– Мне хочется еще одну маленькую девочку, – прошептала я ему на ухо, когда мы занимались любовью.
– Она у тебя будет. Такая же красивая девочка, как и ты. Я хочу несколько маленьких принцесс, – ответил он.
Когда он был таким, все было прекрасно. Так, как должно было быть. На фоне самого обычного дня он казался таким ласковым и нежным! Любовь. Ах, как я в такие минуты любила его! В этот миг он бывал моим, мы снова оказывались в самом начале пути, у нашего первого опыта любви. Именно такие минуты помогали мне жить. Минуты, когда от него не несло алкоголем. Когда его глаза темнели, становясь бездонными. Когда его туфли спокойно стояли в прихожей, а не были на хозяине, лежавшем без сознания в постели. Когда он спал возле меня без всяких посторонних мыслей в голове. Когда он не приходил с улицы, где непонятно чем занимался…
Он вошел в меня, и это было прекрасное чувство. Такое необыкновенно обыкновенное и вместе с тем ужасно приятное. Я хотела обыкновенности. Я мечтала о приятных ощущениях. Я грезила о том, чтобы мы снова были мужем и женой и лежали друг возле друга на супружеской постели, обнимаясь. Все плохое должно было остаться где-то в другой жизни.
В подобные минуты я верила, что все позади, что мы, наконец, победили. Каждый раз я верила в это снова и снова. И совершенно забывала о том, что грядет день под названием пятница.
15
На Вальпургиеву ночь мы отправились на дачу. Я с детьми и Шарлотта – мой верный друг в тяжелые минуты. Две женщины. Две сестры, которые служили опорой друг другу. Было здорово, что она у меня есть. Рихард должен был сделать в городе кое-какие дела и чуть позже приехать к нам, как он обещал.
Шарлотта занялась едой. Я развела в камине огонь, чтобы немного прогреть холодное помещение. Дети откопали старую коробку с игрушками и мирно играли, сидя на полу. Минуту спокойствия внезапно нарушил телефонный звонок.
Еще не сняв трубки, я поняла, что это Рихард. Я уже знала, что он не приедет вовремя, и сейчас начнет искать отговорки.
– Послушай, я не успеваю на пятичасовой автобус, – сказал он проникновенным голосом, который выдавал его с головой, – он был пьян.
На меня обрушился ледяной душ разочарования. Было чувство, что меня окатили ушатом грязной воды.
Миранда подползла поближе к камину.
– Черт возьми! Подожди, мне надо присмотреть за Мирандой.
Я вернулась к телефону с Мирандой на руках. Йоахим продолжал играть с машинками, Эдвард уселся на диван и читал какую-то книжку. Тем не менее мне вдруг показалось, что комната опустела.
Хотя с нами была Шарлотта, у меня было чувство, что с нами нет кого-то важного. Моего мужа. Я была покинутой женой с тремя детьми, которая вдобавок ко всему продолжала мечтать о четвертом ребенке. Наверное, я просто сошла с ума.
– А не мог бы ты приехать шестичасовым автобусом? – спросила я.
– Я постараюсь.
Мы накрыли на стол и наблюдали, как дети едят колбасу и макароны. Нам с Шарлоттой есть не хотелось. Две сестры, у каждой своя тоска и груз собственных семейных проблем. Разговаривать не хотелось. К тому же в последнее время я чувствовала себя, как выжатый лимон.
Минуты убегали. Каждые пять секунд мне хотелось посмотреть на часы. В 17.55 я не выдержала и позвонила Рихарду на мобильник.
– Ты у автобуса?
– Да нет пока. Меня кое-что задержало.
– ЧТО ТЕБЯ ЗАДЕРЖАЛО?
Я заорала. Дети перестали есть и уставились на меня. Миранда уронила на пол кусок колбасы и расплакалась. Я не могла ей помочь. Мне казалось, что я умерла. Шарлотта поднялась и вышла из комнаты.
– Не ори на меня, черт возьми! Я должен был зайти в клуб, там сегодня вечеринка, а я обещал Хассе помочь с одним делом. Я попробую поймать семичасовой автобус, о'кей?
