"Извините, уважаемый, вы в какую квартиру направляетесь? - очки нонконформиста отсвечивают глянцем подозрительности, если не страшной догадки. - Часом, не в двенадцатую?"
"В квартиру номер двенадцать плюс один, - гремит где-то наверху мусорное ведро. - К вашей соседке - Софье Казимировне".
Телефонная интермедия
"И не забудьте паспорт. Без паспорта не пустят".
"Да кто, в конце концов, со мной говорит?"
"Я - непокоренный советский человек!"
"Ну и чего хочет непокоренный советский человек?"
"Я вас спрашиваю - вы пойдете в тюрьму или нет?"
"Да зачем мне в тюрьму-то идти?"
"За правду бороться!"
Мусорное ведро
Все смешивается в доме Фуражкина, когда какой-нибудь остолоп ни свет, ни заря звонит по телефону с идиотским вопросом или подпившие гуляки спозаранку в дверь барабанят: "Открывай, Фуражкин, это мы пришли".
"Кто это - мы?" - пищит чужим фальцетом хозяин, пытаясь ввести гуляк в заблуждение.
"Как кто? - не поддаются на уловку незваные гости. - Мы - это Мылиция".
Приходится открывать дверь и впускать, предупреждая на пороге: "Тише, жену не разбудите".
Вламывается милицейский наряд - два добрых молодца мускулистых, две добрых дубинки ребристых, с перегаром на коротком поводке. Обнюхивают туалет, заглядывают на кухню, обнаруживают мусорное ведро и говорят: "Собирайся, едем в участок".
"Да зачем мне в участок ехать?" - недоумевает Фуражкин.
"Там узнаешь, - объясняют добрые молодцы. - Ведро мусорное с собой прихвати".
"Да зачем мне ведро-то прихватывать?"
"Там узнаешь".
Сидит Фуражкин в участке - окна синей тьмою зарешечены, стены желтой охрою окрашены, плакаты красной краскою испачканы. На плакатах от руки надписаны разные частушки. Например:
Стоять четыре ночи кряду
Пришлось благодаря наряду,
Бутылке крепкого винца,
А также мужеству бойца!
Под плакатами пустые столы нагромождены, на столах тусклые лампы засвечены. Сидит Фуражкин в участке - потертая фуражка в руках зажата, мусорное ведро между ног - бумагу читает.
Заявление
Обмолотова Василия Ивановича.
Прошу разобраться в совершении варварского нападения на беззащитную достопримечательность - Софью Казимировну Дырку, проживающую в моей квартире и имеющую всемирное значение. Вчера в шестом часу я покинул квартиру и вместе с женою отправился на презентацию дубовых гробов, размещенных под картиною "Вечный покой", куда был приглашен от имени художника Левитана. В это время неизвестное лицо, обладая мусорным ведром, обманом проникло в мою квартиру и проследовало на кухню к месту проживания Софьи Казимировны Дырки, ничего не подозревавшей. На кухне это лицо произвело противоправные действия, залив достопримечательность цементным раствором, извлеченным из упомянутого ведра. В ходе преступления туда заглянул мой дальний родственник, который является приезжим студентом Бесплотных с периферии, и спросил: "Что вы делаете?" Неизвестное лицо сказало, что по поручению губернатора осуществляет подготовку города к юбилею. По возвращении с презентации гробов я встретил соседа - почетного газовщика Эша, который сообщил мне, что, находясь в парадной, видел человека в черной штормовке и с ведром, который интересовался маркой его машины, которая отсутствует. В дополнение хочу сказать, что Софья Казимировна Дырка по представлению научной и культурной общественности включена в программу празднования 300-летия Петербурга, а мой знакомый Фуражкин, которого я знаю по совместной учебе, не раз высказывался, что ее надо заткнуть и не портить праздник.
Объяснение
Фуражкина Алексея Ивановича
По поводу заявления гражданина Обмолотова могу пояснить следующее. Вчера в шестом часу я находился в Международном юбилейном фонде "Незабываемое торжество", где представлял свой проект летучего ангела президенту фонда - профессору Пустошке. При входе в помещение фонда я действительно встретил известного нонконформиста Эша, но никакого ведра при мне не было. Нонконформист Эш рассказал мне о фильме, который он снимает к торжествам, и мы расстались. Квартиру Обмолотова я по поручению губернатора вчера не посещал, Софью Казимировну Дырку не трогал и цементным раствором не заливал, а только в насмешку говорил, что ее надо заткнуть. Что касается моих личных отношений с гражданином Обмолотовым, то они у меня всегда были приличными, и никакой неприязни к нему я не испытываю. Для подтверждения моих слов прошу опросить гражданина Эша, машину которого я не угонял.
