То ли старик, то ли старуха выглядело жутко. Тому человеческому существу было сто семнадцать или сто двадцать семь лет – она точно не расслышала. У него, у существа, был лысый череп в крупных коричневых пятнах, а на нём – несколько белых волосков, которые колыхались от малейшего движения вокруг. Казалось, дунь ветер посильнее ‒ и сдёрнет вмиг с черепа уже засушенный пятнистый скальп с седыми былинками вместе, как с одуванчика. Наверное, отсюда произошло выражение "старушка – божий одуванчик", подумалось тогда Алевтине, и она поняла, что теперь до конца жизни при виде обдуваемого одуванчика её будет преследовать виденье пятнистого черепа.
Не меньше скальпа с былинками шокировало личико-сухофрукт, эдакий сморщенный коричневый изюмчик с чёрным провалом беззубого рта. Где-то глубоко в глазницах кисли совершенно бессмысленные, обесцвеченные тремя веками водянистые глаза, из которых ушла даже последняя мысль: а что я ещё здесь делаю?
На эту достопримечательность, появившуюся в позапрошлом веке, и правда было страшно смотреть. Да что там порыв ветра! Казалось, дунь сквозь экран телевизора, и не только пятнистый скальп, но и весь этот иссушенный остов человека, эта еле живая мумия разлетится, как кучка осенних листьев. Алевтина тогда испугалась, что лет через сто (на этот раз в прямом смысле) она может так же мумифицироваться, обесцветиться и остекленеть, и решила, что сто двадцать лет ей точно жить не стоит, так, восемьдесят, максимум девяносто, да и то при сохранении способности обслуживать саму себя.
Теперь второй раз в жизни в сознании всплыл вопрос: зачем столько жить? Алевтина увидела такую дряхлую живучесть предмета, от которой оторопела.
Это была сумочка. Когда-то. Много лет назад это была заурядная дамская сумочка бежевого цвета, небольшая, на молнии, с одной недлинной ручкой. Образ предмета можно было довольно точно восстановить по едва сохранившимся останкам. Теперь эта полудохлая сумочка, явно пришедшая в этот век из прошлого, выглядела как та человеческая мумия – страшно, нелепо и потрясающе.
Аля пыталась припомнить, видела ли она ещё когда такую древнюю сумку, и не могла. Никто из женщин в её окружении не доводил галантерею до такого состояния и тем более не держал при себе. У бабушки, правда, была одна старая мамина, но она просто молодуха по сравнению с этой долгожительницей! Бабушке сумочка очень нравилась, она с ней несколько летних месяцев не расставалась, но у подручной любимицы вовремя порвалась ручка, и бабушка приспособила её для хранения документов.
В этом же истерзанном, исстрадавшемся предмете держали повседневные вещи, то есть им пользовались, и причём по прямому назначению, будто заставляя через силу исполнять какие-то функции, до которых этому предмету уже не было никакого дела. Всё равно что принудить ту человеческую мумию из передачи на работу ходить или сексом заниматься.
Фу! Алю передёрнуло. Хотелось крикнуть: оставьте беднягу в покое, перестаньте мучить! Сумки столько не живут!
Но сумочку в покое не оставляли. С бедолаги сыпались ошмётки бежевого дерматина, оголяя серую тканую основу и места разноцветной штопки. Ручка была несколько раз пришита, оторвана и снова пришита то коричневыми, то розовыми, то белыми нитками; фурнитура вырвана "с мясом", а молния с обеих сторон тоже прошита – вручную – бежевым и розовым. Но она открывалась и закрывалась! И в сумочку входили и выходили разные предметы: телефон, кошелёк, ключи, рабочее удостоверение мужа… А значит, ею всё ещё можно было пользоваться!
Поражало то, что эта сумка додыхала не у бомжихи-модницы, а в руках молодой жены офисного сотрудника города Бердянска. Нет, пожалуй, самым шокирующим было то, что все они считали это нормальным: ну, подумаешь, старенькая сумочка, молния ведь ещё работает, так что пусть умирает своей смертью прямо на работе, о какой пенсии может идти речь? Пусть работает, пока сердце не остановится. Получается, сердце сумки – это молния, руки сумки – это ручки, фурнитура и украшения – причёска и макияж… Алю ещё раз передёрнуло, но окружающие этого снова не заметили.
