А Санька уже под умывальником башку полощет-выполаскивает со вчерашней пьянки. Объяснять ему ничего не стал, сказал: надо в одно место сгонять. Завел свой "иж"-"каблучок". Галинку рядом с собой, Санька - в коробок, там на такой случай старое сиденье от "ЗИСа".
К оврагу пробирались крадучись. Вдруг уже кто-то подвалил, и не дай Бог - милиция. За последним поворотом Андрюха остановил машину, выскочил, сквозь орешник высмотрел место. Пусто. И тихо. Все равно решил не подъезжать, чтоб следа от резины не оставить. Подошли, глянули - все так. Уазик вверх колесами, из левой дверцы - башкой в землю мужик. Или парень.
- Ты где спускалась-то? - спросил Андрюха сестру.
Галинка указала на той стороне оврага пологость, и что скользила вниз, - след ясен.
- А подымалась там вон, где кусты. Везде склизко.
- Надо же! - только подивился Андрюха, глядя на горбатость сестры. - Шустрая ты, однако.
Брат Санька не в курсе, говорит, милицию вызвать, да и все.
- С милицией чуть погодим. А, сеструха? Погодим?
- Вы - мужики, вы и решайте, - с важностью отвечала, дескать, я свое сделала, а вы уж тут кумекайте, как быть.
- Пошли, Санек, посмотрим. А ты тут стой. Отлазилась уже. Теперь глазей по сторонам и сигнал дай, если что.
Но Санька вдруг закрутился, что тебе собака-ищейка, туда-сюда вдоль обрыва.
- Интересная картинка получается, ты посмотри, Андрюха, они не сами туда сверзились. Скинули их. Вот резина и вот резина, разницу чуешь? Не шибко разбираюсь, но уазик сшибли в овраг джипом забугорным, ишь протектор-то какой фигуристый, а уазик, ты посмотри, он на тормозах сколупнулся. Только тормозить поздновато начал. Чо они все здесь делали, а? Уазик убегал, запетлять надеялся по бездорожью, только против джипа не попрешь, у него лошадей-то раза в три-четыре поболе, а проходимость вообще…
- Ишь ты! - дивился Андрюха. - Тебе прямо в знатоки…
- Ну да, а ты думал, я чурка с глазами? Пока ты тут кулачничал, я такого навидался - до смерти хватит. Так что и лазить туда нечего, и так все ясно.
- Все, да не все. Про главную загадочку ты и не знаешь.
- Ну да?
- А в том загадочка, братан, что скинуть-то скинули, а вот почему сами не спустились…
- А на фига им…
- Полезли, увидишь эту самую фигу.
Картинка братьям открылась не для слабонервных. Два мужика с расколотыми черепками, рожи у обоих навыворот, кровища кругом. Только на все то погляд был - раз мигнуть. На другое зыркалками зависли.
- Ничего себе! - выдохнул Санька. - Валюта! Зелень! Ну сдохнуть мне, чистая зелень! Это ж сколько тут? Не трожь! Отпечатки, слышал про такое. За что трогались, все стереть. Пришьют - не отвертишься. Им лишь бы раскрывуху запротоколить, а через кого раскрывуха, на то им, ментам поганым, нас…ть.
Андрюха меж тем одну бумажку подобрал, другую, третью - те, что без крови.
- Это ж надо, Гальке повезло, она одну прихватила, и сотенную. А здесь, смотрю, больше двадцатки да десятки. Не так уж и много, поди.
- Ничего себе, немного! - как-то нервно оскалился Санька. - Тут, брат, на несколько лет жизни припеваючи! А на домик в Сочах вообще без проблем. Слушай, если их скинули и не спускались, значит, не за деньги умочили? Так? Значит, про зелень не знали!
- Получается так, что не знали, - согласился Андрюха. - Только, если эти не знали, другие какие-нибудь точно знали. Искать будут. Как только узнают про овраг, а денег не окажется, что? А то, что местных шерстить начнут…
- А может, на ментов запишут, если сперва прибрать тут, а потом ментам анонимно стукнуть, мол, так и так, в овраге… С другой стороны, а вдруг менты в деле, нынче это запросто…
Оба, однако, машинально собирали бумажки. Елозились осторожно, чтоб кровью не замазаться. У каждого в руке уже по пачке… И тут Санька вдруг гоготнул самодовольно.
