* * *
Я вывел велосипед за калитку, вынул из "кобуры" тряпку, протер крылья и раму. Этим летом ничего нового я к велику не добавил, только наклейку на "кобуру", "ВАЗ-2106" – привез из Москвы.
У колонки стояли два дядьки и что-то пили из бутылочек с желтыми наклейками. Такие бутылочки постоянно бросали в бабушкин огород – ее забор был рядом с колонкой. На наклейках было написано "Настойка календулы".
– Что, выезжаешь в рейс? – спросил один.
Я не ответил, оттолкнулся от асфальта, перекинул ногу через раму, сел, крутнул педали.
– Э, стоять! – крикнул пацан в желтой майке и облезлых спортивных штанах. Он и еще два стояли у магазина в Тишовке – деревне сразу за переездом. Я уже проехал магазин, и догнать они меня не могли. Я показал им фигу.
Я ехал быстро – по левой обочине, навстречу машинам – мимо памятника Неизвестному солдату футбольного поля, одноэтажной деревянной школы. Деревня кончилась. Дорога теперь шла мимо желтых полей. Впереди было Тишовское кладбище и переезд через дорогу на Минск.
Я привстал на педалях, чтоб не стукнуться задницей, и переехал пути. На развилке из трех дорог выбрал среднюю, съехал с асфальта. Метров за сто от дороги стоял высокий стог сена. Я прислонил к нему велосипед, встал на багажник, потом на сиденье, залез на самый верх. Было видно далеко: дома на Рабочем – сто семьдесят "а" и сто семьдесят "б", – автобаза, деревянные дома на Успенского и Ивана Франко, громоотвод и силосная башня в Тишовке. Нашего дома не было видно из-за деревьев. Я лег на спину. Небо было синим и без облаков.
Я разогнался, чтоб побыстрей проскочить магазин: вдруг пацаны еще там.
– Стой! Дяржы яго!
Я повернулся. С теми пацанами был еще один – на мопеде. Он поехал за мной, остальные бежали следом. Справа начиналось кукурузное поле.
– Ну-ка, стой! Щас буду таранить! – орал пацан на мопеде.
До поворота к Рабочему осталось метров пятьсот. Пацан на мопеде уже меня догнал и ехал рядом.
– Тормози! – крикнул он и толкнул меня.
Я упал вместе с великом в кукурузу. Пацан остановился, слез с мопеда, подошел.
– Можаш у…бывать. Тольки велик астау нам. – Он захохотал.
Подбежали остальные.
– Э, хуля ты утякау?
Пацан в желтой майке стукнул мне кулаком в живот.
– А велик – ничога, да? – Другой пацан потрогал брызговик с катафотами. – Аткуда столька катафотау? У каго попер?
– В "Спорттоварах" продавались…
– Не гони.
– Карочэ, снимай усе катафоты и брызгавик – и можаш ехать. Паняу? – Пацан в желтой майке схватил меня за рубашку, тряхнул, отпустил. Я расстегнул "кобуру", вынул универсальный ключ.
* * *
Леша и Наташа, обнявшись, сидели на диване и смотрели телевизор. Шел фильм с субтитрами – "Здравствуйте, я ваша тетя".
– Чего ты такой грустный? – спросила Наташа.
– "Кресты" в Тишовке катафоты поснимали. И брызговик.
– Я тебе говорила – не езди туда один…
– Леха, пошли, со мной сходим – найдем их…
Леша глянул на экран, потом – на меня.
– Кого – их?
– Ну, "крестов" этих. Здесь недалеко – пятнадцать минут пешком. Или можем поехать на велике – ты на седле, а я на багажнике или на раме…
– Знаешь, Игорь, что я тебе скажу? Такие проблемы надо решать самому. Да, я могу с тобой пойти, а что это даст? Ну, вернем мы, допустим, твои катафоты – если, конечно, вернем. Может, они их уже сбыли. А если и нет – вряд ли они там сидят и ждут, когда мы придем. Надо научиться за себя стоять. Если поставишь себя так, что можешь защититься, то никто и никогда тебя не тронет…
– Тебе легко говорить, – перебила его Наташа. – Ты дзюдо занимался пять лет. Конечно, ты мог за себя постоять…
– Да, занимался, но это – не главное. Если проигрываешь в силе, надо головой работать. Сила – не только в руках, но и здесь. – Он потрогал пальцем лоб. – Найти такие слова для этих "крестов", чтобы они тебя не тронули. Понял?