До пляжа доехали чересчур быстро, будто торопились. Сонная Алевтина даже не успела рассмотреть, как изменились окрестности города. Ну, ладно, ещё будет время. Денис по телефону расписывал, как будут насыщены их дни до путёвки.
Наконец, на пляже она разглядела друзей Дениса.
Рыжие мочалки подмышек бросились в глаза первыми – этот Сергей безнадёжно отстал от цивилизации. Плавки в полосочку гармонировали с полосками рёбер и были то ли большими, то ли растянутыми. Фу! Алевтина отвела взгляд. Ну, не нравится ей дряблая обвислость слишком худых. Не нравится. Сергей активно жестикулировал и при каждом взмахе чахлых крыльев пугал Алевтину своими мочалками.
Аля отвела взгляд и засмотрелась на Галину.
Вот уж где присказки вспоминаются! Противоположности притягиваются. Супруга была фундаментально дородной, как сундук. Нет, конечно, когда-то, в ту мифическую эпоху, которую большинство женщин именует "до родов", она была стройнее, возможно, намного, о чём говорили не полные, но мощные, с хорошо очерченными мышцами, ноги. Но туловище – квадратное, кряжистое, словно по ошибке приставленное к стройным ногам, несло на себе мало следов материнства, но много – лентяйства и обжорства. Избушка на курьих ножках, а не женщина!
"До родов"… Что за формулировка такая дурацкая? Ну, что такого особенного в этом состоянии? Конечно, Алевтина ещё не рожала, но рожали её подруги. И Дашка. Дважды. И ничего на ней не осталось, чего не было до беременности. Весы показывали пятьдесят три на следующий день после родов – и первых, и вторых. Но Дашка – диетчица, и фанатеет от всяких йог и пилатесов. И работает много – мотается целый день то по дому, то по городу. А эти, которые "до родов" на что-то похожи, а "после родов" – исключительно на мешки сала, просто ленивы и прожорливы. Да! Мама ведь тоже не спрятала талию под слоем жира, хотя любит тортики и поваляться на диване. Но в меру. В очень чётко ограниченную меру, а не вволю и за восьмерых.
Дальше мысли Алевтины переместились в сторону другой сказки – из машины выкатился Колобок: абсолютно круглый улыбающийся мальчик десяти лет, который весил однозначно больше папы и совершенно не походил на него. Как, впрочем, и на маму.
– Меня Гриша зовут, а Вас?
– Алевтина.
– Очень приятно. А это мой друг Андрей. Он по соседству живёт и с нами часто на море ездит.
– Приятно познакомиться, Гриша и Андрей, – девушка улыбнулась детям, успев разглядеть обоих ребят.
Андрей – мальчик как мальчик, поджарый, мускулистый, спокойный, слегка растерянный. Круглый Гриша – гораздо раскованнее и обаятельнее и, кажется, лучше многих взрослых знает, как себя вести и что говорить.
Алевтина повернулась лицом к воде.
Море…
Даже маленькое и мелкое, оно всё равно будет морем. Сейчас нужно позабыть о виденных больших морях и понять это нефритовое, и прочувствовать всё, что оно может дать, насладиться им.
За спиной набирала силу обычная пляжная суета: мужчины натягивали тент, пряча от солнца машину и место около неё; Галина по очереди заглядывала во все двери и в багажник, что-то отыскивая; дети постягивали шорты и с повизгиванием бросились к воде.
– Помочь? – Алевтина на всякий случай спросила у Дениса, который привычным движением вколачивал в песок длинный шест для тента. Нет, красиво он всё-таки двигается, что бы ни делал. Бывают же такие люди!
Мур задержал взгляд на лице девушки, потом скользнул вниз по силуэту и улыбнулся:
– Раздевайся. Что ты поможешь? Тент натягивать?
– На вот, подстилку у воды постели, – Сергей нашёл занятие новой знакомой.
Стоянка по традиции разделилась на две: у машины в тени и у воды на солнышке. Детвора уже вовсю плескалась.
