Я хотела помочь ему, дать ему хоть что-то, может, немного тепла. Он показался мне очень холодным. Мне не хотелось выглядеть глупой. Среди белого дня. Беременная. Секс в машине. Он все еще был во мне. Был во мне и вместе с тем где-то очень далеко.
– Хватит, Рихард!
– Ну, не будь бесчувственным поленом. Еще! Еще!
Что еще? Что он хотел этим доказать? Чего он, собственно говоря, хотел?
– Но сюда может прийти кто угодно. Я больше не хочу. Я ведь жду ребенка, мне не очень удобно лежать!
Вместо ответа он продолжал еще жестче и еще быстрей.
Я закрыла глаза и подумала, что он вот-вот будет готов. Скорей бы уж. Но это продолжалось без конца. Он все двигался, как робот, в которого вставили батарейки с максимально долгим сроком действия.
– Больше не хочу! Прекрати!
Наконец он остановился, хотя оргазм так и не наступил. В тот день мы больше не общались. Я высадила его в городе, и мы разошлись в разные стороны. Все произошедшее казалось мне странным и пошлым. Я была подавлена и разбита.
Он алкоголик. Наркоман. Я больше не могу закрывать на это глаза. Он нуждается в помощи. Мы нуждаемся в помощи. Вот такая картина открылась мне, когда я, наконец, поняла серьезность проблемы. Все просто. Конкретно. Теперь надо мыслить практически. То есть, это моя забота. Клокотавшая в груди созависимость буквально сжирала меня.
Я взяла больничный, сославшись на проблемы, связанные с беременностью, и невозможность в связи с этим подготовить обещанные тексты к рекламной кампании детских платьиц. Я лишила себя двадцати тысяч, хотя мы отчаянно нуждались в деньгах, в каждой копейке. Но я чувствовала, что не смогу. Я не могла придумать ни одного предложения. Когда я включала компьютер, буквы плясали у меня перед глазами. Ни с того ни с сего я расплакалась.
В справочнике я нашла телефон "Анонимных алкоголиков". Мне ответил приятный мужской голос. Я снова расплакалась, даже не поздоровавшись.
– Мой муж… мой муж алкоголик… я не знаю, что делать…
– Я понимаю, – просто сказал человек, – понимаю.
– Он все время пьяный! Он постоянно напивается, но всегда отрицает это. У меня такое чувство, что он принимает и наркотики, ах, боже мой, я в отчаянии, кто нам поможет? У нас маленькие дети, я снова беременна, а он только пьет, пьет и пьет… это ужасно, так страшно… – я говорила и говорила, все эти слова, которые я так долго носила в себе, буквально сыпались из меня.
– Вы когда-нибудь бывали в "Ал-Анон"? – спросил меня мужчина из "Анонимных алкоголиков".
– Не-е-т…
– Там помогают семьям алкоголиков. Думаю, что ваш муж мог бы зайти к нам в "Анонимные алкоголики", а вас бы я послал в "Ал-Анон". Вам обоим нужна помощь. Алкоголизм – это болезнь, которая поражает всю семью, вы оба больны. Он зависим, а вы созависима.
Как он мог говорить такие вещи? Ведь это неправда!
– Но я не больна! Это он пьет! Я просто дошла до ручки, чувствую себя разбитой и нервничаю, но я не алкоголичка, – произнесла я не очень уверенно.
– Поскольку вы живете с ним, вы тоже под влиянием. У алкоголика страдает вся семья. И вся его семья нуждается в лечении, точно так же, как и сам алкоголик. Я знаю, вас это шокирует. Вам сейчас очень нелегко…
Я расплакалась. Мой муж алкоголик. Все. Правда вышла наружу. Одно дело поделиться этим с Шарлоттой, а другое – сказать об этом всему миру. Найти в себе отвагу искать помощи. И хотя это было ужасно, в то же время я почувствовала какое-то облегчение.
