* * *
В Удельск Антон вернулся под конец рабочего дня. К тому времени совершенно ополоумевшее милицейское руководство готовилось объявить общегородскую тревогу, – выехавшая с вокзала "Волга" с московским представителем исчезла, не доехав два квартала до райотдела. Не в луже же утонула. Хоть лужи в Удельске, что и говорить, знаменитые!
Когда Антон вошел в кабинет начальника райотдела, подполковник Шмелев посмотрел на него с явным облегчением. Но и с опаской, – не зря же пропал. Впрочем, и опаска, и облегчение проявлялись как-то приглушенно. Теперь, вблизи, Антон разглядел: глаза бывшего начальника ОБХСС, прежде искрящиеся, словно затянуло наледью.
– Ты б хоть предупредил. А то личный состав целый день зря продержал, – вяло попенял Шмелев. Час назад ему пришлось доложить в область, что проверяющий прямо с вокзала исчез, за что лично от Звездина заполучил изрядный нагоняй. Очередной. – Что желаешь? Чай? Кофе?
– Начальника следствия со списком уголовных дел, – потребовал Антон.
Лицо Шмелева дрогнуло.
Через минуту в кабинет опасливо протиснулся сухопарый парень лет двадцати трех с редеющими белесыми волосами и двумя выступающими вперед кроличьими зубами. В своем неловко нахлобученном, коротковатом мундире он походил на гимназиста-переростка.
– Товарищ подполковник! Старший лейтенант…по вашему…! – глотая от волнения слова, принялся рапортовать он. Но Шмелев рукой обрубил доклад и указал на Антона.
– Вот товарищ из Москвы. Ему докладывай!
– Товарищ!.. – старший лейтенант сбился, бессмысленно выискивая следы погон на гражданской куртке.
– Список, – Антон протянул руку, выдернул подрагивающий куцый листок. Палец его медленно пополз вниз по графе – "Фамилия обвиняемого". Начальник следствия и Шмелев завороженно следили за его движением. На фамилии Кравчук Антон остановился.
– Вот это дело принесите.
Начальник следствия растерянно прикусил губу.
– Так это…следователя сейчас нет, – нашелся он. – В район на следственный эксперимент уехал. Завтра к обеду, если вернется. А то и позже. А дело в его сейфе. Может, пока культурная программа? У нас тут краеведческий музей очень известный. Озеро Ледовое знаменитое. Потом крольчатина в ресторане. И еще всякое…
Антон передвинул палец на графу, в которой были проставлены фамилии следователей, принявших дело к производству.
– Пузырев. Кто это?
Старший лейтенант зримо посерел. Беспомощно посмотрел на подполковника.
– Неси дело, Пузырев, – процедил тот.
С кротким упреком взглянув на руководителя отдела, старший лейтенант вышел.
– Какой он начальник? Сам всего год на следствии, – проворчал вслед Шмелев. – Единственный, кто в Высшую школу милиции на заочное поступил. Потому его и назначил. Двое других вовсе из участковых. Только считается, что следователи. А на поверку – портачи. Чего с них взять?
Вернувшийся Пузырев выложил перед проверяющим папку с уголовным делом, тоненькую и чистенькую, как школьный альбом для рисования, – и обреченно застыл.
Негрустуев перелистал небогатое содержимое: постановление о возбуждении уголовного дела, несколько вложенных объяснений, протоколов допросов без дат и бланк задержания. Присвистнул. Не соврали егеря. Всё оказалось еще хуже, чем изначально предполагал Антон. Дело было не просто сфальсифицировано. Сляпано. Грубо, наспех. Как делают люди, совершенно уверенные в безнаказанности.
– Стало быть, Кравчук совершил покушение на причинение тяжких телесных повреждений? – издевательски констатировал Антон. – Вы хоть знаете, что такого преступления по уголовному кодексу вообще не существует?
– Да мы думали, думали, – Пузырев скосился на начальника райотдела. Но тот отвернулся, предложив ему выкручиваться самому.
– О чём думали, понятно, – продолжил за Пузырева Антон. – Если возбудить уголовное дело по покушению на убийство, то подследственность прокурорская. А прокурору на себя взваливать такую фальшивку не с руки. Прикрыть еще куда ни шло. А самому вляпываться не хочется. Проще вашими руками. Так? Или не в курсе прокурор? Как, Александр Константинович?
Антон требовательно поглядел на начальника райотдела.
– Да что уж всех подряд марать, – буркнул Шмелев. – У нас нашли. С нас и спрос.
– С вас, – жестко подтвердил Антон.
На лице Шмелева заходили желваки.