Возвращается домой Фуражкин из участка - мрачный, злой. А навстречу жена Марина, зевая, является из райского утреннего сна: "Дорогой, сегодня мне снилось синее-синее небо, синее-синее море, синие-синие купальники - мы с тобой на Ямайке. Кстати, а ты где был?"
"Ведро выносил".
Несоответствия
Загадочный город над вольной Невой
Готовится к дням своего юбилея,
И небо блистает над ним синевой,
И чайки крича-а-а-т…
Дядя Степа останавливает вращающийся круг звонкого голоса, отрезает ножницами кусочек случайного вскрика и склеивает концы звучащего четверостишия, придавая ему необходимую чистоту: "И чайки кричат под звездой Водолея".
Дом радио на Манежной площади - это лабиринт Минотавра. Как войти, так и выйти отсюда без путеводной нити невозможно. Прямо сидит задумчивым хомячком директор, направо шуршат магнитными записями архивные девушки, налево корреспонденты вьются проворными змейками. Через полчаса все меняется - прямо корреспонденты сидят задумчивыми хомячками, направо магнитные записи вьются проворными змейками, налево директор шуршит архивными девушками.
Но есть в Доме радио одна священная территория - студия дяди Степы. Посреди территории возносится алтарь - монтажный магнитофон эпохи блокадных стихотворений, перед которым молилась еще непокоренная Ольга Берггольц: "Никто не забыт, и ничто не забыто". Вот здесь и вращается тонкий круг победных речей, производственных интервью и душевных откровений.
Восходит к алтарю дяди Степы вездесущий летописец Тройкин, подносит подаяние - последнюю запись с последнего мероприятия, проходившего среди лесов и полей, на быстро развивающейся окраине Петербурга - в крематории печального образа.
Речь Яблочкова на открытии четвертой печи, записанная Тройкиным
Товарищи хм! В старой части города проживает миллион петербуржцев, прозябающих в ветхих и аварийных коммуналках. Эти люди сами не могут решить проблемы своего хм выселения из исторических памятников. Губернатор хм города ничего не делает для того, чтобы наши дорогие хм ветераны и блокадники получили к юбилею по заслугам. Между тем, оптимальное решение существует. Расчеты показывают, что половина городского бюджета тратится впустую. Если эти деньги получит каждая хм ветхая и аварийная семья, то, уверяю вас, она сумеет освободить исторические памятники и снять отдельную хм жилплощадь в лесопарковой зоне. Это будет настоящей хм заботой о здоровье ветеранов и блокадников.
"Нет! - отвергает подаяние дядя Степа. - Это не соответствует праздничному настроению юбилейного народа. Народ - не быдло. Народу хочется настоящих торжеств, с песнями о сверкающем пропеллере, с огнеметами ростральных колонн, с прыжками громового валуна. Послушай, какие дивные стихи сочиняют наши юные дарования в преддверии юбилея".
И снова запускает дядя Степа жизнерадостный круг чистого, звонкого голоса:
Кораблик, игла,
Церквей купола.
Царь Петр, скакун,
Громовой валун,
Сады, острова,
Оград кружева.
Праздник, салют,
"Ура!" - там и тут.
И так чист, так звонок этот голос, что немного стыдится Тройкин своего дотошного летописного дела, которое и понадобится-то неизвестно когда, неизвестно кому. А может случиться так, что в будущем потребуется не подлинное, а только светлое прошлое, и тогда все летописные старания пойдут насмарку.
Фашистская выходка
Статья Ульриха Шмидта в газете "VollFreihеit" (Германия)
Санкт-Петербург - "город культуры" - празднует триста лет с того дня, как русский царь Петр захватил эти шведские земли в устье Невы и основал новую столицу Российской империи.
Здания на Невском проспекте - главной магистрали города - кое-где кажутся покрашенными. Тротуары частично покрывает дорогостоящая плитка. Некоторые рестораны имеют юбилейные значки, на которых изображен план крепости Петра и Павла. Между тем, готический шпиль, возвышающийся над крепостью, вновь обладает фигурой ангела. За последнее время этот символ города реставрировался дважды, что указывает не в пользу его реставраторов.
"Они могут только покрасить фасады", - говорит 45-летний художник Сергей Иконников. Он считает, что служащие городской администрации коррумпированы. Не принимаются актуальные меры по улучшению существования простых людей. Их доход в лучшем случае составляет 50 евро в месяц. Дома, в которых они живут, находятся в ужасном состоянии. Поэтому многие испытывают ностальгические настроения по временам Советского Союза, когда были дешевыми продукты и водка - любимый напиток русских.
