11
Осень перешла в Рождество, Рождество – в Новый год. Новый год в нашей семье был вообще отдельной песней. Уже в сочельник у меня свело желудок от мысли, что Рихард планирует большую новогоднюю вечеринку, и от стресса и напряжения он будет сходить с ума все рождественские праздники. Естественно, в сочельник он выпил вина больше обычного, однако перед моими родителями вел себя сдержанно. Наше первое совместное Рождество было совершенно иным. Тогда он отличился "гусарским" поступком: напился до чертиков и забыл в такси подарки, на которые было потрачено несколько тысяч. В том числе платье, которое он заказал специально для меня и за которое заплатил кучу денег. Он никогда не отличался бережливостью, даже в самом начале нашей совместной жизни. Затем модель катера с дистанционным управлением для Эдварда, украшение для моей мамы (наверное, собирался произвести впечатление). Когда он позвонил в службу такси, ему сказали, что никаких вещей они не находили. Уже позже, много лет спустя, я подумала, что, скорее всего, никаких рождественских подарков не было. Видимо, он просто пропил те деньги, о которых думал, что потратил их на рождественские подарки.
Естественно, Рождество было для нашей семьи временем, полным напряжения. Запасы пива и крепкого алкоголя покупались в большом количестве. Запасы… ну, здесь я не могу удержаться от скептической улыбки. Весь алкоголь успевал исчезнуть раньше, чем наступал канун Рождества. А ежегодные ссоры традиционно разражались раньше, чем по телевизору начинали дневной показ Качера Дональда.
А все эти новогодние вечеринки… Это было нечто. Нужно было столько всего организовать, что Рихард пребывал в постоянном стрессе и вынужден был все время пить, так что пьяным он был двадцать четыре часа в сутки. На его половине постели я находила пустые спреи от насморка. Однажды у него под подушкой я нашла и окровавленную бумажную салфетку.
– От постоянной нервотрепки у меня пошла из носа кровь, – объяснил он.
Потом кровь из носа уже текла каждый день.
– На Новый год, где-то в девять-десять, мне нужно будет уйти, – предупредил он меня за пару дней до праздника. – Ты же понимаешь, это большая тусовка на тысячу человек. Сумасшедшие расходы, наверное, самые большие, которые у меня до сих пор были.
Огромные расходы были постоянной темой. Как и важность акции. Все это я понимала, но большего уважения к нему от этого не испытывала.
– Мы же собирались позвать на новогодний ужин Монику и Калле.
– Ясное дело, позовем. Все будет в порядке, увидишь. Мне просто жаль, что я не смогу быть с вами до полуночи, – сказал он.
Рихард с большим удовольствием организовывал вечеринки, обеспечивал тусовку едой и салфетками, прожекторами, цветами и безалкогольными напитками, множеством подливок к чипсам. Он обожал конфетти, серпантин и детские пищалки. Он украсил всю нашу квартиру и купил дорогую говяжью вырезку, спаржу и омара, хотя у нас не было денег. Я разнервничалась, подсчитав, сколько он выложил за все это денег. Интересно, откуда взялись деньги. Кредитная карта была пуста.
– Да ладно тебе, успокойся, ведь на дворе Новый год. Выпей бокал шампанского, – отмахнулся Рихард, поцеловав меня.
Счастливая семья. Вот и пришло время играть роль счастливой семьи. Миранда получила в подарок новое платье из "NK". Рихард обожал фирму "NK" и, имей он возможность, покупал бы все там, а не в "Карр Ahl" или "Lindex", которые нравились мне и где я покупала детям все вещи. Но нет. Папиной маленькой принцессе все самое лучшее. Естественно, она должна была нарядиться в ненормально дорогое платье фирмы "Кеnzo". То, что через две недели оно будет ей мало, никого не интересовало. Неужели он не мог купить хотя бы на размер больше?
– Ну, понятно, опять тебе что-то не нравится, я ведь все делаю неправильно, – заворчал он раздраженно, когда я высказала свое недовольство. – Так давай это барахло выкинем. Вот и все! – Он схватил платьице, скомкал его и швырнул в мусорное ведро.
