* * *
На призыв лидера советского государства перестраиваться Феликс Торопин откликнулся одним из первых.
Оставив стремную профессию карманника, он для начала объединил под собой специалистов новой формации – катал, ломщиков, наперсточников. Беспорядочные "наезды" на кооперативы сменил их "крышеванием", одновременно "окоротив" несколько диких "отморозков". Благодарные кооператоры платили охотно.
В надежде на поживу под торопинскую руку стали стекаться мелкие рэкетирские группочки. Рука, впрочем, оказалась тяжелой. Малейшие проявления своеволия пресекались нещадно. Больше того, среди братвы Торопин распространил собственный кодекс чести, которому надлежало неукоснительно следовать. Одним из основных постулатов было – "Без нужды не обижай слабого. По возможности защищай беззащитного".
Нарушители кодекса карались нещадно.
Двое "братков" заявились к неплательщице – разорившейся владелице торговой палатки. А так как платить ей оказалось нечем, решили получить долг натурой и изнасиловали находящуюся на седьмом месяце беременности женщину. Случился осложненный выкидыш. Потерпевшую в тяжелом состоянии доставили в больницу. Попытки престарелой матери заставить милицию возбудить уголовное дело результата не дали. Установить личности насильников, как обычно, не представилось возможным. Да и кто, кроме её дочери, может подтвердить, что имело место изнасилование, а не полюбовный половой акт? А она, извините, – лицо заинтересованное. Разуверившаяся в справедливости властей, старуха пробилась с жалобой к самому Торопину, которого запомнила мальчишкой из соседнего подъезда.
Выслушавший истицу Феликс согласился, что братки поступили не по понятиям. На другой вечер обоих насильников доставили в ту же больницу, в которой лежала потерпевшая, – с отрезанными яйцами. А самой женщине за счет общака полностью восстановили ее палаточный бизнес.
Этот случай и вовсе утвердил за Торопиным славу эдакого нового Робин Гуда. О его джентльменском кодексе по Твери пошли легенды.
Но мало кто догадывался, что за идеей пресловутого кодекса скрывался тонкий расчет. Те же коммерсанты, почувствовавшие хоть какую-то опору, дабы сохранить благоволение справедливого Феликса, принялись щедро увеличивать пожертвования, так что деньги в общак полились рекой.
Впрочем очень скоро "разросшемуся" Торопину Тверь стала узка в плечах. Смекнув, что залог долгосрочного преуспевания не в "крышевании", а во врастании в бизнес, Феликс принялся скупать в Москве рестораны, гостиницы, оптовые склады, торгово-закупочные базы. Стартовав от трех вокзалов, где они взяли под контроль местных проституток и наркотрафик из Средней Азии, торопинские принялись неуклонно расширять свое влияние, оттесняя прежних хозяев района в сторону центра.
Столкновение казалось неизбежным. В конце концов непрошенным варягам забили "стрелку".
Но "стрелка" не состоялась. В ночь накануне в своих домах и коттеджах оказалась вырезана вся верхушка конкурирующей группировки. Оставшиеся безнадзорными "братки" сами легли под длань беспощадного завоевателя. А кровавую ночь с того времени прозвали "Торопинской", по аналогии с Варфоломеевской.
Впрочем, по слухам, сам Феликс от вынужденной жестокости очень страдал. Даже на собственные деньги восстановил одну из старицких церквей и отлил колокол с надписью – "Святому Варфоломею от торопинской братвы".
После этого за Феликсом укрепилась репутация человека не только справедливого, но и богобоязненного. А в узком кругу оценили другое качество Торопина – тонкое чувство юмора.
* * *
Годы по-разному меняют людей. Большинство потихоньку раздается, отчего расплываются прежние черты. Худощавый Феликс Торопин с годами не раздобрел. Напротив, стал как бы подсыхать. Удлиненный, медальный профиль обострился. А первые морщины и несколько бугристых, полученных на зоне шрамов придали чистому прежде лицу сходство с изрытым рвами танковым полигоном.
