– Отче, пойдем ко мне в палатку – на воздухе комары заедят!
Долго отца Бориса упрашивать не пришлось, залез в старую, но крепкую палатку, оценил практичность и сноровку нового знакомого. Быстро познакомились. Звали молодого батюшку отец Роман Заяц, и служил он в поселке Лальске, самом северном приходе Вятки. Отец Роман оказался батюшкой хозяйственным: пока отец Борис задремал, он тут же на примусе соорудил ужин, заварил чай. Поужинали с аппетитом, а поскольку у отца Бориса дремота и крепкий чай сон разогнали, а вятский батюшка оказался крепким орешком – они долго разговаривали и делились жизненными историями. Эти истории отец Борис, с разрешения отца Романа, и подарил мне и вам, мои читатели.
"Если за Бога держаться – все будет!"
(Первая история вятского батюшки Романа Зайца)
Прадед мой по отцовской линии Варлаам был православным священником, уехал предположительно в 1925 году служить в Русскую миссию в Аргентине, где и преставился ко Господу, а прадед по материнской линии, татарин Амин, был муллой. Моя бабушка по маме, Муссалима, хотела, чтобы я принял ислам. Но у меня к исламу никогда душа не лежала.
Всё в моей семье было как во всей нашей стране: прадеды верующие, деды уже жили в советское время, но веру хранили, а родители при советской власти воспитывались атеистами. Сам я в Бога уверовал в четырнадцать лет: поехал со школьной экскурсией по Золотому кольцу, и так меня эта поездка поразила, что я даже молитвослов купил, молиться начал по утрам и вечерам. Но в моем окружении тогда верующих православных людей не было: папа военный, мама – татарка, и потихоньку я забыл о первом своем порыве к вере.
Прямо как в евангельской притче о сеятеле: "Вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло" (Мф. 13: 3–7). Хорошо учился, в 1988 году был даже награжден путевкой в Артек.
В 1994 году Господь спас меня от неминуемой смерти. Служил я в ракетных войсках стратегического назначения; правда, ракетные комплексы видел только в разобранном виде – служил на базе хранения военной техники в "закрытом" городе Свердловске-44. Мы часто переставляли технику с места на место, наводя порядок на территории базы. В первые месяцы службы нам, молодым бойцам, доверяли только стропы цеплять… И вот в один такой прекрасный (воистину!) день мы с моим товарищем Русланом Галимзяновым прицепляли отслужившие свой век грузовые автомобили к трактору Т-150.
Я подошел к очередной машине, прицепил трос, обернулся в ожидании трактора и увидел, как трактор, не останавливаясь, катится на меня! Когда я обернулся, причем слишком поздно, – трактор уже приблизился ко мне почти вплотную. Все это происходило так быстро и неожиданно, что я уже не успевал отбежать в сторону. Да и оцепенел от страха. Позже потом читал, что смерть сначала у человека ноги отсекает, поэтому люди пошевелиться не могут. Я видел глаза тракториста Лехи – он смотрел на меня с ужасом и давил на тормоза, но семитонная машина не останавливалась!
Бампер трактора прижал меня вплотную к бамперу позади стоящего грузовика. Я уже чувствовал, как мои внутренние органы плющатся под мощным прессом… И в этот момент трактор встал как вкопанный. Я после того случая много дней в туалет кровью ходил (простите за подробности). Руслан Галимзянов недавно писал мне, вспоминал тот день. Ему тоже было страшно. А я тогда даже крещен не был! Видимо, отмолил меня кто-то. В последний момент. Милостивый Господь!
Когда мне дали отпуск, я решил покреститься. В последний день отпуска приехал в соседний город, зашел в Знаменский храм (в нашем городке храмов открытых не было), и на пороге столкнулся с уже выходившим из храма настоятелем, отцом Сергием. Сказал ему, что хочу креститься. Батюшка ответил:
– Я уже ухожу, приходи завтра.
