- Мне жить не с компанией, а с ним.
- Его убьют.
Его убили через неделю. Через несколько лет я впервые влюбилась. И он любил меня и очень хотел жениться на мне. И я испугалась говорить с Пиратом. Я не хотела слышать его предсказаний, я не хотела думать о будущем, я хотела жить сейчас, сегодня, как когда-то жила с Пиратом и была счастлива.
РАССКАЗЫ
МЕЦЕНАТ
Рассказ
Александр Михайлович Тихомиров и его жена Полина собирались в театр. Тихомиров достал из шкафа парадный костюм - черный, старозаветного покроя. Костюм предназначался для торжественных случаев: в район, когда он сидел в президиумах совещаний, в театр, на праздник урожая и для выступлений перед выпускниками средней школы.
Костюм был тяжелым и позванивал нацепленными орденами и медалями. Ордена и медали у Тихомирова были только трудовые: два Трудового Красного Знамени, один "Знак Почета", одна медаль "За трудовое отличие", другая - "За трудовую доблесть". Военных наград у Тихомирова не было, во время войны он был мальчишкой.
К моменту изображаемых событий Тихомирову, следовательно, перевалило за сорок, а его жене было чуть меньше сорока. Женщина она ладная, с хорошей фигурой - она ее сейчас и демонстрировала, стоя перед зеркалом шифоньера, выбирая костюм для театра. Выбрала она темно-синий кримпленовый с белыми лацканами.
Тихомиров проверил, прогорели ли дрова в печке, прикрыл заслонку, закрыл форточку, взял баян, и они с Полиной вышли.
Отъезжавшие стояли группками в три-четыре человека. Отдельно стояли три молоденькие учительницы. И в стороне от всех модистка, красивая, стройная, высокая. Бабы демонстративно не обращали на нее внимания, мужики, наоборот, поглядывали в ее сторону - больно уж она выделялась: все женщины в пальто, а она в куртке, все в платочках, а она распустила густые рыжие волосы по плечам.
У самого автобуса стоял Пехов, мужчина одних лет с Тихомировым и из одного с ним тракторного звена. Он сосредоточенно рассматривал автобусный баллон, стараясь не смотреть в сторону модистки, а его жена, наоборот, не сводила с нее глаз. Модистка же ни на кого не обращала внимания - стояла, подставив лицо яркому весеннему солнцу.
И тут подошел парторг Буянов с женой.
- Если все в сборе, - сказал он, - тогда в путь.
В театре они выделялись. Кроме модистки и учительниц, на всех женщинах были темно-синие с белыми лацканами кримпленовые костюмы. Они напоминали взвод солдат в форме, тем более что держались тесной группой. И колхозные мужчины выделялись темными костюмами с нацепленными орденами и медалями. Многие городские пришли вообще без галстуков, в вязаных жилетах, застиранных штанах. Городские жевали на ходу бутерброды, пили прямо из горлышек бутылок, если не хватало стаканов; смеялись, ни на кого не обращали внимания. Раздался последний звонок, и все хлынули в зал.
На сцене был выстроен почти настоящий класс и стояли настоящие парты. Двое друзей в школьной форме - блондин и брюнет - вели диалог.
- Не понимаю, - говорил брюнет. - И не хочу понимать. Ты же лучший математик в школе. Ты должен поступать в институт.
- Я не могу, - печально отвечал блондин. - Мама болеет, две сестренки, их надо кормить и учить. Мне придется идти работать.
- А почему бы не пойти работать сестрам? - спрашивал брюнет. - Здоровые уже девицы. Учатся плохо, да и не хотят учиться. Они замуж хотят. А ты потеряешь несколько лет. А для математики нужны молодые мозги. У меня тоже братья. Ничего, пусть идут работать, а если хотят учиться, окончат вечернюю школу. Не надо жертв, тем более что эти жертвы никто не оценит. Даже если твои сестры не окончат среднюю школу, мир не много потеряет, рожать они будут и с восьмилетним образованием. А наука лишится блестящего математика.
- Есть еще одно обстоятельство, - печально сказал блондин. - Ты же знаешь, я дружу с Антониной.
