Может быть, я забыл еще что-то? Во всем остальном его жена, дочь и сын остались такими, какими вылепил их Господь Бог.
_________________________
6 января 94 г. Я невольно восхищаюсь доктором Сидерайте. й чувствует это и… ревнует. Улыбаюсь, так как понимаю причину ревности. Он хочет поглотить мое внимание полностью, целиком. Впрочем, еще больше он ревнует доктора Сидерайте к ее работе.
В пятидесятые годы, вскоре после того, как жена окончила медицинский факультет, й требует:
- Брось свою поликлинику! Ты будешь служить в "Пяргале". Будешь в курсе всех моих проблем. И - целый день у меня перед глазами.
Она отказывается. В душе й долго живет обида: неужели не понимает, что так было бы лучше для всех?
Годы идут, обиды накапливаются.
По-прежнему й раздражает то, что после свадьбы она не стала менять свою фамилию. ("Сказала, что будто бы много хлопот с документами, но ведь это - ерунда").
Однако больше всего колет другое - в течение десятилетий о нем говорят: "Муж того самого врача…"
_____________________________
Со временем кое-что меняется. Иногда, принимая за жену важное решение, й словно не замечает (а может быть, все же догадывается?): решение уже принято. Ею самой.
Своеобразную новеллу на эту тему рассказывает доктор Сидерайте.
Однажды, в шестидесятые годы, й пригласил жену и ее брата, приехавшего из Каунаса, в ресторан "Неринга". Ужин. Шампанское. й торжественно объявляет: "Я решил, что ты, Шейнеле, с завтрашнего дня будешь делать кандидатскую диссертацию". А она уже давно вела научную работу. И успешно выступала на конференциях. И даже публиковала результаты своих исследований
_______________________________
3 декабря 94 г. Характер его труден? Неудобен? Колюч? Нет, все эти определения не точны - они не учитывают "сверхзадачу" конкретной человеческой жизни (воспользуюсь уместным здесь термином Станиславского). й повторяет:
- В семье должна быть только одна цель. И все должны следовать только этой цели…
Сам он, конечно, следует.
______________________________
6 апреля 95 г. Название книги Виктора Шкловского "Энергия заблуждения" звучит как формула бытия. й живет этой энергией. Здесь тоже - тайна его молодости. Он всегда находится в процессе становления, развития - даже "переделывая" близких, ошибаясь, он все еще торопится к самому себе.
Герой и автор
Мы по-прежнему говорим о его смерти. Конечно, говорит в основном й.
- Что ж, событие это само собой разумеющееся и - приближающееся.
Я не соглашаюсь, но и не опровергаю его, как предписывают "правила хорошего тона". Это сразу разрушит характер наших бесед, их особый строй - без фальши.
Часто й говорит о смерти в связи с моей работой:
- Когда умру, вы легко напишете свою книгу. Мой портрет приобретет четкость, определенность. Все сразу встанет на свои места…
______________________
К истории наших отношений с й. Может быть, самое главное: я давно полюбил то, что он не сумел в себе осуществить.
_____________________
10 декабря 91 г. Несмотря на его приверженность христианству, й скучно размышлять о морали. И, наверное, это единственное, что разделяет нас. Очень четко й выразил свою мысль сегодня:
- Мне кажется, художник не думает о нравственном начале… его интересует только психология.
Я уточняю: если мы говорим о "пространстве" литературного произведения, это так. Но если речь о пространстве "живой жизни" - как обойтись без морали? Как не заблудиться без нее в сумерках одинокой дороги?
й молчит. Не сомневаюсь: он не согласен со мной.
_____________________
й не может отказаться от своей привычки изучать всех вокруг себя. Я, конечно, не исключение из правила.
Уклоняюсь, сопротивляюсь. Не хочу, чтобы мы отвлекались от нашей задачи. Она вовсе не одномоментна - не может ограничиться даже серией интервью.
Я не исключение из правила и в другом. й пытается - с самыми добрыми намерениями - "переделать" меня. Ему почему-то кажется: я ломаю свою жизнь. Причем ломаю резко, решительно. Он пробует понять: зачем? Хочет, наверное, чтобы я не повторил его ошибок. А главное - он не видит логики в моих решениях и поступках.
- Вы в Литве пять лет? - спрашивает й. - У ж е пять лет…
Он что-то мысленно взвешивает, сопоставляет:
- Сколько у вас вышло книг до переезда сюда? Четырнадцать? Для эссеиста и литературоведа - немало.
