Гретхен испытывала наплыв смешанных чувств. Удовольствие, страх. Сейчас перед ней открывалась реальная перспектива получить наконец работу. Пройти тест. Чувство вины. Всех отправили по домам, выбрали почему-то одну ее. Еще чувство утраты. Ведь Мэри-Джейн наверняка сейчас уйдет и уведет с собой этого привлекательного Вилли Эбботта, летавшего под зенитным огнем Берлина.
- Увидимся позже, - бросила ей Мэри-Джейн. Но не уточнила когда. Эбботт промолчал.
Кабинет Николса оказался чуть побольше приемной. Голые стены, на письменном столе - горы рукописей пьес в кожаных переплетах.
Три деревянных пожелтевших кресла, на стеклах окон - слой пыли. Его кабинет производил впечатление офиса бизнесмена, не очень твердо стоявшего на ногах и который постоянно в первых числах сталкивается с одной и той же проблемой - чем заплатить за аренду.
Когда Гретхен вошла, он поднялся навстречу ей.
- Как хорошо, что вы дождались и не ушли, мисс Джордах. - Он жестом указал на стул, стоявший рядом с его столом, подождал, когда она сядет, потом сел сам. Долго и молча разглядывал ее с таким кислым выражением на лице, словно покупатель, которому собирались всучить картину с весьма сомнительной подписью автора. Гретхен чувствовала, как волнуется, как нервничает, ей казалось, что у нее дрожат колени, и это не ускользнуло от взгляда Николса.
- Насколько я понимаю, - взяла она на себя инициативу, - вы хотите узнать о моем предыдущем опыте. Но, к сожалению, мне нечем особо…
- Нет, - наконец вымолвил он. - Сейчас мы не станем обращать на это особого внимания. Мисс Джордах, та роль, которую я хочу предложить вам, откровенно говоря, весьма абсурдная. - Он печально покачал головой, словно жалея самого себя за то, что ему приходится волей-неволей совершать такие гротескные, из ряда вон выходящие поступки, ибо их ему навязывает его профессия. - Скажите, скажите мне откровенно, вы согласитесь играть на сцене в купальнике? Вернее, если быть точным, в трех купальниках.
- Ну… - она засмеялась, хотя сейчас ей было не до смеха. - Полагаю, все зависит… - Идиотка! От чего все зависит? От размера купальника? От объема роли? От размера ее лифчика? Она вдруг вспомнила мать. Она никогда не была в театре. Какая счастливица!
- Боюсь, что это роль без текста, - продолжал Николс. - Девушка просто проходит трижды по сцене, по разу в каждом акте, и каждый раз в другом купальнике. Действие пьесы разворачивается в пляжном клубе.
- Понятно, - сказала Гретхен. Как она сейчас сердилась на этого Николса. Из-за него Мэри-Джейн увела у нее из-под носа Вилли Эбботта, пошла с ним гулять по городу. Капитан, капитан… В городе Нью-Йорке - шесть миллионов жителей. Стоит сесть в лифт, и ты пропадаешь навсегда. И всего из-за того, чтобы трижды пройтись молча по цене. Практически обнаженной.
- Эта девушка является определенным символом. По крайней мере, в этом меня убеждает драматург, - говорил Николс. Сколько же долгих часов приходилось ему проводить, чтобы преодолеть казуистику артистов, звучащую как погребальный звон по погибшим в кораблекрушении, когда он приводил им фразы автора. - "Молодая. Разрывающая на части сердце эфемерность плоти!" Я цитирую автора. "Чувственная красота. Женщина-тайна. Каждый сидящий в зале мужчина должен непременно что-то почувствовать особое в себе, когда она идет по сцене. Боже, для чего я женился?" Я опять цитирую автора. Скажите, у вас есть купальник?
- Думаю… думаю, что есть. - Она покачала головой. Теперь она злилась на саму себя. - Конечно есть.
- Не могли бы вы прийти в театр "Беласко" в пять часов, захватив с собой купальник? Там будут и автор и режиссер.
- Значит, в пять? - Она кивнула головой. Ну все, прощай Станиславский! Она чувствовала, как краска стыда заливает ей лицо. Что за ханжество. Работа есть работа!