- Ну и дружи на здоровье, - сказал брюнет.
- Но дело в том, что она беременна, - сказал блондин.
- Ну и что? - удивился брюнет.
- Она беременна от меня, - сказал блондин. - Она родит через полгода. Какая же учеба с маленьким ребенком?
- Пусть сделает аборт, - сказал брюнет.
- Как можно! - сказал блондин. - Врачи говорят, что если прервать первую беременность, то у нее может никогда не быть детей. Так что выхода у меня пока нет. Ты уезжай поступать, а я останусь.
- Ну и дурак, - сказал брюнет.
- Какой уж есть, - печально ответил блондин. - Извини, но я не могу бросить мать, сестер и Антонину.
- Значит, ты предпочитаешь бросить математику? - спросил брюнет.
Блондин молчал. Заиграла печальная музыка, занавес начал закрываться, в зале вспыхнул свет, и женщины, не ожидая, когда закончатся аплодисменты, бросились во главе с Венькой Ильиным к выходу, чтобы успеть занять очередь в буфете.
Их усилия увенчались успехом, они были первыми, а учительницы и модистка - одними из последних, потому что, наверное, считали, что неприлично бежать опрометью через фойе к буфету. Ну, если вы такие совестливые, постойте.
Полина взяла себе пирожное и лимонад, а Тихомирову пиво и бутерброд с колбасой. Но Тихомиров тоже протянул деньги буфетчице и попросил:
- Четыре ситро и четыре пирожных.
- Ты чего это? - не поняла Полина.
Тихомиров молча составил бутылки на свободном столике и пригласил учительниц и модистку. Учительницы благодарно улыбнулись ему, модистка улыбнулась тоже, одна из учительниц начала было доставать деньги, но Тихомиров остановил ее жестом. Пожелав им приятного аппетита, он вернулся к Полине. За их столиком сидели Пехов с женой.
- Учительницам ладно, но ей-то за что? - спросила Полина.
- Не обеднеешь, - спокойно сказал Тихомиров.
- Да разве в деньгах дело! - задохнулась от ярости Полина. - Если хочешь знать, я могу всем в этом театре купить лимонада и пирожных.
- Всем не надо, - остановил ее порыв Тихомиров.
- Всем, значит, не надо, а ей надо? - уже дрожащим от обиды голосом говорила Полина. - За что же ты меня при всех позоришь?
- А мы сейчас это ситро на ее рыжие патлы выльем, - предложила жена Пехова.
- Не советую, - сказал Тихомиров.
- А что ты ее защищаешь? - начала заводиться жена Пехова. - Может, его эстафету решил принять. - Она кивнула на мужа.
- Молчи! - вдруг почти выкрикнул Пехов.
Присутствующие начали оборачиваться в их сторону.
- Спокойно, - предупредил Тихомиров. - Дома поговорим.
Теперь на сцене был большой роскошный кабинет. За большим столом в модном костюме сидел брюнет и отдавал приказания. Он говорил по селектору, отвечал по телефонам, к нему входили люди, брюнет подписывал бумаги, а с краю длинного стола заседаний тихо сидел блондин в скромном костюме и ждал, когда освободится брюнет. Наконец брюнет сказал секретарше:
- Ни с кем не соединять, никого не пускать.
- Сейчас должны шведы приехать, - напомнила секретарша.
- Пусть ими пока займется мой заместитель, - сказал брюнет и подсел к блондину. - Извини. Расскажи, как на родине-то.
- Все хорошо, - сказал блондин. - Тобой все гордятся.
- А как у тебя? - спрашивал брюнет. - Как сын, как дочь?
- Сын шофером работает, дочь швеей на фабрике. Я все так же бухгалтером на рембазе.
- Давай откровенно, - сказал брюнет. - Ты же проиграл жизнь. Ведь бухгалтером на рембазе мог бы работать любой, а ты ведь был блестящим математиком. Я же тебе в подметки не годился, а видишь: руковожу крупнейшим заводом. Кому были нужны твои жертвы? Кому? С Антониной ты разошелся и женился на другой. Матери ты мог бы помогать даже больше, если бы выучился, потому что заработок ученого и бухгалтера не сравнишь. Конечно, надо думать о других, но еще надо идти и к своей цели. У человека должна быть мечта. И никто не вправе требовать, чтобы мечту приносили в жертву, потому что кому-то это удобно.
