– Разрушаются, цепляясь друг за друга.
– Как домино.
– Как домино.
– То есть если где-то гибнет подводная лодка…
– То рядом разрушается еще один мир.
– Но ведь корабли гибнут тысячами.
– Это только если Судьбе угодно.
– А если не угодно?
– Не гибнут.
– А есть ли свобода?
– От Судьбы?
– От судьбы.
– Чем больше тебе дано, тем больше и спросится. Те, кому дано очень много, сами по себе могут только пальцами шевелить.
– А все остальное?
– А все остальное – Судьба.
– Но ведь…
– Т-с-с! Тише. Ты вспомнил?
– Я? Почему я?
– Так распорядилась она.
– Но что я должен вспомнить? Я не понимаю.
– Ты пытался?
– Я пытался.
– Не получилось?
– Я же сказал, что нет.
– Значит, не судьба. – Вы мне голову морочите!
– Голову? Ты гневаешься?
– Я?
– Ты. Причина и следствие. Это же так просто. Одно переходит в другое. Маленький такой переход. Одно становится иным. Так просто все устроено, а ты этого не понимаешь. Одно перетекает в другое, проходя точку небытия. В этом ему помогает Время. Время есть в каждом атоме, в каждом искривлении траектории, в каждом несоответствии, в каждой необычности. Необычность, непохожесть, неправильность, отклонение от нормы – оно везде. А если это очень заметно – это подарок Времени. Неправильность ведет Судьбу В этом ее интерес, ее существование. Судьбу не остановить. Ей можно только помочь. Оказать небольшую услугу. Ниточка развязалась. Хочется поправить. Ты должен вспомнить.
– Но что?
– Ты поймешь. Еще немного.
– Еще немного и я сойду с ума!
– Ум. Еще одно отклонение. Случилось отклонение – появился ум там, где он не должен был появиться. Он должен созреть. С некоторых пор он только этим и занят. Иногда для этого надо сойти с ума. Раньше ничего не получится. Он созреет.
– Кто?
– Ум.
– Когда?
– Все будет вовремя. Ты наполнишься Временем. Тысячи нитей свяжутся в чудесный орнамент. Ты все сразу увидишь.
– И ради этого вы меня мучаете?
– Мучаем? Всё мучается. Мучителен каждый вздох, каждый удар сердца, течение крови.
– Но вы требуете, чтобы я вспомнил.
– Это важно. Ты видел свой мир. Нельзя все время водить за ручку. За ручку – это не ум.
– А как же эти заявления о том, что те, кому многое дано, должны только пальцами шевелить, а все остальное за них сделает судьба?
– Они должны, но они не шевелят. Они влезают, вмешиваются, меняют все.
– И тогда?
– И вот тогда, когда они вдоволь наломают дров, и вмешивается Судьба. Они могут рушить свой мир, но страдает тот мир, что рядом.
– То есть?
– То есть надо научиться держать в руках земной шарик. Ты никогда не держал его в руках?
– Не приходилось.
– На, подержи, – с этими словами она протянула ему голубой шарик размером с небольшой мячик.
– Это земной шар?
– Не появилось желания забросить его куда-нибудь?
– Нет.
– Вот видишь? Какое простое упражнение для ума. Его границы сейчас раздвинулись – ты научился держать в руках шарик.
– А потом?
– А потом – Вселенную.
– И там еще меньше свободы?
– Конечно.
– И вы считаете, что я вспомню?
– Обязательно. Ты же держал шарик.
Дима открыл глаза. Женя был рядом.
– Сколько я спал? – спросил Дима, глядя в потолок.
– Часа три.
– Ты все время был здесь?
– Отходил ненадолго, даже дремал. Ты спал очень спокойно.
– Спокойно?
– Ну, что там на этот раз?
– На этот раз? На этот раз я учился держать в руках земной шарик.
– Шарик?
– А что тебя удивляет? Ты имеешь дело с чокнутым представителем иной цивилизации. Они там держат в руках шарики.
