…Что директора заводов и комбинатов, конкуренцию которым должно было составить нарожденное кооперативное движение, с помощью тех же кооперативов высосут из своих предприятий оборотные средства, обессилив и омертвив производства. И на "левые" деньги уже за бесценок скупят их же в собственность.
А чуть позже наиболее удачливые и приближенные, прямо на глазах десятков миллионов обнищавших людей, уже ничего не боясь и не стесняясь, примутся рвать друг у друга самые жирные, сочащиеся минералами, шматы земли.
Конечно, в конце восторженных восьмидесятых мало кто мог предвидеть что-то подобное. Напротив, истомившиеся в безвременье люди пребывали в нетерпеливом ожидании решительных и скорых перемен – к свободе и преуспеванию.
Но непоправимое уже свершилось.
Оставленная без управления страна на полном ходу врезалась в рынок, как "Титаник" в айсберг.
Книга 2 За всё уплачено Новое время. Новые люди. Июль 2007
Новое время. Прежние люди. Июль 2007
– Антон Викторович, я вам сегодня еще понадоблюсь? – Первый вице-президент корпорации "Юнисти" сорокадвухлетний Антон Негрустуев повернулся к ходикам за спиной, – оказывается, рабочий день уж пятьдесят минут как иссяк. Как всегда, неожиданно и некстати.
Досадливо поморщившись, он размашисто наложил резолюцию на докладную записку, положил ее поверх прочих рассмотренных материалов и пододвинул объемистую пачку мнущейся молоденькой секретарше.
– Да, да, конечно. Свободна.
– Вы бы и сами в кои веки пораньше ушли. А то пашете без продыху, – обрадованная девушка изобразила фигуру сочувствия.
– И рад бы, но – увы! – Негрустуев с сокрушенным видом накрыл рукой стопку слева, – материалы к заседанию правления. Президент компании Вайнштейн с правительственной делегацией укатил в загранкомандировку, и правление предстояло провести Антону.
Антон потер воспалившиеся от компьютера глаза:
– Ничего! Если никто не помешает, за час управлюсь.
– Как же, ждите, – не помешают. Только и ждут вечера, чтоб к начальству пробиться. Дня им не хватает!
Взгляд секретарши наполнился состраданием:
– Мантуров уже полчаса в предбаннике околачивается. А может, турну этого бимбо?
"Хорошо бы, конечно". Вечер Антон оставлял, чтобы в уединении просмотреть неотложные документы и уточнить график на следующий день. Удавалось нечасто.
– Строга, мать, не по возрасту. Чуть что – "турнуть", – Антон шутливо погрозил пальцем. – А человек, сама говоришь, полчаса дожидается. Скажи, пусть через пятнадцать минут заходит. А я пока кофейком разгуляюсь.
Он заложил руки замком за голову и сладко потянулся.
– На чашку кофе-то мы с тобой за день наработали?
– Хорошенькая чашка. Только то, что я перемыла, – восьмая по счету. С вашим-то давлением. Дома, небось, не нахальничаете?
– Тс-с, – Антон насупился с притворной грозностью. – Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Пусть это будет маленькое между нами.
– Пусть хоть что-то будет, – печально согласилась девушка. Поначалу, заступив на должность, она пыталась кокетничать с моложавым шефом. Увы, безуспешно!
Попрощавшись до завтра, Антон прошел в комнату отдыха, не глядя, пристукнул электрический чайник, достал чистую чашку.
Отсюда услышал, как с легким шуршанием приоткрылась дверь кабинета, – очевидно, секретарша тут же ушла, а нетерпеливый Мантуров не стал дожидаться оговоренного времени.
– Проходи в зад, Андрюша! – крикнул Антон, за шутливым тоном пряча раздражение, – бесцеремонности не терпел.
На пороге комнаты отдыха возник рано располневший двадцатипятилетний парень с редеющей курчавой шевелюрой и бойкими, шаркающими глазами, – начальник инвестиционного управления Андрей Мантуров.
