Приехавший утром доктор, молодой мужчина, осмотрел Антона Ильича, выписал лекарства и советовал лечиться основательно. В городе эпидемия гриппа, и вполне возможно, Антон Ильич подхватил эту заразу, дающую серьезные осложнения.
После укола врача Антону Ильичу стало немного легче, и он, собрав все силы, позвонил Людочке, своей секретарше, предупредить, что на работе сегодня не будет. Людочка, чуткая душа, сразу почуяла неладное и стала выяснять, что сказал врач и какие прописал таблетки. Антон Ильич едва разговаривал, но это лишь озаботило Людочку еще больше, и она не успокоилась, пока Антон Ильич не продиктовал ей названия всех лекарств.
Прошло немного времени, и в дверь Антона Ильича позвонили. Медленно поднявшись с постели, он прошел в коридор, держась за стены, чтобы не упасть.
– Антон Ильич! – раздался сочувственный возглас.
В дверях стояла Людочка, рядом с ней водитель с пакетами в руках. Хозяйским жестом она указала, куда занести покупки, сама подхватила Антон Ильича, провела его в гостиную и усадила на диван.
– Людочка, – еле слышно бормотал он пересохшими губами, – зачем… зачем вы так беспокоитесь…
– Сидите здесь, – сказала она, прикрывая его пледом и не переставая приговаривать, – сейчас я все сделаю. Я вам помогу. Ну надо же, Антон Ильич! Бедненький вы мой! Никогда вас таким не видела! Это все лыжи. Я сразу сказала, что нельзя без подготовки на лыжи вставать! Вот, Антонина Васильна, та пожалуйста! Как зима, так она на лыжи и в парк, идет себе потихонечку, ворон считает. Ей хоть бы что. А вы! Вам разве можно вот так, сразу! И столько пробежать! Пять километров, уму непостижимо! И зачем вы только согласились, Антон Ильич? Зачем? Я вот наотрез отказалась. Вот, хоть увольняйте меня, не пойду и все!
Она прошла на кухню, распаковала пакеты, достала продукты, термос с горячим бульоном, мед, фрукты и сладости, таблетки выложила на поднос, налила воды и отнесла Антону Ильичу, дав ему выпить несколько разноцветных пилюль. Затем прошла в спальню, энергичными движениями раздвинула шторы, открыла балкон, впустив в комнату солнечный свет и свежий морозный воздух, расправила смятую постель, встряхнула одеяло, взбила подушки.
Когда в дверь снова позвонили, Людочка пошла открывать сама.
– Людмила Григорьевна! Здравствуйте, здравствуйте, дорогая! – Геннадий Петрович галантным жестом поднес к губам ее руку. – Ну теперь я спокоен. Раз вы здесь, с Антоном все будет в порядке. Ну, где наш больной? Скорее проводите меня к нему. Что с ним?
– Да все эти лыжи!
– Какие лыжи?
– Вчера Антон Ильич у нас на празднике пять километров пробежал.
– Да вы что!
– Представьте себе!
– Не представляю. Это совершенно невозможно!
– Но ведь без подготовки! И вот результат! Разве так можно? Скажите, Геннадий Петрович?
Геннадий Петрович прошел в гостиную. Антон Ильич сидел, укутанный в плед, запрокинув голову и приоткрыв рот. Он поприветствовал друга слабым кивком. Было видно, что малейшее шевеление причиняло ему боль.
Людочка между тем подала чай. Придвинув журнальный столик к дивану поближе к Антону Ильичу она поставила на него большую кружку дымящегося ароматного напитка.
– Спасибо… благодарю вас… – с трудом прохрипел Антон Ильич.
– Не разговаривайте. Вам нельзя. Берегите горло. И полощите почаще. Каждые два часа! Геннадий Петрович, вы уж за ним проследите, – попросила она.
– Непременно.
– Бульон на столе. Таблетки вот здесь на подносе. На листке я написала, как принимать.
– Хорошо, хорошо, Людмила Григорьевна. Не беспокойтесь. Мы все выполним. Да, Антон Ильич? – подмигнул другу Геннадий Петрович.
– И чай, – не успокаивалась Людочка. – Антон Ильич, чай пейте как можно больше. Я там заварила, на кухне термос стоит.