- Вы очень любезны, мисс Джордах. - Николс с мрачным видом поднялся. Она встала вместе с ним. Он проводил ее до двери, распахнул ее перед ней. В приемной никого не было, кроме мисс Сандерс, которая успокаивалась, отходя от битвы с пишущей машинкой.
- Прошу меня простить, - прошептал чуть слышно Николс, возвращаясь в свой кабинет.
- Пока! - сказала Гретхен, проходя мимо мисс Сандерс.
- Гуд-бай, дорогуша, - отозвалась секретарша, не поднимая головы. От нее разило потом. "Вот вам и эфемерность плоти". Я цитирую автора.
Гретхен вышла в коридор. Она не торопилась нажимать кнопку вызова лифта. Пусть сойдет краска с лица.
Наконец кабина пришла, в ней стоял молодой человек с формой конфедерата в руках и кавалерийской саблей в ножнах… На голове у него была шляпа для этой униформы - необычная, с широкими полями, с большим пером. Под ней его остроносое, жесткое лицо, такой тип постоянно встречался в Нью-Йорке в 1945 году. По-видимому, он напялил ее по ошибке.
- Скажите, войны когда-нибудь закончатся, мисс? Как вы думаете? - любезно обратился он к ней, когда она сделала шаг в кабину. В этом небольшом лифте с решетками было душно, и Гретхен почувствовала, как у нее на лбу выступили капли пота. Она промокнула его салфеткой "клинекса".
Она вышла на улицу, к этим геометрически расчерченным, накаленным солнцем блокам из светлого стекла и темного, покрытого тенями бетона. Эбботт с Мэри-Джейн ждали ее возле одного из высотных зданий. Она улыбнулась. Шесть миллионов жителей в этом громадном городе. Ну и пусть спокойно живут. Главное, что вот эти двое дождались ее.
- Вы знаете, о чем я здесь думал? - спросил Вилли. - О ланче, о чем же еще, - сказал он, не дождавшись от нее ответа.
- Я просто умираю от голода, - призналась Гретхен.
Они пошли вместе по теневой стороне улицы туда, где могли им предложить вкусный ланч, - две высокие девушки и стройный, низенький военный между ними, веселый и бойкий, который, может, в эту минуту вспоминал, что и другие отважные воины были коротышками - Наполеон, Троцкий, Цезарь и даже, может быть, Тамерлан.
Гретхен стояла обнаженная, глядя на себя в зеркало в артистической гримуборной. Они с Мэри-Джейн и с двумя парнями съездили в прошлое воскресенье на пляж Джоунз-Бич, и теперь ее кожа на плечах, руках и ногах слегка порозовела от солнца.
Она больше не носила пояс с резинками и вообще летом не надевала чулки, чтобы наконец избавиться от таких малопривлекательных, прозаических белых полосок от эластика на своих выпуклых, гладких бедрах.
Гретхен внимательно разглядывала свои груди. "Хочу узнать вкус твоей груди, когда на ней виски". За ланчем с Мэри-Джейн и Вилли она выпила две "кровавых Мэри", потом они еще "раздавили" бутылку вина. Вилли нравилось пить. Она натянула на себя черный купальник. В нижней части купальника еще остались песчинки. Отошла от зеркала, потом снова подошла к нему поближе, окидывая себя оценивающим, критическим взглядом. Да… Женщина-тайна. Нет, она ходит как очень скромная девушка. Непринужденная безмятежность.
Вилли и Мэри-Джейн ждали ее в баре "Алгонкин" - им не терпелось узнать, чем у нее все закончится. В дверь постучали.
- Мисс Джордах, - раздался голос менеджера, - если вы готовы, мы вас ждем.
Когда он открыл двери, краска бросилась ей в лицо. К счастью для нее, в тусклом рабочем свете на сцене никто ее смущения не заметит.
Она пошла следом за менеджером.
- Ничего особенного, - пытался ободрить он ее. - Нужно всего пройти пару раз туда-сюда по сцене, вот и все!