Брюнет говорил это с пафосом, и в зале зааплодировали.
…Потом актеры выходили кланяться, их приветствовали аплодисментами. Актеры тоже начали аплодировать, и из зала поднялся наконец толстый лысый мужчина, раскланялся и взмахом руки поднял в зале молодого парня. Тот тоже вышел на сцену и неумело поклонился.
- Это автор, - прокомментировала сидевшая позади Тихомирова девушка.
- Он в нашем пединституте учился, - пояснил молодой человек девушке. - На три курса старше меня.
- Окончил или выгнали? - посмеиваясь, спросила девушка.
- Окончил, вроде, - сказал парень.
- Тогда не гений, - посмеиваясь, сказала девушка. - Гениев обычно выгоняют за неуспеваемость.
Автобус мчался сквозь ночь. Изредка светились окна в деревенских домах, одно-два на всю деревню.
- Барахляный спектакль, - сказал вдруг Венька Ильин. - Все хотят учиться. А кто же на земле работать будет? А этот, с животом, еще доказывает: плюй на всех и иди учись. Скоро и плюнуть будет не на кого. Плюнешь и в начальника попадешь. Все выучились.
Но Ильина не поддержали. Многие уже спали, только на задних сиденьях спорили учительницы. От них доносились слова: "концепция", "сверхзадача", "доминанта"…
Днем Тихомиров, Пехов, Лаптев, Венька Ильин - все члены звена работали в ремонтных мастерских. Во дворе была выстроена отремонтированная уже колхозная техника: комбайны, колесные и гусеничные тракторы, копнитель, плуги, сенокосилки. Техника сияла в свете заходящего весеннего солнца новой краской: желтой, оранжевой, голубой.
Тихомиров запустил тракторный двигатель. Послушал обороты и заглушил.
- Шабаш на сегодня, - сказал он.
Он собрал инструмент, аккуратно сложил его и, накинув куртку, вышел из мастерской.
…Дом модистки был на окраине деревни. Модистка в легкой нейлоновой куртке, спортивных брюках, заправленных в сапоги, пыталась поправить покосившуюся изгородь. Тихомиров поздоровался с ней, прошел было мимо, посмотрел по сторонам, проверив, не смотрят ли, и вернулся. Взял из рук модистки топор, забил покрепче опорный кол и подтянул изгородь.
- Гвозди есть? - спросил он.
Модистка отрицательно покачала головой.
- А проволока?
- Проволоку найду.
Вдвоем дело пошло быстрее, модистка поддерживала, а Тихомиров прикручивал изгородь проволокой к опорным столбам. И тут он увидел проходивших мимо баб.
- Сейчас сообщат Полине, - сказала модистка.
- Сообщат, - согласился Тихомиров, продолжая работать.
…Полина возникла внезапно. Она встала у изгороди, пожирая глазами модистку.
Модистка улыбнулась ей и предложила:
- Заходи, Полина, чаю попьем!
Полина еще несколько секунд молча рассматривала Тихомирова и модистку, потом так же молча повернулась и зашагала к правлению.
- Испугалась? - спросил Тихомиров.
- Нет, - ответила модистка.
- Могла и наброситься на тебя.
- Ты защитил бы.
- Само собой, уж не допустил бы, - сказал Тихомиров. - Я, пожалуй, пойду…
…Тихомиров шел по улице.
- Александр Михайлович, - окликнули его.
Тихомиров обернулся. К нему бежала секретарша председателя колхоза Марина.
- Вас в контору вызывают. К Буянову.
Тихомиров медленно приближался к конторе колхоза. Из конторы вышла Полина и, отвернувшись, прошла мимо.
Тихомиров вытер ноги о половик и вошел в кабинет парторга Буянова.
- Садись, - пригласил Буянов и поинтересовался: - Как с ремонтом?
- Нормально, - ответил Тихомиров. - Считай, закончили. Дня два на всякую мелочь осталось.