Сергей приглашает меня в кафе, которое находится на Невском проспекте. В заведении, ввыдержанном вкрасно-черных тонах, все происходит сдержанно и стильно. Гости сидят за стеклянными столами, пьют водку из бокалов с надписью "Генсек". На закуску предлагается "KGB-завтрак" (колбаски, 2 яйца, горох), "Сталинградский котелок" (говядина, морковь, картофель), а также мясное блюдо, носящее имя тоталитарного китайского вождя Мао Цзэдуна, который пользуется здесь все большей популярностью.
"Они хотят только покрасить фасады, - утверждает Сергей, занимающийся большой просветительской работой. - Но они совсем не хотят изменить сознание людей". По его достоверному мнению, в стране возрождается тоталитаризм, который напоминает правление Адольфа Гитлера. В доказательство своих высказываний он приводит жуткий эпизод, случившийся на днях с известной диссиденткой Софией Дыркой - этим ярким символом борьбы за свободу в России. Неизвестный штурмовик заживо замуровал ее в собственной квартире. Сергей уверен, что это сделано по приказу властей. "Они восстанавливают старые тоталитарные символы - советский гимн, красное знамя, - говорит он. - В то же время они разрушают новые памятники, свидетельствующие о давнем стремлении народа к свободному образу жизни".
Мертвопись
"Это было давно, когда я еще лапти собирал", - очкообразный нонконформист Эш гоголем прохаживается по своей мастерской, расположенной в подвале потустороннего мрака и ужаса. По углам мастерской валяются мотки колючей проволоки, обломки железных труб, груды пустых консервных банок. На стенах мерцают мертво-зеленые раки, ящерицы и прочие гады, пригвожденные к дощечкам. В тяжелом воздухе роится запах искореженного металла и жженых костей. Догадливая журналистка Апостольская, восседая на табуретке посреди потустороннего мрака и ужаса, зажимает нос платочком, надушенным французским ядом - "Пуазоном".
"Это было давно, когда я еще лапти собирал. Пошел однажды я в церковь - поглазеть на утварь à la russe. Подхожу к иконе Пантелеймона и вижу - внизу, у самых ног целителя, чернеет его подлинная косточка, оправленная стеклом и золотом. Целуют люди эту косточку и радуются, как будто к великой святости прикоснулись. Вот тогда и осенила меня идея мертвописи. Правда, мой знакомый Ермаков называет это профанацией святых мощей, да я на него, прохвоста, не обижаюсь. У него весь мир - профанация".
Нонконформист Эш зажигает автоген, демонстрируя догадливой журналистке Апостольской процесс изготовления необычного шедевра - синим лучом вырезает невообразимую конструкцию, формирует некую железную оправу и вставляет туда слегка опаленную куриную косточку, приговаривая: "И ныне, и присно, и навеки веков".
"Готово! - преподносит нонконформист громоздкий шедевр, произведенный на глазах восхищенной гостьи. - Это память о нашем романтическом обеде".
"Я слышала, что в Америке техника увековечивания костей ушла далеко вперед, - хвастается своими познаниями догадливая журналистка Апостольская. - Там вставляют в подобную оправу не только куриные останки, но и прах родственников".
"Темный у нас народ, дремучий! - вздыхает нонконформист. - Еще недостаточно образован, страдает пережитками тоталитарной дикости. Я хотел было предложить юбилейный проект творческой обработки трупов, так ведь народ не поймет - наотрез откажется от выгодного приобретения. Согласитесь, что наш крематорий работает впустую - ведь пепел можно использовать не только на примитивные удобрения, но и добавлять в различные краски, необходимые для создания великих полотен. Мало того, если очищенный прах нагреть на газе и сжать под высоким давлением, то можно получить отменные алмазы. В свободных странах так и поступают - делают из ненаглядных мертвецов бриллиантовые подвески и носят себе на здоровье!"
"Мне кажется, что подобные бриллиантовые подвески должны попахивать Освенцимом", - догадливая журналистка Апостольская по-кошачьи обнюхивает оправленную косточку с разных сторон.
"Какой запах? Какой Освенцим? - возмущается нонконформист. - Чистая, изысканная мертвопись! Мертвопись - это алмазный идеал свободы!"
Полномочный спецчеловек
"Теперь ты несешь в долину огонь своего автогена. Когда понесешь на гору дым своего творчества?" - возникает в мастерской Эша полномочный спецчеловек, откомандированный на берега Невы с центрального меридиана. Его мужественный лик блистает целеустремленностью холодных глаз медузы и свежевыбритой синевой магазинного цыпленка. На всякий случай он имеет черную визитку с радужными орлиными крыльями и надписью золотом: "Специальная служба". А сегодня случай как раз представляется всяким.
"Вот ты только что вспоминал своего знакомого фигуранта, - достает он из черной кожаной папочки чистый лист и приступает к составлению протокола ненависти. - Кто это?"
