– И, вообще, он даже внешне не соответствует облику представителя военной элиты.
– Лев Давыдович, вы витаете в эмпириях, а сейчас мы ещё не отвоевали революцию. А её делают не отборные красавцы, а личности. Я не говорю про себя. Хотя, обо мне тоже, что только не пишут. Да вот извольте. Это же лондонская "Times"? Нарисовали лысого карлу с глупой и свирепой рожей, приделали к нему усы и бороду и назвали Лениным. Ну не сволочи? – Ленин рассмеялся. – Чистой воды мерзавцы!
– Владимир Ильич, ну не можем же мы каждого анархиста тянуть в Реввоенсовет.
– Каждого не надо. Он не каждый. Но с людьми, Лев Давыдович, надо работать, а не отпихивать за то, что у него ни кожи, ни рожи. Талантливый человек, это как алмаз. Прежде чем вставить его в оправу, он подвергается огранке. И если каждого умного мужика взрывать, с кем социализм будем строить? А революцию защищать? Любая революция только тогда чего-то стоит, если она умеет себя защищать.
Саркис говорил по телефону с Орловской ЧК.
– Послушай, товарищ, найди немедленно Петра Копылова. Пусть срочно телеграфирует в Павлодар Фрунзе о внешности Варецкой.
– Да я же тебе русским языком говорю, товарищ: его нет! Понимаешь? Не-е-ет! Он то ли в Туркестане у Тухачевского, то ли на восточном фронте у Блюхера.
– Давно?
– Больше недели.
– Как же с ним связаться?
– Не знаю. Попытайся через ВЧК и товарища Дзержинского. Всё, бывай здоров.
Саркис опустил трубку и принялся вновь крутить рукоятку аппарата.
– Эй? Алё? Москву надо. ВЧК.
– Кого тебе, товарищ?
– Кого-кого? Дзержинского.
– Ну, ты загнул. Может тебе сразу самого товарища Ленина.
– Зачем Ленин?
– Тебе чего, собственно, нужно, товарищ?
– Я ищу товарища Копылова из Орловского ЧК.
– А чего в Москву звонишь?
– Его направили в Туркестан или в Блюхер.
– Не пошёл бы ты сам в этот самый Блюхер.
В Москве кто-то подошёл и взял трубку.
– Вам чего, товарищ? Вы откуда?
– Я из-под штаба ставки Фрунзе. Я ищу товарища Копылова из Орловского ЧК.
– Как зовут?
– Саркис.
– Копылова.
– А, Копылов? Петром.
– По какому поводу розыск?
– Надо, чтобы он приехал срочно в Павлоград или немедленно передал по телеграфу Варецкую. То есть лицо. Понимаешь? Нужно лицо Варецкой? Понимаешь? Лицо. Брать надо. Быстро.
– Понимаю. Понимаю. Брать за лицо. Всё понял. Хорошо. Ждите звонка.
Саркис опустил трубку.
– Вот бестолковый белый тарантул. Какой лицо? Зачем лицо? Сам бери свой лицо.
Саркис вышел из аппаратной. Прошёл по вагонному коридору. Открыл дверь и скрылся за ней.
В соседнем купе темно. Еле слышно беседуют мужчина и женщина.
Она: Когда же мы, наконец, поедем в Севастополь? Я так боюсь за дочку. Наверное, забыла меня. Может быть, уже произносит слово мама, а говорит это вашей сестре или вашей тёте.
Он: Через три дня начинается наступление. Послезавтра я отпрошусь в Мелитополь. Оттуда мы попробуем с махновцами прорваться в Крым.
Он взял кружку и прильнул с ней к перегородке. О-о-о! У нашей мымры Недодировой завёлся не просто мужчина, а сам Саркис. Как он фигурно выражается, ну прямо как заправский русский извозчик.
Она: Как вам не стыдно слушать всякие мерзости?
Он: У нас такая профессия, Анастасия Васильевна, поменьше говорить и побольше слушать.
Она: Это вы у нас шпион. А я так, жена несчастная и такая же ученица.
Он: Но ты оказалась талантливой ученицей. И вообще, шпионом надо родиться.
В купе Ирины Недодировой сидел Саркис. Сама Ирина лежала на нижней полке голой, прикрывшись простынёй. Саркис в белом исподнем с кружкой в руке, прикладывал её к перегородке и припадал к ней ухом.
