Скульптор экстраверт - Левин Вадим Александрович 11 стр.


– Тогда пойдемте…

Анне, само собой, пришлось по душе предложение скульптора, и она не без удовольствия приняла его… А по-другому и не бывало. Как ни крути и с какой стороны ни посмотри, все начинается с первого сказанного "да – я согласна, я принимаю – мне по душе ваше предложение…".

Молодые люди перешли на другую сторону Октябрьской площади и зашли в "Шоколадницу". Они выбрали столик у окошка с видом на площадь и памятник Ильичу, лукавому и с хитринкой в глазах. Молодые люди разговорились. Вначале о проектах и перепланировках. Затем Сева начал показывать Анне личные фото… Одинокий экстраверт так увлекся своими рассказами, что и не заметил того, что Анна перестала поддерживать разговор и слушать и слышать что-либо вокруг себя. Она только и делала, что всматривалась в лицо Всеволода. Всеволод приподнял глаза от ноутбука и поймал на себе взгляд Анны. Он оторопел.

– Ты что так смотришь на меня? – Это было уже не "Вы", но никто не придал этому никого значения.

– Не знаю.

Анна пожала плечами и сразу же отвела глаза в сторону… Вскоре тучи полностью закрыли собой небо. На улице потемнело. Небо проронило на город первые капельки. Не прошло и пяти минут, как вслед за капельками полил дождь, перешедший в весенний ливень, первый в году. Прохожие, один за другим, пооткрывали свои зонтики. А те из них, которые не ожидали такого сюрприза от погоды и оказались в этот день без зонта в руках, поскорее побежали под ближайший навес, укрывая на бегу головы папками, стянутыми на головы куртками, портфелями и тем, что только на ум придет и под рук попадет. Иногда даже журналами и газетами, лишь бы не промокнуть до нитки в столь неряшливую, до всего неразборчивую и непредсказуемую погоду.

Ливень проливной выплескивался из-за туч на продрогший и озябший город наполненными до краев ведрами, едва не попадая отскочившими от асфальта брызгами на столик за которым уединились архитектор со скульптором. Но огромные витринные стекла надежно отгораживали Анну и Всеволода от брызг и ливня. Сама же непогода отгораживала их от суматохи ускользающего дня. Скульптор к этому времени уже согревал в своих руках ее озябшие от волнения и дождливого настроения пальчики. Непрекращающийся весенний ливень вселял в их сердца надежды на будущее и настоящее и заодно отбрасывал тень на прошлые потерянные годы – годы, пролетевшие мимо них и поэтому потерянные ими безвозвратно. Пальчики Анны согрелись в руках Всеволода. Дождь в конце концов, как и положено ему, пролил, и небо просветлело.

К столику, за которым сидели Анна и Всеволод, подошла так себе официантка, с милой, симпатичной, миниатюрной и в меру кокетливой попкой, едва прикрытой коротенькой юбкой, так что запросто можно было приревновать – скульптора к попке или же попку к скульптору – это на ваш выбор. Анна сразу обратила внимание на неосторожный взгляд скульптора в сторону девушки. Этот короткий взгляд едва знакомого ей человека вызвал в ней непонятное чувство и всколыхнул ее сердце… Нет, конечно же пока не ревности – но собственности. Этот неосторожный взгляд Всеволода в сторону официантки так или иначе отложится у нее в сознании и будет вызывать у нее раздражение и преследовать ее годы долгие, пока не сотрется из памяти вместе с чувством ревности. Официантке, как вы понимаете, на вид не было и двадцати…

– Вам что-нибудь еще принести?

– Ань, как ты? Будешь еще что-нибудь себе заказывать?

– Нет, Сева, мне домой пора… – Лицо Анны отчего-то переменилось, и она засобиралась домой.

– Спасибо, девушка, ничего не надо, рассчитай нас…

Официантка улыбнулась, обернулась, ничего не сказав, вильнула попкой и, слегка покачивая бедрами, отошла от столика. Анна от чего-то побелела и прикусила губу, а скульптор, в свою очередь, предложил.