Гретхен видела темные фигуры людей, сидящих до десятого приблизительно ряда в темном зале. Сцену никто не подмел, а неоштукатуренные кирпичи задника казались ей развалинами Древнего Рима. Она сейчас была уверена, что ее покрасневшее, пунцовое лицо видят не только зрители, но и прохожие на улице…
- Мисс Гретхен Джордах, - крикнул менеджер в пустоту похожего на темную пещеру зала.
Словно бросил бутылку с запиской на охваченные непроглядной теменью вздымающиеся волны заходивших ходуном кресел. Боже, кажется, меня куда-то несет по течению. Может, убежать?
Гретхен, преодолев свое желание сбежать, пошла по сцене. Ей казалось, что, спотыкаясь и пошатываясь, она взбирается на высокую гору. Зомби в купальнике.
Из зала до нее не доносилось ни звука. Она пошла назад. Тишина. Она прошлась туда-обратно еще пару раз, опасаясь, как бы не занозить голые ступни.
- Замечательно! Зайдите завтра ко мне в офис, мы обговорим с вами условия контракта.
Ну вот. Все так просто. И вдруг краска отлила у нее от лица.
В маленьком баре "Алгонкин" Вилли сидел один, держа в руке стаканчик с виски. В баре царили зеленоватые, словно на морской глубине, сумерки, и, когда она вошла с небольшой сумочкой с купальником в ней, Вилли повернулся на вращающемся стуле.
- Эта красивая девушка выглядит, как и подобает красивой девушке, только что получившей роль женщины-тайны в театре "Беласко", - сказал он. - Я цитирую. - Как они здорово посмеялись, когда Гретхен рассказала им о собеседовании с Николсом.
Она взобралась на высокий стул рядом с ним.
- Да, ты прав. Перед тобой новая Сара Бернар.
- Нет, Саре Бернар такая роль не по зубам, - заверил ее Вилли. - У нее была вместо правой ноги деревяшка. Ну что, по шампанскому?
- А где Мэри-Джейн?
- Ушла. На свидание.
- Ладно, ударим по шампанскому. - Оба они рассмеялись.
Подошел бармен, поставил бокалы перед ними. Они выпили за здоровье Мэри-Джейн. Как хорошо, что ее нет, просто восхитительно! Гретхен пила шампанское второй раз в жизни. Первый раз - в аляповатой комнате в четырехэтажном доме на боковой улочке, с большим, во всю стену зеркалом-стеклом, через которое можно было наблюдать, что происходит в соседней комнате. Великолепная, красивая проститутка с великолепным телом и лицом ребенка, с торжествующим видом раскинувшаяся на широкой кровати.
- Предлагаю на выбор, - сказал Вилли. - Можем остаться здесь и пить всю ночь шампанское. Можем поехать пообедать. Можем заняться любовью. Можно отправиться на вечеринку на Пятьдесят шестую улицу. Тебе нравятся вечеринки?
- Да, хотелось бы побывать на вечеринке, - ответила Гретхен, проигнорировав его предложение "заняться любовью". По-видимому, он пошутил. Вилли, человек веселый, постоянно шутил надо всем. Ей казалось, что он даже на войне, в дни самых трудных испытаний, откалывал шутки по поводу разрывающихся перед носом снарядов, уходящих в пике самолетов, объятых пламенем стальных крыльев. Все это - кадры из кинохроники "Новостей дня", картин на военную тему "Старина Джонни сегодня сделал свой прикуп, ребята. Теперь - моя очередь". Что эта фраза означает? Нужно будет узнать у него, только потом, когда она лучше его узнает.
- Вечеринка так вечеринка, - сказал он. - Но спешить некуда. Они будут веселиться там всю ночь. А теперь, прежде чем мы окунемся в безумный водоворот удовольствий, не расскажешь ли немного о себе? Я ведь должен это знать. - Он налил себе еще один бокал шампанского. Рука у него слегка дрожала, и бутылка мелодично постукивала о стеклянный край.
- Что тебя интересует?
- Начни с самого начала, - предложил он. - Где ты живешь?
- В общежитии Ассоциации молодых христианок.
