я тебя… врешь ты! Не успел помереть отец-от, а ты деньги - хвать! - да к гулеванкам, к гулеванкам почесал…
Федул скорготнул зубами и грохнул по скрипучему столу. Фетинья с воем побежала в сенцы.
2
Полдня убил Федул на то, чтобы найти дом, который занимал до революции его отец, старый Гришака. Нашедши, поохал в сторонку: "Да-а, хоромы!" Только вид у них не больно жилой стал. Двери хлоп-хлоп! Выбивают на улицу, или всасывают людей в красное двухэтажное здание. А отец рассказывал, как лежали наискосок от дома длинные торговые ряды. Развратно выгибаясь, орали с утра до вечера с лабазах тароватые приказчики-заманщики. А теперь - нету лабазов, бойко торгуют сорочками в доме напротив. Над дверью же, через которую выплывал когда-то богатый купец Пузиков, норовя зацепить палкою притулившегося зимогора, - топорщится вывеска: "Районный трест столовых".
Весь вечер шастал Федул вокруг заветных стен. И вызнал многое. Что приходит, например, туда в шесть часов уборщица - это уж когда народ схлынет. Уходит часов где-то около восьми.
Хм.
Ночью туда, как тать, лезть - едва ли годно. Ночью тихо, по улице сторож ходит, - ну как услышит, заметит, выследит? Опять же вопрос: как забраться? Днем и подавно нельзя. Остается одно: вечер. Промыкался Федул ночь на вокзальной скамейке; утром - опять возле дома заколобродил. Наконец, не выдержал, зашел. Поднялся тихонько на второй этаж, приоткрыл дверь, за которою раньше отцовская опочивальня была, смотрит… Стол у окна. Сидит за ним плюгавый мужичонко, в телефоны набрякивает. Раз позвонит: "Жур-жур-жур… Жур-жур… Ладно-ладно… Хорошо-хорошо… Сделаю-сделаю…". В другой раз позвонит - орет истошно: "ч-черт!.. Г-гад!.. М-мать!.. Да вы!.. Да я вас!! У-у-ы-ых-х!!..". Прикрыл Федул дверь, и только тут на ней табличку заметил, красную такую: "Управляющий трестом тов. Утятев". Ну и ну… Такого - прошибешь рази? Вон, страховитой какой!
Ушел. Дождался вечера. Глядь - опять уборщица пришла. Тут уж попристальней ее обсмотрел. Баба как баба. Немолодая, ну - сорока нет еще. Пальтишко ветхонькое, боты, глазок подбит немного… Думай, думай, Федул!
Думал-думал…
Дальше так: выходит та бабешка из здания, на ключ его заперла, ключ тот сторожу уличному отдала, и - отчалила. А Пузиков за нею припустил. Догоняет: "Извините, дескать, если побеспокоил, а то нам при вашей красоте и подступиться-то боязно; приезжий я. И вот так получилось, што день рождения, да и юбилей сегодня справляю, как раз тридцать восемь годов (приврал, конечно!), дак больно скучно одному, - компанью составить не желаете? В чайную, к примеру".
Остановилась она, слушает, подхохатывает, плечики поджимает, глаз подбитый ладонью прикрыла, кокетка! А Федул заливается: "Да я с лесозаготовок приехал, у меня карманы от сотен лопаются, да я хоть щас на вино рубля три готов истратить. Или четыре…".
Она ему и говорит:
- Уж такие вы, мущины, страстные! Вот: чуть только женьчину приметил, сразу - в чайную! А я - не любительница по чайным-то ходить. Уж лучше возьмите в продмаге две бутылки "Рожеве мицне" - хорошая вещь, я пробовала! - да кильки с колбасой на закуску, и - ко мне пойдем, посидим там… Если не возражаете, конешно.
"Вот дак клюнуло", - оторопело подумал Федул. Махнул рукою:
- Ладно. Была не была… Три бутылки беру!
Уборщицу звали Анютка. Была она - не знаю, как и сказать-то… Да никем не была! Так, бабка-растрепка. В свои годы успела уж и отсидеть за что-то по мелочи, и замужем покантоваться. Правда, в последние годы желающие покуситься на ее мощи начали потихоньку переводиться. Однако Анютка не горевала, и мужички в ее избе нет-нет да и появлялись, особенно в дни получек.
Избушка у нее была старая, косая, холодная.
Сели, нарезали колбасу, открыли бутылки: ну, с рождением!
Махнули по стакану. Глаза у Анютки заблестели, она побежала куда-то в угол, взбила жидкий перманент перед куском зеркала, села напротив Пузикова, подбоченилась, захихикала: "Н-ну и ш-што?..". Федул, видя такое дело, плеснул по второму. Выпив его, Анютка опьянела и понесла чепуху.
- Тебя как зовут?
- Федул Григорьич.
- Ох-ха-ха… Махметко ты, вот кто!
