Сэм (молча, крепко сжимая в руках букетик цветов, которые сама собрала, и открытку, которую сама нарисовала) внимательно смотрела, как голова Бони медленно поднимается от подушки, а кровать немного прогибается в середине.
- Правда ведь, мило? - сказала Роузи. - Здравствуй, Бони.
Он казался мертвенно-бледным и маленьким, но не умирающим; сегодня на рассвете, когда она заглянула к нему, он выглядел гораздо хуже. Он нацепил очки и, моргая, уставился на Роузи и Сэм.
- Хорошо, хорошо, очень мило.
- Как себя чувствуешь?
Бони приподнял крапчатые от старости руки, будто выставляя себя напоказ: одна перевязана, в вену вставлены какие-то трубки.
- Всё под капельницей? - спросила Роузи. - И что говорят?
- Решили отправить меня домой, - ответил Бони. - Думаю, это дурной знак.
- Почему?
- Значит, поставили на мне крест. И даже не собираются меня чинить. Вот что это значит. Не стоит и пытаться.
- Да ну что ты, - встревожилась Роузи.
- Отправят меня домой и позволят умереть. Вот что они задумали. Привет, солнышко.
- Ну давай, вручай подарок.
Роузи легонько подтолкнула Сэм, но та заупрямилась и не подошла к нему ни на шаг. Она погладила дочь по голове и взглянула ей в глаза. Сэм была в ярости.
- Что такое, милая?
Сэм топнула ножкой:
- Почему он так выглядит?
- Как - так?
- Что это у него в руке?
- Это чтобы он пошел на поправку. Солнышко…
Сэм сложила руки на груди и, громко топая, вышла из комнаты.
- Что это с ней? - спросил Бони.
- Господи, Бони, прости.
Она вышла в холл и наткнулась на дочь, которая остановилась на пороге долгого и мрачного зала: его медленно пересекал человек с ходунком - на лице кислородная маска, седые волосы спутаны.
- Сэм? - Роузи опустилась на колени, чтобы поговорить с дочерью. - Ты испугалась?
- Мне не нравится, что они с ним делают.
- Может, вернешься?
- Нет.
Сэм стояла руки в боки - непримиримый враг боли и болезни. И вправду напугана - пожалуй, возможно; и совершенно точно - встревожена.
- Он не должен быть таким, - сказала она.
- Но ему лучше, - ответила Роузи. - Разве ты не слышала? Он возвращается домой. Если ты подаришь ему свою открытку, он так обрадуется, что, может быть, поправится быстрее.
Все так же стоя на коленях в вестибюле, Роузи обняла дочь, и внезапная острая жалость пронзила ее - но кого она жалела? Маленькую больницу словно затенило темное крыло, знакомая тень.
- Наверное, ему там одиноко, - сказала она.
Но Сэм не сделала ни шагу, когда Роузи потянула ее за руку; она разозлилась до слез и крепко сжала руки. Мимо них проволок ноги еще один человек, с трудом дышащий через беззубый рот (вставить зубы, наверное, было для него непосильным трудом).
- Ты в порядке? - спросила Роузи, боясь, что сейчас расплачется сама.
- Да в порядке я, - яростно ответила Сэм.
И они вместе пошли в палату Бони.
- А вот и мы, - едва слышно произнес он.
Сэм подошла к нему. Его дрожащая рука лежала на простыне, а в том месте, где в вену входила иголка для капельницы, образовался синяк.
- Почему они привязали тебя к этой штуке? - требовательно спросила она.
- Чтобы я не убежал, - ответил Бони. - Я не убегу.
Она подарила Бони открытку, которую взяла из рук матери, - так сановник берет награду из рук помощника и вручает ее герою, - а потом букет. Бони ответно подарил ей крошечный шоколадный пудинг, который остался с обеда.
- Роузи, - сказал он. Он вновь осел на постель: вылитая мумия. Она подошла поближе. - Тот паренек, никак не могу запомнить, как его зовут.
- Пирс?
- Да. Он ничего не говорил тебе, что там…
- Бони, ну как ты можешь думать об этом.
- Ни о чем другом я думать не могу.
- Знаешь, я совсем не уверена, что он вполне понимает…
- Он все понимает. Понимает. Может, он просто тебе не сказал.
- Хорошо, - сказала она нежно. - Хорошо. Неужели близость смерти делает вежливость излишней?
Она всегда думала, что учтивость у Бони в крови; было странно слышать, как он разговаривает будто сам с собой. Неужели смерть шаг за шагом заберет у него все, оставив его, обнаженного, наедине с безумными желаниями и причудами? Он приподнялся, опираясь на локоть, и с трудом вздохнул.
- Застой. Надо отхаркивать. - Он попытался прочистить легкие, но не смог.