Я кивнул.
– И нечего расстраиваться из-за всяких катафотов. Говно это все, выпендроны.
– Иди поешь чего-нибудь, – сказала Наташа.
Я зашел в ванную.
В зале Наташа негромко сказала:
– Ты это ему специально наплел, потому что не хотел с ним пойти? Скажи мне честно, я тебя пойму…
– Нет, я действительно так думаю. Пусть учится стоять за себя. Думаешь, меня никогда не обували? Всякое бывало…
* * *
– У нас в школе создадут общество трезвости, – сказала мама. – Приказ пришел из районо: в каждой школе должно быть общество трезвости…
Мы втроем сидели на диване – я, мама и Наташа. По телевизору шло "Время".
– …прямо на педсовете завели разговор – чтобы выбрать председателя. Селецкая предложила военрука – Семена Сергеевича, а он – ни в какую. Говорит: я употребляю.
– Что, алкоголик? – спросила Наташа.
– Ну, не алкоголик, конечно. Если бы был алкоголик, то в школе его бы никто не держал. Так, выпивает, наверно… Раз сам говорит.
– И кого потом выбрали? – спросил я.
– Ты что, всех учителей в маминой школе знаешь? – Наташа засмеялась.
– Нет, просто интересно…
– Выбрали физкультурника Гомонкова.
– Он что, не пьет вообще? – спросила Наташа.
– Не знаю. Может, и пьет. Но не отказался же…
– И что, всех учителей заставят вступить?
– Этого еще точно не знают. Как районо распорядится…
Щелкнул замок. В прихожей послышался шум. Папа заглянул в зал, оперся рукой о косяк двери.
– Ну, куда ты в ботинках? – сказала мама.
– Ладно… Спокойно… Все будет как надо…
* * *
В окно бабушкиной кухни был виден двор соседей, Боголюбовых. Юлька – она училась в третьем классе – подбрасывала вверх котенка и ловила. Боголюбовы держали двух котов и кошку. Раньше был еще третий, но его какие-то малые повесили на дереве у забора ремзавода.
Бабушка положила мне толстый блин, намазанный маслом, разрезала на четыре части. Я взял один кусок, стал жевать.
Стукнула дверь в прихожей, зашел дядя Жора в старых вытертых джинсах, внизу подшитых кожей, чтоб не протирались, и черном штроксовом пиджаке, с "дипломатом". Он поставил "дипломат" на пол, пожал мне руку.
– Ну, как дела? – спросил он и придвинул стул к столу.
– Какие у нас могут быть дела? – сказала бабушка. – Ты сам знаешь: с утра до вечера в огороде. Ты ж не придешь, не поможешь…
– Ты все прекрасно понимаешь, мама. Я давно сказал, что заниматься огородом надо в меру сил и интереса. Парник накрыть, картошку выкопать – это я всегда готов помочь. А в земле копаться – это не мое… А молодое поколение как поживает? – Он подмигнул мне.
– Учеба началась…
– Что-то ты без радости об этом говоришь…
– А какая может быть радость?
– Что, совсем все неинтересно? Ни один предмет не нравится?
– Не-а.
– Это плохо. Хотя и от учителей зависит. В основном от них.
Бабушка поставила дяде Жоре тарелку, положила блин – такой же, как мне.
– А у меня кое-что есть к блину. – Дядя Жора встал, наклонился к "дипломату", вынул две бутылки "Жигулевского" с желтыми наклейками. – Пиво будешь? – спросил он у меня.
– Ты что, рано ему еще пиво, – сказала бабушка. – Тем более сейчас… Воюют же, чтоб не пили…
– Немного можно, – сказал дядя Жора. – Давай два стакана.
Бабушка поставила стаканы на стол. Дядя открыл бутылку, налил мне половину, себе – полный. Мы чокнулись. Я отпил. Мне не особо нравился горький вкус пива, но раз все его пьют, значит, что-то в нем есть такое.
– Что у тебя слышно с квартирой? – спросила бабушка.
– Пока ничего. Ты же знаешь нашу систему – пока лет десять не простоишь на очереди, ничего не будет. Это как минимум – десять. Особенно, если эта очередь в районо…
– И что, так и будешь все время в общежитии? А почему ко мне не хочешь перейти? Комната свободна все равно, места хватит…
– Ты же знаешь прекрасно – я люблю независимость. А для тебя я всегда буду маленьким мальчиком, будешь стараться меня контролировать. Каждый мой шаг…
– Жениться тебе надо, Жора…
– Нет, мама, даже и не говори про это. Кто раз обжегся на молоке, тот теперь и на воду дует. Пословица глуповатая, но правильная.