Угроза, раньше лишь изредка угадывавшаяся в быстрых желтоватых зрачках, поселилась в них постоянно. И, прежде неразговорчивый, теперь Феликс обычно отмалчивался, а когда говорил, цедил фразы, стараясь точно сформулировать мысль, как человек, осознающий смертельную силу своего слова…
Он не спросил, зачем понадобился Листопаду. Просто выставил на стол барсетку и выжидательно уселся в кресле напротив, вытянув вперед ноги, обутые в новомодные шузы с серебристыми пряжками.
Иван выдержал паузу, всё еще колеблясь.
– Осинцева, что тебя сажал, помнишь? – бросил он. Дождался кивка. – Только шо был здесь. Шантажировать вздумал, падла. Двадцать тысяч долларей халявных хочет. Торопин выжидательно прищурился.
– У него моя подписка! – бухнул Иван.
– Подписка? – недоуменно повторил Торопин.
– Ну, чего уставился?! О негласном сотрудничестве… Да не зекай, не стучал я. А подписку дал. Иначе б тогда не выпустили. Но не стучал.
По холодному лицу Торопина было заметно, что в последнее он совершенно не поверил. Ну да это не так теперь важно.
А вот то, что Торопин упорно молчал, Ивана начало сильно раздражать.
– Что посоветуешь? – поторопил он. – Ты ведь у меня не просто погоняло. У тебя в моем бизнесе интерес есть. И если меня публично ославят, то и ты на "бабки" попадешь. Так что давай на пару думать. Может, твои ребята как-то тряхнут его, шоб вспоминать забыл? А?
– А если не забудет? И потом не сявка, – наверняка заныкал как следует. Положим, если подкоптить, отдаст. Но ведь ксерокопии мог сделать для страховки, – прикинул Торопин. И – вновь замолчал.
– В том-то и дело. Замыкалось бы всё на "бабках", без тебя бы порешал. Но тут другое – один раз заплатишь, вопьется, как пиявка. Говори, что на уме! – потребовал Иван.
Торопин повел узким плечом:
– Лучше решить кардинально. Чтоб уж больше никогда и никому. Денег будет стоить поболе, чем двадцать. Зато прочно.
Он вновь замолчал, предоставляя дальнейшее собеседнику.
Иван взмок. Дабы выиграть время, взял одну из трех обезьянок – с зажатым ртом, – и принялся задумчиво подбрасывать. В кабинет, коротко стукнув, сунулся Маргелов, за которым угадывались приятственно улыбающиеся лица.
– Иван Андреич, тут до вас иностранные инвесторы! Переговоры от имени банка я провел. По всем позициям договорились. Вы обещали принять. Время согласовано. Помните, насчет?…
Он едва успел увернуться от запущенной, в брызги разлетевшейся статуэтки. Донесшиеся следом слова: "Пшел…"! – разобрал уже с внешней стороны. С подрагивающими губами обернулся к потрясенным иностранцам. Приосанился.
– Иван Андреевич просил извиниться, что не может принять. Возникла срочная проблема, над которой сейчас думает.
Иван и впрямь думал. Достаточно долго, потому что Феликс принялся напоминающе поглядывать на циферблат золотого "Роллекса".
– Стало быть, считаешь, другого пути нет?
– Ты хозяин, тебе решать.
– Ну, так и порешай! – рубанул Листопад.
Иван дождался, пока останется один, и с чувством запустил о книжный шкаф вторую обезьянку – прикрывшую глаза руками.
– Сам, падла, напросился, – констатировал он.
Прошлое, что навсегда в нас
Директор Дома детского творчества Агнесса Валерьевна оказалась холеной тридцатипятилетней женщиной с выкращенными под блондинку волосами. Ее густо подкрашенные глаза достаточно откровенно прошлись по фигуре молодого вице-президента банка, и наблюдение, похоже, оказалось в его пользу.
– На это здание много желающих, – с томной улыбкой на властном лице сообщила она. – Потому что стоит того. Прошу убедиться.
Она сделала приглашающий жест рукой.
Уже в начале обхода Агнесса Валерьевна оступилась. Антон поспешил придержать ее за пухлую талию. Будто ненароком, она прижалась к нему, окатив запахом терпких духов, и поощрительно улыбнулась:
– Теперь так мало джентльменов.
