* * *
Ехать пришлось далеко, – в гаражный кооператив в Кузьминках. Вход в нужный гараж перегородил поставленный боком "Оппель" с открытым капотом, возле которого возилось несколько спортивного вида парней.
Для Ивана, потеснившись, приоткрыли узкую входную дверцу. Внутри, меж двух разбортированных колес и разбросанного инструмента, на складном стульчике в одиночестве восседал Феликс Торопин. Тоненькой пилкой он обтачивал ногти на длиннющих пальцах. Последнее, что осталось от его неотразимой прежде мужской красоты.
– Засветились, когда брали? – с разгона предположил Иван.
– Да нет, взяли как раз чисто, – Феликс подул на ноготь. – Прилетел, как обычно, один. Удачно "подставили" таксиста. Так что там обошлось без проблем.
– А в чем проблемы здесь?
– Не хочет разговаривать.
– Это с твоими-то уговорщиками?! – съязвил Иван.
– Попробовали чуток. Чтоб без следов. Но – крепкий еврейчик. Крепкого, его сразу видно.
– А насчет автодорожного?
Феликс безнадежно поморщился:
– Даже не дернулся. Умный евреин.
– Причем тут?…
– Он по первым словам, как ему объяснять начали, что хотим, чтоб на нас работал, понял, что ребята мои – исполнители. Потребовал для разговора заказчика.
– То есть свою работу решил на меня переложить? Ты хоть понимаешь, что, появившись перед ним, если не сумею договориться, я засвечусь перед Балахниным?
Феликс, отодвинув от глаз кисть, оценил работу.
– Если ты с ним не договоришься, я его так и так отсюда не выпущу, – неприязненно сообщил он. Иван похолодел:
– Погоди, шо значит?.. И для чего? Он же наверняка не знает, кто взял, куда привезли. Мы так не договаривались.
– А мы об этом вообще не разговаривали. Только здесь две большие разницы. Одно дело – был человек и пропал с концами. Ищи-свищи. Другое – похитили и вернули. Вычислить кто, не хитро. А мне война с Балахниным дорого станется. Не та сила. И если кто мне ее навяжет, с того спросится. Так что уж расстарайся. Сам ведь пожелал – без страховки!
Он с откровенной угрозой глянул желтоватыми зрачками на взопревшего Листопада. Не желая тратить время на пустые препирательства, постучал ногой о пол.
Открылся люк, снизу полыхнул свет. Иван спустился в подвал, оказавшийся меблированной комнатой. Двое "качков", по знаку Торопина, поднялись наверх и закрыли за собой люк.
Перед Иваном за столом сидел директор Хачимовского глиноземного завода Борис Григорьевич Фельдман – пасмурный пятидесятилетний крепыш с крупной залысой головой. Живыми, тревожными глазками он вгляделся в незнакомца.
– Что ж, давайте знакомиться, – стараясь держаться с развязной победительностью, предложил Иван.
– Нет смысла. Я вас узнал. Видел пару раз по телевизору, – перебил его Фельдман. – Только полагал, что вы поумнее.
– Это откуда такой вывод?
– Да по всему выходит. Начнем с угроз этих детских – огласить, что у меня любовница! – Фельдман поморщился пренебрежительно. – А то моя Нора не догадывается. Ну взрыднет. Фикусом в меня для порядка запустит. Волосы вырвать, и то поздно. А насчет других, – я ведь директор комбината, а не раввин, чтоб за свою нравственность отчитываться.
– Но труп-то – это серьезно, – поднажал Иван.
– Не серьезней, чем когда сбил. Дорожное, оно и есть дорожное. Неужто полагаете, что Балахнин позволит своего директора за двухлетней давности аварию в тюрьму упечь? Или у него своих адвокатов и прокуроров мало? А если и сможете посадить, так мне это дешевле встанет, чем за здорово живешь собственного шефа сдать.
– Не дешевле, – в голосе Листопада Фельдман уловил нечто, что заставило его встревоженно напрячься.
– Даже так? – протянул он. Поджал полные губы. – Тогда и вовсе жалко из-за дурака ни за что погибнуть. Скажи, что ты от меня хочешь?
– Помочь отобрать у Балахнина завод.
– Что-нибудь подобное и ожидал! – Фельдман безнадежно охватил руками округлую голову. – Что ж вы за поколение такое безбашенное? Неужто трудно, прежде чем "наезжать", хоть полюбопытствовать, кто на что годен? А теперь и меня к стенке, считай, поставил, – он ткнул на люк, – и для себя ничего не выгадаешь. Потому что реальных полномочий моих!… – он показал кончик желтоватого ногтя.
