- Не только за это тебя из школы исключили. Даже у такого милого, деликатного человека, как твой директор, переполнилась чаша терпения.
- Но все-таки меня выгнали за водку, - сказал я.
- За распущенность, не за водку. За потерю элементарной ориентации в обстановке, за оголтелость и неуспеваемость!
Я упорно твердил, что именно из-за водки покинул школу, просто перепил.
Отец возмутился словами "покинул" и "перепил", но, к моему удивлению, заказал еще по бокалу.
Росписи на стене уже показались мне настолько никудышными, что я начал кривляться и морщиться.
- Прекрати строить рожи, - сказал отец, как видно принимая это на свой счет, - веди себя нормально.
Он хлебнул сразу полбокала.
- Как поступает наша мать? - вдруг сказал он задумчиво. - Она черное называет белым.
- А белое черным, - сказал я.
- Но почему она это делает? - спросил он.
- Просто ей хочется немножко пошуметь. Она обожает скандальчики, вот и вся причина, ничего страшного.
- Верно, верно, - сказал он, - она просто любит пошуметь, вот и вся петрушка, иначе зачем бы ей черное называть белым…
Словно спохватившись, что он слишком дискредитирует мать и мы слишком далеко зашли, он сказал:
- О своей матери ты должен всегда отзываться уважительно.
Элементарные слова прозвучали не просто. В них чувствовалось особое уважение самого отца к матери. И я верно понял. Он тут же добавил:
- Мать твоя прекрасно поет романсы.
Я терпеть не мог слушать мамины романсы.
- Романс не у каждого получается, - сказал он.
Не любил я, когда мать пела. Не любил романсы. По-моему, она неважно пела, а отец этого не замечал. Резкий мамин голос неприятно на меня действовал. Даже в раннем детстве я подбегал моментально к роялю, перешедшему к нам по наследству от ее родителей, дергал мамино платье и твердил: "Не надо! Не надо!" - "Почему он так не любит?" - удивлялась мать.
- Она поет хорошо романсы, - сказал я.
Бедная мама! Каково ей спать на уродливой кровати, несмотря на ее бесхозяйственность! И нет у мамы нарядов… Все мы бесхозяйственные - завелось во мне тоскливо, - все мы безалаберные, и отец, и мать, и я, и никто из нас не виноват. И никто другой не виноват. И мне стало тепло на душе и даже радостно, что мы все такие родные, безалаберные и бесхозяйственные. И жалко стало нашу семейку. И захотелось, чтобы мать сидела сейчас с нами, пила шампанское, закусывала мороженым, и пусть поет свои романсы, если ей приятно… Она сейчас одна, думает, провалившись в своей кровати, а может быть, рассматривает вырезки из журналов, "свой мирок". И мне захотелось извиниться перед родителями и дать слово…
Но я собрался.
Сам не знаю зачем, с какой стати, не отдавая себе никакого отчета, я вдруг резко сунул свою ложку в мороженое отца, выхватил большой кусок и, глупо хихикая, сунул себе в рот.
Отец быстро поднял голову, посмотрел на меня, бросил ложку на стол.
- Тупое панибратство! - сказал он, желая встать.
- Ну что ты, папа… - Чувствую неловкость, не в состоянии объяснить свой поступок. Ни в коем случае не хотел я отца обидеть.
- Ну что ты, что ты, папа… - повторял я растерянно, удерживая его.
- Хамства я терпеть не могу, - сказал отец.
- Я пошутил… папа, я пошутил…
- Идиотские шуточки.
- Больше не буду…
- Ах, - сказал он, - черт с тобой! - и махнул рукой. - Помнишь, как я за тебя саданул кружкой одному типу?