– Товарищ Саркис, ложитесь уже. Я вся из себя изнемогаю.
– Молчи, дура. Тихо!
В дверь тихо постучали. Недодирова укрылась с головой. Саркис открыл дверь. За порогом стоял Каменев.
– Что, Лев Борисович, хотель?
– Э-э-э-э… Я… Э-э-э-э. Пардон. А-а-а-а… Ирина… Которая работает… Алексеевна.
– Она болеет. У неё эта, – Саркис помотал перед ширинкой. – Не работает.
– А-а-га. Да-да. Я понял, – Каменев кивнул и пошёл по коридору, провожаемый косоглазым взглядом Саркиса, потом резко развернулся и метнулся назад. Саркис отшатнулся и закрыл дверь. Каменев дернул ручку, но она не поддалась. – Ах-ты, нахал! Ах-ты, индюк тегеранский!
Из соседнего купе вышла Анастасия Карабань и прошла в аппаратную на смену Варваре Андреевой.
Они оформили прием и сдачу смены. Андреева вышла. Анастасия расположилась за телеграфом. Он затрещал. От него на пол поползла лента. Анастасия взяла её в руки и принялась читать: "Павлоград тчк Штаб Фрунзе тчк Анастасия Варецкая зпт она же Аграновская зпт жена Махно зпт двадцать шесть двадцать семь лет зпт маленького роста зпт кареглазая зпт темно-русая тчк родинка над левой бровью на левой щеке тчк Туркестан. Копылов".
Настя схватила ленту, метнулась к двери. Остановилась. Вернулась к столу. Села. Сдвинула занавеску на окне. Темно. Она глянула на часы. Прошептала: "Уже полночь". Послышался стук в дверь. Она скомкала ленту. Сунула её в карман юбки. Достала наган. Подошла к двери. Спросила:
– Кто?
Это я. Открой.
Она отворила дверь и упала ему на грудь.
– Что случилось?
– Надо уходить, – выдохнула она и протянула ему ленту. – Немедленно.
Он прочитал. Отдал ей. Они вышли из вагона. Прошлись вдоль перрона. Вокруг стояла охрана.
– Сейчас уйти невозможно. На любом посту нас возьмут. Надо дождаться утра.
Она огляделась и, скомкав телеграфную ленту, бросила её под колёса вагона.
– Идём в вагон. Не будем обращать на себя внимание. Утра вечера мудренее. Дождёмся утра. Войду к Фрунзе и возьму увольнение на три дня до наступления.
Порыв ветра схватил комок ленты, забил его под колесо, распушил и растянул по обе стороны вагонного колеса.
Утром Яков Филиппович зашёл в кабинет Командующего Южным фронтом Фрунзе.
– Михаил Васильевич, разрешите нам с женой до наступления на три дня съездить в Мелитополь.
– Зачем? Что за дела?
– Михаил Васильевич, там у моей тётки двухлетняя дочка. Ну, я-то, ладно, мужик, а для жены, сами понимаете, материнское чувство.
– Почему скрывал?
– Да не скрывал, просто не афишировал. Вы же знаете, махновский край. Эта информация могла просочиться к махновцам. Да и у нас вечно подозрительный Саркис мог наломать дров. Ситуация не лучшая, но в условиях войны, наверно, повсеместная.
– М… Да… Это точно. Три дня хватит?
– Я думаю, да.
– Поезжай. Привези заодно зверобоя, ромашки, тысячелистника, чистотела и подорожника.
– Естественно. Непременно привезу.
– Ладно. Давай. Не задерживайся.
– Спасибо.
На выходе из кабинета Яков Филиппович столкнулся с Саркисом.
– О. Здравствуй, Саркис.
– Здравствуй, дорогой Яков.
– Разрешите? – спросил Саркис, входя в кабинет Фрунзе.
– Заходи.
– Михаил Васильевич. Рябоконь – враг.
– Почему?
– У него дочка в Севастополе.
– Я знаю. В Мелитополе.
– Откуда вы знаете?
– Он только что отпросился туда на три дня.
– Значит он махновец.
– Саркис. Даже если он махновец, то чёрт с ним. Главное, ясно: он не белогвардеец.
– Может быть, дать им сопровождающего?
– Для чего?
– Чтобы он не отклонился от маршрута.