– Что? Трудно думать обезьяне?
– Шимпанзе.
– Прости, шимпанзе.
– Прощаю. Я с ними до ручки дойду. Наполнюсь Временем, все пойму и… сойду с ума. Так обычно и происходит. Как только кто-нибудь понимает, как все устроено, он немедленно сходит с ума.
– Хорошо. Стариками понятно. Что там еще было?
– Говорили о Времени.
– О времени уже было. Еще что?
– О том, что ум – это отклонение от нормы.
– Я это давно подозревал. И все?
– Кажется.
– Кажется или все?
– Кажется.
– Это хорошо, когда кажется.
– Они говорили, что мир нашей лодки разрушает другой мир.
– А вот это интересно. Как разрушает? При каких обстоятельствах?
– Получается так, что если гибнет лодка, то она тянет за собой еще один мир. Это как…
– Как с домино?
– Откуда ты…
– Вы там в твоем сне говорили, что это эффект домино?
– Да! Все связано.
– Понимаю.
– Жень, что ты понимаешь?
– Пока очень мало. Они связывают гибель нашей лодки с гибелью какого-то мира, нам неизвестного. Получается так. Они уверены, что наша лодка погибнет?
– Нет. Впрямую об этом не говорили.
– А они и не говорят впрямую. Забыл? Они мыслят образами, видениями. Ну? Какие по этому поводу были видения?
– Она резала лодку ножом.
– Лодку?
– Да.
– Хорошо. По порядку. Она – это кто?
– Там была женщина.
– Хорошо, была. И она резала лодку ножом?
– Да.
– И что в этот момент было больше – она или лодка?
– Ты зря смеешься.
– Я абсолютно серьезен.
– Она была больше.
– То есть это была не наша лодка?
– Не наша. Это был муляж.
– Она резала муляж.
– Железный муляж.
– Ножом?
– Он ее как масло резал.
– Хорошо. Резал. Что мы из этого можем извлечь? Она режет лодку ножом. Железную, но это муляж. И неизвестно, нашей ли лодки это муляж. Так?
– Так.
– Пока не очень все складывается. Вернее, совсем ничего не складывается. Что мы имеем? Мы имеем дату– через пять суток. Теперь, наверное, уже через четыре, и еще мы имеем то, что лодку, похожую на нашу, разрежут ножом. С сутками все понятно – это день нашего возвращения. С лодкой тоже – похоже, что речь идет все же о нашей лодке.
– С чего ты взял?
– С того, дорогой мой ум, что ты находишься на этой лодке, и я не очень представляю, как, находясь на ней, в подводном положении, ты отправишься спасать какую-то другую лодку.
– Хорошо. Понятно.
– Ничего не понятно. Мы же в базу идем. При чем здесь нож?
– Может быть, нож как раз и ни при чем.
– Как это? Ты же сам говорил, что она резала муляж ножом!
– Это, может быть, аллегория!
– Ну, и как нам все это понимать?
– Понимать так, что лодку разрежут.
– Когда?
– В конце похода.
– Дима, мы в базу идем.
– Ну и что?
– В подводном положении. Глубина сто метров. Как на такой глубине можно разрезать лодку?
– Ну…
– Безо всяких "ну". Только что все складывалось – и опять ничего не понятно. Никакой логики.
– Они заговорили – уже хорошо.
– Да, заговорили, но толку пока мало. Они ничего не объясняют. Бросили фразу – и до следующего сеанса.
– Айсберг!
– Что?
– Айсберг может разрезать на глубине сто метров.
– Айсберг может встретиться на глубине сто метров. Он сомнет нам нос, сорвет резиновое покрытие, искорежит легкий корпус, срежет обтекатели – и все. Он не разрежет лодку.
– Но он может срезать обтекатели.
– А при чем здесь люди, которых ты должен спасти? Дима, она же при тебе резала лодку на части.
– Резала.
– Ну и при чем же здесь обтекатели? Обтекатели снаружи.
– Обтекатели снаружи. Это верно. А рули?
