– А вот не выйдет у тебя ничего, – объявил он – с непримиримостью. – Знаю, чего добиваешься: водоотводную зону под себя подмять. Катера да дебаркадеры всяка разно вонючие понаслать, мальков стрёмных в воду понапускать, да и засрать всё вокруг. Вотушки у меня! Думаешь, напоил, так купил? А я и пьяный за мать-природу постою. Не отдам, понимаешь, землю на растерзание.
Телохранители набычились, остальные принялись недобро переглядываться. Все, кроме Листопада.
– Вот это так молодец! – он любовно потрепал ершистого егеря по полированной лысине. – Жаль, мало таких осталось, неподкупных. Один против всех супостатов стоял. Ништяк, Петрович, теперь вместе постоим. Рядом подопру, плечо к плечу! А с озерной зоной не кручинься, – передвинем на планах куда надо. Завизируем, и – всё срастется. Была водоотводная, станет обычной – луговой.
Кравчук упрямо смахнул поглаживающую ладонь, грозно поднялся.
– Не на планах! По жизни! – прорычал он. – Мне народ озеро доверил. И я его не предам ни за ради хоть таких как ты!
– Та не принимай в голову, – беззаботно утешил распалившегося правдоруба Иван. – Лучше скажи спасибо, что отбил твою землю от немца поганого. А уж меж собой порешаем полюбовно. Как русак с русаком. Найдем консенсус. Не о том думаешь, друг Петрович. Вижу теперь, что не районного уровня ты человечище, чтоб на мелких чиновных сошек себя разменивать. Для больших свершений созрел. Правильно тебя народ в Верховный Совет двинул. Вот где будет размах, раздолье! На всю Россию твой непримиримый глас прогремит!
– Прогремит, как же, – Кравчук закручинился. – Кто ж меня туда пропустит? Спасибо, конечно, мужикам за доверие, но… Знаю я этих шустриков. Затравят, обоврут по самое не балуй и выплюнут. Хорошо если не назад в тюрьму.
– Вот ведь человек – маловерище! – Иван укоризненно нахмурился. – Ты меня в этой жизни держись. И всё срастется. Скажи, я тебе соврал когда? Хоть раз в жизни?!
– Да вроде… – Кравчук озадаченно приоткрыл рот.
– То-то! Я тебя из тюрьмы вытащил?
– Ты?
– А кто своего другана на выручку прислал?
Антон поспешно убрал глаза.
– И в Совет так же протащу. Потому как достоин. Ты цены себе, Петрович, не знаешь. Вот скажи, сидел за народ?
– Так э…всего сутки.
– Да, маловато, – огорчился Иван. – А, с другой стороны, кто там за тобой считает? Главное, факт. Нынче кто сидел, тот и страдалец. Да я тебя с такой выдающейся биографией не то шо просто в Совет, сразу в комитет по экологии турну. Там и возвысишь свой голос за природу! Мать ее так.
Кравчук, затихнув, с детским мечтательным выражением слушал витийствующего Ивана. Кажется, он и впрямь видел себя на всесоюзной трибуне, произносящим громокипящую природоохранную речь.
– Большие дела тебя ждут, Петрович, – объявил Иван. – А пока сил набирайся. Сходи вон попарься, расслабься с барышнями. Елда, она ведь тоже нам от матери-природы дана.
Он подмигнул заждавшимся девушкам.
– Это да, – охотно согласился Кравчук, вновь пришедший в согласие с собственной совестью.
Глазки его похотливо заблестели.
– Дикий все-таки народ в провинции, – пророкотал Иван, глядя, как обмякшего, любвеобильного егеря влекут в сторону сауны. – Чуть кто мешает, – сразу сажать, резать. А всего-то и надо – учитывать человеческий фактор.
Антон заметил подобравшегося поближе Фомичева.
– Как там День Никиты, по-прежнему празднуете? – с улыбкой спросил он, надеясь, что по вопросу этому Фомичев припомнит его. Увы! Председателю было не до него.
– У нас теперь круглый год День Никиты. Работы-то нет, – невнимательно отреагировал Фомичев. Он робко потянул за рукав Листопада. – Это, Иван Андреевич!… Вы вроде завтра уезжаете. А как со мной?