А как же! Я помнил. Хотя это было давно. Мы с отцом зашли в павильон выпить газированной воды с сиропом. Отец встал в очередь, а я (мне было тогда лет пять) подбежал к трубе и стал крутить кран. Торчит краник, я его и крутанул. Ну, и в стаканомойке вода пошла фонтаном. Люди хохочут, фонтанчик чистый, а продавец вылетает как чумной из-за прилавка и бьет меня кулаком по затылку, да так, что я свалился. Я ору, народ ахает, отец хватает кружку и тюкает ему по башке. Тот хватается за голову и выбегает из своего заведения с криком: "Караул!" За ним выскакивают посетители. Отец спокойно наливает себе и мне стаканы, мы пьем одни, как хозяева, в пустом павильончике и идем домой. "Не крути нигде краны, ты понял?" - сказал мне отец. Вот и вся история. После этого я нигде никогда не крутил краны, только и всего.
Мы вышли с отцом, почти обнявшись.
- У тебя такой сейчас возраст, - говорил отец, - просто у тебя глупый возраст, что поделаешь, вот и вся причина. Не век ведь ты будешь находиться в этом возрасте, ведь верно? Эх, все пролетит, пронесется, разная там шелуха отлетит - пфу! А самое здоровое, крепкое, нужное, вечное, настоящее останется, и делов-то - пфу, кот наплакал. А мать разоряется, развела антимонию, навертела, накрутила бог знает что, не раскрутишь. От женщин жди карусели, крутят-вертят, туда-сюда, и так и этак, а мать нашу обижать не надо… Отправляйся в лагерь, только в море далеко не заплывай. Ты с морем осторожно. Ты - талант! Меня всю жизнь угнетало знаешь что? Отсутствие во мне таланта. Нет, нет, это истина прискорбная, но факт. Если бы я остался на военной службе, я, может быть, и был бы сейчас генералом… Слишком много людей в моей жизни черное мне называли белым. Я хочу тебе сказать главное…
Но главное он так и не сказал. Может быть, у него самого не было этого главного, кто знает, или он забыл.
- Здорово, босяк! - услышал я совсем рядом.
Супермен и Вася. Подлетели как артисты, с реверансом.
Старые друзья по несчастью.
- Мальчишку не надувай, папаша, а не то мы тебе…
- Я вас не понял, - сказал отец.
- Его один уже надул, - сказал Вася.
- Это мой отец, ребята, - сказал я.
Они ни черта не поняли.
- И нас надули, - грохнул супермен мощно.
- Отстаньте вы, ребята, - сказал я.
- А что им, собственно, надо? Они твои знакомые? - спросил отец.
- Нас вместе надули, - сказал Вася.
- Значит, они твои знакомые, - сказал отец. - Хорошо. Вот что, - он повернулся ко мне: - Поезжай-ка ты скорей, сынок, по путевке комсомола от своих знакомых.
- Это мой отец, - сказал я.
- Шикарный папаша, - сказал Вася.
Отец увел меня.
На площадке нашей лестницы мы столкнулись с соседкой. В доме называли ее не по имени, а "красавица". Отец как-то сказал: "Более красивой женщины я в своей жизни не встречал. Вот бы сын привел такую жену!" Она спускалась с лестницы, а мы поднимались. Здесь отец меня удивил. Он с ней поздоровался и откровенно загородил дорогу. Стал ей рассказывать сбивчиво и неестественно, постепенно на нее надвигаясь, а она пятилась. "Что с вами, Сергей Николаевич?" - сказала она, и отец остановился. Она ловко выскользнула, с улыбкой. Он извинился.
- Замазюкал всю лестницу! - сказал мне отец грубо, когда мы входили в квартиру.
Очень давно я разрисовал стены на лестнице, что уж вспоминать! Пора ремонт, сто лет прошло.
19
"Дорогие папа и мама!