Некоторое время они посидели молча. Потом Буянов достал из папки лист и начал читать:
- "Семья - это ячейка государства! И мы эту ячейку должны оберегать. А Веригина, аморальная личность по кличке Модистка, беспринципно разрушает семью Пехова, и поэтому мы, общественность, выражаем ей свое несогласие, недовольство, презрение и требуем, чтобы она покинула пределы нашего колхоза". Всего двадцать восемь подписей. Сегодня утром принесли. А сейчас твоя Полина прибегала. Что будем делать?
- Я не знаю, - сказал Тихомиров. - Ты парторг, ты и решай.
- А ты член бюро, - сказал Буянов. - Я с тобой советуюсь. У нас должен быть аргумент, чтобы ответить общественности.
- А что на эту глупость можно ответить? - спросил в свою очередь Тихомиров. - Ты представь, если эта самая общественность однажды выразит тебе свое несогласие и потребует, чтобы ты не жил со своей женой Любкой, а вернулся к своей бывшей жене Аньке Стругалевой?
- Что ты сравнил! - возразил Буянов. - Я с Анькой двадцать два года как разошелся.
- А если б ты сегодня с ней расходился, что бы ты ответил на требование общественности?
- Послал бы ее, естественно, куда следует, - ответил Буянов, но тут же спохватился: - Как зоотехник Буянов… А как секретарь парторганизации, сам понимаешь, не могу. В общем, над проблемой будем думать. А пока пригласим из района лектора по семье и браку, и это будет нашим первым ответом общественности. Не забыл, сегодня из отдела культуры приезжают?
- Не забыл, - сказал Тихомиров.
Тихомиров приближался к клубу. И вдруг он заметил одиноко сидевшего под деревом Пехова. Рядом стояла початая бутылка водки.
- Перестань, - сказал Тихомиров. - Сопьешься.
- Пусть, - ответил Пехов. - Я все равно смысл жизни потерял. Не могу я без нее.
- Тогда возвращайся, - сказал Тихомиров.
- Теперь не примет. Ой, как тяжело мне.
- Это ей тяжело, - сказал Тихомиров. - Против нее вся деревня поднялась, а ты вот в кустах отсиживаешься.
- А что я могу сделать? - спросил Пехов.
- Не знаю. Но делать что-то надо.
В зрительном зале сидела комиссия из районного управления культуры. В комиссию входила пожилая женщина предпенсионного возраста, назовем ее начальницей, и молодая женщина, инспектор. Вместе с ними был только парторг Буянов.
Со сцены из-за закрытого занавеса доносились звуки настраиваемых инструментов. Но вот занавес раздвинулся. На сцене был ансамбль Тихомирова: ударник, бас-гитара, саксофон - и сам Тихомиров с аккордеоном. Солистом был Венька Ильин, чуть в стороне стояли в длинных вечерних платьях две учительницы и модистка. Тихомиров подал знак, ударник выдал оглушительную дробь на своих барабанах, потом эта дробь перешла в ритм, напоминающий звук работающего двигателя. Под этот ритм подстроился весь ансамбль, и Ильин запел.
Песни в фильме, по моему убеждению, должны быть сюжетными. Эта, например, о тракторах. Какое облегчение, с одной стороны, приносит трактор! С другой стороны, он так грохочет, что трактористы говорят на повышенных тонах, со стороны может показаться, что они ругаются, а на самом деле они просто немножко оглохли. С одной стороны, хороший заработок, а с другой - сплошной радикулит, потому что кабину продувает. Летом на тракторе жарко, а зимой холодно. Сейчас на трактор призывают женщин. Это хорошо, потому что трактористов не хватает, и вообще у нас равноправие. С другой стороны, на тракторе такая вибрация, что для женского организма это очень плохо. С одной стороны, сегодня мы больше запашем, а с другой стороны, завтра могут родиться дети с дефектами. Вывод был с одной стороны: пора делать хорошие тракторы.
Начальница что-то быстро писала в блокнот, молодая инспекторша, не выдержав, хохотала, а парторг Буянов поглядывал на ту и на другую, пытаясь определить реакцию комиссии, чтобы сориентироваться.
