- Дома. То есть, в интернате, - ответила Юлька.
- В следующий раз приходи с Леной.
- Ну вот, открылась дверь, - продолжил разговор блондин с белесыми ресницами, с невыразительным, равнодушным лицом. И говорил он тоже безо всякого выражения, будто нехотя. - Не вы открыли, заметь, а вам открыли, - он обращался к черному кудрявому парню, который сидел почему-то в каракулевой кавказской шапочке, и ко второму, похожему на побитого жизнью д'Артаньяна. - И что?
- Что? - воинственно спросил д'Артаньян.
- Народ схватил дрожащими руками то, о чем вслух нельзя было говорить… И сделал вот так, - блондин разинул рот и развел руками. - На кого молились? То, что шепотом по углам или на двадцатом экземпляре откровением казалось, то, оказывается, и на средний уровень не тянет. Когда нет закрытых тем, критерий один - литература… Кого читают? - он стал загибать пальцы, - Набоков, Гумилев, Ходасевич…
- Короче…
- Я хочу спросить, куда молодые гении подевались? Вам же с закрытой дверью замечательно жилось. Вид значительный: вот открою рот и такое скажу - земля вздрогнет! И школьницы от восторга кипятком писают. Одни спекулировали на БАМе, другие - на теме. Так чем одни лучше других?
Тут все закричали разом. Д'Артаньян даже привстал.
- А теперь все кинулись "чернуху" писать, - продолжал блондин, упрямо глядя вниз, - наркомания, проституция, ворье сверху донизу. Дорвались! Нет никого кругом, кроме воров и проституток!
- Ты действительно балерина? - спросил Юльку парень, развалившийся на полу в обнимку с гитарой.
- Учусь еще.
- Где?
- В МАХУ.
- Где?
- Московское академическое хореографическое училище.
- Можешь? - спросил Валерка.
- МАХУ! - тотчас хором грянули остальные.
- Почему - спекуляция? - кричал д'Артаньян. - А если - болит!
- А вот беру я журнал "Юность", - продолжал блондин, - и читаю: "В саду оказались…"
- Зачем, не надо! Я сам прочитаю, - сказал кудрявый.
- Ноги специально выворачиваете? - не отставал от Юльки парень с гитарой. - Знак касты?
Юлька сидела, как обычно, широко развалив колени и разведя носки в стороны. Она покраснела и сжала коленки.
- А вам удобно вот так сидеть? - сердито сказала она, скосив носки вовнутрь. - А мне неудобно, как вы. Суставы же развернуты.
"В саду оказались удоды,
как в лампе торчат электроды, - читал кудрявый, -
и сразу ответила ты:
"Их два, но условно-удобно
их равными числить пяти…"
Юлька фыркнула, стихи про удодов показались ей смешными. Кудрявый, продолжая читать, покосился. Игорь толкнул ее ногой.
- А правда, все балетные мужики - педики? - спросил парень с гитарой.
- Почему все?.. Есть нормальные…
Дальше в стихах выяснилось, что, поскольку каждый удод видел перед собой другого, их было уже четыре.
- Ах, эти ножки, ножки, ножки балерин, Без вас бы я не смог прожить и день один, - пел сосед под гитару, поглядывая на Юльку, - Ах, если бы я только, братцы, мог, Я жизнь бы положил у этих ног…
- Ты вообще стихи любишь? - спросил Игорь, наклонившись к ней.
Юлька кивнула.
- Кого?
- Евтушенко, Юлию Друнину…
- А-а-а! - Игорь схватился за голову. - Ты только не говори никому, ладно?
-…как сконструирован самолет
с учетом фигурки пилота,
так сконструирован небосвод
с учетом фигурки удода,
а значит - был пятый удод…
-…ах, если бы я, братцы, только мог, я жизнь бы всю прожил у этих ног…
-…а Набокова читала? Булгакова? Юлька отрицательно покачала головой, она не успевала слушать всех сразу.
-…Кима? Битова? Трифонова?
Юлька досадливо обернулась к Игорю:
- У нас на уроки времени не хватает! Буду работать - прочитаю!
- А не слыхала, в Чернобыле вроде что-то такое взорвалось? Нет? А в семнадцатом году в Питере, говорят, заварушка была?
- Знаешь, что?! - разозлилась Юлька.