Чем бы вас обрадовать в письме? Попросили меня написать в столовой клеевыми красками роспись, и я написал точную копию нашей стены. Начальник пионерлагеря возмутился, пришлось все замазать и написать пейзаж. От пейзажа он пришел в восторг и воскликнул: "Если я увижу твоих родителей, я вынесу им благодарность!" Так что вы получите благодарность, а я получу премию двенадцать пирожков, которые выделил мне повар. Он сказал: "Глядя на твой пейзаж из кухни, я чувствую, будто нахожусь на пляже, а не на кухне. Если ты мне, дорогой, напишешь такой вид на стене, напротив плиты, я обещаю кормить тебя всю жизнь в любой столовой, где я буду работать!" Все в полном порядке. Рисую стенгазеты и пишу пейзажи, чтобы не считали меня совсем "неисправимым типом". Происходил тут очень веселый матч. Во время родительского дня гремело радио на весь лагерь: "Товарищи родители! Кто желает участвовать в футбольном матче против своих детей, просим подавать заявки. Немедленно подавайте заявки, кто хочет сразиться со своими детьми!" Собралась родительская команда и ребячья. Я вошел в родительскую команду, сами понимаете, из детского возраста вышел. И пошло! Был футбольчик! Родительская команда выскочила на поле - кто в трусах, кто в брюках, кто в чем. Все босиком. Дети кинулись в атаку с первых же минут. Родителям мешал смех, они хохотали и поэтому плохо играли и бегали. Некоторые родители, не выдержав смеха и борьбы, сошли с поля. Я тоже вышел из игры: от смеха не держался на ногах. Осталось трое чьих-то отцов. Они играли до конца. Игра закончилась со счетом 12:0 в пользу детей. Живу я в хорошей комнате, имею новую кровать, матрац и белоснежные простыни, ни одного клопика…"
Дальше я писал, что чувствую себя хорошо, нужно идти вперед: описал, как садится солнце за море, и как оно восходит, и как меняется море при разной погоде.
20
Лето пронеслось. Арбузы, дыни, помидоры, виноград и огурцы! Айва, инжир, гранаты - лучшая пора! Песок и море. Небо и земля. Разрезай головой изумрудную воду. Бей волны на тысячи мелких брызг. Ныряй, кувыркайся, глотай и выплевывай море. Мчи из воды на горячий песок. Жги тело солнцем. Ходи на руках по песку от радости. Болтай от восторга ногами в небе…
Лето пронеслось…
21
Плохо, что у меня такие широкие трусы, такие широченные трусы, совсем не боксерские! Я стою в своих жутких трусах в долгожданном зале вместе с другими ребятами, а наш тренер Ислам Исламович, пригнув голову, смотрит на нас исподлобья, как будто вот-вот бросится в бой. Он с силой бьет кулаком в ладонь.
- Кто взял мои часы? - говорит он.
Я не брал часы, но мне все равно неловко. Ведь я украл краски. И мне кажется, он знает об этом и думает, что я украл часы.
- Дело не в часах, - говорит он хрипло. - Дело в том, что часы подарок. Мне подарили их. Вы понимаете это! Отдайте часы!
В зале тихо.
- Что, мне вас обыскивать, что ли? Я ни одного не выпущу отсюда, пока часы мои не будут на столе! Вот на этом столе, вы слышите? Разойдитесь к чертовой матери и давайте совещайтесь, и чтоб часы лежали на столе!
- Да вон они у вас на месте!
И вправду, часы на столе, но их там не было, это точно. Все удивились, и Ислам Исламович удивился и говорит:
- Хм… Ну, ладно. Все ясно.
А тот мальчишка, который крикнул, он издалека крикнул, он-то никак не мог их подложить, присвистнул даже от удивления, а тренер наш взял часы, положил их в маленький кармашек брюк и говорит:
- А ну, построиться!