– Но он не пойдет к "Анонимным алкоголикам". Он уверен, что это всего лишь пустые разговоры о Боге… он в Бога не верит… и я тоже…
– И я не верил, когда впервые пришел туда, – произнес мужчина из офиса "Анонимных алкоголиков". – И я все еще не верю, что Бог – это дедушка, который сидит на небе и наказывает нас, когда мы делаем то, что ему не нравится. Но я верю в иные вещи. Человек волен верить во что пожелает. Я чувствую, что вы в отчаянии. У вас есть кто-нибудь, кто мог бы позаботиться о вас? Думаю, вам не следует находиться в одиночестве в таком состоянии. Вы можете позвонить какой-нибудь подруге или кому-то из родственников?
– В данный момент я не могу никому позвонить, – ответила я. – Мне надо заехать за детьми и забрать их. Но я поразмышляю над вашими словами. Спасибо, что выслушали меня.
Наконец я сделала то, что он мне посоветовал. Я нашла филиал "Ал-Анон" и поехала на одно из их собраний. Не знаю, чего я ждала. С группами помощи типа "Помоги себе сам" у меня не было никакого опыта общения. Я просто уговаривала себя не плакать без остановки.
Собрание проходило в маленькой, душной комнате. В основном здесь собрались женщины средних лет, что было вполне понятно. Как только все началось, я громко разрыдалась и проплакала до самого конца. Я сидела там, из глаз у меня катились слезы, и мне было стыдно за них и за свой огромный живот под черной заношенной футболкой, за свои отекшие ноги, за свой опухший мокрый нос. Я рыдала в платочек и все еще надеялась на то, что сейчас здесь произойдет настоящее чудо. Объявится кто-то, кто взмахнет волшебной палочкой, после чего все наши проблемы исчезнут. Только потому, что я пришла сюда. Только потому, что я сидела там. Только потому, что я "признала" это. Только потому, что я сказала "это" вслух.
Я ничего не знала о зависимости. Только чувствовала, какие болезненные раны она способна наносить. Я стояла в самом начале нашего пути к трезвости. И мне все еще трудно было воспринимать происходящее в естественной последовательности. День за днем.
Позже я позвонила Рихарду на мобильник.
– Рихард, приготовься к худшему. Ты алкоголик. Я…
– Брехня все это. Я могу перестать пить, как только захочу. Никакой я не алкоголик!
– Ты алкоголик, Рихард. Послушай. Я была на собрании людей, которые живут с алкоголиками. Я позвонила "Анонимным алкоголикам" и поговорила на эту тему. Там подтвердили, что ты алкоголик. Слышишь? Ты АЛ-КО-ГО-ЛИК. Ты сможешь перестать пить? Ты правда сможешь? Нет, тебе это не под силу. Так кто ты тогда? Веселый и вечно расслабленный праздничный пьянчужка?
Пару секунд он молчал. Потом вздохнул.
– Я не знаю, кто я, но на сто процентов я не ничтожный алкоголик. Только не это! Я не алкоголик! Я НЕ ЗАВИСИМЫЙ! Зачем ты звонила "Анонимным алкоголикам"? Они ничего не знают обо мне!
– Нет, но я им рассказала, как ты пьешь. Этого было достаточно. Сразу стало ясно, что ты алкоголик, даже если ты сам не признаешься в этом.
Мысленно я уже представляла себе, как он наливается злобой. Удивительно, но он не начал орать.
– Я туда никогда не пойду, – объявил он, прежде чем отключить телефон. – Это организация для настоящих алкоголиков. Я не такой. Я справлюсь с этим, докажу тебе, что могу перестать пить. Вот увидишь!
Позже он рассказывал мне, что в последующие дни пил еще больше, чем обычно. Я поняла, что он неистово пытается упиться до смерти. Но я не буду участвовать в этом. Если он собирается сдохнуть, прекрасно. Это его дело.
Я была полна решимости идти вперед. Пусть зашибает. Пусть спит с бутылкой. Мне надо прийти в себя и позаботиться о самой себе. Вылезть из всего этого дерьма, утопленного в виски. Я отказывалась слушать его рассуждения. Мне больше не хотелось тратить время на его обманы, на его ложь, на его выдумки. Я не могла больше поддерживать его, быть ему опорой.
Но через несколько дней после этого разговора он сам позвонил мне на мобильник. Было десять утра.
Он плакал.