– Тёть Аль! Идите к нам! Вода теплючая-а-а-а! – пропел сияющий Колобочек.
Нет, ребёнок всё-таки славный, но раскормленный до безобразия. Кому от этого хорошо, кроме глупой мамы? Наказание надо какое-то придумать для таких родителей, и тревогу бить ещё в садике, если дети перебирают в весе.
Алевтина медленно сняла леггинсы и тунику, чувствуя спиной, что Денис замер там, у машины, и наблюдает за каждым её движением.
– Дэн! Дэн! Ты меня слышишь? – окликнул Сергей.
Аля улыбнулась. Она была права: Денис действительно не сводил с неё глаз.
Нет. Одежда на солнце выгорит, оставлять её здесь нельзя. Девушка повернулась и медленно пошла к машине, сосредоточившись на песчаных барханчиках и редких ракушках под ногами – пусть Денис рассмотрит её как следует, раз уж начал.
Развесив одежду на спинке своего сиденья, Аля глотнула минералки, которая уже начала греться. Что с ней будет через час без мобильного холодильника?
Уже после первого купания пришлось смыть остатки косметики. Водостойкая тушь оказалась совсем не такой, невзирая на её стоимость. Хорошо, что в маленькой походной косметичке у Алевтины было всё необходимое, чтобы избавиться от нестойкой стойкости. А красота? Блеск в уставших глазах появился, и хватит.
Пока вся компания разместилась на покрывалах у воды – обедать вроде ещё рано, да и солнце не очень злое. Денис с Сергеем подбрасывали в воду мальчишек. Бедный Денис! Ему достался Колобочек.
Вдруг Сергей подскочил к жене с бешеным шёпотом:
– Где удостоверение? Дай! Дай быстро!
Та молча всколыхнулась навстречу ошмёткам монстры-долгожительницы, растревожила полумёртвую молнию, подёргав раз пять, и достала красненькую новенькую книжечку – снова не поверилось, что в таком дохнущем предмете может находиться что-то живое. Сергей схватил освобождённую из склепа корочку и умчал куда-то по пляжу.
Интересно, а как Галина на работу ходит с такой сумочкой? Или у неё всё-таки есть другая? Но почему-то казалось невероятным, что у этой женщины может быть ещё одна сумочка, тем более нормальная.
– А где ты работаешь, Галь?
– А? – женщина наблюдала за перебегающим по пляжу мужем. Тот двигался загадочными зигзагами – видимо, красная корочка требовала исполнения какого-то ритуала. – Я? Да нигде не работаю. Раньше в детском саду воспитателем работала. И в магазине продавцом. А как Гришеньку родила, так и не работаю. А что толку работать, как зарплата всё равно маленькая?
Логично. Для обладательницы дохлой сумочки (ой, далась мне эта сумочка!).
– Ну, если у мужа зарплата хорошая…
– Да совсем не хорошая, не хватает.
А работать так и не пробовала за десять лет. Даже самой маленькой зарплаты хватило бы на новую сумочку, да не на одну. И, глядишь, ребёнок три раза в день ел бы, а не восемь, если б ты дома не сидела. Ну, правильно! Зачем горбатиться за гроши, лучше откармливать Гришу!
Алевтина, наконец, разглядела, за чем, точнее, за кем метался по пляжу Сергей. От него по песку улепётывала бабка с двумя сумками в клетку. Она приседала и семенила прочь, путаясь в длинном подоле. Сергей почти догнал её, но в последний момент шустрая бабуля резко увернулась, и разогнавшийся было преследователь завяз в песке и упал. Бабка воспользовалась везеньем и припустила в противоположную сторону. Косынка с головы её уже соскользнула и едва держалась на пряди седины, но женщина продолжала уносить тяжёлые ноги и сумки.
– Не убежишь! – выкрикнула Галина. – Он у меня лёгкой атлетикой в школе занимался!
И гордо улыбнулась Алевтине.
Очень лёгкий атлет догнал бегунью, вырос перед ней во всей красе, похлопывая красной книжечкой по ладони. Женщина опустила сумки и стала поправлять зависшую на спине косынку. Начался разговор.
– А что это за?..