В Агнессе Валерьевне было всего чуть-чуть больше, чем надо. Но именно это излишество придавало ей особую сексапильность, которую она сама осознавала.
Меж ними, будто сами собой, установились немного игривые отношения, что при желании легко могут перерасти в близость.
Против близости Антон не возражал. Был он по-прежнему одинок, и знакомство с незакомплексованной женщиной сулило тихие беспроблемные радости на некоторое время.
Другое дело – покупка недвижимости. Здесь необходимо было всё тщательно взвесить.
Вопреки ожиданию Антона, здание не пустовало. Правда, прежних кружков и секций больше не было, – освободившиеся площади заняли бесчисленные арендаторы. На месте старых табличек красовались свежие – "Клуб знакомств", "Магия, привороты", "Эзотерика".
– Для детей ничего, конечно, не осталось? – догадался Антон.
– Что поделать? Рынок, – Агнесса скорбно вздохнула. – Пытались как могли, сохранить. Всё-таки детское творчество. Святое. Но – отсутствие финансирования, сами понимаете.
Она заметила скептическую мину на лице посетителя.
– Впрочем, если банк захочет восстановить… В порядке, так сказать, спонсорства.
– Это вряд ли.
– Я так и думала. Кому сейчас дело до чужих проблем?
Они поднялись по лестнице на второй этаж. Агнесса замешкалась.
– Вот тут у нас, правда, незадача, – посетовала она. – Музыкальная школа. Старого директора год назад проводили на пенсию – честь по чести. Назначили новую, из молодых. Рассчитывали на взаимопонимание. Все равно часть классов пустует. Думали аренду посадить. Так какое там? Склоку подняла. Писать во все инстанции припустила, – мол, разворовывают. Вот как угадать человека? Вы уж с ней поаккуратней. Не говорите пока, что закрывать думаем. А то вони подымет. Потом как-нибудь по факту расторгнем.
– Где директор? – остановила она показавшегося в коридоре преподавателя.
– Урок у нее, – суховато отреагировал тот, ткнул в сторону одного из классов и поспешил скрыться, – на этом этаже Агнессу Валерьевну не жаловали.
– Может, не стоит прерывать? – забеспокоился Антон. Из-за двери доносилось пиликанье скрипки.
– Ничего. Мы тоже не прохлаждаться пришли, – Агнесса воинственно насупилась, будто в предвкушении драчки, и сильно, гораздо сильнее, чем требовалось, толкнула дверь.
Возле окна со скрипкой у плеча застыла девочка шести лет. Сидящая на стуле спиной к двери молодая женщина поправляла ее пальчики на струнах:
– Выше, выше. И – смычок жестче. Пальцы должны довлеть над скрипкой, нависать, как коршун над добычей. Тогда и звук будет глубокий.
Она то ли расслышала шум за спиной, то ли пахнуло ветром:
– Закройте дверь. У нас урок.
В горле у Антона заклокотало, – еще со спины он узнал Лидию.
– Придется оторваться, – желчно отреагировала Агнесса Валерьевна.
Лидия раздраженно повернулась, готовая к отпору, и – увидела Антона:
– Нашел-таки, – просияла она.
"Нашел", – хотелось соврать Антону.
Агнесса Валерьевна следила за внезапной взволнованной встречей с нарастающей подозрительностью. С чисто женской интуицией она поняла, что намечавшийся перспективный роман с молодым банкиром рискует быть сорванным в самом начале.
– Похоже, вы знакомы, – неприязненно констатировала она.
– И давно, – подтвердил Антон.
– Безумно давно, – уточнила Лидия.
– Тогда придется познакомить вас заново, – Агнесса Валерьевна с показной иронией наклонила голову. – Это вице-президент банка "Илис". А это директор нашей музыкальной школы. Которую, как я понимаю, в ближайшее время придется закрыть.
– Что значит "закрыть"?! – личико Лидии вспыхнуло негодованием.
– Закрыть – это значит освободить здание от лишних обременений, – с удовольствием разъяснила Агнесса Валерьевна.