– Завтра я уже в армии…
– А в каких войсках служишь?
– В ракетных.
– О! И я ракетчик.
И батюшка тот меня покрестил. Без денег. Сейчас ко мне приходят креститься – я крещу, тоже денег не спрашиваю. Пожертвование – дело добровольное. Моя казначей мне жалуется:
– Так они же не заплатили.
А я ей отвечаю:
– Так я и сам бесплатно крестился. Как-то одна женщина у меня спрашивает:
– Батюшка, а вот если я креститься хочу – а у меня денег нет?
– Я вас бесплатно окрещу.
А она, оказывается, уже деньги отдала. Так она пошла и забрала деньги из кассы. Объяснила матушке за свечным ящиком:
– Батюшка сказал: бесплатно можно!
Свечница моя была в полном расстройстве. (Тут отец Роман улыбнулся.)
Следующий случай моего чудесного спасения был в 1997 году, через год после армии. Мы с отцом ездили в город Курган. У отца был автомобиль BMW – очень быстрая машина. Уже на обратном пути мы на скорости примерно в двести километров попали в аварию. Впереди нас водитель "Газели" пошел на обгон, а в это время наша машина поравнялась с его – он просто нас не видел (скорость была огромной). Чтобы избежать столкновения, отец резко нажал на тормоз и выкрутил руль влево. Нас на мокрой дороге метров пятьдесят крутило, пока наша машина не врезалась в ограждение, за которым был пятиметровый обрыв и какой-то водоем. При ударе об ограждение у машины вырвало заднее колесо, которое улетело по обрыву в воду, а нас перевернуло на крышу, и мы вверх тремя колесами проскрежетали по асфальту еще метров пятьдесят. Машина всмятку, отцу после аварии голову зашивали, а на мне не было ни царапины! Милостивый Господь!
Но и после таких чудес я не сразу пришел в храм. После армии работал и грузчиком, и экспедитором. Потом в страховой сфере прошел довольно быстрый путь от страхового агента до директора городского филиала страховой компании. Жил "как все", в свое удовольствие. Но стал я чувствовать какую-то неудовлетворенность жизнью. То, что я делал, перестало мне нравится. Вроде бы денег хватает, машина есть, на работе дела хорошо идут – а вот чего-то не хватает, и всё…
А это потому, что жил я без Бога. В душе каждого человека есть пустота, размером с черную дыру, которую можно заполнить только Богом. Ни земные удовольствия, ни материальные блага, ни увлеченное занятие, ни даже любимая семья не могут покрыть и самой малой потребности человеческой души. Только Всесильному Богу это под силу! Да ты и сам, отец Борис, это хорошо знаешь!
И вот как-то ночью снится мне сон. Снится ад. Жуть необъяснимая… Крики людей, смрадный запах… Подробностей увиденного мною я сейчас не помню, но мне очень хорошо запомнилось мое как бы потустороннее состояние. Ужас был полный, и даже после пробуждения я минут двадцать не мог встать с кровати: "Сердце мое смятеся во мне и боязнь смерти нападе на мя. Страх и трепет прииде на мя и покрымя тьма" (Пс. 54: 3–4).
Я понимал, что это мне приснился не просто страшный сон – я увидел другую жизнь за гранью человеческого бытия. И эта другая жизнь по моему тогдашнему духовному состоянию не сулила мне ничего хорошего после моей смерти.
Вскоре после сна первого снится мне сон второй.
В том сне я увидел всю свою жизнь до конца. Но та жизнь, которую я увидел, сильно отличалось от той, которой я жил. Сон мне показался эдаким сновидением из серии "Не дай Бог!". Но вскоре жизнь моя действительно стала меняться, причем так же резко, как плуг хлебопашца взрывает и переворачивает землю, заросшую бурьяном. И наяву стали происходить события из моего сна – а я их помню. Такая милость Божия была ко мне: Господь показал мне ту новую жизнь, которую Он для меня приготовил. Просто Чудо!