"Что это за клоунада?" хотелось спросить Алевтине, но Галина уже охотливо принялась объяснять:
– Он у меня эколог. Имеет право контролировать и штрафовать. Так что сейчас креветок наедимся-а-а! – просияла в предвкушении.
– А сколько стоят эти креветки?
– Десять гривен пакетик!
– Так это он из-за десяти гривен старуху так?!
– Нет! Что ты! Она ему минимум три пакетика даст!
– А-а! Ну, это совсем другое дело, – протянула Алевтина и серьёзно посмотрела на Галину.
– Вот именно! Тридцать гривен на дороге не валяются!
Переговоры прошли успешно. Сияющий Сергей возвращался к подстилкам с победой, потрясая пакетиками с трофеями и содержимым плавок (дались мне эти плавки!).
– Андрюша! Гришенька! Идите сюда!
Галина созывала детишек на пир.
Набегавшаяся пожилая женщина допоправляла, наконец, косынку, взяла сумки и теперь уже медленно поплелась вдоль воды.
– Креветка! Свежая варёная креветка! Семечки! Самые вкусные жареные семечки!
Вся она – походкой, спиной и голосом – транслировала жалобу: её только что ограбили!
Мелькнула мысль послать Гришеньку купить десять пакетиков, но они – аборигены – расценят это как выбрык столичной штучки, которая сорит "шальными" деньгами и тем самым обесценивает их "кровно заработанные". Да и жирненький ребёнок может не догнать шуструю бабулю… А! Плевать!
Рассуждая, Алевтина сходила к машине за кошельком и направилась к креветочнице, которая как раз остановилась неподалёку у невраждебной подстилки и бойко отгружала загорающим семечки – чёрные и розовые.
Аля не дала женщине собраться в дальнейший путь:
– Пакет креветок и пакет семечек, пожалуйста. Сдачи не надо, − и вложила в сухую загорелую руку пятьдесят гривен. Старуха не поверила своему счастью, стала пытаться отсчитать сдачу.
– Не надо. Я же просила. Лучше скажите: семечки хорошие?
– Очень! Очень хорошие! И креветка сочная! Удачная сегодня. Не пожалеешь, деточка!
Женщина насыпала щедрейшие порции, не забывая поглядывать на тощий кошмар своей жизни у Алевтины за спиной: там Сергей что-то возбуждённо рассказывал и прыгал перед женой ‒ ни дать ни взять добытчик, довольный охотой и собой.
– Спасибо.
– Тебе спасибо, деточка! Бог всегда с тобой будет!
И счастливая креветочница пошла по своей жизни дальше.
"Спасибо, деточка!.." Как часто Алевтина слышала эти слова! А вот о том, что Бог всегда с ней будет, услыхала впервые.
На подстилке вся компания смачно трескала креветки.
– Садись с нами, похрусти, − предложила радушная Галина.
– Спасибо, но я такое не ем.
Алевтина опустила на подстилку креветки, захватив с собой только кулёчек с семечками, и направилась к машине.
– Зря! Это же деликатес!
Деликатес – это другое, хотелось сказать Але. Ну, да ладно!
– Странная она. Сама не ест, а нам зачем-то купила, – удивился за спиной голос Галины.
Алевтина положила кошелёк в сумку, молния пропела знакомую мелодию из трёх нот – приятно, как всегда. На секунду Аля задержала взгляд на любимице: форма, качество отстрочки, фурнитура, скромный настоящий фирменный знак – всё безупречно. Интересно, что бы сказала Галина, узнай она, сколько стоит её сумка – где-то полугодовой доход их семьи?
Сзади подошёл Денис (Аля узнала его шаги с оттяжкой), слегка коснулся плеч кончиками пальцев и – давно спавшие мурашки пробежали вниз до вьетнамок, потом поднялись вверх и защекотали где-то под купальником…
– Аленький! Не обижайся на них, они люди простые, но душевные.
– Ага. Душевненько он так бабулю с креветками обобрал.
– Что поделаешь! Такова тут у нас жизнь!
– А по-другому не пробовали?
– А зачем? Им и так хорошо.
– И это твои лучшие друзья?
Денис пожал плечами, словно повторяя: "Что поделаешь!"
− Сейчас кушать будем.