– Какое, на фиг, о'кей! Сегодня Вальпургиева ночь, и мы планировали, что проведем ее вместе! К тому же Эдвард с Йоахимом хотят идти смотреть костер.
– Ну и идите с Шарлоттой. Скажи им, что папа их очень любит, но он допоздна работает, скажи, что я завтра приеду.
– Скотина, так ты не собираешься приезжать! Я же тебя знаю! Тебе насрать на все, лишь бы…
– Я ничего пить не буду, о'кей? Просто не буду. Обещаю.
– Ты только обещаешь!
Миранда горько плакала, по ее щекам ручьем катились слезы. Йоахим тоже начинал кукситься. Я никак не могла взять себя в руки, чтобы успокоиться. Мне не хватало воздуха. Мне было очень плохо. Почему Шарлотта ушла именно сейчас? Она нужна мне! Надо успокоить ревущую Миранду. Я не могу, не могу, не могу!
Я была способна делать только одно – орать на Рихарда.
– Я должна быть уверена, что ты приедешь! Я отказываюсь сидеть здесь одна на Вальпургиеву ночь, если ты не собираешься приезжать. Иди в задницу, Рихард, кретин несчастный!
Миранда пыталась слезть со своего высокого детского стульчика и орала так громко, что я почти не слышала Рихарда. Я видела ее маневры, но ничего не могла поделать. Надеялась, что ей удастся слезть без моей помощи, ведь она уже проделывала это не раз. Я должна была ей помочь, но не могла избавиться от чувства злости и дурноты. Что, черт возьми, делает Шарлотта?
В тот момент, когда я уже собиралась помочь Миранде и плюнуть на этот дебильный телефон, малышка потеряла равновесие и упала.
Прямо на голову.
Моя девочка, как в замедленном кадре, летела на деревянный пол, я рванулась вперед, но не успела ее поймать. Она упала, и ее тельце выглядело странно скрюченным. На долю секунды наступила звенящая тишина, потом я заорала, как ненормальная.
В эту минуту я так ненавидела Рихарда, что у меня было желание выбросить телефон из окна. Но я не сделала этого, я все еще прижимала трубку подбородком к плечу.
– В задницу! Чтоб ты провалился! Миранда упала, ударилась, и это все твоя вина, ты, сраный дебил! Черт возьми, надо теперь ехать с ней в больницу! Пока! Надеюсь, что ты упьешься до смерти, ты, дерьмо…
Я грохнула телефоном и подняла всхлипывающую дочь. Наконец-то, высказав Рихарду, какой он никчемный отец, я могла помочь ей.
В комнату вошла Шарлотта.
– Где ты была? Миранда упала! Тебе обязательно надо было уйти именно в ту минуту, когда…
– Я была на улице, в туалете. Извини, я думала, что ты хочешь поговорить с ним без свидетелей.
– Да нет, я не хотела этого. Мне нужна твоя помощь. Ради всего святого, Шарлотта, ты нужна мне… нужна…
Только теперь брызнули слезы. Я рыдала, крепко прижимая к себе Миранду, и ее всхлипывания смешивались с моими.
Шарлотта опустилась на пол рядом со мной и обняла меня.
– Ну, ладно тебе, – тихо произнесла она.
Я расплакалась еще больше. Все плакала и плакала и никак не могла остановиться.
– Он… алкоголик, – выдавила я из себя в перерывах между рыданиями. – Постоянно… Только… Врет…
Шарлотта продолжала меня обнимать, и это было счастье, что она оказалась рядом. Мне было очень уютно в ее объятиях. Я убаюкивала Миранду, а Шарлотта успокаивала нас обеих. Эдвард же с Йоахимом и не знали, что им делать.
– Мальчики, идите к нам, – позвала их я.
Они пришли, и теперь мы сидели, обнявшись, все вместе. Сидели так долго, что у меня даже возникла мысль о счастливой смерти, вот такой, в объятиях тех, кого ты любишь больше всего на свете.
Всему приходит конец, и в мою душу снова вернулась ненависть. Я должна отомстить Рихарду. Это был яд – неукротимое желание отомстить ему, потопить его не покидало меня.
Через пару минут я снова связалась с ним по телефону.