Когда мы построились, он сказал нам:
- Внимание, ребята. Слушайте. Я ведь прекрасно понимаю, что часы подложили, предварительно их стянув. Таким образом, среди нас, честных, затесался вор. Этого нам не хватало! Ведь мы все свои, хотя впервые собрались сегодня здесь, на первое занятие. Что получится, если мы будем тянуть друг у друга втихомолку часы, штаны, рубашки, все подряд? Что получится тогда, милые мои? Мы останемся, ну, в чем нас мама родила! Вот здесь, в этом шкафу, инвентарь. Там перчатки, разные снаряды. Так, может быть, сразу и начнем, растащим все - и баста? Если могли взять мои часы, подарок, то ничего не стоит перерезать канаты и унести их в удобный момент! Что стоит растащить все, что здесь имеется? Никогда воры в этом зале не появлялись! Я отчасти восхищен, как ловко обделано, не знаю, кто из вас такой ловкач, и черта с два узнаешь…
Он, растерянный, прошелся по залу, готовый заплакать от обиды. Тишина абсолютная.
- Убирайтесь вон! Не будет сегодня занятий! Все до одного убирайтесь, я с вами сегодня никакого дела иметь не хочу.
Посмотрел на меня и как гаркнет:
- А штанов не нашел побольше?
Я растерялся и говорю:
- А что я сделал?
- Пошире, погромадней, что ли…
- Извините, - говорю, - я в следующий раз…
- Катитесь все отсюда до среды!
Мы побежали в раздевалку за перегородку, одевались молча, настроение у всех паршивое, не смотрели друг на друга, и никто даже над моими штанами не посмеялся, а я-то боялся, что все со смеху умрут после его слов. Не до моих штанов, слишком все ошарашены часами.
Я отправился домой через бульвар, по дороге сел на каменный барьер и открыл свою книгу "Боксеры и бокс", с которой теперь не расставался. Открывал ее всегда наобум, на любой странице и читал с восторгом с любого места. Так и не прочел ее с начала до конца по порядку, но зато всю в беспорядке. Некоторые места я перечитывал по многу раз, и всегда с интересом. Целые куски запомнил наизусть, шикарные места.
"Однажды, идя по поручению своей матери, - читаю я, - он пересекал футбольное поле, в то время как на нем шла тренировка. Внезапно мяч упал около него. Прекрасным ударом ноги он отправил его на другой конец поля. Сейчас же подбежал капитан одной из двух команд и закатил ему такую пощечину, что он долго лежал без чувств. Когда он пришел в себя, все эти парни поливали ему лицо холодной водой, чтобы вернуть ему сознание. Он возвратился к родителям и получил новую взбучку за то, что слишком долго ходил. В этот день ему решительно не везло.
Фитцсиммонсу было едва двенадцать лет. Он сейчас же решил отомстить длинному негодяю, который его побил. Он отправился к кузнецу и попросил подарить ему старые кожаные передники, разрезал их и сшил из них боксерские перчатки. С этого дня он проводил все свое свободное время, тренируясь со всеми своими товарищами. Восемнадцати лет, несмотря на то, что весил всего пятьдесят девять килограммов, он выиграл любительский чемпионат Новой Зеландии в тяжелом весе, побив четырех человек в течение одного вечера".
Я замечтался. Мне сейчас шестнадцать, а до восемнадцати пока далеко. Шифт-понч - "хитрый удар", знаменитый удар в солнечное сплетение Роберта Фитцсиммонса…
Вдруг кто-то меня взял за плечо, осторожненько, я и не заметил, как он подошел. Стоит и улыбается, как с неба свалился, но я его узнал. Сегодня в зале видел среди других ребят. Трусы у него были заграничные, где он их взял? Я пытался клеймо разглядеть, что за фирма, да издали не разобрал. А в раздевалке он слишком быстро штаны натянул.
- Значит, видел? - спрашивает.
- Чего видел?
- А ну, пойдем.
- Куда?
- Пройдемся.
Я соскочил с барьера.
- Не дунешь, - спрашивает, - или дунешь?
- Ты о чем?
- Не притворяйся. Ты же видел, как я часики увел. Нечего притворяться!
- Так это ты?!
- Да брось ты дурака валять!
- Не видел я, ты что!
- Во, верно! Молоток! Хотя и видел, а молчи.
- Да я и вправду не видел!
Он улыбаться перестал, рожу свою корчить.