* * *
Я писал задачу по химии в полуобщую тетрадь – "московскую", с гладкой бумагой. Мы с папой летом привезли десять штук: половину – мне, половину – Наташе. За окном мотались ветки с желтыми листьями. В зале, за закрытой дверью, говорили Леша и Наташа. Дверь спальни была тоже закрыта, и я ничего не слышал. Я отодвинул стул, подошел к двери, приоткрыл.
– …Ну и что я тебе скажу? – говорил Леша. – "Жди меня, и я вернусь", да? Два года – это долго, и я не хочу всей этой тупости: письма, слезы, обещания. Это… Ну, я не знаю, на уровне каких-нибудь колхозников…
– Я даже не задумывалась никогда, что тебе скоро в армию…
– И хорошо, что не задумывалась. Так лучше – без всяких мыслей про то, что будет завтра. Просто жить сегодняшним днем…
– Я не хочу, чтобы ты уходил…
– Как будто я хочу… Надо сказать спасибо Андропову – или кто тогда был, когда решили брать студентов? До этого же не брали, "военка" – и все…
– Ты переводишь разговор на другое. Тебе все равно… Уходишь ты, не уходишь, потому что тебе на меня наплевать…
– Это неправда, и ты это знаешь. Но я не хочу, чтобы мы себя как-то привязывали друг к другу на целых два года, ты понимаешь? Это тупо…
– Ты козел! – закричала Наташа. – Тебе на меня насрать! Ты – мудак! Пошел вон! Пошел на х…!
Я ни разу не слышал, чтоб Наташа ругалась матом. Я захлопнул дверь спальни. Резко открылась дверь зала. Леша прошел в прихожую.
* * *
Я и Коля обогнули аптеку, перешли улицу. На сто пятидесятом доме уже зажглись буквы "Слава КПСС". Года два назад "л" упала вниз – хорошо, что никого не убила. Новую поставили в этом году, к Первому мая. Днем было видно, что она немного меньше, а ночью, с лампочками, все буквы казались одинаковыми.
От кулинарии пахло сладким – наверно, пекли пирожки. Двухэтажный дом рядом со столовой был огорожен деревянным забором – его ремонтировали.
– Я тебе говорил, что в этом доме раньше жила моя бабушка? – спросил я. – Еще до войны…
– Что, такой старый дом? – спросил Коля.
– Да. В тридцать седьмом году его построили или в тридцать восьмом… А когда дедушка пришел с войны, они переехали в свой дом на Моторной. А знаешь, кто потом жил в той самой квартире, где бабушка?
– Нет. Откуда я знаю?
– Меленков, он у нас до четвертого класса учился. Помнишь?
– Конечно, помню. Мы с ним в один сад ходили. В пятьдесят первый…
– И ты был у него дома?
– Нет.
– А я был один раз. Там такая большущая комната, и в ней печка. И нет горячей воды, только холодная, а туалет – на улице. Потом его родокам дали квартиру на Шмидта, и они переехали…
На пустыре между автобазой и сто семидесятым "б" пацаны играли в футбол. Было темно, но поле освещал прожектор с автобазы.
– Пойдем, посмотрим, как играют? – спросил я.
– Ай, неохота.
– Ладно.
Мы перешли улицу.
– Ты в кружок свой еще будешь ходить? – спросил Коля.
– Нет.
– Почему?
– Не хочу. Надоело. В жопе я его видел…
– Еще одну "Смену" бы выиграл…
– И что я буду с ними делать? Солить? И так уже две. Могу тебе одну отдать…
– Не надо. Я все равно фотографировать не буду.
– Давай с тобой запишемся в велоспорт, а?
– Куда?
– Не знаю… Туда, где есть. Может, во Дворце пионеров. Или на "Спартаке"…
– Тебе что, нравится велоспорт?
– Ну да, а что, тебе – нет?
– Не, не очень. Сидишь на спортивном велике, как дурак – жопу вверх задрал…
– Ни фига не как дурак…
– Не, не хочу. И времени нет – сейчас буду делать приемник…
– Какой?
– Обычный радиоприемник.
– И что на нем можно будет слушать?
– В смысле, какие волны?
– Да.