Она окинула взглядом все вокруг, проверяя, не забыла ли чего.
– На счет работы не переживайте. Папку вашу я вчера сама отвезла Алексею Евсеичу домой, прямо в руки передала. Он при мне открыл, просмотрел. Был очень доволен. Утром я его сразу предупредила, что вы заболели. Он велел вам выздоравливать. Факс Сергею Ивановичу отправила, в банк позвонила. Документы на подпись я вам завтра с водителем передам. Ну, вроде все. Вы лечитесь. Не переживайте. Если что-то нужно будет, сразу мне звоните!
– Тош, что это тебя на лыжи вчера понесло? Ты еще в школе лыжи прогуливал. Это из-за них ты так заболел?
Антон Ильич отрицательно покачал головой.
– А что тогда? Из-за букета моего переживаешь? И поэтому захворал?
Антон Ильич снова мотнул головой.
– Нет? Ну слава богу Ну а что с тобой?
Антон Ильич с трудом приподнялся и встал.
– Ты куда, куда?
Пошатываясь, он направился в прихожую. Достал из портфеля блокнот, вернулся на диван, пролистал, раскрыл на нужной странице, передал Геннадию Петровичу и показал глазами, чтобы тот читал.
– Так, что тут у нас? Ага, вопросы для Александры. А где же ответы? А, вот. Разобрался.
Антон Ильич молча ткнул в блокнот пальцем.
– "Есть муж", – прочитал Геннадий Петрович. – Три восклицательных знака. "Живет с мужем", "в браке шесть лет". Так она замужем!
Лицо Антона Ильича исказилось от боли. Он откинулся назад и прикрыл глаза, как бы говоря, что не может этого слышать.
– Ты же говорил, что он никак на ней не женится, голову ей морочит?
Антон Ильич, не открывая глаз, вытянул руку показывая два пальца.
– Что? Он еще и рогоносец?
– Это другой, – прохрипел Антон Ильич. – Их два.
– Два? Один муж. Второй, значит, любовник. Так?
Антон Ильич пожал плечами и махнул рукой, мол, бог его знает, я уже ни в чем не уверен.
– Α-a. Все понятно. Значит, мужа мы не любим. Муж у нас козел и недостоин нашей высокой, чистой любви. А любим мы другого, небожителя. Про которого ты мне все уши прожужжал. Только небожитель женат, с детьми.
И из семьи уходить не собирается. Правильно?
Антон Ильич кивнул.
– Ну и что ты так расстроился? Пусть муж расстраивается. Ты же не жениться на ней собирался.
Антон Ильич вздохнул, и Геннадия Петровича осенила догадка. Он даже вскочил с кресла и зашагал по комнате.
– Я не знал, что у тебя все так серьезно. Теперь понятно, что значил тот букет! Так ты про мужа не знал? Думал, что девушка свободна?
Антон Ильич кивнул.
– Я всегда говорил, что она темнит. Женщины, они такие. Всегда преподносят все, как выгодно им. Выгораживают себя. У меня случай был. Приходит девушка, милая, симпатичная, и говорит, что у нее муж редкостный негодяй. Что делать, спрашивает, помогите. Говорит, отобрал у нее все деньги, не дает ей развиваться, ущемляет ее личность, не дает чувствовать себя женщиной, и прочая дребедень. Я ее выслушиваю два часа, сочувствую, даю рекомендации. Сделайте то, сделайте се. Объясните ему свои чувства. И так далее. И что ты думаешь? Через некоторое время приходит мужчина. И я понимаю, что это муж этой девушки. Тот негодяй, который ей жить не дает. И спрашивает, что мне делать? Жена изменяет с любовником. Как так, подумал я. С каким таким любовником? Любовника в ее истории не было. А он продолжает. Говорит, что, когда узнал, чуть не умер от обиды. Хотел убить и ее, и любовника. Потом подумал, что не по-людски. Прекратил финансирование, посадил ее дома. Нанял детектива, нашел любовника, встретился с ним, поговорил по-мужски, сказал, пусть убирается из города. Спрашивал у меня, что теперь делать. Как теперь жить? Как же годы жизни? Он был ей верен, ни в чем не отказывал. Они, конечно, разошлись. Но какова эта милая, обаятельная девушка? Всех за нос водит! И я уши развесил. Я, когда еще только начинал, понял: то, что говорит человек, и как это есть на самом деле, две большие разницы. А тем более женщина.
