- Интересно узнать, какие отношения были у вас с семьей Хартфорд. С девочками.
Киваю. Все, как я и думала.
- У меня небольшая роль, - продолжает Кейра. - И реплик немного, зато я часто мелькаю в кадре. Да вы сами знаете. Подаю напитки и так далее.
Снова киваю.
- Однако Урсула решила, что мне будет полезно пообщаться с вами, расспросить о девочках, узнать, что вы о них думали. Чтобы лучше понять характер своей героини. Мотивацию. - Последнее слово она произносит медленно, четко, чуть ли не по слогам, будто боится, что иначе я не пойму. Выпрямляет спину. - Пусть у меня неглавная роль, но сыграть ее я должна достойно. Мало ли кто может увидеть фильм.
- Конечно, конечно.
- Николь Кидман получила роль в "Днях грома" только потому, что Том Круз заметил ее в каком-то австралийском фильме.
Я понимаю, что перечисленные имена и названия должны что-то мне говорить, и опять киваю. А Кейра продолжает:
- Поэтому я и хочу, чтобы вы поделились со мной тем, что вы помните. О своей работе и о Хартфордах. - Она подается вперед, глаза - два осколка венецианского стекла. - В этом мое преимущество, в том, что вы еще… в смысле, до сих пор…
- Жива, - заканчиваю я. - Что ж, понятно. - Мне даже нравится ее прямота. - Что конкретно вам хотелось бы узнать?
Кейра улыбается - от облегчения, что я не прицепилась к ее бестактности. Снова просматривает лежащий на коленях сценарий.
- Сперва пройдемся по скучным вопросам.
У меня екает сердце. Что она хочет узнать?
- Вам нравилось работать горничной?
Я перевожу дух.
- Да. Какое-то время.
- Серьезно? - удивляется Кейра. - Не представляю, как можно получать удовольствие, весь день обслуживая других людей. Что же вам нравилось?
- Окружающие стали мне семьей. Я ценила их отношение.
- Окружающие? - ее взгляд становится цепким. - Вы имеете в виду Эммелин и Ханну?
- Нет, я говорила об остальных слугах.
- А-а-а, - разочарованно тянет Кейра. Она, без сомнения, не отказалась бы увеличить и углубить роль, переделать сценарий так, чтобы горничная Грейс оказалась тайной сестрой младших Хартфордов. Что ж, она молода, дитя совсем другого мира. И не понимает, что некоторые сюжеты переписать нельзя.
- Это все прекрасно, - говорит Кейра. - Но у меня нет эпизодов с актерами, играющими других слуг, так что мне это не поможет. - Она ведет ручкой по списку вопросов. - А что вам не нравилось в вашей работе?
Вставать каждый день с петухами, чердак, который в жару раскалялся, как печка, а в стужу - леденел, покрасневшие от стирки руки, ноющая от глажки спина, усталость в каждой косточке.
- Я очень уставала. Работала дни напролет. На себя времени почти не оставалось.
- Именно это я и сыграю, - кивает девушка. - Мне даже не нужно будет притворяться. После того, как я целый день протаскала эти проклятые подносы, у меня все руки в синяках.
- А меня больше всего донимали ноги, - делюсь я. - Впрочем, только поначалу. И еще один раз - когда мне исполнилось шестнадцать и я купила новые туфли.
Кейра записывает что-то на обороте сценария, кивает.
- Прекрасно. Это подойдет. - Дописывает и ставит лихой росчерк. - А теперь перейдем к интересному. Расскажите мне про Эммелин. Как вы к ней относились?
Я колеблюсь, не зная, с чего начать.
- У меня с ней несколько эпизодов, и я никак не решу, как их сыграть.
- А что за эпизоды? - с любопытством спрашиваю я.
- Например, когда Эммелин в первый раз встречает Роберта Хантера, у озера. Она падает, чуть не тонет, а мне приходится…
- У озера? - озадаченно переспрашиваю я. - Нет, они встретились в другом месте. В библиотеке, зимой. Они…
- В библиотеке? - морщит носик Кейра. - Неудивительно, что сценарист все переписал. Пыльная комната, полная старых книг… Нет, у озера - гораздо лучше, тем более, там он потом и застрелился. Где начало, там и конец. Это так романтично! Как у База Лурмана в "Ромео и Джульетте".
Приходится верить ей на слово.
- Значит так, я бегу в дом за помощью, а когда возвращаюсь, оказывается, что Хантер уже спас Эммелин. Актриса должна глядеть на актера так, будто не замечает нас, прибежавших на подмогу. - Кейра пристально смотрит на меня. - Вы не считаете, что я - Грейс - должна как-то прореагировать?
Я отвечаю не сразу, и Кейра пускается в объяснения.
