Бортовой журнал - Покровский Александр Владимирович 14 стр.


* * *

Не успел подумать, как прислали сообщение, что в Курске поставили памятник (60 сантиметров высотой) соловью. Надпись под ним гласит: "Соловей сущий".

Просто мистика какая-то.

* * *

Ну что ты опять распереживался?

Ты же на отдыхе, вот и отдыхай. Давай подышим спокойно: раз-два, вдох-выдох.

Только спокойно надо дышать, и тогда все будет в порядке. В полном.

Ты приехал на отдых. А сын твой приехал с тобой. Ему уже восемнадцать лет. Имеет право не замечать папу. Хотя бы на отдыхе.

Ну и что, что он не пришел ночью в номер? Ну и что? У них танцы до утра, потом – свои дела, а ты спи, спокойно спи. Закрыл глаза – и баюшки!

Что? Не можешь закрыть глаза? Ну тогда вставай и ходи по территории этого отеля.

Тебе, наверное, обидно, что он сидит со сверстниками и о чем-то болтает?

Да о чем они могут болтать?

А все-таки, согласись, что тебе обидно. Просто тебе обидно, что ты так мало для него значишь. И он может бросить тебя в любую минуту. Разменять на мелочь. Я тебя понимаю.

А хорошо, когда сам понимаешь, что в тебе происходит.

А может, и плохо это. Уж лучше как животное – ни черта не понимать.

Но ведь это когда-то случится – он уйдет, и это всегда будет внезапно, всегда вдруг.

Надо было к этому готовиться, а ты вот прошляпил момент.

И почему ты всегда ко всему не готов?

Ну что тебе еще сказать? Ты умный, придумаешь чего-нибудь. Например, вы встретитесь утром на завтраке, и ты ему скажешь: "Ну, как дела, сын? Как прошла ночь? У тебя все хорошо?"

Только не надо этих твоих попреков. Он же сам боится, что вот сейчас они и начнутся.

А без попреков хорошо. И все у вас ладно. Главное – не отворачиваться друг от друга.

Они, молодые, отворачиваются легко.

Ты же сам легко отворачивался от людей. Вспомнил? Вот! Теперь не твоя очередь. Твой собственный сын от тебя отвернется и будет считать, что он во всем прав.

Да, он прав, конечно. Наверное, это старость. Она так к тебе подбирается. Как кот. А потом – прыг из кустов – и укол боли.

Больно тебе.

А ты сам виноват – думаешь о боли. О боли нельзя думать. Подумал – и она тут как тут.

И не ходи за ним, как побитая собака. Ты – сильный, тебе все нипочем.

И не надо дуть губки. Ты же мужик. Мужики не дуются.

Пройдет. Все пройдет.

А со стороны можно за ним понаблюдать. Все-таки красивый парень. Вот ходи, смотри на него и думай, что, в общем-то, ничего страшного.

Ему бы ума только. Немного.

А сам ты в этом возрасте был большого ума?

– Папа, ты будешь чай?

– Буду!

Видишь, как здорово – тебя заметили, пригласили пить чай.

Это просто друзья его испарились куда-то, вот он о тебе и вспомнил.

А обязательно думать про гадости, да? Потерпеть нельзя?

А чего себя обманывать – так все и есть.

А может, я хочу себя обманывать.

Бедняга! Он тебя позовет, и ты побежишь…

Конечно, я же его отец.

Вот и беги.

Вот и бегу.

А ты молчи.

А я молчу.

* * *

День ВМФ – это всегда праздник и потешные бои. А что можно сказать про такие бои? Можно сказать, что они никогда не проходят бесследно.

Вообще-то для моряков это не праздник. Для моряков – это испытание нервов и сил. То есть праздник для моряка, что шествие свадебной лошади – морда в цветах, жопа в мыле.

А тут еще и потешные бои.

Ну не бывают они на Руси без потерь для потешных!

Представьте себе пирс, где размещаются гости, а на этот пирс на полном ходу все время кто-то нападает – то плавающие танки, то торпедные катера.

