Кана говорила сбивчиво, рвано, с большими паузами, но я не перебивал. Чувствовал, что речь идет о чем-то настолько сокровенном, что любое мое слово, даже самое правильное и уместное, может все разрушить. А ведь я даже не знал, что она зовет свой самолет по имени! Я сидел и слушал, стараясь не шевелиться, насколько это было возможно крутя педали.
Вдруг меня накрыл образ. Я высоко-высоко в небе. И я один. Нет, не один. Внутри кого-то. Нет. Я един с кем-то. И в небе. И весь мир - подо мной. А я - словно неземной. И гул сливается с биением сердца, а душа…
И это непередаваемое ощущение, этот мимолетный образ сказал много больше, чем слова и… и даже больше, чем паузы.
Кана замолчала, словно почувствовав, что слова уступили место более точному.
Мне захотелось поделиться в ответ чем-то столь же сокровенным, но незаконченная мысль про педали и ноги меня сбила.
- Я тоже люблю на своем катамаране ездить. Когда долго сидишь в мастерской, режешь эти доски надоевшие в пыли и стружке, да пусть даже интересную игрушку, но все равно же сидишь на одном месте, так потом сядешь на него и давай вокруг острова пару кружочков. Такой довольный потом, уставший, и снова можно доски делать. - Я старался говорить как она, но с каждым словом все сильнее ощущал неуместность сравнения живого Альвиса, с которым летает душа, и педального катамарана, на котором я просто разминаю засидевшуюся задницу. - Знаешь, я летал на выходные к родителям. Но пробыл там больше недели. Они все время слагают матрицу, и я тоже начал. Уже через день. Словно и не уезжал никуда. Оказался в семье. Как же это отличается от почти-браков! Когда долго живешь один, то, вроде как, и забываешь. Но стоит окунуться, почувствовать всех своих внутри… Хочешь, скажу, что я пообещал родителям? Да нет, даже не им, а себе самому в первую очередь!
- Скажи.
- У меня больше не будет почти-жен. - Я замолчал. Теперь мы поделились равным по сокровенности, и можно было просто крутить педали.
Кана тоже почувствовала момент и какое-то время молчала, возможно, пытаясь поймать образ.
- Поясни.
- Я хочу жениться по-настоящему. В древнем храме, с обрядом, с соком Священного Дерева. Чтобы матрицы слились, и мы были всегда вместе.
- Я в курсе, в курсе. Я знаю, что ты ищешь жену. Но при чем здесь почти-жены. Это же физическая потребность. Да и как искать без них? Может, одна из них - твоя настоящая? Поясни про вот это: "у меня больше не будет почти-жен".
- Отец считает, что каждая попытка создать семью без решимости ее создать уменьшает возможность найти настоящее. Нет, не так… Когда в матрице общаешься, то все так ясно и понятно, а вот пробую словами передать и…
- Я, кажется, поняла. Это как с первым самостоятельным полетом? Если все время садиться в кабину и откладывать, то решимости взлететь все меньше и меньше.
- Ну, не знаю, мне пришел другой образ…
- Слушай, тебе не кажется, что мы на одном месте крутим? - Кана пихнула меня под руку и показала на берег. - Я вот поглядываю все на наш маяк, вначале мы так бодро от него стали отдаляться, а сейчас уже пять минут такое ощущение, что впустую крутим.
Я огляделся. Солнце уже показалось на горизонте, но жарко было еще не от него, а просто от усилий. Внизу - глубина. Вода такая прозрачная, что видно дно, хотя здесь уже метров десять-двадцать, не меньше.
- Хм, и правда. Похоже, мы в течение попали. Вот, кстати, и подходящий образ! Продолжать жить с почти-женами, это как оказаться в течении. Педали крутишь, но остаешься на одном месте.
- Кончай с образами! Я уже устала, а мой Альвис как смеялся мне издалека, так и смеется.
Я приналег на педали, Кана поддержала. Через несколько минут с нас пот лил градом, но движение едва ощущалось.
- Ну, все, больше не могу, - сдалась Кана. Откинулась на кресло и вытянула ноги. - Пусть нас несет обратно к берегу и возьмем уже моторное что-то, пока Альвис вообще не смылся.