Вскоре я уволился с работы, закрыл свое дело, которым занимался параллельно страхованию. Какое-то время ничем не занимался, кроме переосмысления своей жизни. И в один самый обычный день вдруг уехал в никуда. На железнодорожном вокзале Екатеринбурга подошел к билетной кассе, протянул последние деньги и попросил билет почему-то до Кирова, хотя в этом городе у меня не было даже знакомых и я в нем ранее никогда не бывал.
Мне было тридцать два года, через неделю должно было исполниться тридцать три. Это я сейчас понимаю, что Господь меня призывал, а тогда для окружающих и для меня самого мой поступок выглядел, мягко говоря, странно. Но я повиновался внутреннему порыву и не оглядывался назад.
Девятого марта 2008 года я приехал в Киров (Вятку) и впервые попал на службу в Свято-Успенский Трифонов монастырь. При этом у меня было чувство, что я вернулся домой.
А десятого марта было Прощеное воскресенье. Митрополит Вятский и Слободской Хрисанф, прося прощения у своей паствы, встал на колени, а у меня в этот момент слезы градом хлынули. Я закрыл глаза, и почувствовал, как Кто-то обнимает меня – явно чувствовал тепло Ладоней на своей спине. От этого слезы полились еще сильнее. Вот такая благодать на меня, блудного сына, сошла от Отца Небеснаго.
Стал подвизаться трудником в монастыре, снег чистил, другие работы по хозяйству выполнял… В монастыре у меня начались страхования – видимо, враг ополчился, что я вольготную мирскую жизнь решил поменять на пост и молитву. Невидимая духовная брань и проходит невидимо, а у меня она происходила даже на видимом уровне: все руки были в синяках. Просыпался ночью в холодном поту – а на руках синяки появлялись… Может, это оттого, что знал враг о предстоящем мне священстве… Постепенно полегче стало – исповедовался, причащался. Сходил в Великорецкий крестный ход. Игумен Великорецкого монастыря Тихон (Меркушев) стал моим первым духовником. Через шесть месяцев после моего приезда в монастырь я получил новое послушание: стал трудиться в резиденции митрополита Хрисанфа.
Спустя год, проведенный в монастырских стенах, я оказался как бы на перекрестке: принять ли мне монашеский постриг или уйти трудиться в мир? За разрешением своего вопроса я поехал в Великорецкое, к своему духовнику. Отец Тихон побеседовал со мной и благословил идти в мир, сказал, что путь мой – семейный. И после его благословения я познакомился с выпускницей Вятского духовного училища и сделал ей предложение.
Владыка Хрисанф, митрополит Вятский и Слободской, отправил нас супругой в село Кикнур – она стала трудиться регентом, а я алтарничал, читал Шестопсалмие… Как-то наш священник, отец Владимир, поехал в село Беляево, к старцу архимандриту Гавриилу (Кислицину). И я с ним – за водителя, я его в то время возил.
Шел 2009 год, было лето, стояла жара, и я сидел за рулем в шортах, бритый, коротко стриженный. Приехали к старцу – а он меня, вот такого, сразу же начал называть отцом Романом. Несколько раз назовет отцом и смутится как бы сам. Стал я к нему ездить, принял меня батюшка в духовные чада. Ну а потом все само собой произошло. Я в храме трудился, ходил в крестные ходы, снимал эти крестные ходы на видео. В 2012 году стало известно о разделении Вятской епархии на три и образовании Вятской митрополии. Будущий епископ Яранский Паисий меня заочно знал. И когда мой духовный отец, архимандрит Гавриил, благословил меня в 2012 году писать прошение и принимать сан, владыка Паисий меня рукоположил. Так что священник я молодой.
Сам Господь меня с одного места с корнем вырвал – и на другое пересадил… В мгновение ока! Друзья, знакомые – все остались в прошлой жизни.