– Разные. Длинные, средние…
У Зеленого Луга стояли два троллейбуса. Мы прошли мимо ремонтной ямы. На дне была вода с масляным пятном. Навстречу по асфальтовой дорожке шла Оксана из Колиного дома под руку с каким-то дядькой.
– Что ты с ней не поздоровался? – спросил я.
– А я с ней никогда не здороваюсь. Она, когда я был малый, всегда смеялась надо мной и подкалывала.
– А сейчас?
– Давно уже перестала.
– Сколько ей лет?
– Не знаю. Девятнадцать или двадцать. На третьем курсе учится в "машинке". Видел, какой у нее е…рь – лет тридцать пять или больше.
– Откуда ты знаешь? Может, они просто гуляют. Или он ее жених…
– Старый дядька просто так гулять не будет. Ни за что. А твоя Наташка е…тся со своим пацаном? Как его, Леха, да?
– Откуда я знаю? И вообще, это тебя не касается…
– Я и не говорю, что касается. Просто спрашиваю.
– А я тебе отвечаю, что не знаю. Все, закрыли эту тему.
– Ладно, как хочешь. Просто что тут такого?
– Ничего. Может, пойдем домой?
– Ладно, пошли.
Мы развернулись, пошли обратно. Возле желтой квадратной будки ГАИ сегодня не было никого. Окна были закрыты ставнями. Обычно здесь всегда стоял гаишник с палкой и останавливал машины.
* * *
Из кухни шел странный запах – как будто газ. Я стащил с ног туфли, не развязывая шнурки, повесил куртку. Дверь зала открылась, вышел папа.
– Почему ты дома?
– Отпросился. Надо было съездить в одно место…
– А почему воняет газом?
– Наташа не выключила. По ошибке…
– А где она?
– Дома. Не волнуйся. Все в порядке… Возьми что-нибудь поешь.
– Я пока не хочу.
Я вынул из "дипломата" журнал "Modelar". Его мне дал Гурон – думал, может, я куплю, но я покупать не собирался, только посмотреть. Я сел за стол с журналом. Открылась и захлопнулась входная дверь. Застучали каблуки маминых сапог. Скрипнули петли двери в зал.
– Что случилось? – закричала мама. – Вы мне можете объяснить?
– Тихо! – сказал папа. – Игорь дома. Зайди и закрой дверь.
Я встал, подошел к двери спальни, приоткрыл.
– Это еще хорошо, что так все вышло. Можно сказать, повезло, что я отпросился с работы. А то представляете, что бы было? Хорошо, что она его еще только включила…
Мама заорала:
– Где была твоя голова? На три недели оставили вас одних, думали – будете дети как дети… И на тебе – полезла к парню в постель…
– Вас это не касается, я взрослый человек, – сказала Наташа.
– Посмотри-ка ты на нее – взрослый человек! Ты нас в гроб загонишь своими выбрыками! Взрослый человек…
– Ладно, давайте спокойно все обсудим, – сказал папа. – Надо что-то делать, что-то решать…
– А что ты-то решишь? – выкрикнула мама. – Тебе всегда на все плевать, ты ее никогда не воспитывал…
– А ты что, воспитывала?
– А у меня что, было время? Я с утра до вечера в школе, а потом тетради проверяю до ночи… Если бы у меня было время…
– А если бы у меня…
– Молчи! Хватит, наслушались уже тебя.
Я подошел к столу. Журнал был открыт на странице с чертежом самолета "Messer-Schmidt".
* * *
Наташа ходила по комнате, брала что-то в отделениях "стенки" и бросала в старую сумку "Олимпиада-80". Я сидел на диване и смотрел на нее. Магнитофон играл на малой громкости:
Все отболит, и мудрый говорит: Каждый костер когда-то догорит, Ветер золу развеет без следа.
– Я приду к тебе в больницу, – сказал я. – Не надо. Договорились? Не надо. – Это всего на несколько дней…
– Ладно.
– Леша ушел уже в армию?
Наташа не ответила, вышла из комнаты. Я подошел к телевизору, взял "Знамя юности" с программой. Сегодня ничего не было отмечено.
Наташа вернулась с зубной щеткой и тюбиком пасты "Мятная".
Макаревич пел:
Тот был не прав, кто все спалил за час, И через час большой огонь угас, Но в этот час стало всем теплей.
Я подошел к окну. По улице проехала свадьба – серая "Волга" и две "шестерки", синяя и красная. Все машины были украшены лентами. К капоту "Волги" была привязана кукла.