- Вы как на необитаемом острове, - пожал плечами Игорь.
- И это то, что хотелось крикнуть? - спросил блондин. - Это то, что - болит?
- Постой! Тихо! - надрывался Валерка.
Из соседней комнаты медленно, как сомнамбула, выплыла девица, оглядела всех пронзительно-синими, невидящими глазами. Кто-то, посмеиваясь, обнял ее, она осторожно, не оглянувшись, освободилась и пошла дальше.
- Тихо! - Валерка вырвал гитару у любителя балетных ножек и вложил ее в руки молодому широкоплечему, румяному парню. - Юра, давай эту, про пушку! Вот, послушай! - крикнул он кудрявому. - Простые ребята написали. Вам не снилось такое… такое… Давай, Юра!
Юра опустил голову, сосредоточенно помолчал, потом запел негромко. Разговоры сами собой прекратились, в комнате впервые стало тихо.
- Вот бабахнет его пушка: бабах!
И душа моя домо-ой полетит…
У него за каждым камнем - аллах.
А меня кто, сироту, защитит?..
- А? Что? - торжествующе закричал Валерка. - "Сироту"! Как сказано, а? Вам такого никогда в жизни не написать!
Юра вдруг заплакал, некрасиво кривя губы, прикрываясь рукой. Валерка обнял его за плечи:
- Брось, Юр. Не надо… Кто же виноват? Я виноват? Он виноват?..
- Из Афгана вернулся недавно, - шепотом сказал Игорь. - Каждый раз плачет, когда поет…
- Давай уйдем, - жалобно попросила Юлька.
- Посидим немного.
- Мне пора уже.
- Ну, подожди. Иди сюда, - Игорь увел ее в соседнюю комнату. Здесь было темно, только свет луны из окна.
- Тебе не нравится тут? - спросил Игорь.
Юлька помотала головой.
- Почему?
- Мне это не нужно, - упрямо сказала Юлька.
- А что тебе нужно? - улыбнулся Игорь, обнимая ее.
Юлька тотчас уперла ему в грудь острый кулачок.
- Между прочим, мы по актерскому мастерству каратэ учили!
- Только не надо меня бить, ладно? - Игорь привлек ее к себе.
В глубине комнаты засмеялись. На диване лежала парочка, уступившая им кресло в начале вечера, и с интересом наблюдала за ними. Юлька бросилась из комнаты.
- Вы закрывались бы, что ли! - зло сказал Игорь. Он вышел за Юлькой, заглянул в одну комнату, в другую - везде были толпы.
Навстречу выплыла, бессмысленно улыбаясь, сомнамбула. Бродил по коридору недовыселенный старичок. В большой комнате кудрявый и д'Артаньян чуть не с кулаками наседали на равнодушного блондина. Афганец, склонив голову, тихо перебирал струны. Валерка сидел с японскими "лопухами" на ушах, балдел в одиночку.
- Только в ванную, - посоветовал он Юльке с Игорем.
Юлька вспыхнула, схватила куртку в коридоре и выскочила из квартиры. Игорь выбежал за ней.
- Ну, что? Что случилось?
- Ничего! Пусти!
- Ну, подожди, я провожу.
Юлька вырвалась и, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице. Игорь вернулся в комнату, стащил с Валерки наушники.
- Кто тебя просил со своими дурацкими советами лезть?
- Для тебя же стараюсь. Там диван есть.
- Она ведь не такая! Неужели сразу не видно?
- Да брось ты из нее мадонну делать, - спокойно сказал Валерка. - Их с десяти лет мужики лапают каждый день, - он надел "лопухи" и блаженно прикрыл глаза.
Игорь только махнул рукой.
Середа так же неподвижно лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. В комнату вошла Галина Николаевна, следом за ней - несколько девчонок, остальные столпились у дверей. Юлька, Ия и Нина вскинули головы к воспитательнице и тоже зачем-то встали.
Галина Николаевна склонилась над Середой, тихонько потормошила ее за плечо:
- Света… Света, твой папа приехал…
Середа поднялась на руках и села. Лицо ее, потемневшее, с глубоко запавшими глазами, было абсолютно спокойно, будто потеряло способность выражать хоть какое-то живое чувство. Она равнодушно оглядела подруг, воспитательницу, чуть свела брови, пытаясь понять, чего от нее ждут, что надо делать. Потом встала, вынула из шкафа большую спортивную сумку и принялась складывать в нее вещи.