– У нее идет кровь. Чтоб ты провалился! Как ты можешь оставить меня одну с покалеченным ребенком и даже не приехать! Что ты за чудовище такое!
– Что? Все так серьезно? Но ведь Шарлотта рядом с тобой!
– Шарлотта! Шарлотта не ее отец! Миранде, возможно, будут зашивать рану. Боже, боже, боже, почему тебя здесь нет?
На самом деле с Мирандой все было не так плохо, но ему об этом не обязательно было знать.
Я хотела насладиться его страхом. Его беспокойством. Я очень надеялась на то, что он перепугается. Я хотела, чтобы он почувствовал свою вину, чтобы был целиком и полностью раздавлен.
– Это что, на самом деле так серьезно? Почему ты за ней не присматривала? А что делала Шарлотта?
– Шарлотта была на улице, в туалете, и все это из-за тебя! Если бы ты не вывел меня из себя, ничего бы не случилось!
Я снова расплакалась. Я жалела себя более чем когда-либо. Только представьте себе: дело дошло до того, что жертвой стала моя дочь. Он виноват, что я не смогла ее уберечь, пусть даже я и видела, что она каждую минуту может упасть.
В тот вечер было еще много телефонных разговоров. Он звонил, когда я мыла посуду, когда пеленала Миранду, когда чистила зубы Йоахиму. Я звонила ему, когда дети играли, когда я убирала на кухне, когда стелила постели. Мы звонили друг другу, наверное, миллион раз. Я по телефону чувствовала, как он все больше и больше пьянеет. Мы уложили детей и до глубокой ночи смотрели телевизор. Шарлотта сказала, что устала и хочет лечь отдохнуть. Взяв полотенце, ушла в домик, где она обычно спала.
Я осталась одна. Одновременно желая и не желая, чтобы он приехал, я представляла себе, как он будет выглядеть. Как от него будет нести алкоголем. Спрашивала себя, зачем он мне вообще нужен. Для чего? Учитывая все обстоятельства, он мог спокойно остаться в городе. Наверное, мне нужно было просто выбросить его из головы.
Наконец он все же приехал ночным автобусом. Тем, который отправлялся в одиннадцать. Я лежала, как обычно, в постели и прислушивалась к тиканью часов, когда услышала его шаги на веранде. Улыбнись, Мариса. Твой муж дома. Ты не будешь его ни в чем упрекать. Сейчас он здесь. Возьми себя в руки, Мариса! Сжав зубы, я улыбнулась сама себе, чтобы отрепетировать улыбку. Радуйся! Он все-таки приехал. Ты не будешь придираться к его словам, не будешь ничего говорить…
– ГДЕ ТЫ БЫЛ ТАК ДОЛГО?
Я села на постели и зарыдала. В нос ударил запах виски. Он, не медля, что-то выпалил в ответ. Через секунду ругань неслась полным ходом.
Пришел заспанный Эдвард.
– Вы поругались?
– Да, дорогой, потому что…
– Нет, дорогой, мы с мамой просто разговариваем, – пробубнил Рихард.
– Иди, ложись спать, дорогой, ничего не случилось.
Он окинул нас оценивающим взглядом, покачал головой и вышел из комнаты. Как только двери за ним закрылись, мы снова принялись орать друг на друга.
– Ладно, я лучше свалю отсюда! Ты сумасшедшая. Я бросаю все только для того, чтобы приехать к вам, а ты на меня орешь! Не знаю, для чего я вообще приехал. Вызову такси и вернусь в город. Можешь оставаться сама со своими капризами, ты, бешеная дура!
– Давай, давай! Чего ты ждешь? Убирайся! Убирайся и больше никогда не возвращайся!
Он надел куртку и снял трубку телефона, чтобы вызвать такси.
Мне стало не по себе. Я испугалась. Внезапно я поняла, что не хочу, чтобы он уезжал. Я не хотела провести на даче еще одну ночь в одиночестве, без него.
Хлопнули двери. Я выпрыгнула из постели и побежала за ним.