Фрунзе рассмеялся.
– Ох, не любишь ты его, Саркис.
– У меня такая служба.
– А если он откажется от сопровождения?
– А я и спрашивать не буду, скажу, что мне тоже надо в Мелитополь.
– У него там родственники – сестра и тётка. А у тебя?
– Отец родной.
Фрунзе расхохотался.
– Ой, ладно, ладно. Поезжай.
Когда Саркис вышел, присутствующие при разговоре Сталин, Ворошилов и Каменев рассмеялись.
– Вот клещ персидский! – сказал Каменев.
– Настоящий контрразведчик! – ответил Сталин.
– Быстро собираемся. Ничего не брать с собой, кроме документов, денег и еды, – сказал Карабань жене. – Я пойду, оседлаю двух коней.
В дверь постучали. Оба замерли.
– Войдите, – сказал Карабань.
– Это я, – в двери показался нос Саркиса. – Я хотел в Мелитополь поехать туда-сюда, оказывается, вы тоже едете в Мелитополь. Так давайте вместе, а то время лихое.
Карабань переглянулся с женой.
– Хорошо, Саркис. Решено. Едем вместе. Встречаемся через полчаса у конюшни.
– Зачем конюшня? Через час будет военный эшелон прямо в Мелитополь. К нему прицепят ещё обозный вагон с гражданской обслугой и пару пассажирских вагонов.
– Ах, вот как. Ну, что ж ещё лучше. Тогда через полчаса встречаемся на перроне.
Саркис исчез. Яков Филиппович, оставаясь сидеть на противоположной полке купе, взял Настины ладони в свои, и, глядя в её глаза, сказал:
– Слушай и запоминай.
На перроне было шумно от множества гражданских и военных. Среди них стояли Яков Филиппович, Анастасия и Саркис. На первый путь подали состав из нескольких солдатских теплушек, платформ с артиллерией и несколькими пассажирскими вагонами.
– Товарищи военные и гражданские лица, объявляется посадка сборного эшелона на Мелитополь! – произнёс в рупор начальник станции. – Прошу организованно погрузиться в вагоны!
Ударил колокол.
– Идемте в вагон, – сказал Яков Филиппович. – Входите, входите.
Они вошли в вагон. Заняли места. На перроне во второй раз прозвенел колокол.
– Ну, всё. До свидания, – Карабань поцеловал жену и протянул Саркису руку.
– А куда вы, Яков Филиппович?
– Я не еду. Остаюсь готовиться к наступлению. Мы посоветовались. Раз вы едете, то мне незачем. С вами, я уверен, моя жена доедет и возвратится. Помогите ей, пожалуйста. До свидания.
У Саркиса от неожиданного поворота событий глаза свело к носу, а лицо перекосило.
Станционный колокол ударил в третий раз.
Карабань направился к выходу. Поезд дёрнулся и медленно тронулся. Яков Филиппович спрыгнул на перрон. Обернулся и, увидев в окне Настю, с широкой улыбкой на лице помахал рукой.
Сам вернулся к конюшне. Показал солдату увольнительную записку, подписанную Командующим фронтом. Отвязал пару коней. Сел на одного из них. Второго за уздечку пристегнул к своему седлу и тронул коня рысью. Выехал за город. Вскоре заметил полосу дыма от паровоза, а через пару минут поодаль от просёлочной дороги увидел бегущий железнодорожный состав.
Саркис со злостью смотрел на пробегающие вдоль пути деревья и поля. Изредка бросал косой взгляд на Анастасию. Паровоз замедлил ход. Показалась станция. Анастасия схватила чайник.
– Сбегаю за кипятком.
– Сидите. Я сам, – Саркис схватил чайник и побежал на станцию.
Через минуту поезд тронулся, а они оба принялись за чаепитие. По ходу чаепития Саркис закурил.
Показался разъезд.
– Пойду, подышу. Вы меня обкурили.
– Простите. Виноват. Учту и тоже прогуляюсь.
Они спрыгнули на дощатый перрон. Анастасия побежала к туалету. Саркис рванулся было за ней. Но остановился, когда она скрылась за дверью. Он нервно закурил. Паровоз дал гудок. На станции прозвенел колокол. Саркис занервничал. Паровоз выпустил огромное облако пара. Опять ударил колокол. Паровоз издал гудок. Саркис чуть не подскочил от радости, когда увидел Настю, бежавшую к вагону. В этот момент на просёлочной дороге показался всадник со второй лошадью на поводке.