В гробовой тишине раздавались только ее шаги и странный, едва слышимый, высокий звук: все девчонки молча плакали. Под этот бесконечно тянущийся на одной ноте звук Света медленно двигалась между замерших, будто окаменевших девчонок, аккуратно складывала блузки, свитер, халат, юбку. Хитон оставила на плечиках в шкафу, попавшиеся под руку пуанты не глядя бросила на пол.
- До свидания, Света, - сказала Галина Николаевна.
Середа обернулась на голос, пусто взглянула на воспитательницу, надела куртку и вышла. Подруги двинулись следом. В комнате перед тумбочкой с выдвинутыми ящиками остались лежать пуанты, потертые, с разбитыми носками, и новые, еще ни разу не надетые. На тумбочке, свесив уши, сидел забытый заяц…
В вестибюле ее отец - растерянный, виновато улыбающийся маленький человек - суетливо подхватил сумку. За стеклянной дверью у крыльца светились красные стоп-сигналы такси.
Середа по очереди обнялась и расцеловалась с подругами, равнодушно глядя за спину им неживыми глазами, повернулась и пошла за отцом. Подруги высыпали на крыльцо, кто-то махнул рукой, но Света, не оглянувшись, села в машину, и такси тронулось.
- Чего ревете, дуры?! - вдруг зло крикнула сквозь слезы Ильинская. - Завидовать надо! Как нормальный человек жить будет!
Девчонки постояли еще на крыльце, зябко обняв себя за плечи, вытерли слезы и вернулись в интернат - к учебникам, в музыкальные классы. Только Нина не могла успокоиться, она лежала на кровати, подтянув коленки к груди, уткнувшись в подушку, всхлипывала уже без слез.
В комнату заглянула Оля Сергиенко, тихая, незаметная девчонка из "корды", подозвала Юльку, виновато сказала, глядя в сторону:
- Понимаешь, Юль… это… порвала совсем… - как доказательство, она держала в руках рваные балетки. - Мы со Светкой одного размера…
Юлька молча отдала ей Светины туфли. Присела рядом с Ниной.
- Ну что ты, Нин… Не надо…
- Я следующая… - с трудом выговорила Нина, ее бил озноб. - Я… следующая буду…
- Что за ерунда, - Юлька погладила ее по голове. - Никто тебя не выгонит.
- Разве это справедливо… - всхлипывала Нина. - Почему все так несправедливо?.. Она лучше всех… Разве она виновата?..
- Конечно, не виновата… Ты попробуй заснуть, давай, я тебя накрою, - уговаривала Юлька, гладила ее, пыталась убаюкать.
- Разве я виновата, что я такая? Я в сто раз лучше тебя танцую!..
- Конечно, лучше.
- У меня прыжок лучший в Союзе!
- Конечно, лучший, все знают, - торопливо соглашалась Юлька.'
- Разве я виновата? - у Титовой начиналась истерика. - А кто виноват?! Ненавижу! Ненавижу!! - она замолотила себя кулаками по бедрам, по животу, по груди. - Ненавижу этот мешок!
- Не надо, Нин, перестань, не надо. - Юлька поймала ее за руки, навалилась всем телом, крепко сжав запястья. - Все будет хорошо… Вот увидишь… честное слово… Ты похудеешь… Все будет нормально…
Титова, наконец, расплакалась, уткнувшись ей в колени, как ребенок.
- Арза, - Ия заглянула в комнату. - К телефону. Пока Галины нет…
- Иди к своему мужику! Иди, иди! - Нина отталкивала Юльку и удерживала одновременно.
- Ну что ты, никуда я не пойду. Не бойся… - Юлька махнула у нее над головой Ие, покрутила пальцем в воздухе: сама позвоню. - Я с тобой…
Когда Ия вернулась в комнату, Юлька спала сидя, прислонившись щекой к стене. Уткнувшись лицом ей в колени, спала Нина.