Я кинулась к ведру. Восемь сотенных, выброшенных к остаткам хлеба с сыром и детского питания. Низ платья уже украсили кроваво-красные пятна от томатной подливки.
– Иди в задницу, Рихард, почему ты вечно все так воспринимаешь! Я ведь всего лишь сказала, что ты мог бы купить платье чуть побольше, раз уж хотел выкинуть за него столько денег. Миранде всего семь месяцев, ей пока не нужна такая дорогая одежда, ну, ладно, хорошо, раз ты все же решил купить ей что-то, то купи хотя бы нужный размер!
– Деньги, деньги, деньги! Ты, противная жадная корова, ты можешь думать о чем-нибудь другом? Человек пытается что-то сделать для семьи, и единственное, что он слышит: "Это ужасно дорого!" – аффектированно пародировал он меня, гримасничая при этом.
– Если бы ты проводил с ней больше времени, ты бы знал, что она не влезет в дурацкий шестьдесят второй размер, к тому же это французская фирма, их дети – как лилипуты, а Миранда уже сейчас весит больше девяти килограммов. Когда ты последний раз был с ней у детского врача? Единственное, что для тебя важно – что это одежда из "NK"! Тебя не интересует твоя дочь, ты что, таким образом хочешь откупиться от нее?
Я чувствовала, что мое раздражение переходит все границы.
– О'кей, тебе удалось испортить и этот Новый год. Позвоним твоим друзьям и скажем, что обед отменяется? Я им позвоню! Вот так!
Он вылетел из комнаты и кинулся к телефону. Я бросилась за ним. Нет, мне совсем не хотелось, чтобы он куда-то звонил и что-то отменял. Моника была моей подругой, и я не видела ее больше года. Калле, ее муж – вполне приличный и очень приятный человек. У них были две стеснительные девочки, четырех и семи лет.
– Только попробуй, – завизжала я и попыталась вырвать трубку из его рук.
– Я сейчас же позвоню им! Я не собираюсь терпеть здесь твоих сраных тупых подруг! Дай мне телефон!
Я вырвала телефонный провод из розетки.
– Прошу тебя, не надо никуда звонить. Никуда! Давай попробуем успокоиться. Почему мы вообще ссоримся? Потому что я сказала что-то о платьице, которое ты купил, и это тебе не понравилось? Это же глупо.
– Но это ты начала! Ты очень хорошо умеешь портить мне настроение. Только жалуешься, ноешь и ругаешься, и все тебе не так. Почему ты никогда не можешь меня поддержать, почему, черт побери, не можешь сказать ничего хорошего, хотя бы один-единственный раз! Например, Рихард, любимый, ты купил такое красивое платье. Но нет, ты этого не скажешь! Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя идиотом!
– Да нет, я совсем не хочу, чтобы ты…
– Хочешь! Это ведь ты должна быть той самой-самой, и тебе надо держать возле себя какого-то дебила, чтобы на его фоне ты могла казаться себе еще более прекрасной. Но только, милая моя, ты здесь не начальник! Ты ничего не решаешь! Тем более в отношении меня!
Да, что касается его, я ничего не решала. Я могла решить настолько ничтожное количество вопросов, что самой было противно.
Я вообще ничего не решала, зато он бегал по миру, накачивая себя шампанским, и когда вдруг потребовалось всего лишь повесить на люстру в гостиной серпантин, он умудрился поскользнуться, сорвать люстру, упасть со стола, удариться головой и потерять сознание.
В момент все стихло и смолкло. Мы испугались. Ну да, верная подруга опять взяла на себя всю ответственность и положила ему на голову компресс, а он тем временем так и лежал на полу, даже не подозревая, какой вызвал переполох. Так, компресс на голову и быстренько собрать все осколки…
– Папочка умер? – спросил Йоахим беспокойно, увидев Рихарда лежащим на осколках разбитой люстры, посреди конфетти.
– Нет, миленький, папочка просто отдыхает.