– Хорошо, повредили рули, ну и где же здесь пополам?
– Она сказала, что внутри лодки никого нет.
– Ну и кого же ты должен спасать?
– Не знаю.
– Разрешите, товарищ командир?
– Да.
Женя втиснулся в командирскую каюту.
– Ну, как там ваш подопечный? – Командир устроился в кресле поудобней.
– Вы знаете, товарищ командир, тут у Осеева бред, конечно, но уж больно осознанный.
– Что сие означает?
– Он все время говорит о том, что с нашей лодкой что-то случится.
– Доктор, вы же сами мне говорили о шизофрении. О навязчивой идее, о мании преследования.
– Да, но…
– А теперь получается, что у меня на борту Кассандра? Сивилла? Ванга? Кто там еще? Не занимайтесь ерундой. Он у вас спит? Даете снотворное?
– Так точно.
– Вот и давайте. Пускай спит. Я еще только не вслушивался в то, что человек несет во сне! Дайте ему еще снотворного.
– Товарищ командир…
– И думать тут нечего. У меня в лейтенантской юности был командир отсека, который запирался в отсеке и говорил, что за матросами надо следить, а то они нас утопят. Человек неадекватен. Не в себе. Вы мне сами это говорили. Паника у него. Бред. Устал. Это усталость. Вы же говорили, что он боится спать. Теперь не боится?
– Теперь нет.
– Вот видите, какой прогресс! Он теперь у вас хоть спит нормально. Попробуйте не поспать с неделю, вы и не такое станете нести. Это у него глюки. Видения. Сон наяву. Ему отдохнуть надо.
– Но у него появляются и исчезают шрамы.
– Вы мне еще про стигматы расскажите. У вас там что? Это все заразное? Теперь и вы заразились? Нам осталось пять суток до базы, а сегодня, вообще-то, уже четыре. И что мне теперь делать? Чем ближе к базе, тем вы больше нервничаете. Я понимаю, чужое сумасшествие действует, и вам вдруг начинает казаться, что во всем этом есть рациональное зерно.
– Товарищ командир…
– Нет там рационального зерна! Вы мне сами говорили. Эти больные могут быть очень убедительны.
– Но есть подтверждения…
– Нет у вас подтверждений! Какие там еще подтверждения? Чего подтверждения?
– Товарищ командир, его трясет…
– Правильно. Правильно, его трясет. И вы с этим справились. Представлю к награде. Вы справились с ситуацией. Его трясло, а теперь не трясет. Теперь спит человек. А как он спит, где он спит и каким образом – это вы мне все время должны докладывать.
– Я и докладываю.
– Вот и молодец!
– Вы же просили обо всем докладывать.
– Я не просил. Я приказывал. Правильно. Обо всем. Но в чушь меня прошу не посвящать.
– Но это же…
– Важно. Я понимаю. Доложил – я выслушал. Я понял. Все же понятно, доктор! Неужели вам все это непонятно?
– Товарищ командир, он утверждает, что нашу лодку разрежут.
– Доктор! Мы в отрытом море. На глубине сто метров. Как тут можно разрезать?
– Через пять суток.
– Через пять суток мы будем в базе. У пирса мы будем через пять суток! Стоять! А в море мы еще четверо суток. Доктор! Ну что вам неясно?
– Товарищ командир, будет удар…
– Какой удар? Какой под водой может быть удар? В скалу? Нет тут скал. Есть карты, есть маршрут, но скал нет. И айсбергов нет. Есть ледовая обстановка.
– Как ножом разрежет.
– Каким ножом? Вы с ума сходите, доктор. Вам не кажется?
– Мне…
– А мне кажется! Понабрались от него заразы. Это заразное все. Как оказалось. Не выпускайте его! Снотворное, я сказал! Вы поняли, что я сказал?
– Так точно! Товарищ командир…
– И слушать больше ничего не желаю.