й продолжает свои расчеты. Видимо, ему легче размышлять обо мне, соизмеряя мой путь со своим. Между нами разница в возрасте - тридцать семь лет, я гожусь ему в сыновья, но й думает как раз не об этом… О чем же? О линии творческой судьбы - главной линии в жизни любого литератора. Куда выведет она меня? й умеет взглянуть на ситуацию с безжалостной ясностью:
- Вы были благополучным преподавателем вуза, много публиковались. И вдруг - бросили все. Россию! А ведь вы связаны с ней рождением, культурой, языком… Переезд в независимую Литву?.. Что ж, последнее, вроде бы, логично… Вы ведь написали повесть о Кристионасе Донелайтисе. Я читал ее, понял ваш замысел: не просто рассказать о жизни и трагедии гения - увидеть жизнь национального духа в течение столетий. Донелайтис привел вас в Литву. Но - дальше…Что дальше?
й недоумевает. Литератор не общается почти ни с кем из коллег. Перестает даже ходить в Союз писателей. Ради чего? Ради нескольких десятков еврейских судеб, записанных в эти годы на магнитную пленку? Соизмеримы ли жертвы? Впрочем, и тут, внутри новой моей жизни, й не видит логики. За пять лет - ни одной крупной публикации, хотя он знает: некоторые из взятых интервью сенсационны. Молчание…Что из него вырастет? "Конечно, я давно понял: вас интересуют не события, сколь бы сенсационны они ни были, - их психологическая подоплека. Прекрасно! Тем не менее жизнь проходит. Я на себе ощутил, как это бывает: в тех самых изданиях, где ты вчера печатался, уже мелькают новые имена, а тебя давно забыли, ты уже отстал от поезда…"
й чувствует загадку чужой жизни, видит ее излом, который может оказаться трагическим. "Любой неточный шаг и… Нужна воля! Нужно постоянно прислушиваться к пульсу судьбы".
______________________
Не раз слышу по телефону и такой его монолог:
- Что у вас нового?.. Ничего особенного? Вы не откровенны со мной! Впрочем, если вы даже скажете мне нечто, вы все равно будете не откровенны. Вы ответите формально. Нет, наверное, все правильно. Ведь вы живете еще во внешнем мире, а я уже в другом… (6 декабря 93 г.)
_____________________
Говорю ему почти все. Хотя, действительно, не сказал важное: пять лет назад я резко переменил свою жизнь не только потому, что эмигрировал в Литву, - я вернулся в иудаизм. Это не оговорка: вернулся. Считается, что каждый еврей с детства приобщен к иудаизму. Правда, иногда он сам не знает об этом.
Почему я промолчал? Отношение й к иудаизму мне хорошо известно, а неизбежные - постоянные - расспросы его увели бы нас слишком далеко. Конечно, я помню: мы с й уже давно не просто "герой" и "автор" - друзья. Тем не менее я хочу прежде всего оставаться его зеркалом.
Человек на пороге. Тетрадь третья
Знаки
2 апреля 95 г. Прошло уже два года с тех пор, как й сказал:
- Вы безошибочно почувствуете приближение моей смерти. Я, подобно многим умирающим, буду обманываться надеждой, но вы-то не ошибетесь!
й прав. Знаки смерти хорошо различимы в его глазах, голосе, движениях. Существует огромная литература о том, как читать подобные знаки - например, книги тибетских целителей. Но сейчас эти указания ни к чему. Путь й к смерти - точно или менее точно - отражен в моем дневнике.
_____________________
8 августа 95 г.
Прощаясь, каждый раз пытаюсь как бы вобрать, удержать в памяти его маленькую фигурку, острый взгляд из-под густых бровей… Да, я помню: это лицо старого актера, который так хорошо умеет менять выражение в зависимости от новой роли. И все же…
- Следующего раза может не быть, дорогой мой, - говорит й. Я различаю улыбку в его голосе. Но при этом вижу тоску в глазах.
Да, следующего раза может не быть! Придя через две-три недели, легко замечаю перемену в нем: похудел, как бы подсох весь, еще резче морщины. Меня переполняют жалость и нежность, которые стараюсь никак не выказать.
_____________________
Человек на пороге смерти. Это - прежде всего - особое состояние психики. Что-то заставляет й вновь и вновь напоминать себе сейчас старую истину, которая предельно точно выражена в еврейской книге "Поучения отцов" ("Пиркей авот"):
"Рожденным предстоит умереть, умершим - воскреснуть, а живым - предстать перед судом".
Свет на морских волнах
21 сентября 94 г. Из разговора по телефону.
"Что я делаю? Сижу в кухне и решаю: взять с полки книгу Моше Лейба Гальперна или нет? Я взвешиваю свои силы и - думаю о Гальперне. Он родился недалеко от Львова, учился живописи в Вене, жил в США. Часто зарабатывал свой кусок хлеба тяжким трудом. Скитался. Много пил. Довольно рано умер. Чем-то его стихи и судьба напоминают мне Сергея Есенина. Был он едва ли не гениален. И, мне кажется, теперь почти забыт.