– Еде ты? – зашептала я.
– Перед "NK". Ты должна приехать за мной. Я больше не могу, Мариса, я уже не могу больше пить.
Его речь была ясной, хотя он был в отчаянии.
– Я больше не могу. Ты права. Я алкоголик. Я больше не могу пить. Пожалуйста, приезжай за мной сейчас же. Пожалуйста. Отвези меня куда-нибудь. Отвези меня в больницу. Я алкоголик. Помоги мне.
– Уже еду, – сказала я.
Для молодого мужчины, который в десять утра, в рабочий день, посреди Стокгольма вдруг понимает, что он алкоголик, выбор учреждений типа "скорой помощи", в которые бы он мог обратиться, не особенно широк. Я отвезла его в Каролинскую больницу, но оттуда нас послали в другое место, но и там таким, как он, помощи не оказывали. Наконец его приняли в третьей больнице, где имелось отделение психиатрической "скорой помощи". После длительного ожидания нас принял нарколог. Сухая женщина средних лет с уставшими карими глазами, она производила впечатление разочаровавшейся матери. Строгой учительницы. Она посмотрела на нас и покачала головой. Она что, никогда не видела человека, измученного алкоголем?
Я пришла с уверенностью в том, что могу ей доверять. Меня все еще поддерживало на плаву чувство освобождения от того, что я, наконец, могу открыто говорить о нашей проблеме. Мне хотелось поделиться ею с кем-нибудь.
– Я жду ребенка. Дома у нас еще трое, – сказала я ей, но мои слова остались без ответа. Никакого спасительного "все будет в порядке". Никакого искреннего человеческого участия.
– Ах, Боже мой, – лишь вздохнула она, и, казалось, ее охватила паника.
Если я не паникую, то чего паникует она? Мне вовсе не хотелось выслушивать дурацкое "ах, Боже мой" от какой-то докторши. Я хотела знать, как мне помочь моему мужу, чтобы он перестал пить.
– Мы можем послать его на детоксикацию. Ничего другого мы сделать не можем, единственное – дать успокоительное.
– Успокоительное?
– Признаки абстиненции бывают ужасными. Думаю, вам следовало бы вернуться домой и позаботиться о детях. Можете оставить его здесь на ночь.
Что-то мне в ней не нравилось. Я ей не верила. Она ничего не знала о Рихарде. Ничего не знала о нас. Из всего этого я сделала вывод, что у нее нет никакого представления о том, что с ним будет дальше. Не спрашивайте меня, как я это поняла, просто почувствовала.
– Но что вы с ним будете делать? Вы что, напичкаете его какими-нибудь лекарствами?
– Он должен выспаться с похмелья. Скорее всего, чуть позже он получит собрил, мы можем ему дать и антабус. Потом отпустим его для амбулаторного лечения.
Все это выглядело так, будто здесь никто не занимается проблемами алкоголизма. Может, это заведение предназначено для людей, которые намереваются покончить жизнь самоубийством, для тех, кто на улицах выбивает стекла, слышит демонов и видит гномов? Для людей с манией, для людей с шизофренией, агрессивных, для людей с кататоническим синдромом? Не для хорошо одетых молодых мужчин, которые слишком долго и тщательно искали истину на дне бокала. Не для организаторов вечеринок, которые попробовали кокаин, не для парней и девчонок из клуба, мешающих алкоголь с наркотиками в дьявольский коктейль, который их одурманил настолько, что они не смогли вовремя остановиться.
Единственным человеком, в ту ночь имевшим проблемы с алкоголем, был бездомный, который с удовольствием принял предложение переночевать в чистой постели, а то, что за ним захлопнулись пуленепробиваемые стеклянные двери, ему было совершенно безразлично. Рихард тоже должен был остаться там на ночь. Я и сама впервые за последнее время спала спокойно, убаюканная сознанием, что в больнице он не найдет выпивки.
Позже я узнала, что у него в крови нашли 3,5 промилле алкоголя. Докторша сначала даже не верила, что он вообще что-то пил. Поняла только после того, как увидела результаты теста.