– Очень реалистично…
– Очень. Я понял. И вам тоже нужен отдых. Чтоб путевку. В санаторий. На обоих. По приходе. И чтоб духу вашего с ним на корабле не было через пять минут после того как ошвартуемся! Вместе в санаторий поедете. И там будете слушать его откровения! Если так нравится. Придите в себя, доктор! Одного уже изолировали, слава богу! И что теперь? Вас мне надо изолировать? Господи! Дотянуть бы до берега! Экипаж сходит с ума. Ни ногой его из амбулатории! Не выпускать, я сказал! Вы поняли, что я сказал?
– Так точно!
– Повторите!
– Не выпускать!
– Вот именно. Снотворное и еще раз снотворное! А то мы тут услышим. Глюки.
– Ему всюду мерещится человек с розовыми волосами.
– Вот! Вот это правильно! Вы только что сказали, что ему мерещится.
– Но…
– Никаких "но"! Именно мерещится. С розовыми! А мне всюду мерещатся зеленые волосы. К чему бы это? Вы все поняли? Снотворное!
– Есть.
– Идите.
Женя вышел от командира.
Через несколько минут он уже был в амбулатории. Там его ждал Дима.
– Проснулся? – спросил его Женя.
– Давно.
– Как самочувствие?
– Могу нести вахту.
– Командир хочет, чтобы ты отдохнул.
– Ты был у него?
Женя молча кивнул и сел на стул, устало привалившись к спинке.
– Жень, что-то случилось?
– Ничего не случилось. Просто он хочет, чтобы я подержал тебя на снотворном до самого прихода.
– Ты ему рассказал?
– Что рассказал?
– О том, что мне показали, что лодку разрежут.
– Я только заикнулся об этом, как тут же разговор зашел о том, что я тоже шизофреник.
– Не-е-ет.
– Да-а-а-а. Именно. Так что оставьте, товарищ офицер, свои фантазии.
– Он тебя переубедил, Женя?
– Дима, в чем? В том, что с тобой что-то происходит? Или в том, что я не могу понять что? Отклонение в психике. Вот как это следует трактовать.
– Ты сходил к нему, и теперь все, что я говорил, тебе снова кажется бредом?
– Когда кажется, крестятся. Кажется! Хотел бы я, чтоб мне ничего не казалось. В твоем бреде есть логика.
– А вдруг это действительно бред, Женя? Ты же сам говорил, что бред может выглядеть очень логично. Особенно у шизофреников.
– Не знаю. Я. НЕ знаю. Он назвал тебя сивиллой.
– Ей, кстати, тоже не верили.
– Пока не верят тебе. И мне заодно. Так что спи. Я устал.
Женя высыпал на стол кучу таблеток:
– Прошу маэстро, пользуйтесь.
В ту же ночь командиру приснился старик с розовыми волосами. Он просто стоял и смотрел. Пустыми глазами.
Командир проснулся в поту.
– Бред! – сказал он. – Бред! – и повернулся на другой бок.
– Сейчас мы нарежем кальмаров!
Молодая женщина стояла на кухне. Перед ней была доска, на ней кальмары, и она все это резала ножом.
– Кальмары? – произнес он.
– Да. Щупальца отделим. Вот так. А ты знаешь, что они пищат, когда их режешь? – Она звонко рассмеялась. – Я же пошутила, а ты и испугался.
– Я испугался?
– Ну чего ты надулся? – она говорила с ним так, будто он был совсем маленький мальчик. – Посмотри, какой у тебя прыщик на носу.
Он шагнул к зеркалу. Из зеркала на него глядел маленький худенький мальчик. Он стал маленьким мальчиком.
– Будешь макароны?
– Макароны?
– Жареные, хрустящие. Будешь? Сейчас положу. Садись на табуретку. Ближе к столу а то все на полу будет. Ты говорил с Женей?
– С Женей?
– Ну да. Ты поедешь на дачу? Вот и хорошо. Только не купаться. Вода еще холодная. А ты знаешь, что кальмары очень умные?
– Зачем же их едят?