Настя и Саркис вошли в вагон, и поезд тронулся.
Карабань видел, как поезд, оторвавшись от разъезда, скрылся за поворотом.
Мимо вагонных окон мелькали деревья с пожелтевшей листвой, столбы и поля. Настя пила чай вприкуску с сахаром. Саркис достал из кармана кисет с табаком, развязал его. Но, глянув на попутчицу, понюхал табак и вновь завязал кисет. Настя заметила его нервозность и сказала ему:
– Да вы пойдите в тамбур и покурите.
– Хочу бросить. Не пойду. Буду умирать – не закурю.
– Да что вы? Из-за меня? Да, вы настоящий мужчина. А Яков Филиппович не может бросить курить.
Поезд опять сбросил скорость. За окном показались дома, и состав остановился у железнодорожной станции.
– Ой, мне не надо бы так много пить чаю. Побегу. Вы меня покараулите? – Настя выбежала из вагона и скрылась за дверью туалета.
Саркис остановился неподалёку, бросая косые взгляды. Паровоз с шумом выпустил облако пара и дал длинный гудок. Настя, наблюдая в щель за Саркисом, пяткой вышибла доску из задней стенки и быстро выскользнула из будочки. Оббежала здание вокзала. Вошла в вагон. Поезд тронулся. С подножки вагона Настя крикнула:
– Саркис!
Тот с ужасом рванулся к поезду и запрыгнул в другой вагон. А в этот самый момент она спрыгнула с подножки.
Саркис быстро пошёл по вагону. Перешёл в другой вагон. Так же быстро прошёл по нему. Найдя своё место, он с ужасом обнаружил исчезновение попутчицы. Он поспешно двинулся дальше. Прошёл следующий тамбур и сцепку, прошёл в очередной вагон. Почти бегом пронёсся через него, открыл дверь, ведущую на сцепку, и увидел закопченный тендер паровоза. В замешательстве он обернулся назад. Вновь поглядел на чёрный зад локомотива и зло процедил:
– А-а-а-а… Дощ маймуна!.. Сволщ… Белый тарантул!
Возвращаясь в вагон, он столкнулся с проводником.
– Вам чего, товарищ? – спросил тот.
– Уйди, а то как дам звезду!!! – в сердцах сказал Саркис, оттолкнув железнодорожника.
Когда Карабань верхом выскочил из перелеска на дорогу, сначала увидел хвост удаляющегося поезда, а потом женскую фигурку, движущуюся ему навстречу по обочине дороги. Он подстегнул коня, остановился возле Анастасии и сошёл с коня. Обнял жену, помог ей взобраться на лошадь, отвязал уздечку от своего седла, отдал ей, влез на коня, развернул его и пустил в сторону перелеска.
Вскоре показался верстовый столб с указателем "Каховка". Карабань остановил коня, достал карту. Всмотрелся в неё.
– В Каховку заходить не будем. Обойдём стороной. За мной!
Но на обходе они наткнулись на махновский дозор.
– Стоять! Ваши документы. Куда держите путь?
– Представители штаба Южного фронта и его Командующего.
– Фрунзе, что ли?
– Так точно.
– Откуда, куда и зачем?
– Пробираемся в Николаевскую губернию, в Херсонский штаб Лазаревича. У командования договорённость с вашим батькой о совместных действиях против Врангеля.
– Знаем. Но надо было договориться и о документах для проезда по нашей территории. Тем более, что вы, пробираясь из штаба Фрунзе к Лазаревичу, совершили целый рейд по чужим тылам. Как это вам удалось совершить такую ошибку?
– Да бешеной собаке семь вёрст не крюк. А, если честно, то у нас ребёнок в Мелитополе у тётки.
– Земляк. А почему не у нас?
– Так получилось. Видать не судьба. И потом какая разница, главное, что против буржуев за пролетариат.
– И то верно. Ладно, езжайте, – сказал старший дозора, возвращая документы Карабаню.
– Спасибо, – Яков Филиппович спрятал бумаги и тронул коня.
– Чёрт бы их побрал. Еле отвязался, – буркнул Карабань, когда они оторвались от махновцев на значительное расстояние. – Так, давай-ка, ещё раз сверимся по карте. Каланчак от нас на юго-западе. Вперёд.