Каким-то чудом нам удалось, спустя всего пару часов, принять гостей – Монику и Калле с детьми. Гостиная выглядела красиво и празднично, Рихард надел смокинг, а я выбрала маленькое черное платье, туфли на высоком каблуке и новогоднее украшение, отливающее золотом. Эдвард и Йоахим были одеты в красивую одежду, а Миранду нарядили в платье от "Kenzo", хотя оно было ей маловато. Мы все очень мило улыбались гостям и чуть позже с удовольствием съели и омара, и спаржу, и вырезку. На десерт подавалось мороженое, так что дети были счастливы. Мы ни разу не поссорились, хотя отношения между нами были натянуты до предела и сравнимы разве что с напряжением в тысячу вольт. И хотя Рихарду было неприятно, что, падая, он порезал себе лицо, он прекрасно справился с ролью радушного хозяина. Более того, он подтрунивал над собственной неловкостью. Чуть позже он извинился и ушел, ровно в десять: десять, когда черное небо со снежными облаками начал озарять первый праздничный фейерверк.
Вернулся он уже в новом году, ближе к вечеру.
12
Мне помогали выжить какие-то странные механизмы. Одним из них была, естественно, любовь. Но как я могла продолжать любить того, кто так открыто ранил меня и остальных? Но ведь он не бывал таким постоянно. Он бывал классным. Иногда. Не очень часто. Но чем дальше, тем реже.
Созависимая. Именно так называется мое состояние. Тело постепенно наполняется беспокойством, нервозностью, проблемами.
Иногда я подолгу смотрела на себя в зеркало, размышляя над тем, что я делаю. Это было безумием, так дальше продолжаться не могло. Но продолжалось. Дни превращались в недели, недели – в месяцы. Часы, тикая, убегали, готовились котлеты и тефтели, дети набирали вес и росли. Миранда начала ползать на четвереньках и, держась за стол или стул, могла даже стоять. У нее прорезались два нижних зубика, и она научилась говорить "мама". "Папа" она говорила редко, потому что папы вечно не было дома. И это меня устраивало, потому что я боялась его возвращений и радовалась, когда он отсутствовал.
Я понимала, что мне надо поговорить с ним, когда он трезвый. И как-то февральским днем, после обеда, я решилась на разговор. Мы оба были дома. За Йоахимом в садик и за Эдвардом в школу надо было идти только через пару часов. Миранда спала.
– Рихард, присядь, пожалуйста, на минутку, мне нужно с тобой поговорить. Я не хочу ругаться, но поговорить надо.
– Хорошо.
Он был осторожен и подозрителен.
– Понимаешь, милый, так дальше продолжаться не может. Это невыносимо. Целыми ночами мы ругаемся, а в последнее время орем друг на друга даже днем. Атмосфера ужасно напряженная. Давай сходим на консультацию. Думаю, нам это необходимо.
Он мгновенно вспылил.
– Не верю я никаким консультациям. Мы что, должны сидеть там и рассказывать о наших отношениях какой-то бабе? Ты все равно будешь переиначивать все мои слова, и я опять буду выглядеть, как…
– Как кто?
– Как… ну, откуда я знаю? Я только знаю, что во всех проблемах ты будешь винить меня. Но я уверен, что это не моя вина. Ты меня уничтожаешь.
– Да ладно тебе. Я тебя уничтожаю? А мне кажется, что все как раз наоборот. Я сижу с детьми, пока ты вечно где-то пропадаешь, поздно приходишь, причем выпивший… Думаю, все дело в том, что ты слишком много пьешь.
– Ну вот, опять! Ты мне просто завидуешь, что я живу, как хочу! Понятно. Ты просто не можешь смириться с тем, что мне хорошо. Тебе непременно нужно найти способ меня укротить.
– Но если мне кажется, что ты слишком много пьешь, может, у тебя действительно с этим проблемы?
– Нет у меня никаких проблем! Моя самая большая проблема – это ты, ты как вошь в заднице…
Наш разговор вошел в обычное русло. Как всегда. Мы на всех парусах мчались к скандалу, и ничто нас не могло остановить. Мы разговаривали на повышенных тонах, как всегда, когда касались проблемы алкоголизма.
– Но я хочу пойти в семейную консультацию, – я пыталась настоять на своем. – Думаю, что это важно для нас. Подумай о детях!