Геннадий Петрович замолчал и посмотрел на друга. Антон Ильич никак не реагировал.
– Или вот еще. Приходит девушка средних лет. И говорит, хочу наладить личную жизнь. Надоело быть одной. Мы начали работать. Проходит месяца два. Она прибегает ко мне в истерике и рассказывает, что ее терроризирует жена любовника. Домой звонит, а на днях на работу заявилась. При всех скандал закатила, потому что узнала про их роман со своим благоверным. Ты представляешь, она забыла впопыхах, что про любовника-то мне не рассказывала. Каково тебе, а?
Антон Ильич молчал.
– А один раз вообще, такое приключилось! Давным-давно это было. Ходила ко мне девица одна. Депрессивная такая. Переживала, что муж от нее ушел. Хотела наладить жизнь заново. Так вот как-то я начинаю замечать, что у нее вроде живот появился. Думаю, ну мало ли, человек поправился. Переживает все-таки сильно. На еду, наверно, налегает. Бывает такое. Но в один день не выдерживаю и спрашиваю, мол, простите за вопрос, но вы часом не в положении? А она мне: Геннадий Петрович, так мне рожать уж в следующем месяце! Я так на стуле и подскочил – как так? Вы же мне тут рассказываете, что муж даже на звонки не отвечает, видеть вас не хочет. А она, как ни в чем ни бывало: все это так, я не обманывала вас. Просто так получилось, заходил он пару раз домой вещи свои забрать. И вот, мол, теперь собираюсь ребенка ему родить. Может, тогда, говорит, одумается. В семью вернется. Так что ваши консультации мне, говорит, очень помогли. Ты представляешь?
Антон Ильич по-прежнему молчал. Лицо его было грустным. Истории друга его не развеселили. Геннадий Петрович присел к нему на диван:
– Тош, ну не переживай ты так. Ну что, свет на ней клином сошелся?
– Зачем они к тебе ходят? – произнес Антон Ильич шепотом.
– Кто? Эти? Про которых я рассказывал сейчас?
Антон Ильич утвердительно кивнул.
– Вот! – Геннадий Петрович снова встал и зашагал туда-сюда. – Вот! В том-то и вопрос! Ты думаешь, я не спрашивал себя о том же? Спрашивал. Я не мог понять: если человек изначально не говорит правду, значит, он заведомо понимает, что решить вопрос не получится, так? Потому что я не смогу помочь, не зная исходных данных. Ведь одно дело, когда приходит девушка, к примеру, и говорит, мол, у меня семья, ребенок, но вот влюбилась в коллегу по работе. Ничего не могу с собой поделать. Помогите разобраться. Семью рушить страшно, и от любви отказываться тоже страшно. Не знаю, как быть. Не понимаю, это любовь всей жизни или просто гормоны по весне разыгрались. Тогда понятно, да? А здесь? Она же не хочет разбираться. Ей это не нужно. Тогда что ей нужно от меня? Зачем она приходит? Получается, что она приходит за чем-то другим. И знаешь, Тоша, я понял, за чем.
Геннадий Петрович остановился и многозначительно глянул на Антона Ильича. Тот сидел, не меняя позы.
– Таким женщинам обязательно нужен кто-то, кто бы поддерживал ее. Верил бы в ее версию, хоть она и выдуманная. Верил бы ее переживаниям. Ее страданиям. Жалел бы ее. Сочувствовал. Вместе с ней бы переживал. Вместе с ней ненавидел бы ее мужа. Понимаешь?
Антон Ильич молчал.
– Поэтому я всегда сразу спрашиваю: что вы хотите решить? И если человек называет мне конкретные проблемы, значит, я понимаю, что он попал в передрягу и не может справиться сам. Но он хочет разобраться. Очень хочет. Хочет понять, как это можно поправить. И будет делать. Будет разбираться, будет исправлять. И исправит рано или поздно! Обязательно исправит! Потому что он за этим ко мне и пришел. А если мне говорят какие-то умные фразы, вычитанные из книжек, я понимаю, что разговор будет ни о чем. Все эти "хочу приблизиться к сущности своей природы", "хочу узнать свое космическое предназначение"… Все это, знаешь, чем заканчивается? Тем, что человек будет рассказывать тебе всякие истории, к жизни не относящиеся. И у тебя нет другого выхода, кроме как сидеть и слушать. Потому что тебе за это и платят. Чтобы ты слушал и кивал. Никаких решений от тебя не требуется. Зачем? Тут нечего решать. Она же менять в своей жизни ничего не собирается. Ей просто нужны свободные уши. И она даже готова платить за это.