Обязательно кто-нибудь выстрелит боевыми вместо холостых – это обычно случается с танками. Это они в последний момент выясняют, что холостых-то у них нет, но зато у них до хрена боевых снарядов – и как выпустят их (а, нехай себе летять), и одному только Богу известно, как удается избежать массовой погибели.

А торпедные катера вообще могут выпустить торпеду, после чего в рядах на пирсе наблюдается некоторая потерянность, потому как торпеда-то идет и никому по дороге не объясняет, что она не совсем боевая. Так что паника в обозе обеспечена.

А тут еще могут и "Змея Горыныча" запустить.

Вы знаете, что такое "Змей Горыныч"?

Это шнуровой заряд для подрыва мин на мелководье. Выстреливают его, он летит себе, летит, а потом, как в кино, красиво так падает… наземь и… КАК ТРАХНЕТ!!!

И генералы (на это дело всегда найдутся генералы, которые сидят за празднично накрытыми столами, а на них, на эти столы, с горы неслышно надвигается лава в маскировочных халатах, которая потом взрывается криком "Ура!" и нападает на другую лаву, и все это перед столами, причем у одной из лав оказываются сплошь и рядом боевые патроны), и генералы, повторимся, на все это смотрят милыми детскими глазами Центра России – Республики Тува.

И в этот момент к ним летит "Змей Горыныч".

Ну что вам сказать? Генералы потом бегают быстрее лани.

Они, генералы, вообще очень здорово бегают, о чем до последнего момента они совершенно не подозревают.

Слава Богу, 31 июля 2005 года в светлый праздник Дня Военно-Морского Флота России в Питере ничего такого не произошло.

Разве что на тренировке, в субботу, кто-то из славного стада отечественных диверсантов, владеющий всякими противодиверсантскими приемами, подорвал имитационный заряд весом не в сто грамм, как и положено, а в три килограмма (знай наших, пущай все обкакаются), и не где-нибудь, а у самой что ни на есть кормы флагмана праздника сторожевого корабля "Неукротимый".

Тот тут же начал тонуть через дырку в машинном отделении (три с половиной метра по шву), то есть он погружался в пучину, всячески кренясь и задирая свой нос, отчего его взяли на буксир, и буксир тот, напрягаясь, как нанайская собака, отрывающая обледенелые сани, поволок его, постоянно тонущего, на ближайший заводище для ремонта, но по дороге он – уже, значит, буксир, – как рассказывают очевидцы (естественно, от переживаний), напоролся на ледолом моста лейтенанта Шмидта, после чего все на том буксире так матерились, что вы и представить себе не можете.

Так что праздник удался, поскольку все это происходило на виду у итальянского военного корабля, на котором морячки все высокие и красивые, в белых штанах и в чем-то еще, так что глаз от них наши дамы на Невском проспекте отвести не могли.

* * *

А "в субботу (30 июля) около 4 утра в Санкт-Петербурге на Неве танкер "Иркутск" с 3 тоннами мазута на борту врезался в опору Троицкого моста.

Через верхние люки танкера в Неву вылилось около тонны топлива".

Вот интересно, как это у них через открытые верхние люки (!) вылился мазут?

А чего это они были открыты? То есть треть топлива от удара вылилось? Ни хрена себе удар!

И в этот день еще подорвали "Неукротимый"!

А потом буксир, его буксирующий, врезался в ледолом моста лейтенанта Шмидта!

Просто что-то с мостами надо делать!

Я знаю, что надо с ними делать. Надо снабдить их пиками. Чтоб они встречали тех, кто на них нападает, пиками. Как дикобраз.

* * *

Подводные лодки горели и тонули всегда.

Они тонули в открытом море и у пирса.

Они взрывались, горели, тонули, но всегда находились люди, готовые на них служить.

С гибнущей подводной лодки спасались редко. Разве что всплывут вовремя да вовремя подадут команду на оставление корабля.

Команду подает командир. Вот только хватит ли у него на это смелости?

Если не хватит, то люди будут падать в воду кто в чем, и от холода у них будет останавливаться сердце, а если хватит, то люди останутся живы, а командир пойдет под суд.