Я вспоминаю такие строки Гальперна: "Если вам поэт Моше Лейб скажет, что утром, около десяти, он увидел свет на морских волнах, вы поверите Моше Лейбу? Конечно же, нет…"
А дальше… Дальше поэт говорит о том, что смерть тянет его в море. Кругом толпа, но никто ничего не замечает. Чем заканчивается стихотворение? Уже не помню. Но… не могу решиться взять книгу с полки".
_____________________
Конечно, й волнует образ смерти. Как придет она? Будет тяжелой или легкой?
- Знаете, так уж полчаса: закрою глаза и - сам вижу этот колеблющийся, едва заметный, притягивающий меня свет на морских волнах.
Одиночество как форма "жизни и творчества"
4 января 95 г.
- Я одинок. Я очень одинок.
Сегодня й снова несколько раз повторил это. Как и в других наших разговорах. Как и в фильме "Иллюзии". Как в своих письмах.
Восхищаюсь решимостью его исповеди (сам не смог бы признаться в подобном никому). И, конечно, думаю: как воспринимают такие высказывания его жена, дети?
Доктор Сидерайте слушает мужа спокойно. Будто не к ней, не к их долгой совместной жизни это так или иначе относится. Привыкла.
___________________
5 сентября 95 г. Лист бумаги с вопросами, которые я хотел задать й (не задал, потому, что он тяжело болел).
1. ПОНИМАЕТЕ ЛИ ВЫ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ СОБСТВЕННОГО ОДИНОЧЕСТВА?
(Пометка для себя:
й был естественно - как почти все люди - одинок в отрочестве, в юношеских поисках призвания.
Разумеется, одинок среди развалин Литовского Иерусалима.
Он - один на один - со своим прошлым, в лабиринтах сомнений, страхов, противоречий
Ему бы смириться, осознать: это одиночество отчасти и создано им самим. Именно так в семье, где й буквально "выстроил" собственное одиночество, начав перестраивать жизнь и характеры близких. Так и в литературе: й сам ушел из еврейской культуры, а с культурой литовской по-настоящему не сроднился.
Ему бы оглянуться, тогда увидел бы: сейчас идет жесткая переоценка едва ли не всех привычных ценностей; по-своему одиноки, растерянны среди этой сумятицы большинство коллег й из бывшего СССР.
Ему бы махнуть рукой! Принять извечное, мудрое одиночество старости).
2. НЕ КАЖЕТСЯ ЛИ ВАМ, ЧТО, ТЯГОТЯСЬ ОДИНОЧЕСТВОМ, ВЫ ОДНОВРЕМЕННО ИЩЕТЕ ЕГО?
(Пометка для себя:
Потребность одиночества связана для й с творчеством, с необходимостью особого сосредоточения, медитации, одинокого разговора с Богом.
й признается:
- Иногда по нескольку дней молчу.
А доктор Сидерайте, услышав наш разговор, подмечает:
- Часто во время работы он - сознательно или бессознательно - создает в семье конфликт. Потом, довольный, погружается в себя.
Почему й доволен? После ссоры на определенный срок рвутся контакты с родными. Есть своего рода "гарантия" одиночества).
3. ПРЕДЕЛЬНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ОДИНОЧЕСТВА - СМЕРТЬ. НО ВЕДЬ ВЫ ПРИМИРИЛИСЬ С НЕЙ… ТОГДА ПОЧЕМУ ЖЕ БУНТУЕТЕ?
(Пометка для себя:
"Бунт" й объясняется просто. Он - старый ребенок: дети никогда не могут принять одиночества!)
Варианты судьбы
6 ноября 91 г.
- Очень рано определилась цель моей жизни. Я решил стать писателем. Сделал ли я правильный выбор? Этот вопрос все еще важен для меня!
Да, перед й открывался в юности и другой путь. В школе его однажды пригласил побеседовать учитель математики:
- Йосаде, я вижу: вы связываете свое будущее с литературой. Подумайте хорошенько. По-моему, вы многого добьетесь в точных науках.
й размышляет об этих словах до сих пор.
_____________________
А позже показалось: из него выйдет прекрасный коммерсант.
"Когда в тридцать первом разорился отец, семья наша осталась без средств к существованию. Фабрика опечатана. Кредиторы требуют немедленно отдать долги. Отец же никак не может прийти в себя.
Я учился тогда в Каунасе, в университете Витаутаса Великого. С родными виделся редко. Я удивился, когда однажды увидел на пороге своей комнатки маму - самого близкого мне человека в нашей семье. Она требовала и умоляла - одновременно:
- Яша, ты должен сам взяться за расчеты. Иначе полный крах. Навсегда.
Я бросил учебу. Приехал домой. Подключил к работе нескольких опытных адвокатов - из Мариямполе, Каунаса. Представьте себе, за три месяца удалось решить все проблемы с кредиторами.