– Знаю, – оборвал Листопад.
– Знаешь? – удивился Фельдман. Пригляделся обнадеженно. – Тогда нуте-с?
Листопад коротко изложил свой план. По мере того как он рассказывал, скепсис на лице Фельдмана уступил место сначала интересу, потом любопытству, наконец – восхищению.
– Слушайте, план такой нахальный, что может осуществиться, – оценил он. Прищурился насмешливо. – Но мне-то всё это зачем? С чего вы взяли, что я сначала для виду ни соглашусь, а после, прямо отсюда, не побегу к Балахнину?
– Тогда б вы об этом не говорили, – отрезал Иван, пробудив на лице собеседника подобие улыбки. – Да и не за что вам его любить. Завод-то он из-под вас увел. И из директоров, по моим сведениям, на ближайшем годовом собрании готовится сместить.
Он натолкнулся на набычившийся взгляд, подмигнул:
– Сведения точные. Как видите, не вовсе с наскока.
– Да! Это на него похоже, – с внезапным ожесточением подтвердил Фельдман. – Я на заводе двадцать лет. Со снабженцев начинал. Под себя акционировал, на плаву удержал, когда вокруг всё валилось. А этот залетный пришел и – силой, через колено! Пакет акций пообещал выделить, – слова на ветер! Зарплату положил… – он потряс коротким пальцем, – десять тысяч долларов! Это мне-то, который хозяином всему был. Как кость собаке кинул!
Он сбился, смущенный порывом чувств, что позволил себе перед чужаком.
– Теперь вижу, получится у нас, – констатировал Иван.
– Может быть. Только Балахнин такое не спустит. Риски для меня непомерно высоки.
– А мы их промерим. Сколько хотите?
– Миллион двести тысяч, – без задержки объявил Фельдман. Отвечая на незаданный вопрос, леконько стукнул себя в область печени. Болезненно поморщился. – Двести тысяч за физический ущерб. Два удара. Я своё здоровье ценю.
Листопад согласно кивнул.
– Есть еще дополнительные условия…
– Принимаю!
Фельдман неодобрительно покачал головой:
– Что ж вы такой чересчур быстрый? Учитесь дослушивать. Я в том числе имею в виду, что всё это может срастись только при поддержке губернатора. Балахнина он не любит. Не за что. Раньше-то от меня хороший процент имел. Но и против него пойдет только, если будет команда сверху. Он за Хасбулатова играет. Сможете найти подход?
– Придется, – процедил Иван.
Еще затевая комбинацию, он понял, что не миновать идти на поклон к всемогущему спикеру, который давно уже заманивал Листопада на свою сторону.
Противоречия меж Кремлем и Верховным Советом нарастали стремительно. Каждая из сторон готовилась к приближающейся схватке за власть и – вербовала сторонников.
Собственно, едва ли не все сколь-нибудь заметные предприниматели в России были уже размежеваны по причастности к той или иной ветви власти.
А куды в самом деле бедному коммерсанту податься? Чужих грабят все. Белые – тех, что слева. Красные – тех, что справа. Как ни крути, а к кому-то под крыло прибиваться да приходится.
Настал черед и Листопада. А поскольку ковровые дорожки в кремлевских коридорах стелились перед Юрием Павловичем Балахниным, выбора, к кому прислониться, у Листопада не оставалось, – путь его лежал в Дом на Краснопресненской набережной.
Через день, в компании одного из замов председателя Верховного Совета, Иван вылетел на Урал, на встречу с губернатором.
* * *
То, что в течение последующих трех месяцев совершил Листопад, вошло в анналы становления предпринимательства в России как один из самых изысканных способов отъема чужой собственности – без малейших, казалось, шансов на успех. Позже, как всегда, нашлись эпигоны, принявшиеся эксплуатировать чужую идею, и установить авторство теперь не представляется возможным. Впрочем лавры изобретателя волновали Листопада в малой степени. Словно мастер шахматной композиции, он выбирал сложнейший этюд и наслаждался, находя изящный выход из безнадежного положения, да еще с матом торжествующему противнику.
Всё оказалось проделано виртуозно. Через пару дней после визита к губернатору директор глинозёмного завода Фельдман подписал задним числом договоры об оказании посреднических услуг с двумя безвестными фирмами. После чего, не поставив кого бы то ни было в известность, передал им в аренду основные средства Хачимовского завода.
