5
Зал полон. Висят на решетках окон, сидят на подоконниках, теснятся у дверей. Юношеские соревнования "Открытый ринг" вот-вот начнутся. Рвусь в бой. Здесь я встречусь с равным противником. Настроение боевое.
Кто он?
- Нету у тебя противника, - сообщает И-И.
Вот новость! Вылетел по жеребьевке, оказался без партнера. Трое в моем весе, третий лишний…
- Одевайся, раз так вышло.
- Не буду одеваться!
- Ну, ходи без штанов.
Стою в трусах с забинтованными кулаками, намерен надеть перчатки, а драться не с кем. До чего обидно!
- Почему именно я лишний, можете объяснить?
- Не ты один.
- Кто еще?
- Средневес.
- Где он?
Кинулся его искать, единственная надежда. Сидит, грустит так же, как и я, без противника. Умоляю слезно:
- Давай, друг, поработаем, хоть я и полусредневес. Упросим судей, главного судью упросим, чем мы не противники?
Хочется мне подраться, и ему хочется, войдите в наше положение, товарищи судьи!
- Нет вам партнеров, вам же объяснили!
- А разве мы не партнеры?
- Какие же вы партнеры?
- Разве мы не пара?
- Какая же вы пара?
- Но мы согласны.
- Оставьте, ребята, нечего голову морочить!
Напрасный разговор. Никто нас понять не хочет.
Никто в наше положение войти не хочет. Никто нам посочувствовать не хочет. Непонятые мы и отвергнутые. Выходят на ринг пары, а мы не пара. Не дают судьи нам подраться!
Прищурившись, смотрит на меня Азимов.
- Найдем, найдем тебе партнера, раз ты так стремишься, только не сейчас.
Молча оделись, вышли на улицу со средневесом, одинокие, с одинаковой сегодняшней судьбой, неполноценная пара, вовсе не пара, а недоразумение…
Дошли до угла, пожали друг другу руки и разошлись.
6
- Может, мне пока не ехать с разрядниками на соревнования? - спросил я у И-И. - Не так давно меня избили, как бы не повторилось.
- Когда это было, сто лет назад!
- Может, обождать?
- А ждать чего?
- Ну, потренироваться, подготовиться как следует, наверняка.
- Вот и потренируешься. В Кировабаде знаешь какие парни? Воздух там чистый, дышат ребята, как моторы, на винограде выращенные молодцы. Буйволиная закваска, только техники маловато. Имей в виду: если двинут, пропустишь удар - улетишь на небо, на облака к Христу, и останешься там отдыхать.
Смеется.
- Это мы еще посмотрим.
- Ого! Мне уже нравится! Этого я и ждал! Верно. Нечего бояться. Ты же не мешок, набитый опилками, а человек, не могут тебя безнаказанно бить, ни в коем случае. Защищайся и сам нападай - и порядок.
- Легко сказать!
- Пойми, нету у меня разрядников в твоем весе, ну, нету! Неполная команда, потеря очков. Поработаешь, раз-раз - и порядочек, а может, и заденешь удачно - совсем хорошо. Со средневесом, помнишь, рвался, а теперь назад?
По всему, он не очень-то мне верил, но другого выхода у него не было.
- Там меня подвели, теперь тут…
- Я подвел?
- А то кто? С разрядником я проиграл жестоко на ваших глазах, и опять… Я не трушу, но не хочется мне проигрывать, идти по стопам Дубровского, а начало похоже. Мало шансов победить.
- А закалка, опыт?
- Весь дух из тебя вышибут, какая уж тут закалка!
- Настоящий боксер должен отдавать удары, а не получать. Не боец, у которого вся морда кривая.
- Вы же виноваты.
- Не те мне попадаются, не те!
- А мне не те противники. Не думаете ли вы, что я могу выйти с чемпионом мира?
- Глупо, брось, не дури, пойми реальную обстановку…
- Которая не очень-то реальная для меня.
По-честному, ехать в общем-то я собрался, для себя решил, но поговорить хотелось, а он нервничал. Еще бы! Команда разваливается, отсутствует средневес, а кировабадцы состав выставили полностью. Давай, Володя, или нам труба.
- Рокки Марчиано, - начал он мне в ухо, - никого на свете не боялся, никого на свете! Его руки прозвали пропеллерами. О нем говорили: "Подставить себя под его удары все равно что сунуть голову под вращающиеся пропеллеры самолета!"
- При чем здесь Марчиано?
- Подставить под твою правую… Ты понял меня?
- Чего подставить? - делал я вид, будто не понимаю.
- Голову! Чего же еще?
- Кто же мне ее, интересно, подставит, скажите на милость?
Он меня уговаривал изо всех сил, а я кривлялся.
- Нет, я не могу, я не могу, - заволновался он, - меня с ума сведут, не те мне попадаются!
- Кто вам сказал, что я не еду? - сказал я.
- А ты не говорил?
- Ничего подобного.
- Правда?! - Он кинулся меня обнимать. - А столько беспокойства, столько опасений!
- У меня никаких опасений, - сказал я, - только вперед! - Хотя опасения были. Слишком уж он меня вперед толкал. Как я ни любил это слово, но осторожность в последнее время появилась.
- Те мне попадаются! - заорал он. - Что надо!
- Вас не поймешь, - сказал я, - те или не те?
Он не слушал меня.