- Знаю! Знаю, чего делать надо! В кино-то как? Сверзилась тачка, и тут же - что? А то! Бабах! Понял?
- Понял, чо не понять, - с сомнением отвечал Андрюха, - только не по-людски… Людей хоронить положено, родственники, поди, есть…
- Да какие люди! Рвань это! Бандиты. Зато все чисто! Сгорели на фиг, и все дела!
Андрюха с сомнением качал головой, подсчитывая, что насобирал.
- Документы… Пошариться бы, да ведь перемажешься…
- Да плевать… Как насчет бабах? Оно бы и так, да повезло, бак не разбило… Представляешь, как рванет? Только подлить чуть-чуть!
- Ладно, - согласился Андрюха, - давай собирай тут, а я полезу откачаю ведерко. Ведерка хватит?
- Запросто!
- Ну, чего удумали? - спросила сестра, когда Андрюха объявился над оврагом.
- А то и удумали. Щас увидишь.
Когда спускался с бензином, два раза чуть не кувыркнулся вместе с ведром - сплошная склизь. Санька уже стоял в сторонке, в руках пакет полиэтиленовый.
- Вот, тару нашел. Не поверишь, здесь четыре бутылки пива лежали, и только одна разбилась, и то потому что вылетела из пакета.
- Получается, бутылка крепче башки. Держи, а я полью как надо.
Потом они долго и безуспешно пытались хотя бы размазать следы на спусках, свои следы и Галинкины. А след от ее мопеда, с ним вообще ничего не поделаешь. Тогда решили, что сеструха и позвонит в район, мол, так и так, в овраге машина горит. Нормально. Все знают, что она этой дорогой ездит. И только когда все оговорили, Андрюха примочил бензином тряпку, обернул ею камень, поджег Санькиной зажигалкой и кинул. Рвануло сперва пламенем, потом черным грибом дым вздыбился над оврагом. А когда добежали до машины и усаживались, по новой рвануло, что тебе бомба: ихний бак взорвался.
В деревню - не сразу. Покрутились проселками, на областное шоссе выскочили, потом уже в другом месте снова ушли на деревню. Галинка пересела на мопед и поехала в Селюнино, где телефон ближе всего. Андрюха наперво растопил печь в бане, где и пожгли на всякий случай резинухи, хотя чего там, штамповка, у всех след одинаковый.
Только потом заперлись в бане и вывалили из пакета добычу. Андрюха рванул за грудки Саньку, чуть в рожу не дал. Больше половины бумажек в крови.
- Да отмоем! - орал Санька. - Сам отмою, просушу да утюжком еще. Как новенькие будут.
Андрюха брезговал прикасаться к замаранным, и Санька начал считать, ему кровь по фигу. Засохшая к тому же. Мелочовки не хватило до двадцати тысяч. Знать, двадцать и было. Почти все выбрали. Сотенных - всего девять штук. Двадцатки больше. И чего теперь с ними делать? Решили, пока ничего. Пусть полежат - жратвы не просят. А там решится, как поделить, Галинке сколько и как. Если в области поменять на рубли…
Другой день, как раз когда милиция по оврагу елозилась, Андрюха специально поехал будто бы посмотреть - уже в деревне все знали, - а в натуре на всякий случай след своей резины узаконить, кто их знает, вдруг менты окрест шариться надумают. А Санька весь этот день отмывал деньги, сушил и гладил, и лишь несколько штук пожег - будто пропитались кровью, как ни три - пятно.
Андрюха что увидел в овраге - аж замутило. Трупы выгорели, но человеческое - оно все равно остается, сколь ни жги, и от этого, что остается, никак глаза не отвести, просто самомучительство какое-то. Ментов понаехало три машины, да еще "скорая", да еще из деревень ближайших машин с полдесятка, над оврагом толпища - какие там следы. Менты орут, чтоб отошли, да кто ж такое зрелище упустит, когда трупы потащили наверх, в "скорую". А гаревая вонища кругом, хоть нос затыкай, - горелое железо вперемежку с паленой человечиной и резиной.