– Умных тоже едят. Всех едят. Тебе положить? Я уже пожарила. Умный или не умный – все равно съедят. На этой планете всех едят.
– А нас?
– И нас едят. Вот только на сливочном масле мы вкуснее. Едят-то по-разному. Например, съедят твой мозг. Мозговую оболочку. – Женщина рассмеялась. – Какой ты еще маленький. Пошутила я. Поел? Вот и хорошо. Иди одевайся, скоро же Женя придет.
Он открыл дверь и оказался в отсеке.
Было очень жарко. Господи, где же воздухоохладители? Он полез проверять воздухоохладители. Он полез в выгородку а она вдруг заходила ходуном, трубы пришли в движение.
– Ты где? Господи, невозможно ничего поручить этому мальчишке. Вечно он заблудится.
Он повернулся с трудом и оказался в шкафу. Там было тесно и пыльно.
– Ну что? Выбрал себе кофточку?
– Кофточку?
– А зачем ты полез в этот шкаф? Господи, что за ребенок! Встанет и стоит! Окликнешь, и словно на другой планете!
– Какой сейчас год?
– Год? Тысяча девятьсот сороковой, конечно! Что удумал! Какой теперь год!
– Я сказал "сейчас".
– Что?
– Я сказал не "теперь", а "сейчас". Какой сейчас год?
– А какая разница? Господи, все время что-то придумывает.
– Между "теперь" и "сейчас" есть разница.
– В чем?
– "Сейчас" после произнесения всегда оказывается в прошлом, "теперь" – это то, что перед тобой, оно в будущем.
– Ну, в прошлом мы, в прошлом!
– В прошлом. Я так и думал.
– Я заверну вам бутерброды. А то пока доедете, проголодаетесь. Найди корзинку. Она в чулане.
Он вошел в чулан и немедленно оказался на ходовом мостике. Это был сейнер или траулер.
– Видимость ноль!
– Что?
– Видимость, говорю, ноль!
– И как только мы выйдем в море?!
– А хрен его знает!
Шторм разыгрался нешуточный, им приходилось орать друг другу, иначе ничего не было слышно из-за рева моря.
– Почему не дают "добро" на выход?
– Что?
– "Добро", говорю, почему не дают?
– Лодка должна войти!
– Лодка?
– Да!
– Так как же она войдет по такой погоде?
– Так и войдет!
– Да нет же ее пока, может, проскочим?
– Где тут проскочишь? По ушам надают!
– А мы под шумок! Вишь, как расходилось-то, чистый ураган! Не выбросило бы на скалы!
– Потому и уходим!
– Чего?
– Уходим, говорю, поэтому!
– Понятное дело! Мы уходим, а лодка заходит! А может, и она где-то схоронится?
– Может! Пошли вроде?
– Пошли!
Он стоял и слушал эти разговоры на мостике.
– Яшка! – обращались к нему – А ты-то чего здесь? Марш в машину!
Когда он выбирался с мостика, и произошел удар. Он вылетел за борт и погрузился в воду. Чья-то рука нашарила его в воде и выудила на свет.
– Ну что, нашел?
– Что?
– Нашел корзинку?
– Корзинку?
– Господи, тебя только за смертью посылать!
Она сама нашла корзинку и положила в нее бутерброды.
– На. И ешьте аккуратно. Молоком запивайте.
– Женя! – Дима очнулся в полной темноте. – Женя!
Свет немедленно включился.
– А? Что? Фу ты, только задремал. – Женя, кряхтя, уселся рядом с Димой. – Ну как ты?
– Я тебя разбудил?
– Разбудил. Ничего. Я тут тоже задремал. Надоело смотреть, как ты сопишь, ну я и вырубил свет и сам сомлел. Давно так не спал. Ну, что там? Рассказывай.
– Там?
– Ну конечно!
– Там речь шла о нас с тобой.
– Вот и я появился в твоих снах!
– Но мы были детьми.
– Детьми. Это хорошо. Дети у тебя уже появлялись, как мне кажется.
– Были дети.