На приглашение присоединиться к кофепитию он озабоченно мотнул головой:
– Да я как бы на минутку. Доверенность на подписание договора с америкосами подмахните. А то мне завтра в Киев вылетать. Минутка, что называется, дорога.
У Мантурова всегда минутка была дорога. Любые вопросы он решал на ходу, будто не в силах остановить собственный беспрерывный бег. Сначала Антон удивлялся, как можно работать в таком ритме. Потом разгадал, – спешащему, загруженному под завязку человеку редко в чем отказывают.
Мантуров достал из пухлого, под стать себе, портфеля бланк доверенности.
– Будьте добры, партайгеноссе, силь вы пле. Или – в переводе – не откажите в любезности…Президент в курсе сделки, – поспешно добавил он, заметив, что Негрустуев выжидательно прищурился. Вытянул из кармана и возложил поверх доверенности золоченый "паркер".
– Президент, может, и в курсе. Но за подписью-то ты пришел ко мне, – Негрустуев жестом усадил нетерпеливого инвестиционщика. – Так что не обессудь, введи в общих чертах.
– Просто время ваше как бы хотел сэкономить, – Мантуров неохотно присел на край дивана, досадливо повел пухлым плечиком. – Короче, сделку мы вкусную замутили с америкосами. Почти год пасли. В Новороссийске, на косе, берем землю под строительство развлекательного центра. Условия – супер-люпер. Мэр ангажирован. Главный цимус – строим за американские "бабки", а пропорция фифти-фифти. И при этом рулим строительством. Минимальная маржа – от тридцати зеленых "лимонов". Да я говорю, – президент в курсе! – на всякий случай надавил он и для убедительности пододвинул "паркер" поближе к недоверчивому патрону.
В осторожном мантуровском недовольстве Антону почудилось что-то знакомое, – так когда-то возмущался вор-рецидивист Феликс Торопин, если ему не удавалось сходу "развести лоха". А о мантуровских "боковичках" разговоры ходили.
– Зачем же ехать в Киев, если речь идет о Новороссийске? – полюбопытствовал Антон.
– Так америкосы тоже вроде как страхуются, – хотят подписать на нейтральной полосе. В Киеве ихнее представительство. Потом новороссийский мэр там как раз будет. Так что всё срастается. А нам по барабану где, главное – "сколько". Да не, Антон Викторович, даже в голову не принимайте, – для компании сделка чистая.
Мантуров принял плутовской вид, означающий – "для компании чистая. А за остальных мы не в ответе. Проколются – их проблемы".
Он даже собрался заговорщически подмигнуть, но растерянно сбился: приветливые морщинки возле глаз вице-президента разгладились, взгляд сделался жестким.
– Где документы?
– Так вот… Всё до пунктика обсосали. Даже юридические заключения получили.
– Мне на стол!
Мантуров заколебался. Он уже проклинал себя, что, желая сберечь время, сунулся именно к дотошному первому вице.
– Может, на словах, а? Чего вам грузиться? Да и пачка больно объемная. А мне еще билеты заказывать, – протянул он.
– Вот когда через час зайдешь, какие вопросы у меня возникнут, на словах дополнишь, – оборвал Антон.
Неодобрительно вздыхая, Мантуров положил на край журнального стола пухлую папку бумаг.
– Тяжко без доверия, – укорил он, выходя.
Антон подтянул к себе нежданную, добровольно взваленную работу.
Через десять минут мобильник заиграл гимн России, – на связь вышел президент компании.
– Здорово, старый. С приветом из Лондона, – пробасил Вайнштейн. – Как ты там на хозяйстве?
И в своей манере, не дав ответить, перешел к сути:
– У тебя сейчас инвестиционный материал по Новороссийску.
– Как раз изучаю, – подтвердил Антон, подивившись оперативности бойкого Андрюши.
– Срочное это дело. Проект очень заманчивый. И не только сам по себе. Важно ногою твёрдой встать на море. В Новороссийске закрепиться. Мне тут во время поездки шепнули: в правительстве всерьез обсуждаются перспективы строительства на побережье жилья для Черноморского флота. Представляешь, если такой заказ отхватим да отоварим? После этого первыми людьми не только на Черном море станем. Но и в Москве. Так что ты уж Мантурова не мурыжь.