– Пожалуйста, Рихард, прости меня, прости, прости. Меня просто всегда выводит из себя, когда ты не приезжаешь. Не уезжай. Что скажут завтра утром дети, если тебя здесь не будет? Эдвард…
– Мне все равно, что они скажут. Ты вообще уже сошла с ума! Ничего удивительного, что я иногда выпиваю! – он вырвался из моих рук и вышел на улицу.
На мне были лишь тонкая ночная рубашка и тапочки, но я побежала за ним. Неожиданно меня обуял страх, что он может бросить нас именно сейчас.
– Очень тебя прошу, останься! Я больше не буду противной. Иди сюда, пойдем, ляжем.
Была холодная апрельская ночь, деревья в саду еще не опомнились от зимы, и мы стояли там, как два упрямца, готовых до самого конца настаивать на своем.
Наконец он уступил первым. Думаю, что мне полегчало от этого. В крови у него бурлил алкоголь, он был уставшим. К тому же он не только пил, но и работал. Немного…
Мы обнялись. Я проливала невидимые слезы над своей трусостью и собственным эгоизмом. Я попробовала отвлечься и не вычислять, сколько он выпил. Ведь пьяный мужчина все же лучше, чем никакой, правда? Мы вошли в дом, я помогла ему разуться. Папочка устал. Я уселась на него верхом, помогла ему войти в себя и снова заплакала, когда мы занялись любовью. Теперь уже по-настоящему. Не думаю, что он это заметил.
В ту ночь я забеременела.
16
Ха, как мне могло прийти в голову, что отпуск что-то исправит? От алкоголя трудно улизнуть! География ничего не изменит. И от наркотиков никуда не денешься. Нам что, было бы лучше в хорошем отеле? Или в уютном бунгало? Или в огромном городе, далеко от дома?
Нет. Это была всего лишь попытка что-то изменить, но она не помогла. Во всем мире не было ни одного города, ни одной горы, куда бы водка, виски, пиво и вино не нашли дороги. Куда бы не проникли наркотики. Алкоголизм, как и наркотическую зависимость, человек носит с собой повсюду. Как изящный багаж, невидимый, но довольно ощутимый.
Непростительная иллюзия думать, что бегство от рутины даст нам новые силы. В то время я не знала, что любой свободный день, отпуск или путешествие могут активизировать спусковой механизм, который ведет прямиком в ад. Семьи алкоголиков всегда чувствуют себя плохо в ситуации, когда все остальные чувствуют себя прекрасно. Когда они на отдыхе, далеко от повседневной рутины. Когда у человека куча времени, в том числе и на употребление алкоголя.
Мамаша с чуть выступающим животом, спрятанным под цветастым платьем. Улыбающийся мужчина в светлых брюках. Загорелые до черноты дети на каникулах. Теплый ветерок. Песок, море, белые домики из известняка, рассеянные по побережью. Итак, мы поехали на три недели в Грецию, на остров Порос.
– Будем гулять по пляжу, и ты выставишь животик всем на обозрение, пусть видят, что мы верим в жизнь! Что мы не боимся иметь кучу детей, что мы не какая-то там обыкновенная семейка, – провозгласил Рихард и погладил меня по растущему животу.
Я возлагала на эту поездку большие надежды. Прочь от всего дурного! Жить в отеле и только купаться, загорать и наслаждаться отдыхом.
Наши апартаменты состояли из двух комнат, террасы и маленькой кухни. Рихард довольно быстро оккупировал одну из комнат. Я вместе с детьми должна была занять оставшуюся. Рихард спал на одноместной постели, я с детьми – на супружеском ложе. Но ведь на ней должны были бы спать муж и жена. И вот теперь я спала там одна, без мужа, зато с детьми.
Мы пытались играть в нормальную семью, вместе ходили на пляж, ели греческий салат в тавернах, крыши которых были обвиты виноградной лозой. Мы улыбались друг другу. Мы действительно старались изо всех сил. Мы оба хотели этого. Может, все еще получится?
Но уже через два дня идиллия закончилась. Рихард начал уходить под любыми предлогами. Уверял, что он должен выпить эспрессо. Что ему надо переодеть брюки. Пойти взять книгу. Позвонить домой в Швецию. На солнце слишком жарко. Ему плохо. Надо спрятаться в тени.