Федул наклонился к Анютке. Она посунулась губами - целоваться. "Нет… шалишь, брат…" - подумал Пузиков, и - отодвинулся.
- А скажи-ко ты мне, Анна-батьковна: кто всей вашей конторой заведует? Што за человечек такой?
- А тебе-то што? - пьяно прищурилась Анютка. - Ничего я тебе не скажу. Может, ты шпиен какой-нибудь, опять меня посадят тогда… больно интересно!
- Да какой это секрет! - застонал Федул. - Я ведь тебя не насчет шшей да салату, а насчет человека спрашиваю, дурная ты!
- Все равно нельзя, - дребезжала Анютка. - Иди, лес свой заготовляй, а то мне избу нечем топить… Любопытный!
Вдруг заголосила:
- А йя не бу-уду,
А йя не ста-ану,
А ты большой, да
Йя не доста-ану…
- А нет ты бу-удишь,
А нет ты ста-анишь,
А я нагнуся,
А ты доста-анишь…
- подвывал Федул. "Эдак-ту как бы мне блатным не заделаться", - горько думал он. Тряхнул Анютку за плечи:
- Слышь, Анна! В кабинете начаьника твоего богачество большое спрятано! Мое богачество-то, слышь! Родитель покойной под половицу спрятал, царство ему небесно… Слышь?..
Но Анютка слышала его плохо. Она стояла посередине избы, топала ногами, двигала плечом и била себя ладонями по ляжкам: ей казалось, что она танцует "цыганочку". Потом пошла к кровати и стала стягивать платье.
Завалившись, долго пыхтели и шумели. Наконец, угомонились.
3
Поднявшись утром, Анютка первым делом спросила:
- Ты што вчера болтал… Вроде про богачество какое-то?
- Да не болтал я! - ответил Федул. - Правда это: червонцы золотые под полом в кабинете у вашего Утятева спрятаны. Только ты это… помалкивай давай! - вдруг испугался он.
- Да не скажу-у, - запела Анютка. - Што я - барыня, што ли? Мне золотко и самой бы впрок пошло. Дак што делать-то теперь?
- Думать, думать надо, - закряхтел Федул.
- А што - я думать-то доложна? Ты мужик, ты и думай давай… Махметко! - вертанула хвостом Анютка.
- Да! Думай! Вечером, когда все уйдут, пустишь меня - только и делов!
- Нет-нет! - испугалась Анютка. - И не надейся вовсе. Утятев свой кабинет плонбой опечатывает, да ключ у него чудной какой-то, ни в жисть не открыть. И потом, стукаться будем - опасно!
- А у тебя рази ключей-то нет?! - начал заводиться Федул.
- От всех кабинетов есть, а от этого - нету. Утятев токо при себе там убирать пускает. А ты не ори, не дома… не то живо счас донесу, каков ты есть заготовитель!
"Вот вляпался-то!" - похолодел Пузиков. И - ласково:
- Да извиняйте, Анна-батьковна, сорвался немного, бывает… больно уж, как вы сказываете, загадка трудна.
- Не-ет! - затрясла патлами Анютка. - Через взлом вряд ли к твоему богачеству подкопаться. А если и подкопаешься - недолго, я думаю, любоваться на него придется!
- А пошто? - простодушно удивился Федул.
- Чокнутый ты, што ли? - скривилась Анютка. - Не успеешь отойти, глядь - уж везут!
- Куды, куды везут-то? - недоумевал Пузиков.
- А туды! Песню знаешь??
- М-машины не ходят туды-ы,
Бегут, спотыкаясь, олени-и…
- Да неуж… ох! - схватился за сердце купцов наследник. - Дак… што тогда делать-то - а, Анют?
- Я думаю, к Утятеву надо идти! - бодро сказала уборщица. - Он - неглуп мужик! Обсказать ему все: так и так. Золотишко уж, я думаю, натрое делить придется!
- На кого это - натрое? - тихо спросил Федул.
- Как на кого? На тебя, на меня и на Утятева, на кого же еще?
"А тебе-то за што?" - рванулось было из пузиковской глотки, но - сдержался, только мыкнул и сглотнул.
- Ну, теперь пошли давай. Договариваться! - и Анютка стала натягивать штопаные бумажные чулки.
- Да не выйдет ничего у нас, - глухо произнес Пузиков. - Заглядывал я вчера в кабинет к нему… О, суров мужик! Заложит он нас, Анна-батьковна.
- Утятев-то? - усмехнулась Анютка. - Да ты не бойсь… Я и сама с ним поговорить сумею. Эх ты, Махмет!
4
Анютка оставила Федула в коридоре, постучалась, и - нырнула в кабинетик. Пузиков встал возле двери и стал слушать, но - слова расшибались о кожаную обивку, только: "Бу-бу-бу…". Ходил, ломал пальцы. Вдруг Анютка выскочила: "Зайди-ко!" И шепотом: "Вроде, клюет…".
Федул, робея, ввалился в кабинет.