– То есть школа, сделавшая двадцать выпусков, девять учеников которой поступили в консерваторию и Гнессинку, – это для вас обременение?! – гневно вскричала Лидия. – Да для вас всё, что мимо кармана проскочит, – обременение!
Агнесса Валерьевна страдальчески посмотрела на Антона, – вот видите, я же предупреждала.
– А что вы собственно ко мне цепляетесь? Вот ваш знакомый. К нему и апеллируйте, – она ехидно повела рукой в сторону Негрустуева. – Они теперь тут, можно сказать, хозяева. Они и закроют.
– Это так? – Лидия с холодным недоумением оглядела смешавшегося Антона. Он отвел глаза.
– И ты туда же! – выдохнула она. – Господи! Что ж вам неймётся-то? Итак уж всё позакрывали. Такие детские кружки были! А изостудия! На выставках по Москве первые места брали. И где это всё?..Теперь до нас добрались. Как же рука поднимается? Своё, нарождающееся, – и под корень. Будто сорняки! Городские власти, и те отступились.
Не сдержавшись, она шмыгнула носом. Стыдясь слабости, полезла за платком. Выносить женские слезы Антон так и не научился.
– Я поговорю с президентом, чтобы школу приняли на баланс банка, – пообещал он. – Буду настаивать, – заверил он.
– Вот и славно. Глядишь, всё и образуется, – обрадовалась Агнесса Валерьевна. – Тогда не будем больше мешать.
Она подхватила Антона под локоть.
Ноздри Лидии встревоженно затрепетали.
– Собственно, урок закончен, – пробормотала она.
– Но вы ведь опаздываете, Антон Викторович, – напомнила Агнесса Валерьевна.
Посеревшая Лидия куснула губу.
– Мы теперь, наверное, часто будем видеться? – торопливо предположила она. – Ты ж будешь нашим, как это говорят? Куратором, да?
– Вряд ли. Хотя всегда, как говорится, к услугам, – Антон выдернул из кармана визитку, протянул с фальшивой развязностью. – Привет маленькой хранительнице семейного очага.
Посетители вышли. Потерянная Лидия осталась стоять.
– Кто-то грозил угостить меня чашечкой кофе, – Агнесса Валерьевна, увлекая гостя к лестнице, игриво прижалась к нему. Будто ненароком, провела ноготками по руке.
Антон до неприличия резко отпрянул.
– Извините, но мне надо вернуться…
Лидия помогала ученице уложить ноты в огромную, в половину ее самой, папку, когда дверь вновь распахнулась.
– Я тут подумал: раз ты тоже закончила, так, может, пообедаем вместе? – с плохо давшимся удальством предложил Антон.
* * *
Антон отвез Лидию в уютный итальянский ресторанчик неподалеку от банка, куда они иногда заскакивали перекусить с Листопадом. Один из первых итальянских ресторанов по Москве.
Сбросив шубку на руки спутнику, Лидия, не дожидаясь его, прошла в зал.
Антон замешкался, получая номерки. Дверь вновь распахнулась. Выбежала Лидия. Губы ее были оскорблённо поджаты. Следом в фойе вышел метрдотель.
– Пошли отсюда, – потребовала она. – Занято у них, видишь ли, – для белой кости. Похоже, мы с тобой рылом не вышли.
– Ну отчего же? – Антон недобро прищурился. Подманил метрдотеля, который, признав вип-клиента, с приветливой улыбкой заспешил навстречу.
– Так дама с вами! – упреждая гнев гостя, всплеснул он руками. – Что ж не сказали? Официант молодой, дурачок совсем. В людях ещё не разбирается. По одежке судит.
Лидия, скрывая стыд, нахмурилась, – она была в рабочей серой юбке и темной кофточке.
– А вот для опытного глаза настоящая женщина всегда и во всем угадывается, – заглаживая неловкость, метрдотель деликатно подхватил Лидию под локоток и повлек через зал в сторону окна. – Здесь у нас лучшие места на ваш выбор.
Лидия мстительно ткнула в единственный стол с табличкой "Заказано".
В секунду табличка оказалась снята, кресло перед гостьей отодвинуто. По знаку метрдотеля возник официант с двумя толстенными, кожаными картами в руке.
– Мне как обычно, – отмахнулся Антон.