- Вот-вот. Я об этом и говорю. Нам всегда проще отпустить, прекратить усилия и плыть по течению.
- Перестань уже. Что делать-то? - Кана скорчила гримасу, явно показывая, что с аналогиями и философией все понятно, и пора завязывать с болтовней. Но я уже снова был не здесь, не на катамаране между двух синих бескрайностей, а внутри - в настоящей бесконечности. Сильное напряжение, и матрица сложилась. Еще вчера не надо было почти никаких усилий…
- Привет, пап. Мне хочется какого-то знака, что я прав. И что ты прав, папа. Это очень трудно будет. Я так привык к спокойной жизни. Точнее, привычной жизни.
"Привет, сынок… Ага, здорово у тебя там… Небо, океан, эх, даже искупаться захотелось! Подруге привет… Какой самолет, зачем ты?.. А, понял, ну, течение - это ерунда. Иногда можно и по нему плыть и все равно приплыть куда нужно. Не в течении дело…"
- Я решил, что если мы доберемся своими усилиями до Альвиса, то это будет знаком, что у меня все получится. - Перебил я новый слагающийся образ. - И это будет знак, что мы все правильно делаем.
- Вот ччч-ерт, говорила же, что надо было сразу моторку брать!
- А, Кана, тебе привет от папы. Мы подумали, что это будет символично. Если мы сегодня достигнем Альвиса…
- Да я слышала. Вот только почему в ваши игры надо вовлекать меня и Альвиса?! Ну да хорошо, а то и правда, если сейчас к берегу ползти, то потом до вечера не найти. - Она спрыгнула в воду и зависла, держась руками за катамаран и слегка перебирая ногами. - Тут и течение-то едва-едва. Иди ко мне, охладимся, а потом будем достигать этого твоего знака. И моего Альвиса.
Я последовал примеру Каны. Вода освежала, мы даже чуть-чуть подурачились, плавая вокруг катамарана.
- У нас еще бананы есть, так что не пропадем, - вспомнил я, когда мы выбрались из воды. - Смотри.
- Давай, заправимся?
- Давай. - Мы вместе сунули руки под кресло, оторвали от связки по одному банану и начали крутить педали, на ходу жуя ароматную белую мякоть.
Дело явно пошло на лад. Маяк снова стал удаляться, но и самолет, казалось, тоже.
- Если не выйдем из течения, то сдохнем здесь, - сказала Кана. Крутили мы от души, вложив в педали всю свежесть от купания и вдохновение от решимости достичь цель, но все равно опять вспотели и устали.
- Давай, давай, главное крутить! - Я прибавил оборотов.
- Солнце поднимается, через полчаса мы просто поджаримся и будем наглядным пособием-страшилкой для туристов. И на катамаране с нашими подсушенными телами останется только написать: "Не заплывайте за буйки".
- Кани, ну что ты несешь! - Я тоже бросил крутить педали, а потом во второй раз спрыгнул в воду.
- Не вылазь, почувствуй течение, направление, а потом мы пойдем не против него, а чуть по нему, как бы вскользь.
- Понял. - Мне не хотелось спорить. Главное, что Кана не говорит больше о возвращении на берег и моторках. Надеюсь, она прониклась моим настроением. Хотя, может, просто боится потерять Альвиса из поля зрения.
С другой стороны, проще было бы сейчас рвануть к берегу, потом к ней на остров и попросить авиа-коллег помочь искать с воздуха. Не одна же она там на крыльях. Это здесь ни у кого нет самолетов, островок меньше раз в десять, чем остров Каны.
Сказать об этом варианте?..
- Так, тут поток явно к берегу несет.
- Поплавай вокруг, может, течение узкое?
- Ага, ты тоже прыгай, я с этой стороны, ты - с той.
Мы стали отплывать от катамарана, словно рыбы стараясь поймать кожей едва ощутимые потоки.
- Тут явно теплее, давай сюда!
Я тут же повернул назад. Все-таки до сих пор не по душе мне эти глубины, несмотря на давний урок моего Старика.
Мы забрались на катамаран и развернулись, с новыми силами крутя педали. Теперь плыли не к маячившему на горизонте Альвису, а как бы в сторону от него, зато уже через пять минут вышли из течения и снова сменили курс.