Антон поморщился. В девяностых Вайнштейн был одним из тех олигархов, что запросто "рулили" правительством. Но после двухтысячного года из коридоров власти он оказался вытеснен. Смириться с потерей прежнего влияния не мог и готов был на всё, чтоб вернуть себе благоволение Кремля.
Упорное молчание Антона шефа, похоже, слегка смутило.
– Кстати, американцы тоже очень серьезные. Одни из первых мировых девелоперов. Прямой смысл забрататься.
– Забрататься или кинуть?
–Н-не понял.
– Вот и я пока тоже. Как раз начал вникать. И появляются вопросы. Но если даешь команду подписать доверенность не глядя, само собой, подпишу.
На том конце послышались хрипы, – бронхит, подхваченный на горнолыжном курорте в Давосе, похоже, становился хроническим.
– Нет уж, твой орлиный взгляд лишним не бывает, – Вайнштейн принял решение. – Раз сам готов впрячься, так Бог навстречу, – мне даже спокойней знать, что ты на стреме. Как говорится, взвалил и – неси с честью. Тем более, раз есть вопросы.
И опять же в своей манере, не прощаясь, отключился.
Еще через полчаса мобильник заиграл мелодию "Нежности". "Снова мы оторваны от дома", – грустно подпел Антон, понимая, что за этим последует, – накануне пообещал прийти пораньше.
– Друг мой! Мы тебя сподобимся когда-нибудь увидеть? – послышался ехидный голос жены. – Ребенок играет в папу и маму. Так вот за папу у него твоё фото в рамке. Наверное, чтоб не забыть.
– Буду. Еще пол…часик и – выезжаю.
– Угу. Зарекалась ворона, – засмеялась жена. – У тебя, милый, между "выезжаю" и "выехал" иной раз сутки проходят. Хотя звоню не с этим. С этим чего от тебя ждать? Таечка только что позвонила. Хочет, чтоб мы с ней в Киев поехали. Ты хоть помнишь, что послезавтра юбилей Листопаду?
Антон скосился на календарь, – послезавтрашнее число было обрисовано фломастером, словно мотком из колючей проволоки обмотано.
– Я ей, правда, сказала, что не получится. Сослалась на твою занятость. Но она, по-моему, собралась напрямую позвонить. Так что, юный пионер, будь готов отказать лично.
Антон замялся.
– Или ты забыл, что на субботу мы приглашены на презентацию в гольф-клуб?! – голос жены стремительно добрал жесткости. – Все наши будут. Так что постарайся без своих детских неожиданностей.
Жена отключилась, не попрощавшись. Выразив тем высочайшее неудовольствие.
Вновь зазвонил мобильник. Антон поднес его к уху, и саркастическая усмешка сползла с лица, – Таечка все-таки решилась дозвониться напрямую.
– Антон, как же так?! Ведь десять лет! Десять, понимаешь!?
– Таюшка, милая, не сердись на подлеца. Я в самом деле просто под завязку… – неловко вклинился Антон. Лучше б отмолчался, – на Таечку невинная фраза подействовала, будто добрый стакан бензина на затухающий костер. Её мягкий южный говорок наполнился бурлящим негодованием.
– Конечно, теперь все вдруг оказались под завязку. А когда от него что-то требовалось, время находили? Куда ж оно теперь разом подевалось?! И разве часто прошу?
– Солнышко. Ты пойми, я за президента компании остался. У меня через три дня правление. Физически никак!
– То-то что физически, – с подтекстом протянула Таечка. В голосе ее сквозила обида. – Ладно – другие. Но ты-то! Другом же себя выпячивал. Ведь сколько для тебя сделал. А теперь – дела-а! Как же, – биг-босс! Да если б не он, может, до сих пор в тверской дыре сидел. Да что там? Просто бы сидел.
Она уловила недоумение в установившемся молчании.