- О боже, - застонал он. - Если я наряжусь в платье со шлейфом, то смогу ли сойти за молодую христианку и снять комнатку рядом с твоей? Ростом я не вышел, да и бороды у меня, по сути дела, нет, так, пушок. Могу взять напрокат парик. К тому же мой отец всегда хотел иметь дочь.
- Думаю, ничего не получится, - разочаровала его Гретхен. - Эта старуха, которая сидит у входа за столом, запросто отличит мужчину от женщины на расстоянии ста ярдов.
- Выкладывай другие факты. Парни есть?
- В данный момент нет, - сказала она, чуть поколебавшись.
- Ну а что скажешь о себе? Согласно Женевской конвенции, военнопленный должен назвать противнику свое имя, звание и номер личного жетона. - Он, широко улыбнувшись, положил свою руку на ее ладони. - У меня тоже никого нет, - сказал он. - Хорошо, я расскажу тебе все. Обнажу перед тобой свою душу. Я расскажу тебе, правда не сразу, а постепенно, о том, как замышлял убить родного отца, когда был младенцем и лежал в колыбели, расскажу о том, как я не хотел отрываться от сиськи матери до трехлетнего возраста, и о том, чем мы, мальчишки, занимались за амбаром с дочерью соседа в старые добрые времена летом. - Он вдруг посерьезнел, отбросил прядь волос со лба, и он у него стал еще более выпуклым. - Но об одном ты можешь узнать сейчас или потом, мне все равно, - сказал он. - Я женат.
Глоток шампанского обжег ей горло.
- Мне ты нравился больше, когда шутил, - сказала она.
- То же могу сказать и о тебе, - спокойно ответил он. - Но тем не менее в этом мрачном деле есть и своя светлая сторона. Я добиваюсь сейчас развода. Женушка нашла себе другие развлечения, когда ее муженек играл в солдатики в Европе.
- Где же сейчас она, твоя жена? - Слова с трудом вырывались у нее изо рта, словно налились свинцом. Чепуха, абсурд, подумала она. Ведь мы знакомы всего несколько часов.
- В Калифорнии, - сказал он. - В Голливуде. Кажется, я чокнулся на артистках.
Далеко, по существу, на другой планете. Там - раскаленные солнцем пустыни, непреодолимые пики высоких гор, пахнущие фруктами плодородные долины. Прекрасно. Ах, как все же необъятна эта Америка!
- Сколько лет ты женат?
- Пять.
- И сколько тебе все же лет?
- А ты обещаешь не бросать меня, если узнаешь правду?
- Не пори чушь! Ну, сколько же?
- Двадцать девять, черт бы их побрал! Боже!
- Тебе можно дать не больше двадцати трех. - Гретхен удивленно покачала головой. - В чем же секрет твоей молодости?
- В пьянке и безалаберной жизни, - пояснил Вилли. - Мое лицо - мое несчастье. Я выгляжу как мальчишка, рекламирующий детскую одежду в магазине "Сакс". Женщины, которым двадцать два, стыдятся показываться со мной на людях, в общественных местах. Когда я получал звание капитана, командующий нашей авиагруппой сказал: "Вилли, вот тебе золотые звезды за то, что ты весь этот месяц вел себя примерно в школе". Может, отрастить усы?
- Вилли Эбботт, - официально обратилась к нему Гретхен. Его притворная юность вселяла в нее уверенность. Она с отвращением сейчас вспоминала пожилую, доминирующую зрелость Тедди Бойлана. - Чем ты занимался до войны? - Ей хотелось знать всю его подноготную. - Откуда ты знаешь Бейарда Николса?
- Я работал на него в паре шоу. Я постоянно нахожусь под обстрелом зениток. Я занимаюсь самым отвратительным бизнесом в мире. Я - агент по рекламе. Хочешь, моя девочка, чтобы твоя рожица появилась в газете? - Она не испытывала к нему никакой неприязни. Если ему хотелось выглядеть старше своих лет, то вовсе не обязательно отращивать усы. Пусть почаще говорит о своей профессии. - Когда меня призвали в армию, мне казалось, что я наконец навсегда распрощался со своим ремеслом. Но они там, заглянув в мое личное дело, отправили меня в отдел по общественным связям. Меня нужно арестовать за то, что я работаю под офицера. Еще шампанского? - Он наполнил их бокалы, и его пальцы, пожелтевшие от никотина, мелко дрожали на стекле бутылки.