- Вот, другое дело, - удовлетворенно сказала Кана и приналегла на педали.
Жара не стала ждать полчаса, а накрыла нас через десять минут, едва мы вырвались из течения.
- Что ж за расстояния такие непонятные в этом океане! - Возмутился я, чувствуя себя все более виновато. И чем дольше молчала Кана и чем упорнее она давила на педали, тем сильнее меня грызла совесть.
- Да уж.
- Просто с берега казалось, что он рядом - за полчаса можно… А тут, крутишь и крутишь, а он словно и не приближается.
- Есть такое.
- Может, повернем?
- Слушай, молчи уже. До берега сейчас крутить дольше, чем до Альвиса. Дай лучше еще банан и не выбрасывай кожуру, прошу тебя.
Мы съели по последнему банану, и Кана стала натирать кожу внутренней стороной кожуры.
- И ты тоже натрись, хоть какая-то защита, хотя все равно сгорим. И пить хочется, как…
- Прости, пожалуйста, - не выдержал я.
- Да ладно, не ной только и не болтай, горло пересохло.
Я по примеру Каны стал натираться банановой кожурой. Без толку, конечно, все равно уже сгорел. Я ж белый, к солнцу до сих пор чувствительный, это местные могут полдня жариться и - ничего. А у меня работа такая, что солнце не страшно. Днем всегда дома, в мастерской, а на море только рано утром или вечером.
Но раз Кана говорит, что стоит натереться, то хуже не будет.
- Кстати, и правда чуть легче стало. Но пить хочется… - Я в сотый раз наклонился и зачерпнул воды на голову. Волосы давно стали жесткими, казалось, что еще немного, и у меня на голове появится соленая шапка.
- Кожуру на голову полож, хоть что-то.
Я разодрал кожуру так, чтобы получилось три лоскутка. Черенком вверх напялил на голову.
Кана глянула, криво улыбнулась, а потом выругалась:
- Ч-черт, ты ж с севера, солнечный удар схватишь, мы ж тут точно загнемся, без всяких шуток уже! Она сняла майку, намочила в воде и напялила мне поверх банана.
- А ты?.. - Слабо возразил я, темные пятна в глазах, которые что-то стали появляться все чаще последние пять минут, пропали. Я снова увидел бескрайний океан, почувствовал запах водорослей и йода. Увидел Альвиса, который, похоже, стал наконец приближаться.
- Крути, давай, не пропаду, главное, сознание не теряй.
- Слушай, он же нас увидел и к нам плывет, - сказал я и так рассмеялся, что непонятно было, смех это или кашель.
- Не хрипи, крути! - Кана налегала на педали, ее груди ритмично подрагивали.
- Давно надо было майку снять, - сказал я. - И мне легче, и Альвис, похоже, мужик, раз тут же развернулся и поплыл к нам. Он ведь точно к нам плывет, мне не кажется?
- Плывет-плывет… Вис, что с тобой? А ну держись. Перестань, не крути!
Похоже, со мной что-то и правда происходило, но я не чувствовал.
- Да, мужики они такие, готовы променять свободу на си… - Темные пятна в глазах, которые, казалось, пропали, вдруг появились снова, а потом резко, за одно мгновение, слились в одно большое темное пятно.
10
Кожа слазила белыми прозрачными лохмотьями. Появился какой-то извращенный интерес находить отшелушивающиеся края и тянуть их, стараясь снять как можно более широкий и длинный шматок.
Сегодня было намного легче. Температура спала, а крем, сделанный Каной по рецептам жены моего Старика, явно помогал. Кожа, правда, слазила везде, докуда добрались лучи солнца, но ожоги уже перестали болеть, только чесались нестерпимо. Старался отвлекать себя как мог, лишь бы не чесаться.
Многочасовая прогулка на катамаране нам с Каной обоим стоила обожженной кожи, а мне еще и солнечного удара, двух дней отлежки и тошноты. Да и облез я везде, тогда как Кана только на плечах и лице.