– А ты будто не знал, благодаря кому на свободе оказался? Это ж Иван всю Москву на вашу защиту поднял. Правда Ванькина. Никто добра не попомнит.
– Таюш, не закипай, – Антон попытался перевести разговор в прежнее, установившееся меж ними шутливое русло. – Обещаю постараться. Завтра разгребусь, окончательно определюсь, на кого что удастся перевалить, и перезвоню. Хоп?
– Да ну вас всех. Живите без памяти! – Таечка отключилась, оставив Антона озадаченным.
В восемьдесят восьмом году Калининская областная прокуратура, подстрекаемая секретарем обкома комсомола Непомнящим, возбудила уголовное дело против бригады модельщиков, по которому арестовали и незадачливого фермера Антона Негрустуева. Но истинной мишенью для прокуратуры и самого Непомнящего был ректор сельскохозяйственного института Листопад.
Впрочем до самого Листопада следствию добраться не удалось. Пока шел процесс, он отсиживался в Москве у дядьки академика.
Помнится, это тогда здорово покоробило Антона. По его убеждению, Листопад обязан был явиться на суд и сесть на скамью подсудимых рядом с теми, кого втянул в свое коммерческое начинание.
Вообще процесс получился странным. На дворе истекали восемьдесятые, повсеместно вошли в обиход договорные цены меж госпредприятиями и кооперативами. А пятеро мастеров сидели в тюрьме по обвинению в частнопредпринимательской деятельности. По сути – за несоблюдение тех самых строжайших СНИПов и нормативов, что давно полетели в тартарары.
Скорее всего, сидеть бы им – не пересидеть, – обвинительный напор прокуратуры оказался силен.
Но дело неожиданно получило широкую огласку. Защищать подсудимых вызвались знаменитые столичные адвокаты, на освещение процесса налетели именитые репортеры. Популярнейший "Огонек" вышел с передовицей своего главного редактора Коротича "Перестройка против оголтелости. Кто кого?". Наконец, после того как в зале суда появился представитель Би-Би-Си, раздраженно отреагировал Кремль, – дело грозило приобрести неприятный международный резонанс.
Процесс был поспешно свернут. Модельщиков, отсидевших по полгода под следствием, быстренько осудили к условному наказанию и выставили за стены СИЗО.
Сразу после освобождения из следственного изолятора Антона неожиданно пригласил к себе по телефону бывший заведущий кафедрой земельного права профессор Суханов, ставший к тому времени проректором университета.
– Слышал, батенька, вас все-таки на землю потянуло, – бесстрастно, в своей манере съязвил он, пристально вглядываясь в посеревшего, словно обугленного ученика.
– Больше не тянет.
– А я предупреждал, что земельное право – это не просто. В любом случае двигать его должны люди образованные.
Он придвинул Антону чистый лист:
– Пишите заявление с просьбой разрешить сдать госэкзамены экстерном. Я подпишу.
Антон, несколько озадаченный, повертел лист.
– Но только земельным правом я заниматься не стану, – честно предупредил он.
– Э, милый, куда вам от него деться? – с едва уловимой иронией отреагировал Григорий Петрович. – Все мы по земле ходим.
После получения диплома Антон зашел поблагодарить проректора.
– Дело против вас прекратили за отсутствием состава преступления? – с порога уточнил Суханов. – То есть перед законом по всем учётам чист и невинен?
Антон утвердительно кивнул.
– Тогда нечего больше по Твери мотаться. Один из моих учеников – начальник следственного управления ГУВД Москвы. У них там очередная чистка прошла. Не хватает свежих кадров. Езжайте, вас возьмут следователем.
– Ке-ем?! – поразился Антон. – Бог с вами, Григорий Петрович! Где я и где ментовка?
Суханов насупился:
– По-вашему, молодой человек, в милиции порядочных людей быть не должно? Ан – должно! Особенно сейчас – на переломе. И вообще – дело надо делать. Реальным результатом пользу свою доказывать! А не только, понимаешь, на бильярде стучать. Чтоб завтра же на Петровке был!