– Шо с тобой?
– Так ваши обещали, если подпишу… – Фомичев ткнул на опьяневшего Маргелова. Робко потер пальцы.
– Деньги, что ли? – догадался Иван.
Фомичев кивнул.
– Обещал?! – Листопад требовательно посмотрел на Маргелова, любующегося своим отражением в хрустальном бокале.
– Да пошел он! Козел! – непонятно ответил тот.
– Слыхал? – Иван повернулся к Фомичеву. – Говорит, ничего не знает. Так чего ж ты ко мне лезешь?
– Но как же? Ведь всё было оговорено. И сумму называли. Я уж и шиферу закупил – крышу перекласть, – Фомичев беспомощно сглотнул. Взгляд его наполнился отчаянием. – Так вот вы как? С вами как по-людски, а вы, значит, в обманки?
– Цыц! – оборвал его Листопад. Разочарованно покачал головой. – Да ты, оказывается, негодяй! Я думал, он для людей хлопочет. А он только б свой карман набить! Вот погоди, Петровичу расскажу. Он тебя перед всем районом осрамит. Вымогатель! А ну!..И шоб больше на дух не видел!
Он кивнул ближайшему охраннику. Тот без усилий приподнял брыкающегося председателя колхоза под мышки и вынес из помещения.
Иван заметил недоуменный взгляд Антона, хитровато подмигнул:
– А шо делать? Таковы суровые законы бизнеса. Скурвился. Сегодня нам собственный колхоз запродал, завтра, случись, нас продаст. Больше не надежен.
Он ткнул в посапывающего над тарелкой Маргелыча:
– Организуй, шоб переизбрали.
Не поднимая головы, тот понятливо свел большой и указательный пальцы в кольцо.
Как украсть комбинат
"Мерседес" в сопровождении машины с охраной мягко несся по шоссе в сторону областного центра. Утомленный ночными возлияниями и прелюбодеянием, Листопад покачивался с полузакрытыми глазами, благодушно слушая старого дружка.
Антона, махнувшего на дорожку двести грамм стремянной, слегка развезло и, как в таких случаях бывает, потянуло на разговор о наболевшем. Он как раз рассказывал о своем рапорте с предложением внести изменения в уголовный кодекс.
– Куда пойдешь, когда из ментовки попрут? – не размыкая глаз, поинтересовался Листопад.
– Почему собственно?…
– Потому что "фишку не рюхаешь". Блаженным был, таким и остался. Умник выискался, – законы ему срочно подавай. Щас шо происходит? Страну дербанят на части. Так?
– Так я и хочу!..
– Так, – констатировал Иван. – И ещё, по моим прикидкам, года два-три будут пилить. И, скажи на милость, какому вору у власти нужен закон, по которому его же и посадят? Вот поделят, огородят, – мол, це моё, а це твоё. Тогда и про кодекс вспомнят, и враз всё примут. Потому шо натибренное надо будет от других, новых воров защищать. Наивняк же ты. Вот уж воистину – херувимчика могила исправит!
Иван от души зевнул.
– А ты, выходит, "фишку рюхаешь". Тоже торопишься от других не отстать, – отхватить своё, – уязвленный Антон похлопал по дорогой мерседесовской коже.
И, похоже, задел за живое, – от похмельного благодушия Листопада не осталось и следа.
– Да, я не богодельня! – он навис над Антоном. – И живу по тем же правилам, что и другие. Надо чиновника купить – куплю. Надо того же мужика в закупочных ценах пригнуть, пригну так, шоб только на ГСМ да на кусок хлеба осталось. А на водку уже – хрен ему. Захочу завод подмять, того же директора надую при случае с нашим удовольствием. А кто мне выбор оставил? Либо так, либо на обочину.
– И не жалко? – зло подковырнул Антон.