– Анна, а давай я тебя довезу до дому. Смотри, какие лужи на асфальте. Вроде, опять накрапывает и тучи на небе собираются, запросто может еще раз ливануть…

– Давай. Почему и нет… – Анна даже и не предприняла попытки отказаться от предложения Севы…

– Ты где живешь?

– На Щелчке…

Официантка подошла к столику и положила на него черную папочку с вложенным в нее счетом на оплату. Всеволод раскрыл папочку, пробежался глазами по счету и положил внутрь папки одну тысячу рублей, одной купюрой. После чего встал из-за стола и подошел к уже стоявшей на ногах Анне. Скульптор отодвинул от нее стул, сделал шаг и протянул руку к вешалке, стоявшей в метре от столика. Снял куртку и поднес ее к плечам Анны. Анна просунула руки в рукава и ловким, едва уловимым, не различимым глазом движением накинула куртку себе на плечи. В это время скульптор уже надевал на себя оранжевую байкерскую куртку.

Анна прошла к выходу. Всеволод шел сзади нее, на расстоянии одного – двух метров. Но за три-четыре метра до выхода он опередил свою спутницу и галантным движением, как кавалер, открыл перед ней дверь…

Выйдя из кафе, Анна и скульптор перешли на другую сторону дороги и спустились вниз по улице, в сторону ЦПКиО им. Горького. Именно возле парка и был припаркован серебристый "Фольксваген Бора" скульптора.

Всеволод усадил Анну в машину. Но, прежде чем вставить ключ в замок зажигания и завести двигатель, он еще раз посмотрел в глаза Анне. Возникла молчаливая пауза. Но не та пауза, которая случается сплошь и рядом меж едва знакомыми мужчиной и женщиной, когда мучаешься и не находишь нужных слов, для того чтобы продолжить разговор. А та пауза, за которой следует первый поцелуй. Всеволод наклонился и поцеловал Анну в губы, ничего при этом не произнеся вслух. Его взгляд говорил сам за себя, он говорил ей: "Я в тебя влюблен!" Это был тот нежный, сладкий на вкус и едва ощутимый по прикосновениям губ поцелуй, после которого слова не только не нужны, но даже бывают в чем-то избыточными и неуместными. За таким поцелуем всегда следует молчаливое признание в любви – на паузе в словах. Так ничего и не сказав, скульптор оторвал взгляд от Анны и вставил ключ в замок зажигания. Сразу же повернул его резко и вправо, двигатель зарычал.

Всеволод решил ехать на Щелчок через старую Москву, мимо трех вокзалов. В пути оба молчали, но каждый думал о своем и по-своему. Дождь мелко накрапывал на лобовое стекло, дворники монотонно поскрипывали в такт дождю и сбрасывали воду на асфальт, размеренно и плавно покачиваясь из стороны в сторону. В салоне было жарко, горячий воздух от печки обдувал ноги архитектора.

Давно Анна Петровна не испытывала на себе такого состояния души – состояния первозданной девичьей влюбленности. Она уже и забыла, когда в последний раз влюблялась – вот так вот, сразу и запросто. Ей сейчас, в эти минуты, хотелось только одного – ей хотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась. Ей хотелось, чтобы они как можно больше чахли в этой светящейся огоньками стоп-сигналов московской пробке. Пробке, берущей свое начало сразу за Ярославским вокзалом и растянувшейся красной речкой на несколько километров вперед.

Час пик по местному времени наступил еще до того, как они выехали на Щелковское шоссе. Ей хотелось просто молчать и наслаждаться состоянием своей души… Ей хотелось, чтобы время не кончалось… Десять лет… десять лет!!! Целых десять лет она не любила… А стало быть, и не ревновала, а значит, очерствела и чуть ли не иссохла заживо и не умерла! И вот ее душа воскресла и проснулась… ожила и расцвела… и вновь захотела счастья и наполнилась любовью!