Из кабинета проректора Антон вышел растерянный и недоумевающий. Он так и не понял, что подвигло нетерпимого старика принять столь горячее участие в его судьбе.
А Григорий Петрович, с трудом уломав упрямца, удовлетворенно потер сухие ладони. Накануне он узнал, что прокуратура, под давлением Москвы прекратившая дело в отношении Негрустуева, собирается опять арестовать его – якобы по вновь открывшимся обстоятельствам. И Суханов нашел единственный способ спасти тайного своего любимца, – человека в милицейских погонах, тем более москвича, сажать по надуманным основаниям никто не решится.
Как бы то ни было, судьба сделала крутейший изгиб. Через месяц несостоявшийся зэка Негрустуев стал лейтенантом милиции.
О том, что происходило далее с самим Листопадом, Антон узнавал преимущественно из писем и звонков матери, Александры Яковлевны.
В конце восьмидесятых – начале девяностых Иван Листопад сделался знаменитой по Твери фигурой. Созданные им предприятия охватывали едва ли не все сферы деятельности, предусмотренные Законом о кооперации. Сеть кафе "Под мышкой у Листопада" предлагала непривычным к изыскам тверичанам вкусный недорогой стол; пошивочные цеха без устали строчили "варёнку" и плащёвку; два цементных завода заработали на предельную мощность, едва справляясь с валом заказов, – чуть не вся страна, истомившаяся в коммуналках, бросилась строить коттеджи.
Всё, к чему прикасался золотоносный Листопад, начинало приносить прибыль. И немалую ее часть он, как и раньше, пускал на научные изыскания. Обещание, данное Балахнину, Иван выполнил, – институт сдал. Но выполнил по-своему. Создал кооператив "Архимеды" по разработке наукоемких технологий, куда за короткое время перетащил лучшие научные кадры вместе с самыми "вкусными" наработками. Так что пришедшему ему на смену новому ректору – Геннадию Николаевичу Сергеечеву осталось только вздыхать над свежими следами былого преуспевания.
Богатство ли нувориша или его растущее в городе влияние сильно задели председателя горисполкома Непомнящего, только к Листопаду пришел некто, предложивший отчислять часть средств в фонд, организованный новым мэром.
Листопад непиететно спустил посланца с крутой лестницы, в результате чего получил настоящую войну.
На промышленные предприятия тучей налетели налоговые проверки. Кафе оказались в одночасье закрытыми, – выявились вдруг бесчисленные нарушения санитарных и противопожарных норм. На кооператив "Архимеды" обратил свое строгое око КГБ – не представляет ли открыто разрабатываемая тематика угрозу безопасности страны.
Не поняв прямого намека, настырный Листопад завалил суды встречными исками.
И тогда по нему ударили из орудия главного калибра, – по обвинению в хищении и злоупотреблении должностным положением задержали сразу трех листопадовских помощников. Попытались арестовать и самого Листопада, однако сделать это с разгону не удалось, – ни в одном из кооперативов он не значился председателем и ни под одним финансовым документом его подписи не оказалось.
Листопад понимал, что спастись может, лишь сделав свершающийся над ним беспредел достоянием гласности. И Иван буквально попер на скандал. Областная молодежная газета опубликовала его памфлет "Присосавшиеся", где с безупречной логикой ученого анализировалась хроника планомерного уничтожения чиновниками бизнеса, прибылью от которого с ними не захотели поделиться. В статье назывались конкретные фамилии, должности, приводились цифры и факты. Что касается председателя горисполкома Непомнящего, организовавшего, по мнению Листопада, травлю, то он был поименован зажравшейся свиньей, подрывающей корни дуба, желудями с которого сам же и кормится.
Пути назад больше не было, – словно окруженный врагами боец, Иван швырнул себе под ноги последнюю гранату.
Увы! Цифры и факты прокуратуру не заинтересовали. А вот с обвинением в свинстве Листопад, похоже, переборщил. Потому что в суд был подан иск о защите чести и достоинства гражданина Непомнящего.