– Директора, что ли? Этих-то жучил с чего жалеть?! Погляди, на чем они сами поднимаются! Контракты на запад заключать, видишь ли, разъездились. Он приезжает, весь из себя при пузе. Его в отель суперкатегории селят да под белы ручки по кабакам и борделям водят. Лелею в уши льют. Презенты дарят, – видики да презервативы с усиками. Через пару дней всё подряд подписывает. Надо – не надо! Мы ж русаки! Души широкие, за ценой не постоим. Тем более не из своего кармана. Ништяк! Не убудет. Потом приходит оборудование. Распаковывают. Шо за диво? Ни с одного боку не подходит. Выходит, лажанулись. Ну, с кем не быва-ат?! Спишем на убытки да еще раз съездим! Посмотри, чего в страну хлынуло. Весь неликвид, что на западе скопился. Из одного стирального порошка всероссийскую свалку можно устроить. А шо навстречу финтюлят? Оборонную технику да цветные металлы за треть цены. Мировой рынок алюминия ухитрились обрушить. Кто что может украсть, тот на том и поднимается! И ты хочешь, шоб я их жалел? Меня бы кто пожалел! Я-то как раз с прибылей ворую…А кстати, – Иван, отчасти смущенный собственной страстной речью, спохватился. Нажал на кнопку связи с охранником на переднем сидении. – Смотри там, двадцать третий километр не проскочи.
Обернулся к Антону.
– Тут недалеко от трассы мясокомбинат, что я приглядел. Оченно в мой холдинг вписывается. Но директор из прежних, краснюков. Такой, падла, упертый попался. Никак продаваться не желает. Мои инвестиционщики в клинч с ним вошли. Хочу попробовать малёк поразводить, – каков на зуб. Все равно ведь рядом. Не возражаешь, если завернем на часок?
Можно было не отвечать. По своему обыкновению, Иван испросил согласия после того, как поставил перед фактом. Как и прежде.
* * *
Директор мясокомбината Виталий Никонович Тарабан слушал фонтанирующего по другую сторону стола президента компании "Илис" со скептическим прищуром человека, повидавшего многое и многих. Сидящий сбоку Антон видел, что время от времени он делал едва заметные успокоительные движения залысой головой в сторону своего молодого нетерпеливого главного инженера, который уже несколько раз пытался перебить Листопада.
Иван, будто не замечая этого, продолжал расписывать перед хозяевами радужные перспективы развития мясомолочного комплекса в недрах могущественного "Илиса". Руки его в такт словам привычно бегали по столу, будто собирали рассыпавшуюся карточную колоду.
Наконец, то ли сочтя сказанного достаточным, то ли устав от кислых физиономий хозяев, Листопад, оборвав недосказанную фразу, смахнул несуществующую колоду со стола.
– Ну и так далее. Словом, так, мужики, – решительно объявил он. – Идёте с нами, станете жемчужиной компании. Работать вы, как убедился, умеете. А мне толковые управленцы нужны. Потому вам лично оставлю блокирующий пакет плюс ваш менеджмент. По-моему, недурное предложение. Будете упираться: и комбинат из-под вас заберу, и вас всех помету.
– Вот только на хапок брать не надо! – вскинулся главинж. – Многие тут до вас подступались.
Тарабан предостерегающе нахмурился, заставив запальчивого парня замолчать. Виталий Никонович был калачом тёртым. И, в отличие от своего запальчивого главного инженера, прямой ссоры старался избегать. Тем более с владельцем крупной компании, об агрессивности которой был наслышан.
– Видите ли, Иван Андреевич, все предложения ваших представителей мы знаем, – размеренно, как бы понижая градус разговора, произнес он. – Но у нас устойчивое, крепко стоящее на ногах предприятие с сетью поставщиков и очередью из покупателей, рвущих продукцию друг у друга. Какой же нам смысл вливаться в чужой холдинг?
Он улыбнулся с видом человека, вынужденного расстраивать уважаемого гостя. Сокрушенно и выжидательно одновременно, – всё сказано, и можно расходиться.
Иван так не думал.
– Я бы, конечно, мог пожонглировать цифирью и доказать, что прибыли в составе холдинга у вас будут куда больше, – процедил он. – Но скажу иначе. Будете упрямиться, сами не заметите, как я из-под вас комбинат выну.