- Постучи ему по спине, - не отвлекаясь от пудинга, сказал Сэм.
- Ты не против? - спросила Роузи.
Она несмело приблизилась к нему. Больничная рубашка была расстегнута на спине, обнажая страшный бугристый ландшафт кожи и мышц. Она стучала, а Бони слабо покашливал.
- Так?
- Вот так. Спасибо. - Он наклонился вперед и обхватил руками колени. - Я тут думал, - проговорил он. - Когда-то Фонд выдавал фанты. Частным лицам. Для проведения исследований или на учебу. Их трудно было привязать к нашим, нашим… - Он помахал рукой, пытаясь найти нужное слово, вроде "цели" или "задачи", но так и не смог. - Ну, так или иначе, сколько-то фантов мы выделили, не бог весть какие деньги, но все же. Я бы хотел сделать это снова. Небольшая программа - финансировать исследования. Исследования за рубежом.
- Хорошо, - ответила Роузи, не желая вдаваться в подробности здесь и сейчас. Монолог опустошил его, как чашку, и теперь он пытался восстановить дыхание.
- Нужно сделать все побыстрее, - сказал он.
- Конечно.
- Скажи ему, - произнес он, но Роузи не поняла, о ком речь. - Я должен знать, что смысла в этом не было. Что это была только игра. Я должен знать, или я не смогу, не буду… ох, Роузи. - Он снова лег, но не для того, чтобы отдохнуть. - Я хочу быть уверен.
Она коснулась его лба - горячий и покрыт ледяным потом. Он снова попытался привстать. Казалось, он не может дышать, и Роузи нажала на кнопку вызова медперсонала.
- Секундочку, ладно? - прошептала она. - Одну секундочку.
Она приподняла его голову, и Бони застонал, как мог бы стонать призрак. Роузи взглянула на дочь - та смотрела на них с большим интересом.
Сестра выгнала посетителей и, когда удрученные мать и дочь направились к выходу, задернула занавески вокруг кровати Бони. Дребезг, на мгновение поднялась простыня, белое крыло тишины: Роузи смотрела на нее, смотрела, как укрывают Бони, и снова вспомнила что-то, чему не могла найти названия.
- Плохая медсестра.
- Нет, милая. Она просто не хотела, чтобы Бони слишком устал. - Роузи выводила "бизон" задним ходом с автостоянки.
- Она наступила на мою открытку.
Глаза Сэм наполнились слезами, и Роузи, как всегда, поразилась: ведь только что их не было. Наполнились.
- Ну не надо. Он был очень рад видеть нас. Ему понравилась твоя открытка. И цветы.
- Он умрет, когда вернется домой?
- Нет, - ответила Роузи.
- Он сказал, что умрет.
- Ну… - День был ослепительно жаркий, в воздухе словно летала серебристая пыль, и миражная вода дрожала в ложбинах, вниз по дороге. - Он очень старый, Сэм. А когда ты становишься очень старым…
- Я знаю, мам. Я правда знаю.
Безропотная, безропотная и печальная. Пытается успокоить маму своей мудростью и смирением. Роузи была поражена. Может быть, подумалось ей, знание жизни - всего лишь правдоподобная имитация этого знания? Тогда Сэм знала не меньше ее самой.
- Послушай. - Роузи сменила тему разговора. - Ты не хочешь проехаться на чистой машине?
- На чистой?
- Да. Вот здесь мы можем ее помыть. Мы просто должны.
- Должны что? - подозрительно спросила Сэм, пытаясь сообразить, не шутят ли над ней.
- Помыть машину. Большими щетками и водой. Ты все увидишь.
Видела ли Сэм, как моют машину, попыталась вспомнить Роузи. Может быть, раз, но тогда она была слишком маленькой. Роузи редко мыла "бизона" - было что-то нарочитое в мытье этой груды металла, как в старухе, которая обращается в салон красоты. Майк только головой качал - у него-то, в прежнее время, машина всегда была чистой.
- Вот здесь, - сказала Роузи. - Видишь? Сэм покамест отложила вердикт.
- Закрой окошко крепко-крепко. Покрепче.
- Почему?
- Чтобы вода не попала внутрь.
Она заплатила доллар, направила машину на движущуюся дорожку и отпустила руль. Сэм глядела поверх брошенного, немного подрагивающего руля на темный туннель, а потом на мать, но так и не успокоилась.
- Не хочу, - сказала она.
- Это интересно, - уговаривала Роузи. - Подожди немного.
- НЕ ХОЧУ.
- Милая, ты не можешь вылезти сейчас. Вот как доедем до конца, тогда пожалуйста. Иди ко мне.
С пугающей внезапностью полилась вода, загремела по крыше и капоту. Сэм прыгнула на колени к матери.