- Нет, не в открытую, конечно. Просто сыграть настроение. Знаете… - она еле слышно фыркает, высоко задирает нос и обиженно вздыхает. Я даже не сразу понимаю, что Кейра разыгрывает передо мной сцену, пока ее лицо не становится прежним и она не спрашивает:
- Ну как?
- Как?.. - Я старательно подбираю слова. - Видите ли, это ваше дело, как вам играть вашу героиню. Вашу Грейс. Но если бы у озера была я и снова наступил тысяча девятьсот пятнадцатый, я не представляю, чтобы я… - машу рукой, не в силах подобрать слова.
Кейра глядит на меня так, будто я что-то упустила в ее рассказе.
- Разве вам не кажется, что это не слишком вежливо со стороны Эммелин: даже не поблагодарить Грейс за то, что она бегала за помощью? Я бы чувствовала себя глупо, если бы носилась туда-сюда только для того, чтобы потом стоять там, как истукан.
- Возможно, вы правы, - вздыхаю я, - но именно так обращались со слугами в те давние времена. Эммелин просто не пришло бы в голову вести себя по-другому. Понимаете?
Кейра озадачена.
- Да и я ничего другого не ожидала.
- Но ведь вы чувствовали хоть что-нибудь?
- Ну конечно! - Мне вдруг становится неприятно обсуждать давно ушедших людей. - Только никогда этого не показывала.
- Никогда? - Кейра не хочет и не ждет ответа, и я благодарна ей, потому что не желаю отвечать.
- Все эти хозяйско-горничные отношения - такая глупость! - надувшись, говорит она. - Сплошные приказы!
- Времена были другие, - просто отвечаю я.
- Вот и Урсула так говорит, - вздыхает Кейра. - Только мне ведь это не поможет! Актерская игра - это сплошные чувства. Как сыграть яркую роль, если основная задача - ни на что не реагировать? Я чувствую себя просто картонной фигуркой, со всеми этими "да, мисс", "нет, мисс", "как скажете, мисс".
- И впрямь нелегко, - киваю я.
- Сначала я пробовалась на роль Эммелин, - доверчиво сообщает Кейра. - Тоже, конечно, ничего особенного. Но хоть героиня интересная. В кино снималась, и погибла красиво - в автокатастрофе. А костюмы какие - вы бы видели!
Я не напоминаю ей, что видела эти костюмы раньше всех.
- В итоге выбрали более кассовую актрису. - Кейра закатывает глаза. - Хотя мои пробы им понравились. Вызывали меня два раза. Продюсер сказал, что я похожа на Эммелин больше, чем Гвинет Пэлтроу - Она так брезгливо произносит имя актрисы, что разом теряет всю свою красоту. - У нее только одно преимущество: номинация на "Оскар", тем более, всем известно, что британским актрисам приходится работать вдвое усердней, чтобы его получить. Особенно, если начинаешь в сериалах.
Я чувствую разочарование Кейры и не виню ее: мне и самой не раз гораздо больше хотелось быть Эммелин, чем горничной.
- Так или иначе, - с досадой продолжает девушка, - я играю Грейс, и надо выжать из этой роли все, что только можно. Кроме того, Урсула обещала поместить интервью со мной на диске с анонсом фильма, потому что я единственная, кто смог встретиться со своим прототипом.
- Рада, что оказалась полезной.
Она кивает, не замечая моей иронии.
- Еще вопросы?
- Сейчас посмотрю. - Она переворачивает страницу, из папки вылетает что-то, похожее на гигантскую серую моль, и падает лицом вниз. Когда Кейра поднимает листок, я вижу, что это фотография - группа черно-белых фигурок с серьезными лицами. Даже отсюда она кажется знакомой. Я вспоминаю ее мгновенно - как виденный когда-то фильм, сон или рисунок всплывают в памяти при первом же взгляде на них.
- Можно посмотреть? - Я протягиваю руку. Кейра кладет фото в мои скрюченные пальцы. Наши руки встречаются, и гостья быстро отдергивает свою, будто боится заразиться. Чем? Старостью, очевидно.
Передо мной копия старого фотоснимка. Поверхность гладкая, матовая, прохладная. Я поднимаю его поближе к свету и надеваю очки.
Вот они - мы. Вся прислуга Ривертона, лето тысяча девятьсот шестнадцатого.
Такой снимок по распоряжению леди Вайолет делался каждый год. Фотограф приглашался специально, из лодонской студии, его приезд обставлялся со всей торжественностью.
Готовая фотография - два ряда серьезных лиц глядящих в накрытый черной тканью фотоаппарат, - потом стояла некоторое время на полке в гостиной, после чего помещалась в семейном альбоме Хартфордов, наряду с приглашениями, страницами меню и вырезками из газет.