Ещё через месяц обе фирмы обратились в арбитраж с требованием арестовать арендуемое имущество в счет долгов, – в связи с невыполнением заводом обязательств по посредническим договорам. Областной арбитражный суд отреагировал на иск с невиданной для судебной системы оперативностью, – арендуемое имущество было немедленно арестовано и тут же продано за бесценок… тем же фирмам-арендаторам. Лично участвовавший в процессе со стороны завода директор Фельдман апелляцию подавать не стал.
Выигравшие суд арендаторы, не откладывая дела в долгий ящик, зарегистрировали новую компанию – "Глиноземный хачимовский комбинат". В качестве вклада в уставной капитал внесли, само собой, основные средства прежнего предприятия. То есть то, что до этого числилось у них в аренде.
После чего у прежнего – "Хачимовского глиноземного завода", принадлежащего Балахнину, на балансе остались разве что табуретки да неликвид.
В тот же день распоряжением новых собственников прежнюю администрацию, представлявшую интересы "Конверсии", полностью заменили, а доступ на завод для посторонних перекрыла частная охранная фирма из числа торопинских боевиков.
Лишь тогда тайное сделалось явным. Опростоволосившиеся ротозеи-менеджеры "Конверсии" бросились в Москву с горьким известием: случилось невиданное, – какой-то наглец походя вынул из-под них целый завод.
Предугадать реакцию Балахнина оказалось несложно. Тотчас закипело. На Хачимовск из Москвы нахлынули юристы, экономисты, особисты.
Арбитражные суды засыпали исками и апелляциями. Против директора завода возбудили уголовное дело по мошенничеству, но сразу арестовать не решились, так как формально действовал в рамках полномочий. А пока искали доказательства корыстного умысла, новые собственники предоставили бедолаге Фельдману в связи с пошатнувшимся здоровьем долгосрочный отпуск в Австралию. Куда он и отбыл со всей семьей.
* * *
Листопад торжествовал победу. Он поставил грозного противника перед угрозой мата и теперь ожидал его с мольбами о перемирии.
В самом деле по истечении нескольких дней в кабинет Листопада, где они с Антоном обсуждали дальнейшие действия, вбежал Маргелыч. И потому, что вбежал без предупреждения, и по ошалелому его виду было понятно, что случилось нечто чрезвычайное.
– Ну? Шо на этот раз? – поторопил Иван.
– С вахты позвонили. Крутой "мерин" с тремя джипами подъехал. Говорят, Балахнин. К вам, Иван Андреевич.
Иван ликующе прищурился. Свершилось!
–Пусть ждет на проходной!
– Как ждет? – оторопел Маргелыч. – Вы не дослышали. Это ж сам…
– Объяви, что совещание. Освобожусь через полчаса. Пускай пока поостынет.
– Так это… – Маргелыч сглотнул. – Я уже вроде как… Они б все равно прошли.
В самом деле снаружи донеслись звуки энергичных голосов, резко диссонирующих с привычным прилизанным шепотком в президентском "предбаннике".
– Пшел! – коротко, сквозь зубы процедил Иван.
– К-куда, Иван Андреич?
– Дорогих гостей встречать! Чего теперь остается?
Опростоволосившийся Маргелыч опрометью бросился прочь. Но – поздно. Дверь распахнулась от сильного толчка снаружи, и в нее шагнул Юрий Павлович Балахнин.
– О, и этот здесь, – он с мимолетным удивлением узнал Антона. На полноценное удивление у него, похоже, времени не доставало. – Вам бы еще Вадичку в компанию и, будто опять в Тверь восьмидесятых вернулся. Но говорить будем один на один. Без "шестерок".
Обидчивый Антон вспыхнул и, коротко кивнув Листопаду, вышел.
Иван, поморщившись, показал Балахнину на место у журнального столика. Сам уселся в соседнее кресло.
– Чай? Кофе?
Повел глазами в сторону Маргелыча. Но это было излишне, – тот уже успел усвистать в прихожую, и слышно было, как требует кофе для гостя – срочно и чтоб того самого, из закромовал, чтоб месторождения в программу приватизации включили.ебя предпредил, чтоб процесс из-под контроля не выпустим..
Оба президента какое-то время обменивались свинцовыми взглядами. Будто боксеры-тяжеловесы – перед схваткой.
– Ты зачем в мой Хачимовск полез? – произнес Балахнин.
