* * *
Теперь Листопад вновь полные сутки отдавался работе, разгребая скопившиеся завалы. Но не было в нем прежнего, заражавшего всех вокруг озорного удальства, – Анжела ушла из банковской квартиры и в офисе не показывалась. Иван с трудом терпел, чтоб не броситься на поиски.
Маргелыч удерживал и по-своему утешал:
– Не мельтешите, Иван Андреевич, объявится. Куда ей от такого счастья деваться? Увидите – перебесится и придет. Да на таких условиях я б сам в содержанки пошел. А она-то, поди, не глупей.
Пошляк Маргелыч оказался прав – Анжела появилась через неделю, как раз во время планерки.
– Иван Андреевич, – услышал Иван суховато-нейтральный голос от двери. – Какие для меня будут распоряжения?
Вслед за остальными Иван вскинул голову, и в горле у него предвкушающе заклокотало – в кабинет президента Анжела заглянула в распахнутой мутоновой шубке.
Прошлое, что не дает забыть о себе
Всё это время Антон видел Ивана только мельком, – на оперативных совещаниях.
Лишь спустя ещё месяц Листопад пригласил вице-президента к себе. Встретил он вошедшего с угрюмым лицом. На столе Антон разглядел собственную, испещренную пометками докладную о реорганизации компании.
– Значит, говоришь, каждому из замов добавить полномочий? – не дав себе труда поздороваться, недобро хмыкнул Листопад. – Шустёр оказался, нечего сказать! А себе какую вотчину пожирнее приглядел?
Голос его наполнился нескрываемой подозрительностью. Приветливую улыбку с лица Антона смыло, как ни бывало.
– Мне-то как раз чем меньше, тем лучше, – огрызнулся он, оскорбленный. – Единственно удивляюсь, как ты с такой организацией вообще до сих пор не прогорел?
Прожигающий взгляд Листопада помягчел.
– Так тебя рядом не было, – мстительно съязвил он. – Объявился всезнайка. Вмиг всё разъяснил и обнадежил. Думаешь, для этого я тебя брал? Умников, которые на словах всё знают, только денег заработать не умеют, и без того девать некуда! Пойми же, у меня не колхоз. Есть я, будет результат. "Замочат" меня завтра, так хоть консилиум собирай, развалят всё к чертовой матери. Один! Я создал, на мне и держится.
Он исподлобья оглядел хмурого приятеля, примирительно прищурился.
– Многие тут до тебя полномочий требовали. Только хренушки им обломилось, – больно глазищи заведущие. Палец дашь, без руки останешься. А вот тебе дам! – внезапно объявил он. – Потому что, вижу, не для себя просишь. И потому что деваться и впрямь некуда. Империя наша, шоб с ритма не сбиться, должна новыми владениями прирастать. А этого без меня точно никто не сделает. Стало быть, руки от бытовухи освобождать придется. Кого-то из самых надежных вместо себя на хозяйство сажать. А таких всего-то, – он начал неспешно зажимать пальцы. Зажал шесть, четыре разогнул вновь. – По большому счету, шоб до конца довериться, двое: ты да Маргелыч. Вот меж вами власть и поделю. Ты станешь первым вице-президентом банка с правом подписи. А Маргелыча посажу на холдинг. Правда, не глубок и хамоват. Но это даже надежней. Он, как до власти дорвётся, примется всех подряд дрючить, а они ко мне жаловаться бегать будут! Так и заживем. В полной гармонии.
В восторге от собственной смекалки Иван расхохотался:
– Подготовишь приказ в соответствии с моими указаниями и через пару дней доложишь.
Этим "доложишь" Иван словно определил водораздел в их отношениях.
В кабинет без предупреждения влетела Анжела.
– Ванюш! Мне позвонили из пресс-службы, – предложили на завтра два билета на "Юнону". Я подтвердила!
Тут она заметила утонувшего в кресле Антона. Слегка смешалась.
– А мне Маргелыч не сказал, что вас двое. Привет, Антон!