Антон перевел обличительный взгляд на сделавшегося морковным Пузырева. Жестом генерала Кожемякина потряс папкой. – Всякое видел! Но такое!.. Объяснитесь. Где вы ухитрились здесь преступление обнаружить? Егерь встречает в заповеднике браконьеров…
– Что браконьеров, это только с его слов! – вскинулся Пузырев.
– В за-по-веднике. В запрещенное для охоты время! С карабинами!! – отчеканил Антон. – Требует остановиться. Те пытаются убежать. Егерь делает предупредительный выстрел. Один из браконьеров, обделавшись, поднимает лапки вверх и на цирлах идет к егерю. Всё! Где покушение? Покажите?
– Стрелял на поражение. Просто не попал. Есть показания потерпевшего, – Пузырев глаз уже не поднимал, но в голосе его нарастало упрямое раздражение загнанного в угол.
– А почему вы не удосужились записать показания тех, кто сопровождал Кравчука? А?
– Не успел.
– Зато успел задержать невиновного! Сам додумался или приказ выполнял?
Антон заметил, как взгляд лейтенанта вновь исподтишка стрельнул в сторону начальника.
– И где, кстати, составленный Кравчуком протокол о задержании этого браконьера?
– Мы сочли… – Пузырев безнадежно выдохнул. – В общем выделили в отдельное административное производство.
Антон злорадно расхохотался:
– Замечательно. То есть факт браконьерства к выстрелу отношения не имеет? А должность, которую занимает этот браконьер, или, по-вашему, потерпевший, вам, конечно, тоже неизвестна? Или все-таки собственного мэра знаете?
В кабинете установилось унылое молчание.
– Так вот, Пузырев, – Антон вытянул вперед палец, будто пистолет ко лбу поднес. – Немедленно выносите постановление об освобождении Кравчука, забирайте его из ИВС и вместе возвращайтесь сюда, ко мне.
– Надо бы сперва с прокурором согласовать, – пролепетал старший лейтенант.
Антон уловил усмешку в глазах Шмелева и без труда расшифровал её. Районный прокурор, с ведома которого всё это было затеяно, наверняка уже прослышал о приезде московского ревизора, и разыскать его в ближайшее время будет задачей не из легких.
– Пулей, Пузырев! – внушительно повторил Антон. – Или завтра же займете место Кравчука. И – тот же прокурор первым санкционирует ваш арест.
– Исполняй, Пузырев. Чего уж! – глухо подтвердил Шмелев.
Потряхивающийся, с трясущимися губами парень, на три-четыре года моложе самого Антона, поднялся, шагнул отчего-то в сторону шкафа, недоуменно огляделся и почти бегом выбежал из кабинета.
– По-прежнему развлекаетесь стрёмными задержаниями, Александр Константинович? – не удержался Антон.
Шмелев дерзко осклабился.
– А здесь главное – начать. Потом уж не остановишься. Выпить хочешь? – внезапно спросил он. Антон удивленно посмотрел на настенные часы: ещё шло рабочее время.
– Что ж, было бы, как говорится, предложено, – угадал ответ начальник райотдела. – А я вот позволю себе.
Не глядя, натренированным движением он выудил из сейфа початую бутылку водки, налил добрую половину чайного стакана и прямо на глазах московского проверяющего залпом, разудало махнул. Выдохнул, аки огнедышащий дракон.
– Не боитесь так-то?
– Э! Чего уж теперь? – наледь в глазах Шмелева начала подтаивать. Он глубоко, облегченно задышал, как человек, слишком долго обходившийся без кислорода.
– Ты вот что, капитан. Понимаю, со мной у тебя счеты. Но Пузырева моего, когда заключение станешь строчить, выведи в сторону. Вали уж на меня до кучи. Конечно, формально следователь он. Процессуально, так сказать, независимая фигура. Но по сути – пацан. Мои приказы выполнял. Так что вина на мне.
– А вам кто приказал посадить этого егеря? Сам мэр или кто покруче?
– Хо! Каков. Сразу всех ему подай на расправу, – Шмелев задиристо прищурился. За несколько минут он успел опьянеть, что выдало в нём хронического алкоголика. – Официально спросишь, не скажу. А так, приватно, – понятно, что не сам. Петрович этот, то есть Кравчук, из таких, знаешь, сыромятных. Что в землю легче зарыть, чем отвернуть заставить. От него даже жена ушла. Да и кто выдержит мужа, который десять месяцев в году по лесам бродит? Мне-то он симпатичен. Ну, дуролом. С кем не бывает? Но остальным – поперек горла. Тут же – глушь. Где и отводить душу номенклатурному люду, как не на охоте с рыбалкой? Кто не охотится, тот спивается! – Развеселившийся Шмелев намекающе огладил бутылку.