Будь эта фотография сделана в другое лето, я бы не смогла так точно назвать год. Но этот снимок связан для меня с событиями, о которых невозможно забыть.
В центре сидит мистер Фредерик, у него по бокам - мать и Джемайма. На плечи Джемаймы накинута черная шаль, маскирующая огромный живот. По обеим сторонам от них, как две круглые скобки, сидят Ханна и Эммелин - одна выше, другая ниже - в одинаковых черных платьях. Новых платьях, только совсем не тех, о которых мечтала Эммелин.
В центре второго ряда, за спиной мистера Фредерика стоят мистер Гамильтон, миссис Таунсенд и Нэнси. Мы с Кэти стоим за девочками Хартфорд; мистер Доукинс, шофер, и мистер Дадли, садовник, - по краям. Ряды не смешиваются, только няня Браун дремлет в плетеном кресле сама по себе - ни впереди, ни сзади.
Я смотрю на свое серьезное лицо. Из-за прилизанных волос голова похожа на булавочную головку, только уши торчат. Я стою за Ханной, ее светлые, уложенные волнами волосы загораживают мое черное платье.
У всех мрачные лица - примета времени, и особенно того лета. Прислуга, как всегда в черном, но на этот раз к ней присоединилось и семейство. Траур, охвативший всю Англию и весь мир, не миновал и нас.
Фото сделано двадцатого июля шестнадцатого года, на следующий день после похорон лорда Эшбери и майора. В день рождения ребенка Джемаймы, который ответил на вопрос, так долго мучивший всех и каждого.
* * *
То лето выдалось невыносимо жарким, самым жарким на моей памяти. Ушли в прошлое серые зимние дни, незаметно выцветавшие в ночи, их место заняли длинные солнечные летние недели. Погода стояла ясная, ни облачка.
В то утро я проснулась раньше обычного. Солнечные лучи уже позолотили верхушки берез вокруг озера и вливались в чердачное окно. Широкая полоса света легла на кровать, слепила глаза. Я не отодвинулась. Иногда даже приятней проснуться с рассветом, вместо того чтобы начинать рабочий день в холодной тишине спящего дома. Летнее солнце - лучший друг горничной.
Фотограф должен был приехать в половине десятого, и к тому времени, как мы собрались на лужайке, воздух над ней дрожал от жара. Семейство ласточек, что поселилось под крышей и явно считало Ривертон своим собственным домом, с любопытством наблюдало за нами, приглушенно чирикая. Даже деревья вдоль дорожек стояли, не шелохнувшись. Их густые кроны будто берегли силы на случай, если подует ветерок и заставит их шуршать и качаться.
Вспотевший фотограф рассадил и расставил нас, как полагалось - хозяева в первом ряду, слуги - у них за спиной. Так мы и вышли на фото - напряженно смотрим в глазок фотоаппарата, все в черном, мыслями еще на кладбище.
* * *
Позже, в спасительной прохладе кухни, мистер Гамильтон велел Кэти налить нам лимонаду, пока остальные без сил свалились на стулья вокруг стола.
- Конец света, иначе не назвать, - всхлипнула миссис Таунсенд, промокая глаза платком. Она проплакала почти весь июль: с того дня, как пришла весть из Франции о гибели майора, до того, как на прошлой неделе лорда Эшбери разбил удар, а с тех пор - еще сильнее. Даже перестала глаза вытирать, из них постоянно текли слезы.
- Да, миссис Таунсенд, иначе не скажешь, - согласился сидевший напротив мистер Гамильтон.
- Как только я думаю о его светлости… - Ее голос сорвался, она замотала головой и закрыла лицо руками.
- Внезапный удар.
- Как же, удар! - подняла голову миссис Таунсенд. - Называйте, как хотите, только я вам так скажу: у нашего хозяина сердце разорвалось. Не смог он пережить сына.
- Боюсь, что вы правы, миссис Таунсенд, - поправляя форменный шарф, согласилась Нэнси. - Они с майором были очень близки.
- Майор… - глаза миссис Таунсенд вновь наполнились слезами, губы задрожали. - Бедный мальчик! Только подумать - погиб так далеко от дома! В этой ужасной Франции!
- На Сомме, - сказала я, пробуя слово на вкус - такое чужое и мрачное. Два дня назад пришло очередное письмо от Альфреда, отосланное из Франции неделю назад. Тонкие листки, мятые и грязные, пахнущие дальними странами. Тон письма был нарочито бодрым, но сквозило в нем что-то недосказанное, от чего я пришла в уныние. - Ведь там сейчас Альфред, да, мистер Гамильтон? На Сомме?