– Это вряд ли, – построжел Тарабан. – Правда, ваши сотрудники сумели перезаключить на себя несколько контрактов. Но контроль за капиталом попрежнему в моих руках. Крупных невозвратных долгов не имею.
Виталий Никонович лукавил. На самом деле всё обстояло не так радужно. Да, завод по-прежнему приносил прибыль. Но именно поэтому число желающих подмять его под себя возрастало. Усиливался и натиск. В последнее время к проходной зачастили "братки". Тарабан всё больше ощущал себя богатой невестой на выданье – в окружении нетерпеливых, неразборчивых в методах женихов. Как ни крути, а отдаваться кому-то придется. Он приглядывался и выбирал.
– В общем даже не представляю, что такое надо изобрести, чтоб завладеть нашим комбинатом.
– Вот в том ваша беда, что не представляете! – Иван вскочил. – Многие со мной с этого начинали. А потом сами не могли понять, как это вдруг на улице оказались. Вроде всё под контролем и вдруг – бац: в грязи и без копейки. Ну, и так далее.
Он подошел к окну, выходящему через внутренний двор на проходную. На проходной сновала охрана, осматривающая въезжающий и выезжающий транспорт.
– Ишь какой поток. Попробуй перекрой. Небось, тоннами тянут, – прикинул Иван.
– Ошибаетесь. Во-первых, коллектив у нас крепкий, притертый, – рабочий, словом. Не забыли еще такое понятие? – задиристо вклинился главный инженер. Ему нахальный нувориш решительно не нравился. – Бывают, конечно, поползновения. Один новатор даже лук смастерил: вместо стрел палка сухой колбасы и – давай через забор пулять. Ничего: сами выявили, сами и…по-рабочему, словом. А через проходную вообще без шансов: охрана у нас образцовая. Гайку не пронесешь.
– А если вывезти? – Иван, не отрываясь, оглядывал внутренний двор. Совершенно запустелый. Лишь у забора стоял трактор, а в углу, среди последних жухлых лопухов, – груженый цветным металломом прицеп.
– А то не пробовали? – Тарабан, привстав на цыпочки, выглянул из-за иванова плеча, пытаясь понять, что его так заинтересовало. – Тоже умников, знаете, хватает. Только у нас ведь каждую машину дважды взвешивают. На въезде и выезде. Полкило расхождение, начинаем обыскивать. Батон колбасы не вывезешь. А вы целый комбинат собрались.
Он укоризненно засмеялся, стараясь обратить предыдущие угрозы в шутку.
Но шутить Листопад, похоже, не собирался. Антон заметил, что глаз его знакомо закосил.
– Насчет полкило не знаю. Я батонами не ворую. А, скажем, вон трактор внизу я у тебя угоню делать нечего.
– Чего угоните? – Тарабан поперхнулся, переглянулся с главинжем, и оба от души расхохотались. – Хватил, милый! У меня Сысоев, зам по безопасности, так охрану вышколил, что они без его личной визы инвалидную коляску не выпустят. А Вы – трактор! Жаль, отъехал Сысоев до вечера. Вот уж кто посмеялся бы.
– Давай на пари! – Листопад вытянул ладонь. – Угоняю трактор, начинаем переговоры по слиянию.
– Да ну не смешите! – Тарабан поморщился как от неудачной шутки. Внимательно пригляделся к нависшему над ним странному визитеру.
– Вы что это, всерьез, что ли? И какой темной ночью думаете совершить кражу века?
– Или с ОМОНом ворваться? – предположил инженер.
– Зачем ночью? Ночью я сплю. Прямо сейчас на ваших глазах через хваленую проходную уведу. Единственно шоб мне комбинезон, как у всех, и не вмешиваться. Заради чистоты эксперимента. Вот со мной майор ФСБ, – Иван ткнул в сторону Антона. – Он за вами приглядит, шоб всё по-честному. Так как?
– Тарабан озадаченно поскреб лысину:
– Ну, допустим. Но тогда если не угоняете, переговоры прерываем навсегда и без обид. Так?
– Согласен! Бьем по рукам?
Тарабан обернулся к заму:
– Кто у нас сейчас старший на проходной?