Потом обсуждали программу. По одну сторону стола сидели начальница и инспектор, по другую - Тихомиров, его ансамбль и парторг Буянов.
- Не скрою, - говорила начальница, - ваша программа произвела на меня более чем странное впечатление. Я уважаю Александра Михайловича как руководителя художественной самодеятельности, но он ведь еще выступает в роли композитора и поэта.
- А что, нельзя, что ли? - спросил Венька. - Что, постановление такое есть? Наоборот, у нас поощряется совмещение профессий. Вот я, к примеру, и тракторист, и комбайнер, и шофер.
- Ради Бога, - сказала начальница. - Никто не запрещает. Но ведь у нас есть прекрасные композиторы. Например: Фрадкин, Френкель, Флярковский, Шаинский, Колмановский. Вам что, они не нравятся?
- Ну почему же! - возразил Тихомиров. - Хорошие ребята. Но их все исполняют. И по радио, и по телевидению. А нам хотелось исполнить такое, какое только у нас, а у других нет.
- Но это не критерий, - возразила начальница. - Свое, чужое. Всё наше. И все имеют право брать из копилки культуры.
- Из копилки берут, когда своего не хватает, - снова встрял Венька Ильин. - А у нас свое есть. И еще вы ошиблись. - Ильин ткнул пальцем в программу. - Песню про трактор написал я, так что Михалыч не все сам делает.
- Ах, значит, вы написали? - воскликнула начальница. - Вы что, газет не читаете? А газеты призывают: девушки, на трактор! А вы, значит, против призывов партии и правительства?
- Он член партии и не может быть против призывов, - вставил парторг Буянов.
- Ах так! - обрадовалась начальница. - Тогда будем разговаривать как коммунист с коммунистом.
- Давайте, - согласился Венька. - Между прочим, в песне я не против, чтобы женщина работала на тракторе. Но женщине надо давать только легкие трактора, скажем "Беларусь", а на тяжелых им работать нельзя.
- Поймите, - возразила начальница, - песни о тракторах не предмет для искусства.
- А что предмет? - спросил Венька и запел модную в этом сезоне песню: - "Облака, облака, облака, никогда, никогда, никогда, и всегда, всегда, всегда любовь". Это, что ли, предмет?
По-видимому, начальница поняла, что с Венькой ей не справиться.
- Тогда я хочу выслушать мнение секретаря партийной организации, - сказала начальница.
Буянов задумался, полистал блокнот со своими записями и наконец изрек:
- У секретаря партийной организации мнения нет.
- Как это нет? - удивилась начальница.
- Нет, и все, - сказал Буянов. - А почему это у секретаря должно быть мнение по каждому поводу? Это несерьезный подход. Я подумаю, осмыслю, посоветуюсь. Лично мне, например, песни нравятся. Хорошие песни и душевные.
- Значит, ваше мнение, что песни хорошие и душевные? - уточнила начальница.
- Это мнение зоотехника Михаила Петровича Буянова, - подтвердил Буянов. - А мнения секретаря партийной организации Буянова пока нет. Но будет.
- Да, - сказала начальница, - ситуация.
И тут взял слово Тихомиров:
- Мы благодарим комиссию за ценный разбор. Мы учтем все замечания к вашему следующему приезду. А теперь всех прошу к столу пить чай. Когда вы еще доберетесь до дому!
- Чаю я бы выпила, - высказала наконец свое мнение инспектор.
И всем сразу стало легче. И все двинулись к кабинету директора клуба, в котором был накрыт стол. Тихомиров и Венька замыкали шествие.
- С этого надо было начинать, - резюмировал Венька. - Поначалу пропустили бы по рюмашке и были бы сговорчивее.
…Подобревшую комиссию усадили в "газик".
- С удовольствием приедем еще раз, - на прощание сказала начальница.
- С нетерпением будем ждать, - заверил ее Тихомиров.
- А ты чего им поддался? - начал снова Венька, когда комиссия отъехала.
- А кто тебе сказал, что я поддался? - удивился Тихомиров. - Чуть-чуть подправишь для видимости, приедут во второй раз и примут.
- А если "чуть-чуть" не пройдет? - не унимался Венька.