За Черкизоном машин поубавилось и пробка начала потихоньку рассасываться. С того времени, как машина отъехала от ЦПКиО, Всеволод не проронил и слова. Такого с ним не то что давно, а вообще никогда не случалось, он не мог молчать больше пяти минут подряд, это противоречило самой его натуре. Но в этот раз он испытывал наслаждение от того, что молчал всю дорогу, – ему было и так хорошо. Он испытывал наслаждение от тишины, воцарившейся в салоне машины. Но не той тишины, которая бывает на рассвете, когда слышно, как щебечут птицы. Но той тишины, когда все вокруг тебя рычит и шумит – и магнитола, и поршни с клапанами, и проезжающие мимо на огромной скорости машины, но ты не слышишь очевидного на слух, но, наоборот, слышишь то, что услышать невозможно. Ты ощущаешь и слышишь тишину, которой нет… Ее нет, но она есть… И ты знаешь это и чувствуешь это всеми фибрами души, чувствуешь оттого, что погрузился мыслями внутрь себя и оттого мечтаешь. Такое бывает не часто, но бывает, отчего не быть, должны же и у нас случаться по-настоящему счастливые минуты – ты молчишь и мечтаешь, и тебе хорошо… Ты полюбил!!!

С левой стороны дороги – чуть в дали, показался автовокзал… Когда ты подъезжаешь к автовокзалу на Щелчке, то первым делом ты ощущаешь себя москвичом… Нигде и никогда ты не ощущаешь себя москвичом так ярко выраженно и до такой степени воображения, как это происходит с тобой именно что на Щелчке…

Всю следующую неделю, начиная с утра понедельника, скульптор только что и делал, что названивал Анне с предложениями встретиться еще раз.

– Привет, Ань. Ты знаешь, кто тебе звонит?

– Нет, и даже не догадываюсь.

– А ты подумай?

– Подумала.

– И кто?

– Сев, ну чего ты придуриваешься с утра пораньше. Конечно же узнала. Кто же мне еще может звонить в утро понедельника, кроме тебя…

– Может, встретимся сегодня после работы, сходим куда-нибудь… посидим, поболтаем.

– Ты знаешь, Сев, сегодня никак не могу, давай в другой день, сегодня дома дел по горло накопилось.

– Каких дел-то? Бросай свои дела. Всех дел не переделаешь.

– Не могу бросить. Надо постирать, сготовить, прибраться, да мало ли чего еще надо…

– Да брось ты эти дела. Завтра сделаешь, никуда твои дела от тебя не убегут…

– Нет, Сева, я так не могу, давай все-таки в другой раз…

Анна не находила времени или пыталась убежать от времени или сделать самое невозможное – обмануть само время. Она под разными предлогами отказывалась от заманчивых и настойчивых предложений скульптора и откладывала час икс. Она делала то, чего не хотела делать. Но если со временем поиграться можно, его можно оттягивать и нам часто дается такой шанс и мы пользуемся этим при первой возможности, то с судьбой – нет, с судьбой игры плохи и шутки неуместны, и от себя самой никак не убежать.

В субботу, первого апреля – в день дурака, новой знакомой скульптора подвернулась очередная халтурка по работе, связанная с перепланировкой аптеки "Очкарик" на Арбате. Анна Милосердова сообщила об этом заранее скульптору, и состоялась вторая встреча между Всеволодом и Аней, а остальное уже было делом техники (которой скульптор, надо признать, владел в совершенстве).

После того как Анна закончила обмер аптеки, скульптор пригласил ее посидеть в кафе "Час пик". А после кафе пригласил ее посмотреть свои скульптуры в квартиру на Фрунзенской набережной… Наутро же, лежа в постели, скульптор серьезным тоном порадовал Анну Петровну.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это навсегда?!

– Понимаю! Сева, скажи, а что это за высушенный гербарий на столе, напротив нас стоит?

– Этот букет из ста одной розы, я его подарил своей предыдущей жене на свадьбу, пять лет назад.

– Выкинь. Сегодня же выкинь его на помойку!!!

Еще через полгода гербарий нашел свое место на помойке… Так в ее жизнь – жизнь интроверта Анны Милосердовой – ворвался как ураган измучившийся и измочалившийся скульптор, последние годы которого прошли в непрестанной борьбе со своей второй, венчаной и бывшей женой Мартой и ее мамой Людмилой.