В районе Алёшков они вновь чуть не столкнулись с дозором. Завидев кавалькаду всадников, путники свернули в лес. Ночью вышли из леса и помчались в сторону Каланчака. Минуя его по перешейку, они углубились в сторону Крыма.
Рано утром в районе Перекопа в предрассветных сумерках Карабань заметил всадников и, не сворачивая, продолжил бег. Через минуту их остановил белогвардейский патруль.
– Стоять! Кто такие? Документы!
– Документы вот. Но мы свои, подпоручик. Нам надо срочно в штаб генерала Врангеля Петра Николаевича. Или сообщите о нас генералу Деникину.
– И не ниже, товарищ Рябоконь? – спросил молодой подпоручик.
– Подпоручик. Перед вами штабс-капитан разведки Карабань с сотрудником и женой.
– Очень смело. А, может, мне проще, не теряя времени, поставить вас к стенке?
– Тогда не забудьте о ямке для себя самого.
– Ладно. Не будем ёрничать. Сейчас увидим, кто тут штабс-капитан, а кто не очень. Следуйте за мной.
Они остановились у невысокого здания, окруженного высоким глинобитным забором и калиткой. Спешились. Завели коней во двор. Привязали их. Поднялись на невысокое крыльцо и скрылись за дверями.
Подпоручик провёл задержанных в пустое помещение с зарешеченным окном и прибитой к стене и полу скамейкой.
– Я прошу сдать оружие.
– Пожалуйста, – ответил Карабань и протянул маузер. Настя тоже отдала маленький наган.
Подпоручик забрал их пистолеты и вышел.
– Кого вы там поймали, подпоручик? – спросил его начальник заставы капитан Дитлов.
– Перебежчики из штаба Фрунзе. Рекомендуется штабс-капитаном разведки Карабанем. Требует, чтобы его передали в штаб армии.
– А женщина?
– Я так понял – жена и сотрудница.
– Документы какие при них?
– Да, у него мандат на имя уполномоченного штаба Южного фронта, подписанный самим Фрунзе.
Капитан снял трубку и принялся крутить рукоятку.
– Третий? Восьмой на связи. У нас штабс-капитан разведки Карабань. Сообщите по команде. Они у нас на восьмой заставе, – он опустил трубку. Повернулся к подпоручику. – Распорядитесь, чтобы покормили людей. Пойду, гляну на него, а то сегодня он капитан, а завтра полковник. Разведка, это не чулан с картошкой в архиерейской консистории.
Он вошёл в комнату временно задержанных.
– Здравствуйте. Капитан Дитлов Юрий Никитович.
– Здравия желаем. Штабс-капитан Карабань Яков Филиппович.
– Закуривайте, – капитан протянул папиросы. – Я приказал, чтобы вас покормили.
– Благодарю. Вы уже сообщили о нас?
– Не извольте беспокоиться. Всё, как и положено, по команде. Не пройдёт и недели кто-нибудь отзовётся.
– Юрий Никитович! – на пороге появился подпоручик в сопровождении солдата с подносом. – На связь!
– Извините.
Капитан возвратился в свой кабинет и взял трубу.
– Восьмой на связи!
Яков и Анастасия принялись за завтрак. Вдруг за окном во дворе послышалась многоголосая суета, стук колёс и лошадиное ржанье. За дверью раздался частый грохот от множества кованых каблуков о дощатый пол. Распахнулась дверь. На пороге стоял генерал Деникин в окружении офицеров.
– Яков Филиппович, ты?
– Я, Антон Иванович, – Карабань вскочил и вытянулся, – здравия желаю.
– Ну, здравствуй, здравствуй, дорогой, – Деникин обнял штабс-капитана, протянул ему погоны подполковника. – Поздравляю. Здравствуйте, Анастасия Васильевна. Ваша дочка в полном порядке. Ребёнок – сказка. Прошу в мой экипаж. Нас ждут в штабе армии.
А в это же утро Климент Ефремович Ворошилов, проходя по перрону, заметил на стальном вагонном колесе телеграфную ленту. Он подозвал охранника.
– Видишь лента? Достань.
– Есть, – боец нырнул под вагон, снял с колеса ленту, вылез и отдал её командарму.