– Привет! – улыбнулся Антон. Девушка оставалась такой же свежей, как в тот день, когда появилась здесь впервые. Правда, на смену провинциальной робости пришла бойкость ухоженной, благополучной москвички. Глядя на появившуюся гламурность, Антон иногда сожалел о прежней девчушке с вавкой на губе.
Анжела перевела требовательный взгляд на Ивана:
– Так что, пойдем? Или опять, как сегодня, придется одной вечер коротать?
– Да сходим, конечно, – любовно пробасил Иван. Оглядел пухлые, выглядывающие из-под короткой юбчонки ножки. Облизнулся. – Только перед этим на часик к тебе заскочим. А то не досижу!
– Что ж с тобой делать, неуёмным? – Анжела поощряюще засмеялась. – Тогда я побежала, мальчики, дел еще делать – не – переделать!
Она упорхнула с озабоченным, деловым видом. Месяц назад Иван назначил ее начальником отдела переводов, и к новой должности Анжела относилась чрезвычайно серьезно.
– Как увижу, вот здесь аж булькает, – Иван положил руку на шейную вену. – Со времен Вики такого не было. И ведь сама никогда ничего не попросила. Просто рада, что вместе. Любит, наверное, – сладостно предположил Иван.
Антон промолчал, потому что знал, – Анжеле ничего не надо просить. Влюбленный Иван, благодарный за прощение, сам искал возможность загладить причиненную обиду. Во всяком случае банковская квартира и одна из иномарок уже были переоформлены на новую владелицу.
– Я свободен? – Антон поднялся, фразой этой и суховатым тоном напоминая о происшедшем разговоре.
– Погоди! – Иван, ухватив, усадил его на место, примирительно потрепал по руке. – Давай одно с другим не мешать. Служба, как говорится, службой…Тоскливо мне, знаешь ли. Домой идти не хочется.
– Похоже, не тебе одному тоскливо. Звонила мне пару раз Таечка, – вроде как припомнил Антон. – Всё выпытывала, чем её муж таким неотложным занят, что по ночам не приходит. Извираюсь, конечно, как могу, про командировки. Но…по-моему, она догадывается.
– Та и хрен с ней! Если б не Андрюшка, разбежаться бы, да и дело с концом!
Сын, названный по деду и всё более становящийся похожим на отца, был самой сильной привязанностью Листопада.
– Чем названивать, лучше б в салон какой сходила, – процедил Иван. – Как родила, совсем себя запустила. И без того маломерок, а тут "Пицц" да "Макдональдсов" по Москве наоткрывали, так еще и толстеть начала. Говорю, – запишись в фитнесс-клуб или в эти…летка енка, трали вали всякие. Хрена там! Нам бы чего без отрыва от обжираловки. На гербалайф подсела. Жрет его немеренно, что аж шатать начало, а чисбургерами закусывает. Да и по дому не утруждается. Иной раз чистой чашки не найду. Не то шо у Анжелки. Во где всё блестит! Ждет, потому что.
Он зажмурился в предвкушении. Но тут же поскучнел.
– У нас сегодня семейный выход на "Виртуозов Москвы". Два раза уж Тайке обещал. Должен был еще дядька пойти, да заболел. Может, ты, а? – Иван умоляюще склонился к Антону. – Втроем все-таки веселее.
По тону его сделалось ясно, – в любом составе веселее. Лишь бы не вдвоем.
* * *
В концертном зале Листопад отмалчивался, сосредоточенно листая программку, и поддерживать разговор с Таечкой приходилось Антону.
Таечка и впрямь сильно изменилась после родов. Сверху осталась прежней худенькой девочкой. А вот кости таза разошлись. И теперь она стала выглядеть маргариткой, которую воткнули в широченный цветочный горшок.