Глава 6. Всеволод и Марта

От Всеволода тоже в свое время ушла жена. Но если от Анны муж ушел без видимой на то причины, с легкостью необычайной, то от Севы третья по счету жена ушла не просто так, а из-за того, что он поднял на нее руку. Так мне сам скульптор рассказывал четыре года тому назад.

– Я ее ударил один раз в присутствии Алисы, и она ушла от меня. Как, впрочем, и Марта мне тоже это подтвердила, двумя годами позже. Но я отчего-то не поверил в эту причину их расставания. Я не поверил тогда словам Марты.

– Я птичка гордая!!!.. – именно так тогда она мне и бросила в лицо – Я!!! Птичка!!! Гордая!!!

Не поверил, вот и все… Птичка! Гордая! Да еще и я! Да в двадцать два года такое-то сказать, такое-то отчебучить? Да и вообще, что за идиот выдумал эту поговорку? Какому страусу это на ум пришло? Птичка гордая – дура птица, она не думает ни о чем, кроме как о своей гордости, и помирает попусту, от гордости непомерной…

Да когда такое бывало – поднял один раз руку и ушла. Скорее всего, была и другая причина их расставания – более веская… Но какая? Не забудем и о том, что брак Всеволода и Марты был венчаным браком и они оба были экстравертами, то есть идеально подходили друг другу по психотипу. Можно даже сказать – предназначены, а не подходили… Поразмышляем немного на эту тему, что не будет лишним для нас…

– Сева, если ты еще хоть раз поднимешь на меня руку в присутствии дочки, то я уйду от тебя, так и знай, я птичка гордая!!! – сказала Марта Севе, после того как он замахнулся на нее рукой после очередной ссоры…

Сам же Всеволод познакомился с Мартой на выставке, то ли в Манеже, то ли… Да какое это имеет значение, где он познакомился со своей будущей женой.

Имеет значение то, как они познакомились, и это первое. Сколько им было лет на момент знакомства, и это второе, и кто их познакомил, и это третье…

Так вот, они познакомились в Манеже, на персональной выставке Всеволода Державина, скульптора, ищущего себя как в творчестве, так и в связях… А было Марте семнадцать, а Севе под тридцать (аналогия напрашивается сама собой – Анне Петровне на момент знакомства с ювелиром было тоже семнадцать, как, впрочем, и ювелиру было тоже тридцать, и звали его, как ни странно, тоже Севой… Сумасшествие какое– то, совпадений игра…). Свела же, если хотите познакомила, их друг с другом подружка мамы Всеволода, небезызвестная Стелла К…

Стелла подвела к Всеволоду девочку-пацанку с короткой стрижкой, придававшей ей мальчишеские черты лица. Хрупкую, изящную, чем-то балерину, с внешностью а-ля Наташа Ростова.

– Знакомься, Сева, это Марта.

– Очень приятно, меня зовут Всеволодом.

– А меня Мартой.

Всеволод к тому времени жил один, он развелся много лет тому назад со своей первой женой Катей и с второй – Таней. С Катей Сева учился в художественном институте, они были однокурсниками. Всеволод прожил в совместном браке со своей однокурсницей то ли два дня, то ли два месяца и тут же развелся (не сошлись характерами – слово за слово, обида на обиду – бац! и мольбертом по голове)… С Таней он прожил больше – два неполных года, и все равно развелся… Это были легковесные и ни к чему не обязывающие два студенческих брака, творческие эксперименты скульптора – прошедшие, тем не менее, через ЗАГС, не стоит им уделять особого внимания, оставим их в сторонке… Сева так отвечал мне в ответ на мои расспросы о том периоде в его жизни:

– Сосед… Это было давно и неправда. Чего прошлое зазря ворошить, кому и какая от этого польза.

Скульптор заценил Марту. А что, ничего себе девчонка. Симпатичная, грациозная, а стало быть, изящная. С такой можно познакомиться и время приятно провести…

Симпатичный парень, а чего, с таким можно потусить… Подумала в этот момент Марта.