- Шутишь ты или нет, не понимаю. Выходит, я тебе зря проговорился!
- Подлец ты! Вот ты кто!
- Ах, дунешь! Смотри вниз!
Я машинально глянул вниз, но в этот момент он вдруг согнулся, а потом резко выпрямился - прямо в лицо мне ударил головой. Удар пришелся в нос, ведь я нагнулся. Я чуть не сел. Вылетела из рук в кусты книга "Боксеры и бокс". Из носа кровь. А он бежал по тенистой аллее, и по спине его прыгали солнечные зайчики. Скорей всего, зайчики прыгали у меня в глазах. В каком виде я пришел домой - не пугайся, милая мамаша!
- Спасибо ему, спасибо, - сказала мать, увидев мое лицо.
- Кому спасибо?
- Секретарю горкома комсомола.
- А он при чем?
- А по чьей милости тебе сейчас морду разбили, как не по его рекомендации?
- Что за чушь?
- Мне профессорша Фигуровская предрекала! Ну, разве это спорт?!
- Начались занятия, - сказал я, - вот и все.
"Он возвратился к родным и получил новую взбучку за то, что слишком долго ходил. В этот день ему решительно не везло…"
22
Начнет не везти, так пойдет! Будет раскручиваться невезенье, пока чем-то везучим не остановится, и тогда в обратную сторону покатится к сплошному везенью. Пропала Ирка для меня, пропала! Допустил оплошность! А что я сделал, я ничего не сделал! Вот именно, не сделал ничего, а надо было что? Не уезжать? Остаться? Она ведь тоже уезжала, какая разница! Сказать ей нужно было, обещать. Что обещать? Не собираюсь же я на ней сейчас жениться! В любви ей клясться? А почему бы и нет! Раз все кругом клянутся. Во всяком случае, ходит она сейчас с другим, и никто их отношений не знает. Дал бы я ему, а по какому праву? За то, что ее поджидает. Торчит возле нашего дома ежедневно, а потом за ручку вышагивают. При встрече она улыбается, по своему обыкновению, и говорит: "Приветик!" Неловко к нему подскочить и влепить ему с ходу, хотя и подмывает. Ни с того ни с сего получается. Ерунда выходит! Как мне быть?
Взад-вперед брожу по улицам и по комнатам. Родители интересуются, что со мной происходит. Выкладывай им сугубо личную жизнь!
…Не она, а другая мелькнула за углом, когда я бродил как шальной, - несчастные прогулки! Я кинулся за ней - скорей, не упустить! Вылетел из-за угла, да, да, она вошла в парадное, Лена-артистка! Не забыла же она, помнит, как нас гонял московский кинорежиссер, сплошные дубли…
Ждать здесь ее, пока не выйдет! Не упустить бы, только бы не упустить! Должна же она пойти хотя бы в булочную или еще куда… "Помнишь, как мы с тобой бежали, взявшись за руки, и улыбались?" А если она не узнает меня или не захочет узнавать? Заставить! Бежать за ней, ждать возле булочной! При чем тут булочная? Мысли скакали, заходили не туда. А вдруг я обознался? Полный бред! Вдруг не она? Зачем я здесь торчу? Сидеть здесь как болван, томиться…
Нет, нет, сидеть! Я опустился на ступеньку напротив ее парадного. Я дождусь ее, пойду с ней по улице, а навстречу Ирка со своим приятелем, приветик вам с улыбкой!
Темнеет. С места не сойду! Гляжу в черный квадрат парадного не отрываясь. Парадное сместилось вбок. Возвратилось на место. Галлюцинации начинаются, не иначе. Следить, вперед смотреть! Впередсмотрящий. Ну и вечерок!
Сидеть до конца. Хотя бы и до завтра.
…Вот - она! Под ручку с типом! Забежал вперед: Лена-артистка, а он кто? Может, это брат? Ха, брат! Сплошные братья! Хватит братьев, надоело, никакой он ей не брат, нет, нет, нет!..
Заметался я, заметался.