Но внутренне, казалось, она осталась той же, беззаботной щебетуньей. Явно соскучившись в домашнем кругу, она рассказывала Антону о своей жизни, сетовала на трудности воспитания сына.("Андрюшка – вылитый Ванька. Такая же шпана"). Причем трудности эти, похоже, заключались в том, что отказать сыну хоть в чем-то она не могла. Антон в свою очередь по ее просьбе вспоминал случаи из жизни "Илиса" и об остроумных решениях Листопада, позволявших выходить из трудных положений. Таечка,очевидно, лишенная всякой информации, жадно слушала. В особо острых местах вскрикивала: "Тю! Ну Ванька, еще бы! Чтоб он и не выкрутился. Этот всегда чего-нибудь удумает! Да его в самую что ни на есть Антарктиду сунь. И там чего-нибудь отмочит!" – и с обожанием поглядывала на пасмурного мужа.
Казалось, ничто не омрачает безмятежного покоя счастливой жены и матери. Лишь после концерта, улучив минуту, когда Иван отошел, Таечка вдруг сморщила носик, озабоченно притянула Антона к себе:
– Знаешь, Тошка, мне тут два раза звонили. Голоса женские. Какие-то странные. Сказали, мол, у Ваньки женщина на работе завелась. А спрашиваю, кто говорит, трубку вешают. Чудные, правда? Разве им плохо, что другим хорошо? А вдруг не врут? – Она тревожно вскинула глаза на Антона.
Антон замялся, набрал воздуха, готовясь поскладней соврать. Но Таечка, заметив беспокойство в его лице, опережая, махнула ручкой:
– Да сама знаю – врут! Уж если б у Ваньки кто появился, я б первая поняла. Правда ведь?
– Правда, – облегченно подтвердил Антон.
– Ну и ладно. И хорошо. И не надо больше… – она благодарно хлопнула его ладошкой в грудь.
– О чем вы здесь? – поинтересовался вернувшийся Иван.
– Тайна, – важно ответила Таечка. – Могут быть у нас от тебя тайны? Э…
Показав Ивану язычок, она подхватила Антона под локоточек и повлекла вниз по лестнице, то и дело игриво оглядываясь на волокущегося следом мужа.
Когда они спустились, в гардеробе все еще было людно. Иван с Таечкой отправились за одеждой. Антон, стараясь не мешаться одевающимся, отошел в сторону.
– Виртуозы, виртуозы, – услушал он за колонной ехидный детский голосок. – Подумаешь! По-моему, мамочка, ты похлеще этого Спивакова виртуоз.
– Господи, Гулечка, да что ты, право, говоришь? Как даже сравнивать можешь? – с благодарностью ответил женский голос.
Антон, боясь поверить собственным ушам, вышел из-за колонны. Вполоборота, у зеркала, прихорашивалась Лидия. Он глядел на откинутую, коротко стриженную головку, знакомый изгиб капризных губ, незнакомые мелкие морщинки у лучащихся глаз.
Ощутив на себе настойчивый мужской взгляд, она, нахмурясь, скосилась, и – кровь сошла с ее лица:
– Ты!
– Где ж чёлка-то? – он указал на чистый лоб.
– Состригла. И волосы обкорнала. Возни меньше.
– Жаль.
– Жаль, – согласилась Лидия. Девочка, прижавшись к матери, любопытными карими глазёнками всматривалась в незнакомого мужчину.
– Моя дочь, – с гордостью объявила Лидия.
– Хорошенькая, – Антон заискивающе кивнул.
– Тоже будущая скрипачка. Вот начала выводить. А ты здесь…один?
– Да нет, с компанией, – Антон неопределенно кивнул в сторону возвышавшейся в отдалении Ивановой фигуры. – Я ж сам давно в Москве.
– Вот как.
– Хотел тебя найти, – признался Антон. Смутился. – То есть не то чтоб…Просто на концерт твой попасть. Порадоваться, так сказать. В афиши заглядывал. А потом сообразил, – ты ж фамилию наверняка поменяла.
– Да, поменяла, – глухо подтвердила Лидия.
Антон заметил, что девочка принялась требовательно теребить мать за рукав. Заторопился.
– Может, нам как-нибудь пересечься?.. Всё-таки столько лет.
– Гуленька, пойди присмотри себе мороженое, – Лидия подтолкнула дочь в сторону лотка у двери. Но чуткая девочка не двинулась с места.