- Да, моя девочка, скорее всего. Я слышал в деревне, что "Бойцов Саффрона" отправили именно туда.
- Мистер Гамильтон! - вскрикнула вошедшая с подносом лимонада Кэти. - А что если Альфреда тоже…
- Кэти! - цыкнула Нэнси, увидев, как миссис Таунсенд прижала руки ко рту. - Закрой рот и займись лимонадом.
Мистер Гамильтон сжал губы.
- Не беспокойтесь за Альфреда, девочки. Он в хорошем настроении и в хороших руках. Командиры делают для солдат все возможное. Они не пошлют в битву Альфреда и его сослуживцев, если не будут уверены, что те в силах защитить короля и отечество.
- Это вовсе не значит, что его не могут застрелить, - упрямо сказала Кэти. - Майора же убили, хоть он и был героем.
- Кэти! - мистер Гамильтон покраснел, как вареная свекла, а миссис Таунсенд снова застонала. - Что за непочтительность!
Он понизил голос и продолжил дрожащим шепотом:
- И это после того, что пришлось пережить семье в последние дни. - Мистер Гамильтон покачал головой и поправил очки. - Видеть тебя не хочу. Ступай к раковине и… - Он повернулся к миссис Таунсенд в поисках помощи.
Миссис Таунсенд подняла от стола распухшее лицо и проговорила между всхлипами:
- И вымой все кастрюли и сковородки. Даже старые, те, что отложены для починки.
Мы замолчали, а Кэти поплелась к раковине. Глупая Кэти с разговорами о смерти. Альфред сумеет себя защитить. Он все время повторял это в письмах, наказывая мне не слишком-то привыкать к его обязанностям, потому что совсем скоро он вернется и снова примется за них. Просил "придержать ему место". Хотя теперь непонятно, что вообще станется со всеми нашими местами…
- Мистер Гамильтон, - осторожно позвала я. - Мне бы не хотелось проявлять неуважение, но очень интересно знать, что теперь будет с нами? Кто станет хозяином Ривертона вместо лорда Эшбери?
- Мистер Фредерик, кто же еще! - ответила Нэнси. - У хозяина ведь не осталось других сыновей.
- Нет, - возразила миссис Таунсенд, поглядывая на мистера Гамильтона. - Владельцем Ривертона станет сын майора. Тот, что родится. Он - наследник титула.
- Все зависит от того… - мрачно начал мистер Гамильтон.
- От чего? - поторопила его Нэнси. Мистер Гамильтон оглядел нас всех.
- От того, кто родится у Джемаймы - сын или дочь.
Миссис Таунсенд снова ударилась в слезы.
- Бедная-бедная! Мужа потеряла, да еще перед самыми родами! Как же это все несправедливо!
- Сейчас по всей Англии то же самое творится, - покачала головой Нэнси.
- Вовсе не то же самое, - не согласилась миссис Таунсенд. - Когда такое случается с близкими, это вовсе не то же самое.
Зазвенел один из трех звонков около лестницы, миссис Таунсенд подскочила, прижав руку к могучей груди.
- О Господи!
- Парадный вход. - Мистер Гамильтон встал и аккуратно задвинул стул под столешницу. - Это наверняка лорд Гиффорд. Пришел зачитать завещание. - Он сунул руки в карманы, одернул куртку и посмотрел на меня поверх очков: - Будь готова подавать чай, Грейс, леди Эшбери позвонит с минуты на минуту. А когда освободишься, возьми графин лимонада и отнеси в сад - мисс Ханне и мисс Эммелин.
Он исчез на лестнице. Миссис Таунсенд похлопала ладонью по левой стороне груди.
- Нервы не те стали, - пожаловалась она.
- А тут еще эта ужасная жара, - поддержала Нэнси и быстро поглядела на часы. - Смотрите-ка, сейчас всего-навсего половина одиннадцатого. Леди Вайолет будет перекусывать не раньше, чем через два часа. Почему бы вам не отдохнуть? Грейс прекрасно справится с чаем.
Я кивнула, довольная тем, что хоть что-нибудь отвлечет меня от мрачных мыслей. О горе, постигшем наш дом. О войне. Об Альфреде.
Миссис Таунсенд переводила глаза с Нэнси на меня и обратно.
А Нэнси мягко, но настойчиво убеждала ее:
- Ступайте, ступайте, миссис Таунсенд. Вот увидите - после отдыха вам станет гораздо лучше. А я присмотрю, чтобы все было в порядке, пока не уйду на станцию.
Зазвенел другой звонок - из гостиной, миссис Таунсенд снова подскочила. И с видимым облегчением сдалась:
- Ладно, уговорили. - Она поглядела на меня: - Но если тебе хоть что-нибудь понадобится, буди меня немедля, слышишь?