- Но ведь ты был в других странах. Ты летал, - сказала она. Во время их первого ланча он много рассказывал им об Англии.
- Всего несколько боевых вылетов. Их хватило, чтобы получить Авиационную медаль, чтобы в Лондоне не чувствовать себя неуютно, словно голый на улице. По сути дела, я там был пассажиром. Я восхищался другими, теми, кто на самом деле умел воевать.
- Все равно, тебя ведь тоже могли убить. - Его мрачное настроение не нравилось Гретхен, и она пыталась вывести его из этого состояния.
- Я слишком молод, полковник, и мне еще рано умирать! - Широкая улыбка заиграла у него на губах. - Ладно, кончай с этими пузырьками. Нас уже ждут. А это далеко, на другом конце города.
- Когда ты демобилизуешься из ВВС?
- Сейчас я в бессрочном отпуске, - объяснил он. - Я ношу военную форму, потому что в ней меня бесплатно пропускают на представления. К тому же дважды в неделю я должен посещать госпиталь на Стейтен-Айленд, там я прохожу курс терапевтического лечения травмы позвоночника. И никто там не поверил бы, что я на самом деле капитан, не будь у меня на плечах погон.
- Курс лечения? Тебя что, ранили?
- Не совсем. Просто мы совершили безрассудную посадку, и нас несколько раз подбросило. Я перенес операцию на позвоночнике. Лет через двадцать буду всем говорить, что это шрам от немецкой шрапнели. Ну, ты все выпила, как и подобает хорошей, послушной девочке?
- Да, - ответила Гретхен, - все. - Где только нет этих раненых? Арнольд Симмс в своем бордово-красном халате сидит рядом с ней на столе в комнате отдыха и глядит на свою изуродованную ступню, понимая, что теперь он уже никогда не побегает. Тэлбот Хьюз, с изувеченным горлом, тихо, без слов, умирает на своей кровати в углу палаты. Ее отец, охромевший на другой, предыдущей войне.
Вилли заплатил за выпивку, и они вышли из бара. Гретхен только удивлялась, как это он может с больной спиной ходить и держаться как струна.
Они вышли на улицу. Густые, сиреневые сумерки, опустившиеся на Нью-Йорк, превратили город в нечто загадочное, расплывчатое. Невыносимая дневная жара спала, смягчилась пахучим, словно цветущий луг, бальзамом легкого бриза. Они шли, держась за руки. Воздух был похож на текущую потоком цветочную пыльцу. Луна в три четверти, бледная, как китайский фарфор, плыла над высокими зданиями офисов в теряющем окраску, линяющем небе.
- Знаешь, что мне в тебе понравилось? - спросил Вилли.
- Что же?
- Когда я предложил тебе пойти на вечеринку, ты не сказала, что тебе нужно поехать домой переодеться.
Нужно ли говорить ему, что на ней сейчас - ее лучшее платье и у нее нет другого, чтобы сменить наряд. Льняное платье василькового цвета, с пуговичками спереди, с короткими рукавами, перехваченное на талии крепко затянутым матерчатым красным поясом. Гретхен надела его, когда вернулась после ланча в общежитие, чтобы взять купальник. Она заплатила за него шесть долларов девяносто пять центов в магазине Орбаха. Это - единственное платье, которое она купила после приезда в Нью-Йорк.
- Ты думаешь, мое платье - слишком дешевый и простой наряд перед модными и дорогими нарядами твоих друзей?
- С дюжину моих разнаряженных друзей сегодня вечером станут приставать к тебе, просить номер твоего телефона, - ответил он.
- Так что же мне делать? Дать им телефон?
- Только под страхом смертной казни, - рассердился Вилли.
Они медленно шли по Пятой авеню, разглядывая на ходу витрины. "Финчли" демонстрировал набор спортивных твидовых пиджаков.
- Могу представить, как бы я выглядел в одном из них, - сказал задумчиво Вилли. - Он придаст мне веса. Эбботт, отвиденный эсквайр.