- Нехочунехочунехочу!
- Смотри-смотри, - сказала Роузи.
Ей-то всегда нравилось на мойке: отпустить руль и сидеть под проливным дождем. Выпустить из рук.
Неужели он умрет? Будет ли она с ним в тот миг? Хотелось бы знать, на что Бони рассчитывает после смерти. Она никогда не спрашивала его и, конечно, не спросит никогда, но было бы легче, если бы она знала, на что он надеется, чего боится. Если он вообще чего-нибудь боится, кроме того, что дверь закроется навсегда.
Ему так страшно.
Сэм крепко держалась за ее руку, потому что, если вы никогда этого не видели, с каждой минутой становится все интереснее. После бардо воды настала очередь бардо щеток: огромные звери, покрытые толстым мехом, набросились на машину и крутились, как дервиши. Не веря своим глазам, Сэм не сводила взгляда с этих существ, чей окрас по неведомой причине был ярко-синим. Ребенок, удивляясь, познает мир, и вы вместе с ним, как будто впервые; не для этого люди заводят детей, и никто не описывал им это чувство, но именно в нем родители черпают едва ли не наибольшее удовлетворение. Может быть, его имеют в виду сочинители надписей на поздравительных открытках, когда говорят об Удивлении В Глазах Ребенка.
После этого за дело взялись Чудовища-Хлопуны - сторукие черные метелки вычищали "бизона" со всех сторон - механизмы ревели и громыхали, вода лилась непрерывным потоком, и машина стойко ползла сквозь чистилище. Поначалу Сэм отпрянула от стекла, а теперь радостно смеялась, проникнувшись зрелищем. Последними и самыми забавными чудищами были Насосики, их подвижные желтые шейки заканчивались узкими и длинными ртами. Они поглощали излишки воды, пока машину обдували потоком горячего воздуха, а капельки гонялись друг за другом по стеклам. Вот и конец зримых мытарств, устье пещеры, дневной свет, и они покинули комнату смеха и явились на солнце чистыми, разве что в редких каплях дождя.
- Давай еще, - сказала Сэм с пылом неофита.
- Ну, не сейчас, - ответила Роузи. - Теперь машина чистая. Нужно подождать, пока мы снова не запачкаемся.
- А мы запачкаемся?
- Конечно, - сказала Роузи. - еще бы.
Глава восьмая
Они возвращались в Блэкбери-откос в потоке автомобилей, спешивших к дому и ужину. Шум, что ли, какой-то в приводе? Да ладно, нечего там ремонтировать; а что, если?..
- Смотри, Пирс, - сказала Сэм. Роузи никого не видела.
- Это не он, милая.
- Да нет же, вот он. - Сэм тыкнула пальцем, и Роузи увидела со спины высокого мужчину, чью белую рубашку теребил вечерний ветер. Держа в руках две полные сумки - наверное, из супермаркета, мимо которого они только что проехали, - он медленно шел вдоль дороги, отнюдь не приспособленной для пешеходов.
- Видишь? - спросила Сэм, не отводя палец.
- Острые глазки, - ответила Роузи.
С чрезвычайной осторожностью - на ветровом стекле не было зеркала заднего вида - она съехала на обочину и помахала рукой Пирсу, который долго ее не замечал: шум и непрерывное движение машин, казалось, его загипнотизировали.
- Спасибо, спасибо большое, - сказал он, забираясь на заднее сиденье; пакеты в его руках хрустели. - Дорога оказалась какая-то длинноватая.
- Я думаю, - ответила Роузи.
- А что ты купил? - поинтересовалась Сэм.
- Товары, тяжелые без всякой на то необходимости, - ответил Пирс. Сэм засмеялась; Пирс научился смешить ее, разговаривая с девочкой, как со взрослой, - длинными словами и серьезным тоном. - Продукты в металлических и стеклянных банках. Надо было бы купить что-нибудь полегче. Бисквиты. Губки. Чудесный хлеб.
- Воздушные шарики, - сказала Сэм.
- Мыльные пузыри, - откликнулся Пирс. - А впрочем, пока их не выдуешь, они довольно тяжелые.
- Ты, - сказала Сэм, отметая его слова неожиданно взрослым кокетливым жестом. - Ты такой глупый.
- Надо тебе наконец купить машину, - сказала Роузи. - Да в конце концов, от магазина до города автобусы ходят.
- Видел я их, - ответил Пирс. - Люди ждут их вон там, на лавочке. Но у каждого есть важная причина, чтобы ездить на автобусе. Они дряхлые. Немного не в себе. Плохо видят. Совсем бедные. Все такое. По-моему, там бы не обрадовались парню, у которого нет никаких причин, чтобы не ездить на машине.
- А вот сейчас, - сказала Роузи, обращаясь к Сэм, - он действительно говорит глупости.