Меня вот сейчас иногда кто-то из неверующих людей спрашивает:
– А какие у тебя, батюшка, доказательства существования Бога?
На что я сразу отвечаю:
– А вы на меня посмотрите! Разве может человек сам собой так измениться, как я изменился?! Разве может так его жизнь измениться без Бога?!
Вот сейчас служу в Лальске. У нас с матушкой растут четверо детей: пять лет, четыре, три и один годик. Малыши-карандаши… Нет у меня сейчас прошлой беззаботной жизни, но как же я благодарен Господу за Его милость ко мне! Если за Бога держаться – все будет: хлеб на столе, крыша над головой, любящие и любимые люди рядом.
Как дед Василий помирал, или О семейном кресте
(Вторая история вятского батюшки)
Во времена моего поиска смысла жизни, как раз перед тем, как уехал я в Киров, произошел в моей семье один случай, который приоткрыл мне краешек другой, неземной жизни. У жены моего брата болел дед. Звали его Василий Николаевич. Дед Вася был кристально честным и порядочным человеком. В 1939 году ушел в армию, да так до 1947 года и прослужил. Прошел всю войну. Был награжден орденами и медалями.
Вот только, как и многие его ровесники, жившие во времена гонений безбожной власти на Церковь, он не ходил в храм, не исповедался и не причащался, хотя был человеком верующим. Да и трудно остаться неверующим на войне! Сколько раз он молился ко Господу и Пресвятой Богородице, сколько раз взывал к Николе Угоднику – это только Им известно…
В 1997 году дед заболел. После первого инсульта он еще кое-как ходил, хотя правая сторона у него почти вся отключилась. Но он был очень сильным человеком и старался не доставлять хлопот окружающим – одной рукой, но все делал сам. Умудрялся даже воду носить и чистить зимой снег.
Второй инсульт свалил деда окончательно, и он около трех лет лежал как бы в забытьи, причем непрестанно кричал от боли. Но боль эта не была физической – душевная боль может быть тоже очень мучительной: каждый из нас, даже самый безупречный внешне человек, набирает за свою жизнь тяжелый груз грехов. И никакие лекарства деду не помогали. В себя он приходил крайне редко, и бабушка безропотно ухаживала за ним.
Но однажды, весенней ночью 2000 года, Василий Николаевич пришел в себя, в ясном сознании попросил супругу, чтобы она позвала сына, живущего в соседнем доме. "Прощаться буду", – сказал дед с тихой радостью на лице. Прибежал сын, которому поведал его умирающий отец о том, что мучился он за свои грехи, чтобы на сына своего их не перекладывать. Еще сказал, что сейчас умрет и его отпустили с родными попрощаться. После этих слов Василий Николаевич закрыл глаза и с блаженной улыбкой предал свой дух Господу Всемилостивому! Когда деда хоронили, он продолжал улыбаться.
Этот случай с дедушкой Василием перевернул мою жизнь! Я осознал, что, по всей видимости, человек жил телом на земле, но душа его мучилась в аду. А после тяжких мучений, возможно (кто знает? Один Господь!), сподобился раб Божий Василий милости Божией. Я много об этом думал.
Дед сказал сыну: "Я тебе свои грехи не оставил!" Как это понимать? Скажем, если отец украл у неимущих – это тяжкий грех. Умирает папа – а грех его не искуплен. И его сын ощущает на себе не сам грех, а тяжесть этого греха. Есть такой своеобразный семейный крест. Его несет вся семья, ведь семья – это единый организм… Тяжесть семейного греха – это совокупность грехов всех членов семьи. Крест живых и усопших.
Если человек страдает, как дед Василий, понимает, что страдает за свои грехи, и добровольно, без ропота, принимает эти страдания – Господь прощает его. И семейный крест делается очень легким.