– А лучшая охота, само собой, в заповеднике. Да тут еще затеяли на берегу озера Ледовое строительство. Значит, деньги закрутились. Петрович, само собой, – опять ни в какую. Я, говорит, за экологию стою. Водоотводная зона, и всё тут. И – пошло кость на кость. Экологи местные, санэпидемстанция, они-то и рады бы подмахнуть, но как подпишешь, если Петрович этот по всем инстанциям с жалобами дует. Да и в этом деле, с мэром, предлагали ему по-хорошему. Так ни в какую. Хотели по-мирному уволить, – в ответ мужиков взбаламутил. Все инстанции поисписали. А уж когда они его в Верховный Совет двинуть надумали, тут нашим отступать стало некуда. Кому ж захочется такого горлопана на самый верх выпустить?
– Звездин с этим приезжал? – догадался Антон.
– Что? Да не. Я ж говорил, у него свои заморочки с московскими, что землю на озере у нас покупают. Но и об этом деле тоже, конечно, в курсе. Но главное, местные. Навалились. А я слабину дал.
– Слабину вы, положим, куда раньше дали, – подковырнул Антон.
– О, как! Давай, руби с плеча, – Шмелев вдруг возложил голову на полировку стола. – Заслужил. Это называется "азм воздастся". Что я против тебя тогда имел? Да ничего! А поднажали – поддался. Всё думал, и мне польза, и тебе ничего страшного не будет. Ан так не бывает. Тебе едва срок не примерили. Да и мне…Может, с того времени и началось, – он смачно прищелкнул себя по горлу. – Наобещали с тыщу коробов, – я ведь в угрозыск мечтал вернуться. Я же опер от Бога! Понимаешь, пацан? А в результате в этой помойке оказался. У Звездюка в "шестерках". Мне б в отставку подать, а я вот дотянуть хотел до полной выслуги. Осталось-то полтора года. Вот и дослужился. До полного аута.
Он вновь потянулся к бутылке, но не удержал равновесия и едва не рухнул со стула.
Уловив разочарованный жест Антона, пьяно насупился:
– Но-но! Видали таких праведников. На самом деле всё нормелёк. Просто сегодня больше обычного заработался. Дозу покаянную превысил. Но на этом всё. Мы свой организм постигли!
Склонился к селектору:
– Машину вашему начальнику, паскуды!
Покачиваясь, подошел к Антону, охватил за плечи:
– Эх, паря: скурвиться – минуты хватит. А назад пути уж не будет.
В кабинет вошел толстый помощник дежурного, неловко скосился на московского представителя. Начальник отдела величественно протянул ему руку, позволяя приобнять себя. Ткнул пальцем в Антона:
– На заслуженный отдых поехал. А ты здесь, значит, руководи! Погоняй моих симулянтов. Чтоб знали, стало быть, почем им, тварям…
По тому, как заботливо повлек Шмелева помдеж, легко было заметить, что к пьянкам начальника здесь привыкли. Но, несмотря на регулярные запои, любят и потому покрывают.
Еще какое-то время из коридора доносился пьяный начальственный мат.
Антон подошел к сейфу, намереваясь убрать на место недопитую бутылку. На внутренней стороне распахнутой дверцы увидел прикрепленную скотчем пожелтевшую выписку из Указа Президиума Верховного Совета за 1979 год. За задержание с риском для жизни двух особо опасных преступников старший лейтенант милиции Шмелев был награжден орденом Красного Знамени.
Антон выудил из глубин сейфа второй стакан, слил в него остатки водки, чокнулся с Указом, да и махнул залпом – в помин веселого, разудалого опера.
* * *
Александр Петрович Кравчук появился в кабинете начальника райотдела в сопровождении Пузырева. Это оказался сбитый, слегка косолапящий при ходьбе сорокалетний крепыш с огромным, налысо обритым черепом, предназначенным для двухметрового богатыря.
Кустистые, торчащие отточенными перьями брови нависали над утопленными глазными впадинами, из которых, словно из дзотов, выглядывали внимательные, пронзительные глазки.
Увидев перед собой незнакомца, Кравчук прощупал его быстрым взглядом и решительно выступил вперед.
– Заявляю, этот произвол у вас не пройдет, – пророкотал он. – Если вы рассчитываете в тюрьме сломить мою всенародную волю, так можете меня хоть казнить, хоть на кол сажать. Но и тогда не отрекусь от природы-матери и стоять за неё буду до самой крайности! Против мерзавцев, что присосались…
– Задержанный Кравчук доставлен, – с трудом втиснулся в пламенную речь Пузырев, одновременно изобразив подобие сочувствующей улыбки, – де, что хотел, то сейчас получишь.
– Почему до сих пор задержанный? – недоброжелательно спросил Антон, указав Кравчуку на стул напротив.