– Полчаса назад Савельич заступил, – припомнил тот. Утвердительно кивнул. – Даже не беспокойтесь, Виталий Никонович. Прокола не будет. Этот без бумажки родного брата не выпустит.
– Что ж, вольному воля! – Тарабан с разлета впечатал свою ладонь в лапу Листопада.
* * *
Втроем – Тарабан с главным инженером и Антон – сгрудились они у окна. Вышедший во двор в комбинезоне и сапогах Листопад натруженной походкой подошел к трактору, обстукал колеса, будто пытался оттянуть начало работы, позевывая, залез в кабину, завелся, подал задом трактор к тележке с металломом и неспешно принялся ее подцеплять.
– Ты погляди, каков нахалюга! – поразился главинж. – Он еще и металлома прихватить собрался. Во упертый. Они теперь все такие. Если буром попрет, как бы ему там наши бока не намяли!
– Сам напросился, – Тарабан не отрывался от окна. В отличие от небитого жизнью зама, его начали терзать недобрые предчувствия.
Трактор меж тем подъехал к воротам и требовательно загудел.
Из дверцы проходной выглянул стрелок-охранник.
– Чего разгуделся? – недовольно буркнул он, снизу вверх глядя на ражего, с перепачканным мазутом лицом малого.
– Кончай дрыхнуть и открывай.
– Ишь бедовый. Открывай ему. А пропуск?
– Я тебе чего, бобик? – тракторист вдруг взъярился. – Третий раз за день этот металлом треклятый вывожу, и третий раз одна и та же бодяга. Сколько, блин, можно? И то лишнюю ходку согласился сделать, – Сысоев ваш как банный лист прилип. А так на хрен оно бы мне надо?
– Так пропуск должен был дать, – услышав фамилию Сысоева, стрелок сделался пообходительней. – Пропуск-то дал?
– Да на вас, уродов, никаких пропусков не напасешься! Утром пропуск, в обед пропуск, теперь опять двадцать пять. Оно мне, блин, нужно?
Сзади посигналили. На выезд подоспел груженый ЗИЛ.
На крики Ивана из проходной вышел старший смены.
– Чего за галдеж? – хмуро спросил он.
– То-то что галдеж! – остервенел тракторист. – Вместо чтоб дело делать, только и занимаюсь разборками на проходной. Вы бы хоть при пересменках друг дружке чего-нибудь объясняли, чтоб мне тут по сто раз глотку не драть!
– Пропуск! – старший пошевелил пальцами.
– Еще один ретивый! – Иван взвыл, выскочил из кабины, навис над охраной.
– В третий! – он оттопырил три крупных, как сардельки, пальца. – В третий раз объясняю: по указанию Сысоева, вывожу металлом за территорию. До этого сделал две ходки! Это понятно?
– Ты руками-то не маши, – отстранился старший, хоть и несколько смущенный напором. – Делай сколь угодно, только пропуск дай.
– Та нету пропуска! – тракторист гневно потряс лапами. – Нету! Откуда ему взяться, если меня Сысоев в последнюю минуту поймал. Попросил дополнительно вывезти. Сказал, что на охрану позвонил, – в полдвенадцатого где-то. Велел записать и передать по смене какому-то Савельичу. Кто он у вас? Найдите! Вашу мать дивизия! Корешки давно по стакану на грудь приняли. А я вместо шоб с ними, корячусь сверхурочно. И еще здесь, как бобик на помойке, перед вами вытанцовываю.
Иван подметил, как смущенный Савельич вопросительно кивнул охраннику: не передавали ли чего? Тот лишь пожал плечами.
– Пропуск почему не дал? – угрюмо повторил Савельич.
– Ты меня спрашиваешь?! Я тебе что, начальник? Убегал потому что. Хочешь, звони сам. Короче, не пропустите, щас вообще брошу всё и уйду.
– Попробую дозвониться Сысоеву, – Савельич повел плечом, как бы отгораживаясь от чужой нераспорядительности. – А только без пропуска выпустить не могу по инструкции.
Он скрылся в помещении, оставив понурого стрелка с матерящимся трактористом.