– Ма! Нас же папа ждет, – ревниво объявила она. – Дядя, нам некогда.
– Да, да, конечно, – Антон успокоительно погладил ее по русой, не в маму, головке. – Что ж? Рад был увидеться.
– Я тоже, – пробормотала Лидия, увлекаемая нетерпеливой дочерью к выходу.
На крыльце потерянная Лидия остановилась:
– Зачем ты соврала про папу, Гуленька? Он же в командировке.
– А чего этому надо? Нам и вдвоем хорошо, – нашкодившая девочка искательно прижалась к матери.
Рука Лики невольно впилась в волосы дочери.
– Мама, мне больно, – жалобно пискнула та.
Лидия поспешно разжала ладонь, огладила головку:
– Прости. Мне тоже.
К оцепеневшему Антону подошел Иван:
– Слушай, а это, случаем, не?…
– Она.
– Надо же, – расцвела. Вот ведь как женщин роды непредсказуемо меняют, – с сожалением констатировал Иван. Заметил состояние друга:
– – Пригласил хоть на предмет воссоединения или давно остыл?
– – Ваня, ты ж видел, она здесь с дочерью. И – потом муж. Так что в ее жизни я никаким боком.
– У меня тоже жена и сын. Это нам с Анжелкой ничуть не мешает, – зыркнув через плечо, с аппетитом отбрил Иван. – Наоборот, остроты добавляет. Вроде аджики.
– Пошел ты к черту, Листопад! – бессильно отругнулся совершенно расстроенный Антон.
– Тютя ты все-таки, – констатировал Иван. – Ничего без меня не умеешь.
Глаз его нацеленно закосил.
* * *
Среди реорганизаций, что провел Листопад по предложению Негрустуева, стало создание отдела по связям с общественностью. Антон настаивал, что широкое освещение деятельности холдинга в прессе будет способствовать созданию среди населения репутации компании как надежной, нацеленной на подъем экономики страны. Иван к затее относился скептически, считая малоэффективной, но возражать не стал и даже дал команду подобрать под новый отдел помещение, достаточно вместительное для проведения пресс-конференций.
После очередной утренней планерки Иван предложил Антону съездить осмотреть двухэтажное здание возле Коровьего вала.
– Там прежде Дом детского творчества размещался. Кружки всякие, секции. Но дирекция акционировалась под себя и всех разогнала. Ищут, под кого повыгоднее лечь. Так что обойди помещения, проверь документацию. А шо думал? Инициатива наказуема. Сам замутил, сам и доводи.
Когда Антон выходил из офиса, на проходной едва не столкнулся с моложавым, лет сорока мужчиной, показавшимся знакомым. Быть может, показалось это Антону из-за рысьего, припоминающего взгляда, что бросил на него встречный. Но именно этот взгляд беспокоил и не давал забыть о себе всё то время, что добирался он на новенькой "девятке" до Коровьего вала. И лишь проехав пол-Москвы, вспомнил, – то был тверской комитетчик Юра Осинцев.
* * *
Юра Осинцев, демонстративно раскинувшись в гостевом кресле, рассматривал набычившегося хозяина кабинета.
– Не рад ты мне, вижу, дружище, – посетовал он.
Листопад промолчал.
– Не рад, – окончательно определился Юра. – А я так, напротив, как узнал, какого ты ходу набрал, так возликовал. Не чужие ведь. Колебался, правда, стоит ли о себе напоминать. Всё-таки большим человеком стал. Публичным!
Иван беспокойно скосился. И Юра это заметил.
– Прежние провинциальные загулы, должно быть, оставил. Теперь на виду у всей страны получаешься.
– Чего хочешь? – грубо поторопил Иван.
– Времени стало не хватать, – понимающе догадался Юра. – А откуда оно у большого человека? Как говорят, время-деньги. Значит, раз много денег – мало времени. А вот у меня его теперь навалом. Как комитет развалили, так стало навалом. И оказалось вдруг, что был нужен, и разом – никому. Которые прежде аж по гланды вылизывали, сторониться начали. Вроде спохватились и забрезговали. А это ж совсем другое бытие.