– "Подумай о детях! Подумай о детях!", – передразнил он меня. – Что ты опять начинаешь, естественно, я думаю о детях. Постоянно о них думаю. Я хочу для них все самое лучшее.
– Так давай я договорюсь, чтобы нам назначили время.
– Никогда!
На этом разговор закончился. Я решила расслабиться и попробовала по-рассуждать. А вдруг Рихард действительно прав и я просто цепляюсь к разным мелочам? Я решила оставить его в покое и не дергать по пустякам. Что если он прав и я не оказываю ему достаточной поддержки? И я изо всех сил начала поддерживать его, как только могла. Ночные вечеринки, поздние возвращения. Дурацкая комбинация. Запах виски в спальне. Разбросанные повсюду пустые упаковки от незерила. По привычке я продолжала контролировать алкогольную тару, и мои ожидания оправдались: я нашла бутылочку, промыла ее водой, а через пару дней принюхалась к ней. Я попала в цель! Как всегда, я попала в цель.
Это было безнадежно, грустно и одновременно очень болезненно, даже при том, что вполне предсказуемо.
13
Творческие личности, имеющие проблемы с алкоголем, зачастую превозносятся обществом, во всяком случае, когда речь идет о мужчинах. Они становятся почти легендарными фигурами. Одинокие герои, мечтатели. Они слагают красивые песни, печаль которых не оставляет человека равнодушным. Алкоголизм и наркотическая зависимость часто воспринимаются как нечто, тесно связанное с творчеством. И когда люди рассказывают о знакомых очаровательных хронических алкоголиках или наркоманах, часто в их голосе слышатся нотки восхищения. Даже я иногда чувствовала романтический трепет. В определенном смысле это было прекрасно. Художник пьет, в то время как его душа все теснее переплетается с ядом в единое целое… Стриндберг и абсент. Корнелиус и вино. Скотт Фицджеральд и… что? Шампанское? Джек Керуак и галлюциногенные грибы.
Талантливые и слегка сумасшедшие, они стоят особняком. Пьют и рыдают, а на фоне их страданий рождаются прекрасные произведения. Потом, уже после их смерти, ими восхищаются, о них говорят, о них пишут. Писатели, музыканты, художники. Драматурги. Поэты. Может быть, даже политики. Все они пожинают плоды славы у будущих поколений. Превращаются в легенды.
Если же алкоголичкой или наркоманкой становится женщина, то она, наоборот, умирает в одиночестве, как Дженис Джоплин. У Дженис Джоплин была пара любовников, но не было классического партнера, который носил бы ее на руках и заботился о ней. Зависимые женщины бывают очень одиноки. Их бросают мужья. Уходят. Это удобно! То же самое должны были бы делать женщины, которые живут с алкоголиками и наркоманами. Но многие из них остаются. Год за годом, пока все не кончится. Типичное женское поведение. Они смиряются со вторыми ролями, с тем, что будут играть вторую скрипку.
Жен алкоголиков никто не воспевает. Жены алкоголиков не подходят на роль героинь. В глазах окружающих это всего лишь глупые, восторженные гусыни, цепляющиеся за своих пропойц. Почему они не бросят их, ведь уйти так просто! Хлопнуть дверью. И идти, идти, идти. Бросить его. Или открыть двери и выкинуть его вон. Избавиться от своего проклятья. Но легко сказать, труднее сделать. Границы допустимого постоянно отодвигаются и отодвигаются, пока вы не растеряете все свои принципы и понятия о том, что является нормальным, правильным и разумным.
Творческая среда часто описывает алкоголиков как людей, порвавших все свои родственные связи. Поэтому мы не знаем, как наплакались их матери, как их милые целыми ночами лежали на кровати в ожидании, что вот-вот услышат звук поворачивающегося ключа в замке. Как их дети стояли у окна, веря, что отец вернется вовремя, как и обещал. Как мир вокруг них рассыпался и рушился прямо на глазах.