Он исчезал, а я сидела под зонтиком на этом длинном, белом пляже, смотрела на море и гадала, чем он может заниматься.
К вечеру он был раздражен. Ночью мы ругались.
Каждый раз, когда всходило солнце, в моей душе рождалась надежда. Каждое утро приносило надежду, что следующий день будет лучше предыдущего. Для нас это было самое приятное время дня. Рихард был полон оптимизма, весело болтал со мной и детьми. Но утро быстро проходило, и уже в одиннадцать это был совершенно иной человек. Вспыльчивый. Агрессивный. Раньше такого не было. Он иногда бывал агрессивным ночью, когда мы ругались, точнее, когда я наезжала на него. Но днем – никогда.
Я стала замечать, что он сильно изменился, но никак не хотела верить себе, в объективность своих оценок.
Я совершенно не понимала, в чем причина смены его настроения. Я привыкла к тому, что он пьет только вечером и ночью, и не понимала, что теперь алкоголь распространяется и на то время, в которое раньше он бывал трезвым. И, конечно же, кокаин. Не спрашивайте меня, где он его на Поросе нашел. Свинья грязь всегда найдет. Даже если бы он очутился на Марсе, в одном из кратеров, на сто процентов появился бы дилер, который бы обеспечил его дозой. Рыбак рыбака видит издалека. Барыга всегда чует, что где-то поблизости находится потенциальная жертва, и предстанет перед ней во всей красе, с лотком, полным различного товара. Доставка прямо на дом. Бесплатный сервис, через минуту мы у вас. И не спрашивайте меня, как все это работает. Я лишь знаю, что это так.
К тому же Греция – рай для тех, кто хотел бы напиться без лишних разговоров и моральных порицаний. Достаточно было войти в пивнушку, в таверну, в бар или кафе. За небольшие деньги можно было пить целый день. К тому времени, когда наступал вечер и мы собирались идти на ужин, мой дорогой бывал уже мертвецки пьян. Он старался не ударить лицом в грязь. Держал равновесие. Шел немного неуверенно и держался неестественно прямо. Со временем я начала понимать, что такая походка является результатом неимоверных усилий. Он изо всех сил старался не упасть, не потерять над собой контроль. Когда он выпрямлялся, он выглядел трезвым. Словом, ему неплохо удавалось обводить меня вокруг пальца.
Около четырех дня я начинала вести себя очень осторожно, ходила вокруг него на цыпочках, иначе мог случиться скандал. Рихард с ходу повышал голос. С ровной, как линейка, спиной, застывшим выражением лица, в облаке испарений от кофе, смешанного с коньяком/виски/ликером, он начинал собираться на ужин. Примерять разные рубашки и брюки. Очень любил ходить в белом. Цвет невинности. К тому же в сорокаградусной жаре в белом было прохладнее, особенно если учесть жар, исходящий от самого Рихарда.
И хотя я не понимала, что с ним происходит, сегодня, спустя время после всего случившегося, я знаю, как ему было тяжело. В глубине души он представлял себя известным путешественником, который в одиночестве странствует по теплым краям, щедро вознаграждая себя алкоголем. Я никогда не видела, как он сидит в баре или пивной, но уверена, что он держался вовсе не как мужчина, который приехал сюда с семьей, тремя крикливыми детьми и беременной женой в цветастом платье.
Я снова играла роль более сильной половины в нашем союзе, таща на руках в отель Йоахима и Миранду, когда мне надоедало их бесконечное копание в песке. Я была горда собой, ловя на себе взгляды, которые бросали на нас люди. Смотрите, какая я сильная! Я способна нести двоих детей одновременно, несмотря на то, что беременна! И я культивировала в душе представление о том, что я супермама, которая со всем на свете справится и которая не нуждается в мужском плече. Мне легчало от этих мыслей. Это было похоже на предварительную подготовку к кризисной ситуации, которая могла наступить в любой момент.
С Рихардом я старалась оставаться спокойной, но это было все равно что биться головой о стену. И все же я не хотела лишать себя последней надежды. Вдруг на сей раз все получится? Ведь все могло бы получиться!