А когда все члены семьи грешат и не каются, чаша переполняется – и семью постигает какая-то скорбь, беда, болезнь. Иной раз один молитвенник в семье держит всех родных – берет на себя подвиг, подвизается: молится, кается, постится. Одна семья мне недавно жаловались:
– Бабка наша, Божий одуванчик, жила себе тихонько, неприметно, где-то в своей комнатенке сидела… Мы, грешным делом, про нее забывали порой, даже день рождения ее забывали. Такая тихая бабуля, старая, толку от нее уже никакого не было – ни щи сварить, ни в доме прибраться. Но жили мы – так хорошо! Так все ладилось в жизни! А умерла бабка – как сглазили: то болезнь, то увольнение, то разлад семейный! Все наперекосяк пошло!
Я у них спрашиваю:
– А бабушка ваша в Бога верила?
– Так как не верить! Только и молилась целыми днями – что ей еще оставалось в старости делать?!
– Так ведь это ваша бабушка-молитвенница всю семью вашу на плаву держала!
– Ах! А мы и не понимали!
Есть у меня знакомый игумен. Он рассказывал мне о своих родственниках: родные со стороны матери – люди верующие. Был даже священник в роду, который принял мученическую смерть за веру. Видимо, так он Богу угодил, что на всей семье благословение Божие лежит: нет ни алкоголиков, ни наркоманов, ни самоубийц. Все ладится: и семейная жизнь, и работа, и детишки растут ладные да здоровые.
А вот со стороны отца – люди неверующие, да еще кто-то, видимо, богоборцем был. Так с этой стороны – сплошь скорби, да какие тяжелые! И пьют, и умирают рано, и самоубийцы есть. Тяжесть греха людей давит – а каяться никто не умеет!
Иногда бывает, умирает старший в роду – и всем его детям тяжело. А это потому, что главная тяжесть креста ложится на старшего в роду. Как и в обычной бытовой жизни: кто постарше – несет потяжелее чемодан, кто помладше – сумочку, совсем малые – без поклажи, налегке бегут. Становятся старше – им уже ноша дается.
Бывает: умирает мать, а за ней череда смертей в семье. Говорят: покойница их за собой забрала… А это они просто тяжести семейного креста не выдержали!
Недавно случай был. В одной семье – череда смертей. Нелепых, неожиданных, безвременных. Пришли они в храм, ко мне, к священнику, за помощью. Спрашивают: почему в их семье такое странное и страшное дело творится? Я им отвечаю: я священник молодой, вот к духовнику поеду, он – старец, с ним и посоветуюсь.
Приехал к духовнику, рассказал. Поделился своими мыслями, которые только что тебе, отец Борис, выложил: о тяжести семейного креста. Батюшка мой помолился и говорит:
– Да… Правильно думаешь… Есть семейный крест! И в этой семье все неспроста! Пусть ищут корень, причину. Грехи наших родных влияют на нашу жизнь. Лежит, видимо, на этой семье какой-то тяжкий нераскаянный грех. Тяжесть греха начинает давить людей. И вот – настал момент, когда приходится по счетам за долги платить. Господь забирает их для их же блага, чтобы ноша их не стала совсем неподъемной, чтобы не пришлось всему роду под корень пойти…
Еще помолился старец мой и благословил меня исповедать всю семью, чтобы вспомнили они все грехи свои с самого детства, покаялись перед Господом. Благословил также их всех соборовать – дабы простил им Господь грехи забытые. Так, возможно, череда смертей и остановится. Покаянием…
И вот, возвращаясь к нашему деду Васе, я понял: всю жизнь жил он честно и, умирая, не мог позволить себе такую подлость сделать: передать свои нераскаянные грехи сыну. Знал, за что перед смертью страдает, и без ропота страдания принимал. А когда умер – так улыбался! Такое блаженство, такая радость были на его лице! Есть мир видимый и невидимый, так деду Василию был уже открыт невидимый мир!