На сцене учебного театра шла репетиция. Не занятые в отрывке ребята сидели в зале, разговаривали шепотом. Астахов и Хаким играли в очко на пальцах. Выкинули, молча посчитали, и Хаким, обреченно кряхтя, пригнулся за спинкой кресла. Астахов, мило улыбаясь вокруг, опустил вниз руки, послышались звонкие щелбаны, Хаким вынырнул, потирая лоб, и начался новый кон.
Демин, положив голову на руки, исподлобья следил за Юлькой. После неожиданного объяснения он не подходил к ней, работал спокойно, а в компании хохмил и веселился больше прежнего, ни разу даже взглядом не напомнив о ночном разговоре, и Юлька была благодарна ему за это.
Репетировали финал - Жизель с виллисами. Балетмейстер, приподнимаясь на цыпочки, высоко вскинув брови, дирижировал танцем.
"…Как глупо, Зайчонок, как несправедливо все в этой жизни! Уехала Света… В восемнадцать лет - снова в десятый класс. Она могла стать первой балериной Союза, а кем она будет там - второгодницей… Самое страшное, что она даже не плакала - все равно. Можно выходить замуж, рожать детей, работать где-то - все равно. Жить дальше или нет - все равно…".
- Азарова! Это танец любви, а не похоронная процессия! Ты же актриса, черт тебя возьми! Лучше наври, но улыбнись…
Юлька кивнула, прикидывая, сколько осталось до конца репетиции - полчаса? Минут сорок? Господи, продержаться бы…
- Еще раз финал, - балетмейстер, просветленно улыбнувшись, вскинул руки и уронил. - Ты кто такая?
- Я? - Ильинская испуганно выглянула из третьего ряда виллис.
- Да! Ты!
- Ильинская…
- Еще раз услышу твой звонкий голос - полетишь со сцены, кувыркаясь! Варьете по тебе плачет!.. Финал. И-и…
"…Игорь сказал недавно - я слово в слово записала в дневнике: "Вас обманули. Вас заперли в четырех зеркальных стенах, и вы думаете, что балет - это весь мир, что человечество делится на тех, кто на сцене, и тех, кто в зале…"
"После отъезда Светы я осталась одна на месте стажера в Большом. Месяц назад умерла бы от счастья, а теперь… Еще год неопределенности, еще год что-то кому-то доказывать. Сил нет. Работаю по инерции, сама не понимаю, что делаю и зачем…".
- Стоп! - балетмейстер устало вздохнул. - Это не балет! Это черт знает что! Это… это художественная гимнастика! - придумал он, наконец, самое страшное ругательство, отвернулся и ушел к краю сцены.
- Так. Подошли все сюда… Кто помнит слова Анны Павловой? Балет - это…
-…не техника, это душа.
- Так где у вас душа? Мускулы только! Одна мысль - докрутить бы фуэте да не сорвать прыжок… Давайте подумаем. Это древняя легенда. Вы - виллисы. Невесты, не дожившие до своей свадьбы. До своего счастья. Вас хоронили в белом платье и фате… Ночью виллисы встают из могил, подстерегают одиноких путников и убивают их. Как вы думаете - каким образом?
Ильинская неожиданно хихикнула.
- Догадливая, - насмешливо сказал балетмейстер. - Я тоже так думаю… Убивают всех. Всех мужчин. Без пощады. Это не месть - кому мстить, за что? Они хотят получить хоть жалкую долю того, чего не имели в другой, настоящей жизни… И вот ты, - обернулся он к Юльке, - встречаешь человека, который обманул тебя, пришел и разрушил твой маленький тихий рай, лишил тебя всего - счастья, покоя, разума, жизни. И ты спасаешь его! Спасаешь - подумай! - ради какой-то другой женщины, которую он встретит и полюбит, и будет жить с ней долго и счастливо там, в мире живых людей, там, где солнце. А ты навсегда останешься здесь, в темноте, среди могильных крестов… Посмотрите вокруг - только и слышно: я! мое! мне! если не мой, то пусть ничей!.. Много ли женщин, способных на такую жертву ради любви?.. Понимаешь? - негромко спросил он у Юльки.
- Да…
- Расскажи это им, - балетмейстер указал в пустой зал. Пятясь, отошел на авансцену. - Встали. Еще раз. Последний раз - финал… - и взмахнул руками.
В воскресенье Игорь вытащил Юльку на концерт в подмосковный городок.