Хоть и ёрничал Осинцев, но видно было, что говорит правду. Даже не из слов видно. Просто на место прежней победительности, что давали ощущаемые за плечами крылья Родины, пришла вялая растерянность нестарого человека, этой самой Родиной ни за что ни про что выброшенного на обочину.
– Никому сделался не нужен. Разве что тебе? На работу возьмешь? Могу начальником охраны. Даже замом.
– Не возьму, – отрезал Листопад.
Улыбчивые Юрины глаза помертвели.
– И тебе, стало быть, не гожусь. А раньше годился. Что ж, может, тогда к кому другому обратиться. Из тех, кому до тебя дело есть! Немало, должно быть, обиженных. Только брось кость, – ухватятся.
– Никак грозишь.
– Где уж нам, подзаборным, против вашего всемощества. Разве что другие всемощные заинтересуются. Вас ведь теперь развелось всяких! Слышал, в Верховный Совет баллотируешься. Хорошее дело. Тут имиджы важны. Чтоб ни соринки ни пылинки. Грязь какая, упаси Бог, не всплыла.
– Сколько хочешь? Шоб раз и навсегда!
Юра задумался, почесал подбородок:
– Вот, значит, как ты наши отношения трактуешь. Тогда, чтоб без избытку, – двадцать тысяч долларов!
Он сам зажмурился от астрономической цифры. Но пути назад не было.
– Мне это на оставшуюся жизнь. А для тебя, полагаю, мелочь.
Судя по сузившемуся взгляду, Иван так не полагал.
– Подписка с собой?
Осинцев укоризненно развел руки, – кто ж такое с собой носит?
– Перезвони через пару дней, подумаю, что смогу для тебя сделать, – Листопад нетерпеливым жестом заставил подняться неприятного визитера.
– Что ж, пару дней подожду.
Юра поколебался, протянуть ли руку. Но хозяин кабинета уже уткнулся в бумаги. Коротко кивнув в склоненный затылок, Осинцев вышел, подрагивая от оскорбления.
Какое-то время Листопад посидел, бессмысленно крутя в руке подвернувшуюся зажигалку. Курить бросил еще в конце восьмидесятых, но золотая зажигалка являлась частью канцелярского набора, подаренного министром сельского хозяйства, – "за заслуги перед аграрным комплексом страны".
Затем нажал на кнопку:
– Маргелыч! Разыщи Феликса Торопина. Скажи, что велел срочно приехать.
– Велел? – аккуратно уточнил тот.
– Ну, просил, – неохотно подправился Иван. – Лингвист выискался. Можешь так, можешь эдак, но шоб через час был у меня.
* * *
Ни одна российская компания не может успешно существовать, не позаботившись заблаговременно о защите от внешних посягательств, – слишком много скопилось по Руси падких на чужое коршунов. Способов защиты от хищников существовало (и существует) всего три.
Первый, самый заманчивый, – создать собственную службу безопасности. Но содержать могучую охранную систему выходило очень дорого. Поэтому большинство предпочитало заключать договоры либо с правоохранительными, либо с бандитскими структурами.
Вообще к началу девяностых правоохранительные органы и преступные группировки так сцепились меж собой в бескомпромиссной борьбе, что переплелись намертво. И отличить одно от другого стало совершенно невозможно.
Больше того, для коммерсантов бандитское "крышевание" выходило много дешевле и надежнее. Бандиты, ударив по рукам, от данного слова не отступали и при возникновении конфликтов включались незамедлительно, используя для защиты клиента все свои возможности.
А вот милиция и ФСБ в мире бизнеса заслужили нелестную репутацию рвачей и беспредельщиков. Нещадно ломили цены, при всяком удобном случае стремясь изменить договоренности в сторону увеличения. К тому же в скользкой ситуации могли бросить доверившегося клиента. Особенно, если защищаться было необходимо от произвола тех же самых правоохранительных органов.
Взвесив все "за" и "против", Листопад заключил договор с охранным агентством, за которым стояло так называемое торопинское преступное сообщество.