Нет, никакого милицейского шороха по деревне Шипулино не произошло. Никого никуда не вызывали. Даже Галинку, и ту не тронули. Знать, похерили дело. Оно и правильно, так и весь народ рассуждает: бандиты бандитов "мочат", и пусть себе на здоровье…
Андрюха, когда еще только начинал жить по-человечески, в подполе дома, в боковом венце, что почти в обхват, тайничок выскоблил на всякий случай - от городской шпаны, что на машинах моталась по деревням, высматривая, кого бы грабануть. И случалось, подчистую выскребали, если иной шустрый мужик кой-чего поднакопить успел, да не успел спрятать. Слава богу, в Шипулино не заглядывали. Может, слава не Богу, а тому же Сергею Иванычу, который не только в районе силу заимел к тому времени, но и в области с ним всякая бандитская шелупонь считалась.
В этот тайничок и упрятал Андрюха бандитскую валюту - сроду не найдешь. Брату не показал, незачем, да он и не напрашивался.
Только спустя несколько деньков вдруг запросился Санька в город, дескать, по свадебным делам больше невмоготу, а в городе, глядишь, какая-нибудь работенка по душе отыщется. На его просьбу Андрюха рассуждал так: пусть братан помотается, ничего путного в его годы уже не найти, разве сторожем… На такое не пойдет, гордость еще не потерял. Помотается и вернется. Глядишь, и отговорить удастся от "сочинских затей". Ну купит он там домишко, а жить на что? Даже если и все бандитские деньги возьмет - все равно мелочовка… Никуда не денется, пристроится к хозяйству. Ведь нужен, еще как нужен… Деньги Санька брал от брата смущаясь. Приговаривал: да хватит, хватит, ну куда мне столько…
Кой-какое подозреньице мелькнуло в Андрюхиных мозгах, да, знать, шибко быстро промелькнуло, потому что тут же и забылось, мозги в досаде, что опять один, хоть разорвись на части. Не поднять одному все, что валяется под ногами… Ждал приезда соседа, теперь только от него видел помощь.
А тот не появлялся. Уже и самая середина лета прошла, а - никого. Каждое утро, как на улицу выйти, первый взгляд сквозь калитку. Нет, замок как висел, так и висит. Палисадник зарос бурьяном, и по калитке уже крапива шарится вовсю.
С женой - вообще беда. В такую богомолицу превратилась, хоть с самой икону пиши. А разговоры? Батюшка то сказал, да батюшка этак сказал. Не до коровы по утрам - некогда, теперь на утренние службы убегает. А постится- иссохла вся. Для мужа готовит - губы сжаты, на роже гримаса, будто не мясо режет, а дерьмо из дерьма. Как баба - вообще ноль. И на Андрюхины гулянья по задам - тоже ноль.
Один! Совсем один. Дети - дочь с сыном - и носу не кажут. Второго внука в глаза не видел. Порой руки опускаются. На хрена все это, все, что делает? Вот только нравится… Нравится, и все тут! Худой трактор выменял на хороший считай подарму - радость. Кормов раздобыл по блату - радость. Картошку в конце июля копнул пару кустов - по десять, двенадцать картофелин на кусте. А в прежние времена, если шесть штук - и то добро. Теплица опять же…
Так решил для себя: делай, что нравится да что удается, и никаких вопросов себе не задавай, чтоб как жизнь: рождается человек не по собственной воле и живет, потому что жизнь дана. А как лучше прожить и все такое, то - другие вопросы. Жить или не жить, никто себя не спрашивает. Значит, делать или не делать, таких вопросов тоже не должно быть.
Только в середине августа объявился сосед Сергей Иваныч. Так случилось, что в ту сторону смотрел Андрюха и видел, как с дальнего бугра сполз к деревне знакомый "жигуль". И того дивней, что подкатил он прямо к Андрюхиной калитке.