Геннадий Петрович разошелся и говорил эмоционально.
– И знаешь, что я заметил? Им недостаточно подруг. Просто подружка, которая выслушивает весь этот бред – это неинтересно. Им нужен человек авторитетный. Имеющий вес. Я, например. Чем весомее авторитет, тем лучше она себя чувствует. Сама начинает верить в то, что выдумала. И живет в этом придуманном мире. Обманывает мужа, обманывает меня, обманывает всех. Но это еще ладно. Но ведь и себя же обманывает! И знаешь, вот это, я тебе скажу, самое страшное.
Он остановился и поднял указательный палец.
– Я размышлял над этим. Как психолог. И как человек. И пришел к выводу, что все это случается только из-за одного. Знаешь, из-за чего?
Антон Ильич не знал.
– Из-за страха, Тоша. Из-за страха. Страшно им. Вот и придумывают невесть что. Сказки всякие. Взрослые женщины, а живут как дети. В сказки верят, о принцах мечтают. Это у них любовь называется. Женская душа! Женская природа, понимаете ли! А я говорю, что это страх. Не хотят они видеть правды. И жить правдой не хотят.
Геннадий Петрович умолк и посмотрел на друга. По Антону Ильичу невозможно было судить, какое впечатление произвела на него эта речь. Он был по-прежнему недвижим, хотя, казалось, внимательно слушал.
– Вот и твоя Александра такая же, – осторожно произнес Геннадий Петрович. Антон Ильич никак не отреагировал, и он продолжал:
– Ты вот переживаешь. Спрашиваешь себя, зачем она к тебе ходит столько времени. А я тебе отвечу. За тем и ходит. Чтобы ты ей верил. Чтобы жалел. Чтобы пытался спасти. Помочь. Ей так легче. И больше ей ничего от тебя не надо.
Он остановился и помолчал.
– А попробуй сказать им правду, так они же на тебя накинутся, как на заклятого врага! Честное слово! Не надо им правды. Не надо.
– И что потом? – прошептал Антон Ильич.
– А что потом? Потом она поймет, что небожителю своему она не нужна. Что он просто ею попользовался. Расстроится. Разозлится. А потом найдет кого-нибудь и станет ему рассказывать, какой небожитель негодяй. Как плохо с ней поступил. Как она ждала его, верила ему. Мужа ради него бросила. Лучшие годы свои потратила. А он ее предал. И все по новой. Был муж негодяй, теперь этот негодяем стал. Ничего не изменится, Тоша. Ни-че-го!
Они помолчали. Геннадий Петрович присел и снова заговорил, шутливо, с улыбкой, будто не желая заканчивать разговор на грустной ноте.
– Поэтому-то, Тоша, я на работе ни-ни! Нельзя смешивать работу и личную жизнь. В нашей профессии уж точно. Никаких романов с клиентками. Это закон.
Антон Ильич посмотрел на друга с деланным удивлением. Во взгляде его читалось, мол, кто бы говорил!
– Они – другое дело. Они могут влюбляться в меня, – ответил Геннадий Петрович и развел руками. – Имеют право. И их можно понять. Я мужчина видный. Холостой. Неглупый…
Он не выдержал и сам рассмеялся. Антон Ильич беззвучно улыбался.
– Ну все, давай пить чай. И таблетки свои не забудь!
Антон Ильич слег на целые две недели. Таблетки помогали, и организм поправлялся быстро, однако выглядел Антон Ильич нездоровым, да и чувствовал себя скверно. И вроде ничто уже не болело и не беспокоило его так, как в первые дни, но на душе было плохо, и он, понурый, задумчивый, ко всему безразличный, будто бы сам не давал себе оправиться после болезни окончательно.