Вчерашний плюгавый мужичок дернул ручонкой:
- Садитесь! Фамилия ваша как?
- Пузиков я, Федул Григорьич…
- Так! Так! Паспорт позвольте!
- Это ишшо зачем? - насторожился Федул.
- Кгм… Надо в человеке убедиться, видите ли. Дело-то крупное, сами понимаете.
- Это да, - Пузиков достал паспорт, отдал Утятеву. - Это - не тяп-ляп, мозговать надо…
- Мозговать тут долго недосуг! - крикнул управляющий. - Делать, делать надо! Только - как?
- Да! Как? - поддакнули Федул с Анюткой.
- Вот что сделаем: сегодня я инструментишко кой-какой подыщу, а завтра, вечерком - и с Богом, как говорится. Ну? Чего молчите?
Наследник с уборщицей переглянулись, пожали плечами:
- Да мы што ж… Вам виднее…
Федул потянулся было пожать руку на прощанье доброму начальнику, но тот отмахнулся:
- Ладно-ладно! Ступай давай, мужик.
На улице Пузиков толкнул Анютку в бок:
- Э! А если он это… нонче вечером, или ночью… Могет ведь и облапошить, а?
- Это - да, могет! - призадумалась Анютка. - Глаза да глазоньки счас за ним надо. Ты вот што: на ключ, ступай ко мне домой, а я до вечера пригляжу тутока, - все равно убираться после работы. А с девяти на ночь - ты заступай. А то - договорились на завтра, а он нонеча хвать золотишко - да и Митькой звали. На, на ключ-то.
Федул поплелся в Анюткину избу, а она осталась ширять возле бывших купеческих хором.
Ровно в девять Анютка выскочила из здания, подтрусила к сторожко таящемуся за углом соседнего дома Федулу, толканула в бок:
- Ну ты, Махметко! Ключ давай, побегу я, смотри тут… не зевай!
И убежала. А Пузиков принялся не спеша кружить вокруг массивного купеческого строения. Ходил, поглядывал на заветное окно: не загорится ли огонек, не забухает ли лом, не затрещат ли отдираемые плахи? Да нет, тихо пока…
А Анютка в это время остановилась у магазина поговорить с бабами. По правде говоря, обожала она это: как они говорили - потыркать. Только бабы все больше о семейном: о мужиках, о ребятишках, а у Анютки - не было ни того, ни другого. Может, и не во всем она была виновата: так, случилась где-то в судьбе заминка, и все - пропал человек! Вроде и живет, как прежде, и разговоры прежние ведет, а побудешь с ним маленько, и - махнешь рукой: пропал бедняга! Он вроде и хочет как все-то быть, а не получается ни черта.
Так же и Анютка.
Слушала-слушала бабье тырканье, вдруг как брякнет:
- А мой-то Махметко опять вчера пьяной заявился (врала-то ведь, врала!)!
Бабы загудели: вопрос был насущный.
- Дак ты ево ето… отлучи! - пискнула одна.
Анютка захихикала:
- Да! Отлучи! Вон он какой у меня, азартный! Всю жись, дескать, о такой жэньчине мечтал… - потупилась она.
- Да ето што жо, - судили бабы, - оне, паразиты, делают! Одно знают: робить, наше тело терзать, да вино с пивом трескать! Ты, Анютка, кончай давай ето дело: отлучать, отлучать ево надо, лешака, вазьгаться ишо с ними…
И Анютка, провожаемая сочувственным воем, запрыгала домой. Веселей, спокойней как-то стало.
А Махметко так и куралесил целую ночь. Утром, когда Утятев пришел на работу, он сунулся в кабинет к нему:
- Здрассь!
Сидит там на всех стульях народ, начальника слушает. Увидал он Федула, смешался: зашипел, даже смешно подфуфукнул:
- Ффххх!..
Бац! - ладошкой по столу. Федул обратно: нырк! И - поплелся к Анютке. А та супу сварила: "Кушай давай, Махмет… Устал, поди?" Напротив села, пригорюнилась, в глаза заглядывает: "Скусно, нет?" Только успел лечь - под одеяло к нему лезет: "Пригрей, слышь…". Ох ты, напасть какая, никакого спокою нету…
Вечером, часов в шесть, они вошли в кабинет Утятева. Тот при виде их замрачнел:
- Это… Через полчасика зайдите, не весь народ ушел еще. Ты, Анна, проследи это дело, и за последним - дверь закрывай!
Через полчаса собрались. Достал Утятев чемоданчик, открыл, ломик с топором оттуда вынул.
- Ну, с Богом! Которая плаха-то?
- Середняя, - с трудом выдавил Федул.
- Средняя так средняя… Эта, что ли? Ну, не эта - другую отпластнем!
Взял ломик, намахнулся.
- А ладно ли, товаришшы, делаем? Может, государственным органам лучше сообшыть?
И - бац! - вонзил лом между плахами.