Но, несмотря на всю свою грациозность, одета Марта в этот день была так или иначе по-пацански, нежели чем по-девичьи и по-светски. На Марте была футболка черно-коричневого цвета, джинсы в тон футболке и до дыр затертые, на ногах – светлые и чуть стертые в подошве кроссовки. И это, надо сказать, привычная одежда для всех экстравертов подряд, она им комфортна и удобна как при общении, так и в обращении…

Всеволод с первого мгновения знакомства с Мартой пустил в ход все свои натасканные приемчики обольстителя и соблазнителя, блуждающих в поиске любви, одиноких девичьих сердец.

– Как вы сегодня импозантно выглядите сударыня!

– Вы так думаете? А мне вот так совсем не кажется…

– Я уверен в этом, в вас чувствуется такт и стиль. Я чувствую ваши линии…

– Спасибо большое за комплимент. А что за линии вы чувствуете во мне?

– Это вам спасибо за то, что вы почтили мою выставку своим вниманием.

– Так что за линии вы чувствуете во мне?

– Скорее это не линии, а контуры – очертания вашей индивидуальности и вашего стиля…

Всеволод в этот момент забыл обо всем на свете, он беспрестанно улыбался, а заодно и радовался своей находчивости в словах и словосочетаниях… Он сегодня покорял собою это совсем еще юное очарование…

Юное же очарование в это самое время присматривалось в оба глаза, с кем ее нынче сватают. Что за чувак такой ко мне сегодня в женихи набивается…

– У вас такие оригинальные скульптуры, я такого раньше никогда не видела…

Юная кокетка льстила и подыгрывала настроению скульптора, в этот момент окончательно терявшему голову.

– Вам правда нравится?

– Очень. А что означает эта скульптура, мне кажется, что она похожа на…

Марта смутилась, хихикнула игриво с полунамеком, словно преодолела стыд, и по-девичьи, все так же стыдливо и нечаянно, прикрыла рукой рот. После чего немного, в самую меру раскраснелась и показала в сторону замысловатой по первому взгляду скульптуры…

Скульптор в ответ на неприкрытую стыдливость юной собеседницы со знанием дела и в меру снисходительно пояснил:

– О нет, нет – это совсем не то, о чем вы сейчас подумали… Это всего лишь женщина горделивая, с прямой спиной сидит в форме лотоса, со скрещенными друг за друга ногами… Внизу ее ноги! Видите, они скрещены друг с другом?! А вверху ее головка – в смысле голова. А между ногами и головкой ее туловище – в смысле тело. Поняли? Увидели? Разглядели? Узрели?

– Точно, на женщину похоже, а я-то подумала?! Чего только не увидишь в жизни… Ой, а это что? – Краска схлынула с лица Марты, и она искренне и неподдельно удивилась другой скульпторе Всеволода, выставленной в Манеже по соседству с замысловатым лотосом, напоминавшим собой не что иное, как член с яйцами…

Всеволод было собрался открыть рот… и продолжить рассказывать Марте о своих многочисленных работах, выставленных на всеобщее обозрение…

Как в это же самое мгновение к ним подошла очень и очень эффектная женщина средних лет. На вид ей было лет сорок – пятьдесят. С первого взгляда это была красавица несомненная и безоговорочная, таких на улицах городов вот так вот запросто и не повстречаешь иной раз. Очень высока и стройна собой, скорее под метр семьдесят пять. Ее серо-серебристые волосы были собраны в большой пучок на макушке головы. Она ровно держала спину и голову, и оттого ее заостренный и отточенный подбородок казался самую малость вздернутым кверху. У нее были прямые черты лица и голубые глаза, скорее узкие и впалые, нежели широкие и на выкате. Ее наряды приятно контрастировали с той одеждой, в которой щеголяли в тот день Всеволод и его юная спутница. Одета она была неброско, но в то же время стильно и подчеркнуто строго – в брючный костюм светло-серых тонов с немного расклешенными к полу брюками и блузку все того же светлого и невызывающего тона. Получалось, что высокая и эффектная женщина была одета некрикливо, но в то же самое время нарядно и уместно…

– Здравствуйте, молодые люди. Сева, ты не хочешь меня представить своей спутнице?

– Знакомься Марта, это моя мама Светлана. Мам, нас с Мартой десять минут назад Стелла познакомила.

– Здравствуйте, меня зовут Мартой.

Назад Дальше