"О, это страшный человек! - нашептывает нонконформист Эш. - Понимаете, этот Ермаков был коренным отщепенцем и однажды начертал кровью на кирпичном брандмауэре: "Для духа нет преград", а потом установил на лодчонке иконку Богородицы и поплыл в гордом одиночестве прямиком на восток от солнца, на запад от луны. Никого с собой не взял, только Богородицу да своего любимого кота. Разумеется, по дороге его выловили и посадили в тюрьму за незаконное пересечение пространства".
"Это правильно. У нас пересекать пространство, да еще с котами, без разрешения нельзя. Ну а другой фигурант, с которым ты общался вчера?"
"О, это страшный человек! - нашептывает нонконформист Эш. - Понимаете, Фуражкин был боевым офицером и однажды без разрешения командования издал книженцию про секретный Александровский форт, где некогда учинялись ужасные злодеяния, был отправлен сражаться на Северный Кавказ, а потом, по возвращении, начертал в Офицерском собрании возмутительные имперские стихи: "Един есть Господь, потому и держава едина!" Какая к черту держава? Какой Господь? Прах один".
"Опасные люди, твои знакомые фигуранты. Кто пишет кровью и стихами, тот не хочет, чтобы его читали, а хочет, чтобы его выучивали наизусть".
"Опасные, очень опасные люди, все напрямик делают, без разрешения, - поддакивает нонконформист Эш. - Особенно тот, другой фигурант. Он ведь умеет стрелять из пушки! Когда я ему рассказал о необходимости перевести крематорий на рыночные рельсы, он предложил сделать из меня двенадцатый час - сначала сжечь в печи, потом зарядить пеплом Петропавловскую пушку и выстрелить в облака. Ну не выродок ли?"
"Где начинается рынок, там начинается жужжание мух, - режет ладонью воздух полномочный спецчеловек. - Ну а где начинается жужжание мух, там начинается процесс распада. Скажи, по поручению губернатора этот фигурант мог залить цементом Софью Казимировну Дырку?"
"По поручению он мог сделать что угодно! Хоть залить, хоть запить, хоть черту кочергой залепить. Одно слово - негодяй!"
"Подпишись в протоколе. Подпишись своей настоящей фамилией, а не шипящим псевдонимом".
"Как же, как же, я помню, что моя фамилия Живолуп, только никому не говорю, храню гордое молчанье, как декабрист. Так под чем подписаться?"
"Как под чем? Битый час толкуем, что твой знакомый фигурант совершил злодейский проступок - по поручению губернатора заживо замуровал Софью Казимировну Дырку, а ты как будто ничего не понимаешь".
"Так это он? Ну, конечно, он! Надо же, как я сразу не догадался, что это он. Вот паскудник!"
В мастерской пахнет искореженным металлом, жженой костью и прожженной подлостью.
Телефонная интермедия
"Сегодня, mon prince, этот вития опять разглагольствовал по телевидению, что я похитила научные кости мамонта".
"А мамонт-то вам зачем?"
"Вы лучше спросите, зачем он палеонтологам? Протирать тряпочкой, омоченной слезами нищеты? А я хочу собрать в Нью-Йорке киргизскую юрту, поставить рядом ископаемое и протрубить, как мамонт. Знаете, сколько можно будет заработать денег? Я уже договорилась, mon prince, и действую как американский гангстер. Его надо заткнуть".
"Кого - мамонта?"
"Мамонт, слава Богу, молчит уже десять тысяч лет. Надо, чтобы замолчал вития".
"Хорошо, я посоветуюсь с палеонтологами".
"Не с палеонтологами, а с патологоанатомами!"
Черная точка
В ту грозовую ночь, когда черная точка лишилась жизни, дежурил Самохин по городу. Еще недавно он был хранителем печати, особо приближенным к губернатору. Но сверху повеяли новые полночные веяния, и зазвучал воинственный голос Юдзана Дайдодзи: "Когда самурай становится отшельником, он берет в руки мухобойку, чтобы повелевать простой толпой". И тогда пришлось, сложив вчетверо первую подвернувшуюся под руку газету, превратить печать в обыкновенную мухобойку.
И тогда пришлось кабинет Самохина обустроить в духе сурового самурайства. Куда-то исчезли милые, прелестные вещи (невские картинки Бенжамена Патерсена, голландские курительные трубки, мушкетерские кувшины с изображениями ангелов из Вестервальда), которые волшебным образом ужасное бытие превращают в прекрасный быт. Бытие ведь всегда бездушно, пустынно, ужасно. Быт же всегда одушевлен, всегда исполнен тысячью мелочей, а потому всегда прекрасен. Но для самураев, становящихся отшельниками, быт уже не имеет никакого значения, превращаясь в мужественное бытие, лишенное очаровательной никчемности.