Кто виновен в гибели лодок? Ответ: техника и люди.

Подводная лодка – очень сложное сооружение. Там много всего внутри, и это все должно очень здорово работать. Техника должна работать даже не годами, а десятилетиями. Особенно если это русская техника, потому что русской технике межпоходовые ремонты и все прочие ремонты делаются по принципу: если оно есть в наличии, то поменяем.

Чаще всего в наличии "этого" нет, и тогда моторесурс просто продлевается простым росчерком пера.

Кроме того, лодка наша сделана не так, как надо, а так, как может отечественная промышленность. То есть внутри нее механизмы, которые не только не всегда идеальны, но и стыкуются они с другими механизмами и устройствами так, как их может состыковать только наш ВПК.

Эти конструктивные недостатки обязаны преодолевать люди, служащие на подводных лодках. Для этого они на них и посажены.

Если б в людях не было особой нужды, то подводные лодки были бы автоматами – сами бы ходили, всплывали, погружались и поражали противника.

Но люди нужны. Без них никак. Это особые люди. Называются они – подводники.

Что общего между командой, плывущей верхом на бревне, и подводниками, несущими вахту в море внутри подводной лодки?

Общее вот в чем: жизнь всех зависит от умения и ловкости каждого.

Здесь не должно быть случайных людей. То есть самый главный и самый надежный механизм на корабле – это человек, существо из плоти и крови.

И вот на это существо действуют магнитные, электрические, тепловые, электромагнитные и прочие поля этого железного чудища.

И еще на него действуют химические вещества, выделяемые техникой и людьми, и радиация. И еще на него действует неустойчивое давление воздуха внутри лодки – там много воздушных клапанов, сбрасывающих отработанный воздух в помещение отсека, поэтому давление воздуха в лодке может колебаться от 690 до 800 и более миллиметров ртутного столба.

И еще через два месяца плаванья у него, у человека, окончательно собьются биоритмы в организме и начнется бессонница, глюки и прочие чудеса.

Вот и выживай после всего этого.

И ведь выживают, самое удивительное.

Все на молодости, конечно. Подводники – люди очень молодые. Средний возраст – двадцать пять лет.

В тридцать плавать уже тяжело. В тридцать восемь – почти невыносимо.

Тридцать восемь – это средний возраст командиров лодок, и командиры лодок в море почти не спят. А походы могут быть по девяносто суток, и их может быть два в году, а еще дежурства, ракетные и торпедные стрельбы и множество коротких выходов в море – 240–250-270 суток ходовых, и так можно служить лет по десять подряд.

В тридцать девять лет после автономки невозможно проснуться. То есть ты сошел на берег, домой, а наутро не можешь встать. Ты понимаешь, что встать надо, но голова мотается по подушке, и глаз не открыть, и все тело вдруг наливается свинцом.

Так что подводники – это дело молодое.

А что будет, если годами не плавали, не тренировались, да и техника строилась не пойми сколько лет, а потом вдруг на нее посадили экипаж да как начали его гонять, гонять, гонять, отрабатывать, чтоб они света божьего не видели, "за себя и за того парня", чтоб скомпенсировать нехватку и то, что все уже давно сгнило и годами не ремонтировалось, что все растащено и продано?

Что будет, если вдруг понеслись, побежали, как с горы, вперед, вперед, вперед?

Если только пришли с моря, а их опять, и опять, и опять в море?

Отвечаем: будет "Курск".

И он будет не последним.

Потому что все не для людей.

А если не для людей, то зачем это все?

* * *

Мечта: улица, по ней идет много людей, и все они улыбаются. И каждый улыбается чему-то тому, что у него внутри, и друг друга они почти не замечают: идут и не сталкиваются. Хотел бы я оказаться на такой улице. Я бы тоже улыбался.

* * *

Еще раз для тех, кто не понял: на мой взгляд, торпедирование нашего "Курска" американцами, мягко говоря, маловероятно.

А грубо говоря – это ужасная, дикая, полная туфта.