18
Это действительно счастье, невероятное счастье, что, несмотря ни на что, жизнь идет своим чередом. День за днем. Кто бы выдержал жизнь с алкоголиком, если бы ему наперед расписали все, что его ждет? Предложили бы ему законченную версию, сказав: "Так, девочка, перед тобой тяжелый и хлопотный путь. Тебя ждут приступы злости, вопли и слезы, тоска и рецидивы, долгие дни и еще более долгие ночи. Тебе придется сражаться с алкоголем и наркотиками, а твой муж будет относиться к тебе так гнусно, что ты будешь только удивляться, что такое вообще возможно. Он будет терзать тебя самыми разными способами. Именно сейчас, когда ты веришь в то, что все наладится, все, наоборот, станет еще хуже. Ты будешь плакать, тебя будет мучить совесть из-за детей, и ты будешь страшиться будущего…"
Нет, закричала бы я, я не хочу жить с алкоголиком! Не хочу играть в эти игры, я хочу иную жизнь, иное существование, иную идентичность. Я хочу найти себе другого мужчину, хотя это будет не так просто. Конечно, с технической точки зрения это возможно. Но не более. Ведь Рихард был отцом моих детей. Еще одного его ребенка я носила в себе. Как из всего этого человек мог просто так выпутаться? Возможно ли такое вообще?
Нет. Из жизни с алкоголиком никакой простой дороги на свободу не существует.
Вы должны пытаться сосуществовать, как только умеете.
Я позвонила Марианне. Нам обеим было грустно, но вместе с тем слегка полегчало.
– Это хорошо, что ему теперь помогут, – сказала она.
– Да, – поддержала я, – они помогут ему, и все наладится. Теперь, когда он, наконец, признался в том, что он алкоголик. Теперь он не может больше лгать. Теперь он уже знает, что и мы знаем…
– Собственно говоря, я это знала давно, с того самого времени, когда ему было тринадцать, – призналась вдруг Марианна.
– Но почему ты ничего не предприняла? Ничего не сказала?
– Наверное, на самом деле мне не хотелось признаваться даже самой себе, что все так серьезно, – сказала она просто. – Наверное, я приняла решение закрыть на это глаза. Только не мой мальчик. Не мой идеальный Рихард. Алкоголик – это звучит так ужасно. Другие могут быть алкоголиками, но только не мой сын.
– И не мой муж, – закрыла я тему.
– Рихард в больнице, – сказала я в тот вечер родителям. – У него алкогольная зависимость. Он алкоголик.
– Что ты такое говоришь? Алкоголик? Но ты же всегда говорила, что он не пьет! – Мама посмотрела на меня испуганно. Папа выглядел беспомощно. Я собралась с силами.
– Я лгала. Понимаете?
– Но это же ужас! Что мы будем делать? Что он с тобой сделал? – воскликнула мама. – А дети? И ты к тому же беременна! Я говорила, что рожать еще одного ребенка – это безумие. Ах, Боже мой, это катастрофа!
– Мамочка, успокойся. Все с ним будет хорошо. Все наладится. Перестань причитать. Больше всего он навредил самому себе, хотя и мне все это нелегко.
– Так что ты теперь будешь делать? – спросил меня папа.
Практично. Человек постоянно должен думать о практических делах. Главное – не сойти с пути. Не принимать слишком близко к сердцу. Теперь придется вести себя по-взрослому – родителей новость потрясла.
– Ему помогут. Вылечат. Он перестанет пить, – сказала я уверенно.
Мне вдруг захотелось рассказать об этом всем. Рихард – алкоголик. Я хотела выплеснуть это из себя, очиститься. Я хотела, чтобы люди это знали. Хотела рассказать, как обстоят дела. Может, это была реакция на постоянную ложь, приукрашивание действительности, попытки сохранить имидж. Рихард – алкоголик. Да, может, выпьем кофе? Рихард – алкоголик, а зеленая ветка метро ездит с опозданиями, и мне нужно уже через минутку бежать в садик, потому что потом начнется "Спокойной ночи, малыши". Ах, да, Рихард – алкоголик. Да, это так…
Я уже не жалела себя. Рихард наконец нашел в себе силы вонзить нож в желтое обрюзгшее брюхо алкоголизма, и теперь это чудовище корчилось в судорогах на нашем полу. Мы вместе отсекли этой бестии ее ужасную голову. Мы нашли тебя! Сдохни! Ты уберешься отсюда, мы позаботимся об этом. Так! Собери свои вонючие щупальца и выметайся из нашего дома!