Около клуба с обшарпанными колоннами, с гипсовыми тракторами и колосьями на фризе собралось человек двести. У дверей дежурила милиция. Местные жители, идущие мимо клуба по своим делам, неприязненно поглядывали на незваных гостей. Юлька крепко держала Игоря за руку, боясь потеряться в пестрой, громкой, вольной толпе. В Москве она с опаской ходила по Арбату, эти пестрые компании казались ей заряженными слепой разрушительной силой, готовой выплеснуться в любой момент. Игорь чувствовал себя здесь, как рыба в воде, здоровался с кем-то, знакомил Юльку.
Выступала группа "Вежливый отказ". На чуть освещенную сцену выбежали музыканты и взяли первый аккорд. Тотчас по всему залу загорелись бенгальские свечи в поднятых руках, кто-то жег спички, кто-то стоял, раскачиваясь, вскинув пальцы буквой У. Аккорд тянулся до бесконечности, свечи успели почти догореть, потом ярко вспыхнул свет на сцене, музыканты разом ударили по струнам, клавишам, барабанам, и зал взревел, засвистел, затопал.
Слова трудно было разобрать, не столько за ревом инструментов, сколько из-за крика в зале. На второй или третьей песне рабочие вынесли на сцену сверток из почтовой бумаги, запечатанный сургучом. Из свертка торчали штиблеты. Сверток долго лежал без дела, потом вдруг стал корчиться, кататься по полу. Печати лопнули, и из свертка выбрался здоровенный, лысый, как колено, детина. Детина деловито отряхнулся, достал из кармана сложенную тюбетейку и надел на лысину. Он бесцельно болтался по сцене, мешал музыкантам - те, не отрываясь от инструментов, досадливо отталкивали его плечом, - затем обнаружил в углу скрипку и стал искать смычок. Смычка он не нашел и выудил откуда-то большой кусок сырого мяса. В такт музыке он принялся лупить мясом по скрипке, пока, к неописуемому удовольствию зала, не расколошматил ее вдребезги…
Игорь, улыбаясь, поглядывал на Юльку. Она уже поняла, что это новый опыт, и мужественно-равнодушно смотрела на сцену. У нее жутко болела голова.
На обратном пути в электричке они поссорились.
- Тебе это нравится, да? Нравится?
- Да причем здесь "нравится - не нравится"! - потрясал руками Игорь. - Я объективный человек! Да пойми, что такое искусство тоже существует, хочешь ты того или нет!
- А мне наплевать! Мне не нужно это знать, понимаешь, не нужно!
С вокзала Юлька хотела тут же ехать в интернат, Игорь с трудом затащил ее в кафе. Здесь тоже гремела музыка, полыхали разноцветные мигалки, под потолком вращался зеркальный шар, разбрасывая по залу зайчики, на светящемся подиуме танцевала ритм-группа - трое девчонок в сверкающих комбинезонах. Самовлюбленный диск-жокей кокетничал с залом.
Игорь и Юлька сидели на высоких стульчиках у стойки бара. Игорь потягивал через соломинку коктейль, перед Юлькой стоял такой же нетронутый.
- Как они? - Игорь кивнул на девиц на подиуме. - С точки зрения профессионала?
- Никак. Спины нет. Все мышцы зажаты.
- Ты бы, конечно, лучше станцевала.
- Меня бы под пулеметом не заставили.
- Ну, естественно! Профанация великого искусства!
Они замолчали, глядя в разные стороны.
- Может, все-таки потанцуем? - Я устала.
- Медленный же танец.
- Я не знаю, зачем ты меня таскаешь по всем этим компаниям. Ты меня хочешь видеть или… заодно и меня?
- Я хочу, чтобы ты глаза разинула! - завелся Игорь. - Посмотри кругом! Люди проснулись! Жизнь на ушах стоит! Панки, наци, фаши, рокеры, люберы, эллины, "Память", "Перестройка", "зеленые" - мозги набекрень съезжают! Сахаров - национальный герой! Святой отец по ящику развлекуху ведет! По первой программе такое вещают, что дух захватывает! Сажусь в мотор - таксист-барыга музыку вырубает, чтоб Горбачева послушать! Мир переворачивается! Бомба над головой висит! А вы - ножку влево, ножку вправо, па-де-де и гранд-батман!
- А мне не интересно все это!