А потом в Литве кончился промышленный и банковский кризис. И - наступил подъем. Мы снова открыли фабрику. Заставили отца взять хорошего бухгалтера. Да и сам он уже многому научился на горьком опыте. Когда в сороковом году советская власть национализировала фабрику, она приносила прибыль - предприятие оценили в сто двадцать тысяч литов. Немалое по тем временам состояние!"
-----------
Нет, й не сомневается в правильности своего выбора. Он просто перебирает сейчас, перед смертью, возможные варианты судьбы.
Хроника ухода
Записи мои трех-четырех последних лет - часто об одном. Вот й прислушивается к самому себе, вот ум художника бесстрастно регистрирует, отбирает, классифицирует те или иные процессы старения организма. Необратимые уже перемены.
Постепенный у х о д.
й понимает ценность подобных самонаблюдений Дрожащей рукой выводит в тетради: "Дневник старости".
Однако он замечает и противоречие. Эти наблюдения важны прежде всего потому, что тут - хроника распада, угасания. Как же воспользоваться тогда этим богатством ему самому? Каким образом придать материалу форму?
Противоречие, которое он разрешить не может. К тому же "Дневник старости" тоже требует сил, времени. Ни того, ни другого нет.
й предлагает (иногда молчаливо, иногда - деликатно, двумя-тремя словами) разрешить это противоречие мне. И вот человек, который никогда не любил говорить о собственном здоровье, сообщает другому подробные "отчеты" своего физического состояния.
_________________________
30 марта 1995 г. Вздрагиваю, когда слышу:
- Привык, что внутри меня всегда звучит музыка. А ТЕПЕРЬ ОРКЕСТР ИСЧЕЗ.
Почему вздрагиваю? Дело в том, что когда-то, занимаясь психологией творчества, я много думал о причине смерти Александра Блока. Странной смерти - в сущности, без болезни. Просто однажды Блок перестал слышать музыку. И перестал после этого писать стихи.
й не поэт - драматург. Но после "исчезновения" музыки он уже не разговаривает со своими героями.
_____________________________
"Что я делаю целыми днями? Пересматриваю библиотеку. Вынимаю ту или иную книгу. Какая окажется под рукой. Читаю одну страничку, вторую. Ничего нового, все давно знаю…"
_________________________
Вот и еще один наш ужин. Втроем. На их кухне. Доктор Сидерайте, недавно вернувшаяся из больницы, накрывает на стол. Печет блинчики, достает свой фирменный пирог с ревенем. й ест мало. Один сырок. Какой-нибудь бутерброд. Стакан чая. "Мне уже хватит и этого". Кутается в халат. А я помню, как за этим столом он произносил огромные монологи… Но даже и сейчас - оживляется во время ужина, подтягивается, голос становится тверже.
_____________________________
3 января 95 г. Интонации его голоса унылы. Раньше й сам творил радость, веселил себя и других, теперь - не хочет: пусть все идет, как идет.
То, о чем я подумал, банально: надо найти, организовать событие, которые "расшевелит" й.
Мысль эта, как ни странно, конкретизируется легко. Вот его пьеса "Прыжок в неизвестность"; на нее не обращают внимания театры; но ведь ее можно издать?
Звоню в издательство "Прадай"; книжка - пятьсот экземпляров - будет стоить около двух тысяч литов; смету представят на днях; тираж можно получить через недели две-три.
Доктор Сидерайте понимает все сразу. Как врач она, наверное, может выразить в терминах оздоровительный эффект этого события для й. Как жена… Говорит, не задумываясь:
- Отдам на это последние деньги.
Разумеется, отдает. И организует издание. И возится с корректурой. И…
__________________
КОНЕЦ ЛЕТА 95-ГО. й в больнице. Во время нашего разговора вдруг закашлялся. Сильная, долгая рвота. Я иду за санитаркой. Думаю о том, как приободрить его, сгладить чувство неловкости, которое наверняка испытывает й. Но возвратившись, вижу: й спокоен; может быть, он даже хочет, чтобы я видел и это?..
Он прав.
_________________________
12 сентября 95 г. Теперь, когда звоню ему, утром или днем, в трубке - молодой голос: "Подождите минутку". Когда-то пани Тереза была медсестрой, потом окончила университет, стала юристом. Как многие, потеряла сейчас работу. С удовольствием помогает доктору Сидерайте, но больше - й. Помогает ему преодолеть страх (уже несколько месяцев он боится оставаться в доме один - "вдруг случится сердечный приступ?")
___________________________
МОГ ЛИ БЫ УГАДАТЬ ОН КОГДА-НИБУДЬ ПРИЧИНУ БУДУЩИХ СВОИХ ВОЛНЕНИЙ?