Я и не заметила, что на диване сидит мадам Кокаин и курит, насмешливо щуря глаза.
Какое-то время я с детьми жила у родителей. Ремонт в нашей кухне совершенно остановился. Не было никого, кто мог бы заняться квартирой и рабочими. К тому же мне было страшно так быстро возвращаться обратно. Я боялась, что все вновь вернется в старое русло. Мне хотелось немного прийти в себя, прежде чем я, полная сил и с новым желанием жить, опять вернусь к семейной жизни. На это достаточно и пары недель. Иначе я не выдержала бы. Мы что, все еще не вытерпели свое?
В терминологии лечения алкоголизма существует понятие "бегемот в зале". Алкоголизм воспринимается как огромное, тяжелое, необъятное животное, и все же каждый делает вид, что не видит его. Я очень быстро дала понять, что не потерплю в нашем доме никакого чужого огромного бегемота. Против ненавистной фауны необходимо бороться всеми доступными средствами. Правдивость – вот тот яд, который она не выносит. Гнусное животное от нее сморщивалось и с шумом растекалось. В семьях алкоголиков, в которых делали вид, что проблемы не существует, – может, они действительно не видели ее, как ее не видела я? – уже давно расплодился целый зоопарк. Нет, у нас этого не будет!
Я включилась в свою информационную кампанию с энтузиазмом и страстью. Эдвард должен все знать. Ведь ему уже исполнилось десять лет, он видит напряжение в семье, слышит наши ночные скандалы. Многие взрослые считают, что с детьми очень трудно говорить о сложных вещах. Мне не хотелось относить себя к этому типу взрослых. Мне хотелось быть милой, доброй мамой-подругой, которая справится с любой проблемой и преодолеет любую сложную ситуацию.
– Эдвард, миленький, может, ты заметил, что папочка в последнее время вел себя странно, – начала я однажды вечером, когда мы смотрели телевизор.
Он не ответил.
– Эдвард! Ты слышал, что я сказала?
– Что? Нет…
– О папе.
– Где он, кстати?
– Ну, об этом я и хотела поговорить с тобой. Папочка…
Как такие вещи произносятся? Это оказалось труднее, чем я предполагала. Эдвард сидел и внимательно смотрел телевизор. Он явно не проявлял интереса к той важной информации, которую я собиралась ему сообщить.
– Эдвард, послушай…
– Ну, да-да, сколько можно? Я слушаю, но я хочу посмотреть эту передачу.
– Папа – алкоголик.
Бах. Я сказала это. Вон, противный бегемот, сгинь! Если я произнесу вслух твое имя, ты обещаешь мне, что исчезнешь? И никогда не вернешься?
Эдвард недоверчиво посмотрел на меня.
– Что? Алкоголик? Но папа не ходит в драной одежде. Алкоголики – это пьяницы, папа никакой не пьяница, он хороший, никакой он не алкоголик, зачем ты вообще говоришь такие вещи?
Я почувствовала обвинение в свой адрес, но постаралась сохранить нейтральный тон, вести себя педагогично и не позволить себе сорваться.
– Видишь ли, человек может быть алкоголиком, даже если на нем красивая одежда и он хороший. Алкоголизм – это болезнь. Она не имеет ничего общего с тем, добрый человек или злой. Да, некоторые алкоголики могут быть злыми, когда напиваются, но алкоголиками не становятся потому, что человек был злым. Тот, с кем это случается, чаще всего не способен справиться с этим без помощи. Папочка не хотел стать алкоголиком, но он им стал.
– А он может вылечиться?
– Да, может. И вылечится, вот увидишь. Как раз сейчас он в больнице, пьет лекарство и разговаривает с врачами.
– Мне не хочется говорить об этом в школе. Это неприятно.
– Ты никому и не должен об этом говорить. Ты не обязан рассказывать об этом.
– Мне очень стыдно.