Мур достал складной стульчик и в три красивых движения собрал его в тени под тентом. Не такой стульчик, как у бабушки был, не выцветшую табуреточку, а ярко-синее кресло с подлокотниками.
− Это для кого? – на всякий случай уточнила Алевтина.
− Как это для кого? – улыбнулся Денис. – Для королевы! Или для королевишны, если угодно. Чтобы Вам удобно было.
И подмигнул Але.
Стол на покрывале сымпровизировали быстро. Галина просто пооткрывала судочки, кастрюльки и банки, а потом занялась чисткой огурцов, купленных Денисом.
– Что, такие горькие? – поинтересовалась Алевтина, увидев горку раздетых донага овощей.
– Да нет вроде, но они грязные, не в море же их мыть!
– Зачем в море? Баклажка с водой в машине стоит.
– Да? А я и не знала.
А спросить не пробовала? Как мелочи всё-таки характер раскрывают. Алевтина бы обязательно спросила, а не пошла бы по трудному пути комсомольцев – огурцы зачем-то раздевать. Интересно, а что бы она с помидорами сделала? Водкой обработала или в соке искупала?
"Стол", по народному обычаю, вмещал в три раза больше еды, чем нужно.
Сильно поджаренная курица в кастрюльке, охотничьи колбаски, картошка в мундире, сатэ, уже вялый скользкий сыр, обесшкуренные огурцы, помидоры, пакеты с соком, пиво и покрепче… И ни одной бутылки минералки. Хорошо, что есть баклажка-спасительница.
Алевтине почему-то есть не хотелось. Может, морской воздух, само море и солнце давали энергию. Или впечатления, которые всё-таки стали появляться.
Или вид семейки, расположившейся неподалёку. У традиционно расплывшихся родителей двое детей: рыхлая, в складочках, девочка, и бочкообразный, с многоэтажными боками, мальчишка. Как много появилось жирных детей! Папа говорил, что раньше такого не было, и народ откармливал свиней, а теперь – детей до свиноподобного состояния.
Галину явно беспокоил толстый мальчик. Жирненькую девочку она игнорировала, а с мальчика глаз не сводила. Наконец, не выдержала:
– Мой Гриша не такой толстый, да?
Такой. А через три года будет ещё толще. Алевтина не стала ничего говорить, просто пожала плечами. Пусть Галина задумается. А ещё лучше, пусть купит пару поросят и откармливает их, сколько хочет – всё равно ведь дома сидит, хоть бы хозяйством обзавелась, что ли? Площади ведь позволяют, насколько гостье удалось заметить.
Она всё-таки положила на рассыпчатый ломоть нарезного батона очень плоский жареный кабачок, оказавшийся неожиданно острым. Запила остроту приторно сладким оранжевым соком из пластикового стаканчика. Всё. С едой здесь покончено. Да и неудобно прикасаться к столу, к которому не имеешь никакого отношения. Здесь даже магазинчика никакого нет – ничего не купить, никак не поучаствовать в общем застолье. Денис ведь не предупредил.
Подсаживаясь к еде с противоположной стороны "стола", Сергей по неосторожности сыпнул песка на подстилку, туда, где лежал фотоаппарат, почему-то без футляра. Галина схватила аппарат, вскрикнув:
− Ты что, больной?! Придурок!!
"Больной придурок" молча отсел от взъярившейся супруги, ничуть не обидевшись обращением, и потянулся за следующим куском курицы.
Алевтина сидела чуть осторонь на своём синем троне и чувствовала себя всё так же чужой, не влившейся в компанию. Может, к столу подсесть, но куда? Все подходы уже заняты. Да и устала она безмерно, и лучше подремать в кресле, чем под палящим солнцем у воды или на краешке покрывала.
Денис снова плескался с пацанятами на мелководье. Совсем как в детстве. А ведь он никогда не заплывал на глубину, по крайней мере, на Алиной памяти такого ни разу не было. Плавать умел, нырял постоянно, но не любил отдаляться от берега. Алевтина вернулась издалека-изглубока поиграть в яркий фиолетовый мячик. Давно ей не было так весело. Она всё пыталась защитить причёску от воды, но это оказалось невозможным.