Сергей Иваныч вышел и прямым ходом в калитку. Андрюха навстречу, успел распахнуть. Руки отжали.
- По делу я, - сразу сказал. - По твоему делу.
Присели в тень на скамью, что у веранды.
- Про своего брата, шалопая-перестарка, ты, как догадываюсь, не в курсе.
- Чего опять? - только ахнул Андрюха.
- Худо дело. В области он, в сизо сидит.
- Сизо?
- Следственный изолятор. Дебош в ресторане. Сопротивление милиции. Вилкой мента пырнул. Крепко пырнул, с опасностью для жизни. Червонец как минимум, потому что рецидивист-хулиган. Конец твоему братцу.
- Ну и черт с ним, недоделанным! - вскипел Андрюха. - Сколько можно! С детства дуростью мучился… Все чего-то особого хотел, паразит! Пусть теперь сам, как хочет!
- Оно, может, и так…
Сергей Иваныч на спинку скамьи откинулся, глянул на Андрюху со значением.
- Планида… Есть такое слово про судьбу человеческую… Только тут такое дело… Нынче мои руки и до области доходят, значит, и до меня кое-что доходит. Дошло: болтает твой братец про какую-то валюту чуть ли не в миллион, что, дескать, братан, то есть ты, если надо, всех купит, потому что нынче все покупную цену имеет…
- Это кому ж он, сучонок…
- Не следователю, конечно. В камере. По секрету! Бывалый вроде бы, не впервой… А болтает… А тут как раз недавно у вас поблизости история одна случилась. Разборочка некрупная… Совпадение? Только так…
Сергей Иваныч ладонь ребром выставил, голову набок, на Андрюху из-под бровей глянул строго.
- Я только один раз спрошу. И на ответ не напрашиваюсь. Без обиды! Слово! Так что - хошь говори, хошь не говори, между нами все как было, так и будет… Добрые соседи.
- Да скажу, конечно, - заспешил Андрюха, - понимаю, коль Санька трепаться начал, большой шорох может быть. А мне на фиг… Про миллион- туфта. Двадцать тысяч там было. Около того… Если кто по-мирному… могу отдать… хоть щас… Пропади они!
- Я так и думал, - улыбался Сергей Иваныч, - ну откуда тут миллион… Так и думал, мелочовка какая-нибудь. Хотя смотря для кого. Такие, значит, дела… Н-да…
- Как скажете, так и сделаю, - Андрюха вздохнул с облегчением в душе, - я и без их, слава богу…
- Да это понятно. Ты и без них человек. А скажу так: пусть лежат, потому что отдавать, похоже, некому. Тут, как я в курсе, такая история. Одна шпана прищучила другую, примочили кой-кого. Одна компашка погналась за другой - отомстила. А валюта в деле сбоку. Как говорится, без востребования. Но братца твоего надо утихомирить. Это сделаем через адвоката. Брат твой - он слегка прав. Времена идут, рынок называется, купи-продай… укради-продай… Вся ловкость жизни. Кто на эту ловкость не настроится, шансы - ноль. А брату твоему я заказал адвоката, вчистую он его не отмоет, конечно, но что можно, сделает. Значит, двадцать штук, говоришь…
- Хотите, - робко и отчего-то шепотом спросил Андрюха, - я их вам отдам?..
- Э, нет, дружок! - покачал пальцем перед Андрюхой. - По крайней мере, не теперь. А-по-сля! Найдем применение, не пропадут. У меня же сейчас дело прозрачненькое, и неплохо раскручивается… Я ведь еще вот по какому делу примчался. Халупу эту свою продать нацелился…
- Да зачем же? - встрял Андрюха с обидой в голосе.
- Другие планы, н-да… Другие. Ни к чему мне нынче эта деревяшка. Так что просьба к тебе. Будут люди приезжать смотреть. Покажешь? Ключик оставлю. Мне теперь не с руки сюда мотаться.