Он подманил поджидающего сомелье в фартуке.
– Бутылочку красненького. Только не эту муть. А ту, что в последний раз подавали.
С понимающим лицом сомелье удалился.
Антон перевел взгляд на спутницу. Лидия, поначалу заглянувшая в меню с важностью светской дамы, сидела побледневшая, со страхом глядя на колонку справа.
– Это что, в долларах? – пробормотала она, стараясь, чтоб не услышал поджидающий заказа официант. – Может, пойдем отсюда, пока не поздно?
– Разреши, я сам для тебя закажу, – предложил Антон. Не переворачивая меню, ткнул для официанта в несколько строчек. – Даме вот это и это. И на горячее вот это.
Лидия, следившая за его пальцем, потерянно хихикнула.
– Половина моей зарплаты, – сообщила она, дождавшись, когда официант отойдет. Тоскливым взглядом обвела позолоченный, увешанный зеркалами зал, посередине которого в фонтане плескались золотые рыбки. – А лучше б уйти.
Вернувшийся сомелье продемонстрировал им темную бутылку, ловко скрутил пробку, плеснул немного вина на дно бокала, протянул бокал Антону.
– Даме, – переадресовал тот.
– Для чего это? – испугалась Лидия.
– Попробуй. Не понравится – откажемся.
После выпитого тяготившая Лидию неловкость понемногу рассеялась, и в глазах ее запрыгали прежние, хорошо Антону памятные бесенята.
– Значит, привел меня сюда хвоста распустить, – подмигнула она. – А ты сильно переменился, Антошка. Забронзовел.
– Сам так думал. А теперь вижу, что не очень. Знаешь, я ведь тебя на самом деле разыскивал, – с внезапной решимостью признался Антон. С радостью почувствовал, что узкая женская ладонь накрыла его руку. – То есть не то чтоб по адресному. Собирал концертные программки, – всё твою фамилию искал. Столько макулатуры скопил, – в прежние времена хватило бы обменять на том Дюма.
Рука ее отодвинулась, бесенята исчезли.
– Зря, выходит, тратился. Ни Дюма, ни меня. Вот эти подвели, – Лидия с горьким лицом пошевелила пальчиками. – Сначала перезанималась. А потом просто стало понятно, что ожидания, скажем так, оказались завышенными. Не получилась, увы, солистка. Так что Паганини в могиле успокоился, – одним конкурентом меньше. Перевелась на концертмейстерство. Пыталась аккомпанировать. Теперь вот утешаю себя тем, что учить детей тоже кто-то должен.
– Святое дело, – излишне горячо поддержал Антон, подливая вина.
– А вообще странно у меня всё сложилось, – подрагивающим голоском произнесла Лидия. – Помнишь, в ту нашу ночь ты меня убеждал, что характер, мол, судьба. И складывается она из поступков, ведущих к цели.
– Запомнила?
– И вроде к цели шла – всё на кон поставила, чтоб стать большой скрипачкой. Тогда, в Твери, была уверена – иначе нельзя, закисну в провинции, не реализуюсь. И вдруг выяснилось – не дано. Ошибка в выборе цели. И все шаги сразу оказались в нетуда. И замуж вышла странно. Родилась дочь, живем семьей. Зачем только? Любовника попробовала завести со скуки. Тоже как-то вялотекуще. Бросила. Под горячую руку призналась мужу. А он вдруг простил. Я его за это еще больше не взлюбила. Наверное, когда мужчину не любишь, даже благородство раздражает. В сущности нормальный офицер. Не гений, конечно. Так я ему даже того, что не гений, простить не могу. От тебя когда-то сбежала, а ему мщу. Вот ведь мегера какая образовалась.
Лидия вымученно рассмеялась. Глотнула вина.
– А, с другой стороны, останься я с тобой, не пожалела бы? Может, уже извела бы нытьем, что талант загубил…У тебя-то самого кто? – она сглотнула. – В смысле – мальчик или девочка?
Антон отчего-то покраснел.
– Неужто один? – Лидия просияла. – А хочешь, Антошка, я опять для тебя чёлку отращу?
Антону счастливо прикрыл глаза.