Впрочем, нам все равно повезло. Я отключился, когда до Альвиса оставалась сотня метров, да к тому же самолет вдруг довольно бойко поплыл к нам, подхваченный встречным ветром. Не знаю уж как меня Кана смогла затащить в кабину, она и сама не помнит. Говорит, все как-то само собой, будто на автопилоте.
В Альвисе была фляжка с пресной водой и аптечка, так что вскоре мы уже летели к острову.
Одним словом, повезло. Легко отделались. Но самое главное - Знак! Я добрался до цели, значит, знак сработал, и мы с папой правы. Я - прав, и теперь - всё! Я полон решимости. Мой следующий брак будет только настоящим, никаких компромиссов, только через обряд и слияние матриц. Может, не обязательно в древнем храме, как настаивает отец, это не принципиально. Если жена будет против, то я согласен и на госрегистрацию, главное, чтобы с соком Священного Дерева, и чтобы уже навсегда…
- Вис, ты проснулся? - голос Каны был так неожиданен, что я дернулся на кровати, и она заколыхалась. - Я тут такой рецепт откапала, написано, что правильно приготовленная настойка позволит понимать язык зверей и птиц, веришь?
- Чему верю? Тому, что такой рецепт есть в книге Уины или тому, работает ли он? Первому - охотно, второму - нет.
Я вспомнил, что дал Кане книжку бабушки Уины, - жены моего мастера. Комнаты старика и его знахарки оставил почти нетронутыми. Места более чем достаточно, а старики для меня много значили.
Впрочем, не давал, Кана сама взяла. Я, вроде, только заикнулся, что в комнате снизу есть кладовка, а в ней всякие снадобья. Кана нашла книгу рецептов и, похоже, очень заинтересовалась, раз до сих пор сидит у меня дома и не выпускает книжку из рук, хотя необходимости уже нет.
- Кани, ты там? - задал я дурацкий вопрос.
- Да. - Она поднялась ко мне и села рядом, не отрываясь взглядом от пергаментных страниц. - Представляешь, тут в составе есть сок Священного Дерева, очень мало, треть самой маленькой мерной ложки, но сам факт!
- Логично, - сказал я. - Будет очень удивительно, если рецепт еще и работает, а не относится к тем фантастическим выдумкам Уины, из-за которых Старик так любил подтрунивать над увлечением жены. Будешь пробовать?
- Да вот еще!.. Зачем мне со зверями разговаривать, я и с людьми-то не умею. Да и где достать сок под такое дело, это лет двести назад пошел в лес, нашел дерево… ну или у друидов попросил, а сейчас каждая капля под контролем, не достанешь. Тут гораздо интереснее вещи есть, и если хотя бы половина работает не хуже мази от ожогов, то книжке такой - цены нет.
- Ты ее не выносила из дома? - Я встревоженно приподнялся. - Не знаю, можно ли вообще давать ее книги и настойки кому, Уина мне ничего не говорила, а вот про то, что нельзя выносить ее записи, - знаю. Я бы, может, и не запомнил, но один раз такой скандал был. Старик взял…
- Если честно, кажется мне, что очень твоя бабка была бы против посторонних рук. Такие вещи передаются в семье. От матери - дочери.
- Так у них два сына.
- А внучки?
- Сейчас есть, а тогда не было еще. Думаешь, стоит связаться и отдать?
- Давай, потом. Двадцать лет пролежала, если бы кому-то была нужна, то забрали бы. Знали же, что мать знахарка. Да в больших городах это уже никому не интересно давно - аптеки есть. А мне - интересно. Честно, давно так не увлекалась ничем, пожалуй, со времен летной школы.
- Ну, не знаю…
- Лежи, выздоравливай, я тебе жизнь спасла, так что имею право на часть наследства твоих стариков.
Кана говорила шутливо, но мне показалось, что по сути она права.
- Ладно, пускай. - Я улыбнулся. - Мне сейчас так явно показалось, что если дух Уины где-то здесь еще витает, то он доволен. Но книгу и все остальное из ее комнаты за пределы дома не выноси, хорошо?
- Договорились.