– Так я…вот, – Пузырев положил перед Антоном постановление об освобождении из ИВС. – Просто думал, может, вы сами захотите сообщить. Вообще-то, если что, дежурная часть рядом. Подбегут.
Намекающе козырнув, он вышел.
Кравчук беспокойно огляделся.
– Имейте в виду, я этому вашему холую уже сказал: пока не отмените незаконный арест, разговаривать без адвоката не стану. Хошь на части режь! А станете наседать, сухую голодовку объявлю.
Резать его на части у Антона не было желания, да и силенок бы не хватило. Потому он молча перевернул постановление и придвинул к доставленному. А сам с любопытством наблюдал за мимикой человека, неожиданно обретшего свободу.
– Опомнились, стало быть, – констатировал Кравчук, как показалось Антону, с некоторой досадой. Похоже, егерь относился к категории "страстотерпцев".
Он отодвинул постановление:
– Тебя, что ль, благодарить?
– Я из Москвы, проверяющий. А благодарить надо ваших товарищей. Они волну протеста подняли.
– Волну. То-то что волну, – пробурчал вместо благодарности егерь. – Побулькала и вроде как ничего не было. Вот ты зачем сюда приехал?
– Да так, сущие пустяки. Всего-навсего вас освободить, – хмыкнул уязвленный Антон.
– Ну, освободил. И что толку? Завтра уедешь. Помчишь отчитываться, что восстановил, значит, справедливость. А в чем она, ты себя спросил? Меня отпустил. Может, выгонишь кого-другого из мерзавцев. Остальные, само собой, покаются. И – заново покатило.
– Что заново-то?
– А всё! – он потряс увесистым кулаком. – Беспредельщики как были при всемогуществе, так и состоят. А стал быть, как топтали мать-природу, так заново продолжут. Взять хоть озеро наше Ледовое. Заповедное. Налетели стервятниками с разных сторон. Почуяли добычу. Уже сеткой металлической берега огородили, так что мужики из деревень подойти не могут. Поганых табличек, как это? "Приват", – понавешали. А наши районные обормоты и рады с чужой руки жрать. За бесценок в карман мать-природу запродать готовы. Что они, что председатель колхоза. Председатель – предатель! Халявщики! Делят не своё. Потому меня и загнали за тридевятьрешетку, чтоб помешать не мог. Сначала стреляли дважды, дом пожгли. А теперь вишь как – радикально. Давил и давить буду, как паразита вшу, – он ловко прищелкнул ногтем по столу, будто в самом деле вошь раздавил. – А они, как ты уедешь, меня заново посадят, чтоб в ногах не путался. Или опять, чего хуже, отмостырят. С них, безнаказников, станется. И цель свою все равно достигнут!
Озаренный неожиданной мыслью, Кравчук прервал страстный монолог и, лукаво поглядывая на москвича, задумался.
– Вот ты скажи. Тебе как важно, – отчитаться или правду истины установить?
Тяжело сопя, он навалился на разделявший их хлипкий столик.
– Желательно и то, и другое, – Антон на всякий случай отодвинулся.
– Так и я к тому! – обрадовался егерь. – Вот и давай вместе правду до конца уличим. Едем к ночи в Красный Бор. Они ж, небось, на радостях, что меня посадили, всей кодлой окаянной браконьерить затеяли. Я тебе рупь за сто даю, мы их там подсечем. Что мэра, что прокурора. А то и вместе с московскими.
Впечатленный напором, Антон принялся прикидывать, как бы поделикатнее, не обижая, выпроводить ретивого егеря. В сущности, свое дело он сделал. Ночные засады на руководителей района в программу командировки никак не вписывались. Вистов, как говаривал преферансист Плешко, не наберешь, а вляпаться на мизере – делать нечего.
Сомнения его Кравчук расшифровал по-своему:
– Не дрейфь, москвич! Если что, я тебя в сторонке спрячу. Важно, чтоб рядом. Одному-то мне веры нет. А так, задержу при тебе, чтоб убедился и засвидетельствовал потом у себя в столицах. Тогда совсем другой звон пойдет, а? Эх, мне бы выходы на эту самую Москву, я бы их всех поджал. Уж как бы поджал!
Как у большинства провинциальных российских правдорубов, в Кравчуке жила вера в центральную власть, в её всесилие и справедливость.
Он ухватил Антона за бицепс, страстно задышал.
– Так что, Москва? Махнем рейдом по беззаконникам? Или ну его? Спокойней в гостиницу на бочок и с плеч, как говорится? Тогда уж лучше сажай взад. А то ведь я и один пойду!
То ли водка по жилам загуляла, то ли невозможным показалось бросить в одиночестве только-только вызволенного человека. Антон вскочил ухарски:
– А! Где наша не пропадала? Поехали!