- Деревяшка! - совсем обиделся Андрюха. - Уж кирпича-то потеплее будет. Настоящий… Из кедры ведь! А привозили-то откуда? У нас же тут отродясь кедра не росла. На всю деревню два дома из кедры…
- Во! Про это и будешь говорить покупателям, венцы покажешь, ну и прочие достоинства. Короче - посредник. А посреднику полагается, не обижу.
- Чего это вы так? - вконец обиделся Андрюха. - Или не соседи?
- Соседи. Обязательно соседи. Только тебе это первый урок по новой жизни. Всякая услуга имеет стоимость. Рынок! Учиться видеть надо, где, что и сколько поиметь можно. И стесняться тут нечего. Всякие стеснения - нынче пережиток. Весь мир, друг ты мой, давно так живет, и, как известно, живет лучше нас.
- Ну и хрен с ним! Пусть живет. А мы уж как-нибудь…
- Во! - Сергей Иваныч аж пальцем прищелкнул от удовольствия. - Ты ж сейчас самую русскую истину изобразил! "А мы уж как-нибудь!". Вот так мы всю свою историю и прокакали, в лаптях ходючи.
- Прямо уж в лаптях…
- Не прямо. Переносно. В космос летали, всякие ГЭСы отгрохивали! А народишко, если с какой-нибудь Швецией сравнить, как был нищим, так и остался. Я имею в виду - потенциально нищим. Государство подачки подкидывало, чтоб не сдохли. А если сам, без государства - что есть каждый? Да ничего! Ноль!
- Зачем же без государства…
- Во! Это и есть наша родимая менталитуха! Без государства я - никто! Так?
- Не знаю, - отмахнулся Андрюха, - замутили вы мне мозги. Может, и правы, только как-то без радости…
- И опять правильно. Свобода - это не радость, это, братец, обязанность. Если хочешь, перед Богом обязанность личность свою утвердить, чтоб не только люди, но сам Бог тебя уважал, что без его и государственной помощи ты человек человеком…
- А что ж я? Не человек, что ли?
- Ты - человек. Потому с тобой и говорю всерьез. С кем бы еще из вашей деревни я так бы говорил? Да ни с кем. Потому что тихо издыхают, сил своих знать не желая. А тебе твоя сила интересна, потому ты и хозяин, а не батрак. И мне моя сила интересна: а вот так или этак смогу? Говорю себе - смогу! Что, я пальцем деланный? Смогу! А все не смогущие - пусть себе! Даже жалеть некогда. К тому же, как известно, жалость унижает человека. Максим Горький сказал. Только он еще сказал, что всякого не жалеть, а уважать надо за то, мол, что он на двух ногах ходит и что-то про себя думать умеет. В отличие от коровы, к примеру. Но это типичный литературный треп. Сам-то в такие шишки выбился, что всех прочих только по плечам похлопывал. Я ведь, знаешь, уже который год в народных заседателях хожу. Между прочим считай на общественных началах. То есть по воле. И кого же мы теперь судим? Смех один. Мужик бабе морду набил, другой из ларька бутылку водки спер и коробку конфет на закусь, третий внаглую соседскую корову отдаивал каждый вечер. Заманивал к себе во двор, когда с пастбища уже сама… без пастуха, хвостом обосранным махая… Я даже стишок сочинил… А что в государстве-то происходит, слышишь, поди?.. Всяк, кто с мускулатурой, это самое наше вчерашнее советское непобедимое через коленку пробует! И такие, братец, куски отламываются, что иной раз, веришь, даже у меня дух захватывает! Свои силы знать - хорошо. Только еще важнее не зарываться. Нынче самая дипломатия в том. Не зарываться. Брать по силенкам и чужим силенкам не завидовать, а признавать, что, мол, такой-то покруче будет, и дорожку ему перебегать не стоит, потому что, как с врачами ни дружи, жизнь все равно одна и прожить ее надо… Впрочем, это уже из другой песни. Что, умотал тебя разговорами?
- Есть маленько, - с продыхом ответил Андрюха.
- Добро. Пои меня чаем, и помчусь обратно. У меня сегодня день длинный будет. Зелень-то надежно спрятал?
- Что? А… Ну да… Я ее в этот…
- Стоп. Сие меня не касается. Ставь чайник.