Пирс и вправду собирался научиться водить, а потом и приобрести машину, не очень-то представляя себе процесс. Он дожил до своих лет, так и не получив права, потому как ему не так уж часто и не так уж сильно нужна была машина: он учился в частной школе, покидать пределы которой во время учебного года было запрещено, а в университете Ноут иметь машины позволялось только старшекурсникам. К этому времени он вошел в образ эксцентричного персонажа, который испытывает отвращение к машинам и вождению: таков был его самодельный доспех; да и никто в городе - ни один из знакомых Пирса - машину не водил.
Кроме того, его удерживал от искушения неусыпный врожденный страх; если для Джо Бойда и мальчишек из Камберлендских гор машины зримо воплощали свободу, власть и постоянное соревнование (часто им даже давали имена), то Пирсу они напоминали собак, прикованных цепью к конурам или слоняющихся на воле: огромные чудища себе на уме, и обращаться с ними можно лишь с большой осторожностью, а лучше вообще не иметь никаких дел. Ему и теперь иногда снились эти собаки - и злокозненные цепи рвались, будто бечевки; а еще он видел в снах, что сидит за рулем, на полном ходу, педали отказали, и машина мчится навстречу катастрофе.
Сколько же людей и машин разбили в те годы мальчишки из Кентукки, сколько же мальчишек погибло (раздавлены, как ядрышко ореха, внутри огромных, древних "шершней" или новеньких "ястребов" и "импал", - нога все еще на педали газа, сигарета за ухом), что страховые взносы таких водителей стали неимоверными. Сэм принял решение: чтобы получить права, Пирс и Джо Бойд должны оплатить расходы сами, - Джо Бойд сделал это легко и быстро, а Пирс даже и не пытался. Его кузин подобным налогом не обложили, и они получили права довольно рано (Хильди учил лично Сэм, но сие усмирение плоти заработало ей тысячу лет водительской удачи). Поэтому Пирс набивался к ним в попутчики.
- Не то чтобы я имел что-либо против машин, - объяснял он Роузи. - Некоторые мне даже нравятся. В машине я лишился девственности.
- В "жаворонке", - ответил Пирс. - Давно забытая модель. Думаю, такая удача выпала немногим.
- Ты собираешься получить права?
- Приложу все усилия. У меня уже есть временное удостоверение ученика. Третье в моей жизни. У остальных срок прошел еще до того, как я научился ездить.
- А, ну да. Вэл тебя подвозила. Чтобы ты получил это удостоверение.
- Было довольно забавно, - заметил Пирс. - Дюжина подростков, вдова, лишенная опоры, и я.
- И что, сдал экзамен?
- А, это самое интересное. Тебе задают десять вопросов, и все, что нужно, - это правильно ответить на восемь. Всего лишь восемь. Это значит: ты можешь и не знать, что красный восьмиугольник означает "Стоп", а не "Берегись", но тебе все равно разрешат сесть за руль.
- Ну, это же все знают, - сказала Роузи, проезжая через широкую развязку на поворот к Блэкбери-откосу.
Знак приказывал: "Уклон". Интересно, подумал Пирс, как Роузи будет Уклоняться? И от чего? Есть какие-нибудь правила? Об этом в справочнике ничего не говорилось. Наверное, опять что-нибудь очень легкое. Всем известное.
- Я видела сегодня Бони, - сказала Роузи.
- Как он?
- Ну… Скоро вернется домой.
- Он уже не больной, - сказала Сэм.
- Это хорошо, - откликнулся Пирс.
- Ну… - В тоне Роузи прозвучало предупреждение, и Пирс больше не задавал вопросов.
Они въехали на мостик через дремотную летнюю реку и услышали далеко внизу бормотание зыби.
- Как его увидишь, - сказал Пирс, - передай, что я нашел кое-что интересное. Не то чтобы удивительное, - предупредил он. - Но. У Крафта было несколько неплохих книг.
- Охотно верю.
Он рассказал ей о Hypnerotomachia Poliphili.
- Чего? - воскликнула Роузи сердито, не то удивленно. - Ничего себе.
- Скажи еще раз, - засмеялась Сэм. Пирс произнес название по частям:
- Hypn. Eroto. Machia. Poliphili. Что значит: Сон. Любовь. Борьба. Полифила. А можно и так: Любовные Борения Полифила во Сне. Hypnerotomachia Poliphili. - Взглянув на Сэм, он засмеялся вместе с ней. - Без сомнения, один из величайших образчиков странных и неудобочитаемых книг всех времен и народов.
- Но ты же прочитал.
- Скажем так, заглядывал. Необычайно ценится первое издание с иллюстрациями Боттичелли. Но у Крафта - другое.
- А.