- И… - Я замялся. - Прости меня еще раз за все это глупое приключение с катамараном, я завелся из-за того, что загадал свое, а тебя вовлек, хотя надо было не рисковать, а плыть обратно, потом бы с воздуха нашли спокойно. Есть же у тебя друзья на самолетах?.. Получается, из-за моих глупостей ты тоже рисковала жизнью, я сейчас вот трезвым взглядом смотрю, ведь могли погибнуть. Реально!
- Да вряд ли, конечно. Но… Ты не извиняйся больше. Я про друзей из клуба тоже думала, просто… Понимаешь, когда ты про знак говорил, то… Короче, уже с того момента мы бы не повернули. Потому что для меня тоже стало важным добраться до Альвиса без возвращения. Думаешь, ты один мастак знаки придумывать? Я тоже кое-что загадала. Если мы сможем докрутить до Альвиса сами, то… Кстати, это я должна извиняться. Мы на следующий день все вокруг облетали, но так твой катамаран и не нашли. Я еще, конечно, буду пробовать…
- Да ладно, он уже старый, куплю себе другой. С моторчиком на всякий случай.
- Хм, - Кана с удивлением посмотрела на меня. - Я бы так не смогла про Альвиса… Я думаю, что вернись мы тогда к берегу, то, может, и не нашелся бы он. Потерялся бы, что твой катамаран. Как подумаю об этом, так дурно становится. Я все-таки попробую еще поискать. Раз тебе не надо, то для себя, а то не успокоюсь.
- Понимаю. - Я кивнул, потому что действительно понимал, что она хочет сказать. Но почему-то был уверен, что безымянный катамаран не найдется. Мир любит разбрасываться символами, а именно такой знак был бы для Каны самым лучшим.
- О! Слышишь запах?! Побегу выключать, сейчас будет готов чудо-напиток из книжки твоей бабушки. Написано, что на раз ставит на ноги хоть убитого. - Кана вскочила и бросилась вниз.
- Так я уже не убитый! - крикнул ей вслед. - У меня такое настроение боевое, что готов хоть снова крутить педали… Ну, может, преувеличиваю немного, - добавил уже тихо, тем более что Кана все равно не слышала, гремела чем-то на кухне. - Боюсь, что еще месяц не заставлю себя поехать за новым катамараном.
На душе было и правда хорошо. Светло как-то. Давно уже не чувствовал себя так уютно дома.
Кана вернулась с подносом, на котором дымилась глиняная черепушка.
- Кани, знаешь мне сейчас так комфортно, будто и не болел, на душе словно поет кто-то, и жить хочется, потому что будущее расцвело. Ловишь образ? Мне так хорошо было только дома с родителями, да еще иногда тут, когда старики были живы.
- Про будущее понимаю. Это когда оно кажется надежным, безоблачным и очень приятным. Обещает радужные краски и приятные сюрпризы. Это знакомо, но чем старше, тем реже ловлю такие ощущения.
- Я тут подумал, что есть две причины, почему мне так хорошо сейчас. Одна - это ты, но это я говорю, потому что должен так сказать, но еще одна… Я заметил, что после болезни так бывает. Я раньше думал, зачем люди болеют, борются с какой-то заразой, которая зачем-то вообще, непонятно, а сейчас вдруг придумал, пока ты вниз ходила: болезни специально для того, чтобы человек после них хоть ненадолго вновь увидел, как жизнь прекрасна, увидел эти радужные цвета и свет, которые мы почему-то разучаемся видеть с возрастом. Ребенок же просыпается и для него каждое утро - это надежды и радость открытий, а мы… Но мир-то не изменился, это мы привыкаем к чуду. Вот для того и болезни, чтобы проваляться день или два в бреду и с температурой, а потом вдруг очнуться и снова увидеть мир новым и блестящим.
- Хм, не знаю, не знаю… - Кана сосредоточенно дула на черепок с напитком, явно считая в уме. - Так, одиннадцать раз, потом ладонью вот так махнуть три раза. И сказать: "горечь, горечь, приходи, силой стань и подними". Все, пей!
- Может, не надо, - сказал я, услышав про горечь. Кое-что из настоек Уины я пил. - Я в самом деле себя чувствую как заново родился!
- Пей!
- Вот ведь, Уины номер два мне только не хватало, - буркнул я, но черепок взял. - Будешь часто приставать, буду звать тебя Куина.
И выпил.