Алкоголизм заразен. Он распространяется вокруг больного, как круги на воде. Самым тяжелобольным обычно оказывается партнер алкоголика. Но не мужчина-партнер, если зависима жена! Потому что алкоголичку муж, как правило, бросает, особенно если она противна и некрасива, а он молод и силен. Он понимает, что продолжать отношения с любимой, закрутившей роман с бутылкой, противоестественно, что у этого нет будущего. У нас, женщин, все не так. Мы со своим алкоголиком останемся и в том случае, если уже давно понятно, что это безнадежный вариант, что он невменяем, что жить с ним семейной жизнью не получится. Мы пытаемся пробить головой стену, кровоточа при этом, но все напрасно.
Если бы мне кто-нибудь, когда я была помоложе, сказал, что именно так все со мной и будет, что я стану женой алкоголика, я бы никогда не поверила. Но уже позже, в зрелости или на полпути к ней, что-то должно было случиться. Когда человек молод, все вокруг воспринимается однозначно – черным или белым. Став взрослее, понимаешь, что большинство резких контрастов исчезло. Жизнь стала непонятнее. Некоторые чувства невозможно идентифицировать. Иногда вам даже собственное поведение кажется иррациональным. Вы хотите сделать одно, а делаете совершенно другое. Может, в глубине души вы и понимаете, что было бы правильно, но уже не способны руководствоваться собственными представлениями.
Я слушаю собственные слова, все свои объяснения, извиняющие мое поведение. Мне и самой интересно, почему все так получилось. Почему моя жизнь превратилась в то, во что превратилась? Почему я не была более решительной или, точнее, более рассерженной? Может, меня как-то изменили дети? Или я поддалась мечтам, которым на сто процентов верила? Мечтам о преданности и любви? Мечтам о том, что все у меня опять будет прекрасно?
Я умудрилась безумно влюбиться в него именно тогда, когда он был изрядно пьян. Так почему бы не жить с ним, не выйти за него замуж, иметь с ним детей, оставаться с ним рядом? Но я не желала, чтобы битву выиграл алкоголь. Я объявила ему войну.
Мы боролись оба. И воевали мы, черт возьми, жестоко. Ночные скандалы, побои – все это было лишь проявлением нашей беспомощности, хотя в тот момент мы этого не понимали. Мы отказывались принять то, что лишало нас жизни, делало ее неуправляемой. Мы были не готовы к поражению. Мы постоянно во все бросались с головой, молодость давала нам на это право. Мы ведь никогда не будем противными, мы не постареем, мы не разойдемся. Пусть это делают другие. Отчаявшиеся. Потерпевшие крушение.
Я и сама стала похожей на алкоголика, на такого, который ДУМАЕТ, что сам распоряжается своей жизнью. Что все у него находится под контролем. И который совершенно серьезно полагает, что выпьет всего лишь один-единственный малюсенький стаканчик и больше – ни капли! Вернется из бара в двенадцать, несмотря ни на что. И вдруг, через пару часов, он уже сидит на таком же стуле, но в другом баре и пьет тридцатое по счету виски. Неспособный оттуда уйти, неспособный говорить, с тысячью оправданий на устах. Сегодня мне надо выпить, потому что у меня депрессия. Сегодня мне надо выпить, потому что я очень счастлив. Мне нужно отметить это. Я раздражен. Мне очень грустно. Меня оскорбила жена. На улице так прекрасно. На улице так противно. Сегодня опять этот проклятый понедельник! Сегодня среда. Сегодня пятница. У меня отпуск. У меня много работы, надо расслабиться. Я зол на весь мир. Моя жизнь прекрасна. Я толст. Я нажрался. Я стар. Я выпью еще одну маленькую рюмочку.
"Та, что рядом" обманывает себя таким же способом. Сейчас не могу с ним расстаться, ведь на дворе Рождество. Лето. Пасха. Уик-энд. Еще один счастливо прожитый уик-энд! Теперь он уж точно не будет пить. Он исправится. Я люблю его. Несмотря ни на что, я люблю его, я не хочу его бросать. Все это моя вина. Он пьет из-за меня, так как же я его брошу? Он нуждается во мне. Я нуждаюсь в нем.
Самый настоящий эмоциональный винегрет.
Самая настоящая глупость.