– Был твой! – Иван лукаво улыбнулся. – А потом закинули бредень и зацепили. Ты – на мою территорию посягнул, я – от твоей откусил. Рынок, понимашь! А что? Что-то не так?
– Ваньку не валяй, – предостерег Балахнин, даже не заметив невольного каламбура. – И не ёрничай. Не тот повод. Месишь свой мясо-молочный комплекс, стрижешь мужичка почем зря. Вот и стриг бы потихоньку. А то скоро и стричь нечего будет. По моим сведениям, крепко за тебя власти взялись. Выясняется, что кругом недоимки да укрытие от налогов. А сейчас с этим строго.
Иван пасмурнел:
– За собой следи. Хоть и силен за власти прятаться, а Хачимовск продристал.
– Хачимовск я у тебя все равно назад отберу!
– Может, отберешь. Если сам прежде не разоришься. Алюминий-то у тебя теперь – йок! Западные контракты горят. Потому и приполз.
Балахнин оскорбленно поджал губы, – от окоротов отвык. Но и возразить было нечего.
– Давай без пустословия, – предложил Листопад. – Говори, – с чем прибыл?
– Ты мне немедленно возвращаешь мой глиноземный завод!
– Ну-ну?
– Потом я тебе твой, – неохотно закончил Балахнин.
Иван неприкрыто засмеялся.
– Допустим, Хачимовск я тебе верну! – объявил он.
Балахнин обнадёженно вскинул голову.
– Верну, верну. Мне, в отличие от тебя, чужого не надо, – успокоил его Иван. – Но только после того, как ты первым… Первым! отступишься от "минералки" и всю налоговую свору с моих предприятий назад на псарню отзовешь. Уж извиняйте, дядьку. Знаю, с кем дело имею.
– Это всё? – процедил Балахнин.
– Если не считать мелочей, – в зрачках Листопада вспыхнуло злое веселье. – Я ведь с твоим заводишкой в расход вошел, понимашь! Так что, – миллион двести тысяч отступного, думаю, без избытку будет. Как полагаешь?
– Полагаю, что зарвался ты, Листопад! – терпение Балахнина иссякло. –Силой меряться вздумал! Гляди, как бы не надорваться.
Он без затей чиркнул ногтем по шее.
– Юрий Павлович, шоб от вас такое, – Иван с притворной обескураженностью почмокал губами. – Вы ж как будто под интеллигента косите.
– Угу, – Балахнин грузно поднялся. – Так вот, как интеллигент интеллигента предупреждаю. Не отступишься без всяких условий, – буду мочить. Считай это в качестве первого предупреждения. Оно же последнее. Неделя сроку.
– И тебе алаверды – неделю, – любезно отреагировал Листопад. – Остынешь, звони.
На выходе Балахнин брезгливо оттолкнул Маргелыча с подносом.
– Ох, и мутный, – поёжился Маргелыч. – Ему, говорят, что кабана завалить, что человека. Слыхали, какая за ним кликуха закрепилась? Юра – киллер. Может, отскочить, пока не поздно?
Заметил побелевшие губы президента.
– Да не, мне-то? Как скажете, так и сделаем.
Опасаясь нового избиения, Маргелыч быстренько вышел.
Брови Листопада сошлись к переносице:
– Ничо! Пусть побесится. Никуда теперь из капкана не денется!
Ошибся в своих расчетах Листопад.
Среди новых русских – что чиновников, что бизнесменов, – можно слыть мошенником, разводилой, кидалой и при этом оставаться уважаемым человеком. Но прослыть простофилей, – страшнее страшного.
История о том, что из-под всесильной "Конверсии" влёгкую вытащили целый завод, широко распространилась.
Даже в Кремле, куда Балахнин бросился за подмогой, старые, проверенные дружки при встрече спешили спрятать смешинки в глазах, – в нем стали видеть лоха. На безупречную дотоле репутацию Юрия Павловича легла мрачная тень позора. И ни замиряться с Листопадом, ни тем более прощать обиду он отныне не собирался.
Только образцово-показательная порка зарвавшегося наглеца могла восстановить подорванный Балахнинский авторитет. Материальные потери и упущенная выгода отныне в расчет не принимались. Утрата имиджа выходила дороже.
Балахнин решился идти до конца, – добился опечатывания "Возняковских минеральных удобрений".
В ответ Листопад ударил поддых – полностью перекрыл поставки из Хачимовска на Балахнинский металлургический комбинат.
Началась тяжелая окопная война, в которой каждая из сторон ежечасно несла невосполнимые потери.