Геннадий Петрович приезжал еще раз, но расшевелить друга не сумел. Людочка, под чьим строгим руководством лечился Антон Ильич, поначалу удерживала его от выхода на работу и огораживала от всех офисных проблем. Однако и она, приехав в очередной раз навестить начальника, изменила мнение. Сердце подсказывало ей, что без дел Антон Ильич совсем зачахнет. И она стала вовлекать его в рабочие вопросы, звонила, соединяла, спрашивала и тормошила, пока, наконец, Антон Ильич и сам уже не понял: пора выходить.
Впервые Антон Ильич отменял встречи с Александрой, вначале сославшись на болезнь, потом на занятость. В действительности он попросту не знал, как вести себя с ней дальше. Проводить встречи как раньше ему было теперь невмоготу, отказаться от них у него не было причин. Александра тем временем забрасывала его сообщениями, спрашивая, когда они смогут увидеться. Однажды лишь она поинтересовалась его самочувствием, но Антон Ильич знал, что спрашивает она об этом, чтобы только выяснить, когда же он сможет наконец ее принять.
Кто по-настоящему переживал за его здоровье, так это Людочка. Глядя на начальника, она вздыхала и не могла понять, отчего он никак не поправится. Антон Ильич, и правда, ходил сам не свой. Дела делал, работу свою выполнял, но не было в нем больше ни задора, ни радости, ни блеска в глазах. Ходил он унылый, без улыбки на лице, и все о чем-то думал. Его состояние передавалось и остальным. Людочка так вообще не скрывала своего настроения. То сникнет и вздохнет, то с раздражением кого-нибудь окрикнет. Не могла она оставаться в стороне, когда с начальником творилось такое.
Однажды в кабинет к Антону Ильичу заходил Алексей Евсеич. И Людочка услышала, как он, уходя, прогремел:
– Что-то ты, Антон Ильич, плохой какой-то. Болеешь что ли? Нет? А где твой бойцовский дух? А? У нас с тобой Прибалтика на носу. Мне там боец нужен. Лев, понимаешь! Чтобы наши интересы отстаивать! Так что давай, соберись. Пожуй таблеток каких-нибудь, я не знаю. Сделай что-нибудь. Ты мне там нужен во всеоружии. Смотри у меня!
Выждав удобный момент, Людочка прошмыгнула в кабинет, плотно прикрыла за собой дверь, положила перед Антоном Ильичом бумаги на подпись и, пока он читал и подписывал, тихо заговорила, наклонившись к его уху:
– Антон Ильич, вам шалман нужен! Я как вас больного увидела, сразу поняла. На вас порчу навели. Да-да! Я сразу почувствовала. Видите, сколько времени уже прошло. А вы никак выздороветь не можете. Разве такое бывает? И энергия от вас идет какая-то темная. Не улыбаетесь совсем. Так дальше нельзя. Я уже нашла подходящего. Отличный шалман! Мне знакомые порекомендовали. Да вы не волнуйтесь! Он как раз с мужчинами работает. От запоев лечит.
Антон Ильич, до сих пор никак не реагирующий на ее слова, отложил очередной документ, откинулся в кресле и уставился на Людочку с немым вопросом в глазах.
– Да нет! Не только это! Он и другое лечит. Все может! Между прочим, иностранный специалист. По-русски не говорит. С переводчиком ходит. Я и Мишу к нему отправляла, помните, водителя Алексея Евсеича? Так он три месяца уж в завязке. Даже на новый год не сорвался. Так что шалман надежный. Я же вас не отправлю к абы кому! Я уже договорилась. На субботу. Вот адресочек вам написала. К одиннадцати часам поезжайте. Вас там будут встречать.
Все в этой поездке не задалось с самого начала. И ехать-то Антон Ильич не хотел, но слова Алексея Евсеича его задели. Начальник был прав, надо было заняться своим самочувствием и привести себя, наконец, в норму. Антон Ильич и сам это понимал. И если Людочкин знакомый мог помочь, надо было пересилить себя и поехать.
В глубине души было у Антона Ильича и другое чувство. Он надеялся, что этот человек окажется кем-то вроде Линды и встреча с ним произведет на него такое же впечатление, как знакомство с ней. Накануне он даже сформулировал вопросы, которые хотел бы задать, и положил ручку и блокнот, чтобы записать ответы.