Представьте себе: "Курск" готовится к торпедным стрельбам. Экипаж сидит больше суток по тревоге, район закрыт и охраняется, а это значит, что кроме условной цели ("Петр Великий") там еще полным-полно кораблей, в том числе и кораблей ОВР (охрана водного района), и все они работают в активном режиме ГАС (гидроакустическая станция). То есть "спрятаться друг за друга" и "выдать две лодки за одну" никакому американцу не удастся. Все знают: на границе района БП (боевой подготовки) болтаются такие-то и такие-то подводные лодки и корабли НАТО.

Об этом известно. Всем!

И как только одна из лодок начинает маневрировать с какой-то там целью и заходит в нос "Курску", ее тут же начинают выдворять из района. Пусть даже забрасывая ее боевыми глубинными бомбами. Для тех, кто не понял: по ней устроят БОЕВОЕ БОМБОМЕТАНИЕ.

Решатся ли на это американцы? Отвечаем: нет, они не идиоты.

И не надо так про американцев думать, что кто-то там вдруг сошел с ума.

Все хотят домой, в Майами, к майамской маме.

И потом, что это: "Толедо" после столкновения "Мемфиса" с "Курском" посчитал, что на "Мемфис" напали, и торпедировал "Курск", в борту которого мы видим пробоину"?

Для торпеды, пусть даже выпущенной из "Толедо", в этой каше ("Мемфис", воткнувшийся в "Курск") все равно, кто перед ней – свой, чужой или и свой и чужой. Она жахнет ОБОИХ. Или кого попало. Того, кто ей больше понравится.

И еще: современные торпеды (и наши, и американские) не "пробивают борт в районе 2-го и 3-го отсека". Они взрываются или под, или рядом с лодкой, взрывом убирая из-под нее воду. Таким образом лодка получает трещину (или пробоину) под сминающим воздействием на нее толщи воды.

И еще: торпедный залп ни с того ни с сего невозможен. К нему надо готовиться. На него надо иметь разрешение. Это принято и у нас, и у американцев, и вообще во всем мире это так принято. Никому не нужны конфликты.

На нашем флоте – получаем сигнал по радио на применение оружия. Этот сигнал поступает только от Верховного Главнокомандующего. Из Москвы. Сигнал получают, сличают, достают боевое распоряжение (присутствуют: командир, зам, старпом, особист– куча народу), переходят на новые таблицы связи, объявляют боевую тревогу).

Все это время, и немалое.

Подготовка торпедных аппаратов к выстрелу – это примерно 2–3 минуты (боевые торпеды (не ядерные) уже в дежурных торпедных аппаратах), надо открыть крышки торпедных аппаратов и кольцевые зазоры заполнить водой.

Потом находим цель, например она – "справа тридцать".

Потом определяются элементы движения цели – пеленг (лучше два-три пеленга) и дистанция (акустика в активном режиме) – это все примерно 10 минут.

То есть всего от состояния полудремы (боевая готовность № 2) до пуска торпеды (война), пройдет не менее 13 минут!

И у американцев не меньше.

Если же командиру дали задание на торпедирование (особый режим, проще говоря, война), то от обнаружения цели (мы в засаде с открытыми крышками торпедных аппаратов и заполненным кольцевым зазором) до пуска торпеды не менее 2–3 минут.

То есть "замешкаться, испугаться, перепутать и выпустить торпеду по "Курску"" командир "Толедо" просто не мог.

За время, необходимое для подготовки к залпу в мирные дни, любой дурак придет в себя. А я американцев дураками не считаю.

С добавлением "жопы с пеплом" литературная ценность моего опуса сильно возросла.

"Жопа с пеплом" – это такой перл, от которого не скоро отойдешь.

Можно, конечно, попросить у вдохновения еще что-нибудь, но классики же никогда не просят: тут "гордый лик и глаз сверканье наш путь наметят навсегда".

* * *

Насчет нашей сексуальной ориентации.

У всех женщин глаза разгораются, откуда ни возьмись появляется тонус, щеки розовеют, из ноздрей жар, чуть только разговоры заходят о чьей-либо там ориентации.

Просто пекутся они о нас.

Назад Дальше