- …Полную команду выставим, боевой состав, "Спартак" родной, бакинский, славные ребята, талантливая молодежь…
"Талантливая молодежь" собралась на вокзале. Полная команда, благодаря мне. Впервые в жизни еду на республиканское первенство "Спартака". Впервые еду один, не считая военного времени, когда я сбегал на фронт и меня возвращали. Ответственные для меня соревнования, не хочется проигрывать, буду стараться. Все, что накопил, - выложу. Впервые легально оставил школу, законно пропускаю занятия, предъявив бланк с эмблемой физкультурного ордена Ленина общества "Спартак". Впервые сказал мне директор: "Милости просим, желаю удачи, забей голов побольше". Он спутал бокс с футболом. "Забью, - сказал я, - так и быть". Укатываю впервые, довольный и гордый доверием, - не пустая личность на этом свете, талантливая молодежь.
Гудки и свистки паровозов.
Столпились вокруг И-И.
- Все собрались?
Пересчитали - все.
- Айда в вагон!
7
Побродили по городу Кировабаду. Серьезные спортсмены. Иду вразвалочку, член сборной "Спартака". Едим мороженое, шутим и хохочем, задеваем девчонок.
Вернулись быстро, чтобы не устать. Горит тусклым, слабым красным светом лампочка в нашей комнатке. Обои старые, облезлые. Кровати железные, ржавые, "железная" обстановка.
- Шахматистов, - говорит Дубровский, - не поселят в таком подвале.
- Будто ты видел, куда шахматистов поселяют.
- Мой брат шахматист, он останавливается в отелях.
- А это что, по-твоему?
- Одно название.
- К шахматистам уважения больше, народ интеллигентный, культурные запросы, они головой работают, а не руками.
- Это ты руками машешь, а я головой работаю, - отвечает Дубровский.
- То-то у тебя голова всегда на полу оказывается. Помолчал бы.
Ребята хохочут. Бедный Дубровский, достается ему всюду.
- Прекратите! - говорит капитан команды, тяжеловес, толстяк Фазанов. - Спать охота.
Никому спать неохота, кроме него. Подтрунивают над Дубровским, но не зло. Что значит - все время проигрывать. Невольно думаю о себе. Если я проиграю, надо мной так же будут шутить, второй бой подряд, а там третий… Не хочется думать о плохом конце.
Пролетает мимо меня подушка. В обратную сторону летят две. Встает с кровати обозленный Фазанов.
- Отдохните перед боем! - орет он. - Как детский сад! Взрослые люди! Наш самый молодой ведет себя спокойно (обо мне), и вы ведите себя спокойно!
Куда там! Подушка летит ему прямо в лицо. Он не успел увернуться. Летят и летят подушки.
- Кто бросил? - орет он. - Кто бросил?
Бесполезно орать, все бросают. Кроме меня. Новичок, неудобно. Лежу, наблюдаю за подушечной катавасией. Чем все-таки кончится? Засмотрелся, получил по затылку, довольно твердые подушки.
Фазанов кидается на кого-то, на него кидаются все. Смешная картина. Хохот. На толстяке капитане повисла вся команда.
Постепенно отцепляются. Капитан ворчит. Потные, возбужденные.
- Посмотрю, как завтра вы все проиграете! - орет Фазанов.
Летит последняя подушка… Укладываются в кровати.
- Послушай, - обращается ко мне средневес Шароев, - давай разомнемся, ну их всех, возьмем перчатки и разомнемся для формы.
- Где же мы тут разомнемся?
- Да хватит места, кровать подвинем и разомнемся.
Какого лешего сдалось ему разминаться перед сном, не пойму. Пристал как банный лист, даже перед ребятами неловко, будто я боюсь. И ребята ему:
- Да брось ты, Алеша, дурака валять, какие тут разминки.
- А чего, - отвечает, - разомнемся перед сном, чего плохого. Завтра бой, сегодня разомнемся.
Чудит и чудит.
- Вставай, - твердит, - разомнемся - и никаких.
- Не буду я разминаться, - ему отвечаю, - нет у меня желания.
А он свое.
Ребята меня просить стали: да разомнись ты с ним, чтоб отстал, бога ради, спать не даст.
- Пусть, - говорю, - с капитаном разминается, если на то пошло.
- Тебя просят, а не меня, - ворчит капитан, - нашли время, черти полосатые, завтра я о вас доложу.
- Я не собираюсь разминаться, понимаете вы это или нет? При чем здесь я?
- Брось, Шароев, - говорит капитан, - не нуди.
- А ты мне не указывай, - огрызается Шароев.
- Да разомнись ты с ним, - говорит капитан, - две минутки.
- Хотя бы одну минуточку, - попросил Шароев.
Я нехотя встал, мы надели перчатки, кровать не стали двигать. Он пошел на меня и двинул мне в нос. Мы вошли в ближний бой, я провел отработанную серию с акцентом на правый хук. Я попал ему точно. Он подскочил от удара и стукнулся затылком о кровать. Повалился на пол замертво, думали, он притворяется. Вскочили, подняли его, посадили на койку. Он мотал головой и ничего не соображал.
- Неужели ты его так ударил? - спросил Фазанов.
- Выходит.
- Вот тебе и размялись, - сказал Дубровский. - Как хорошо, что я с ним не разминался.
- Дурачье, - сказал Фазанов, - зачем было разминаться - не понимаю. Не команда, а шаечка. Гунны.
Приходил в себя Алеша Шароев.
- Что было? - спросил он первым делом.
- Была разминка, - сказал Дубровский, радуясь, что может отомстить за шуточки.
- Нет, правда, где я нахожусь?
Мы думали, он шутит. Но он не шутил.
- Кто? Кто? Кто меня ударил?
- Ну, он, он, - показывают на меня ребята и хохочут.
Шароев мотает головой.
- Я с ним не дрался.
- Да ты вспомни, вспомни!
Мотает головой.
- Не помню.
- Надели вы перчатки и вышли вот сюда, вот с ним поразмяться, помнишь? - Хохот.
- Нет, правда, что произошло?
- Ложитесь, - сказал Фазанов, - ничего не произошло, надоело.
- А я хочу знать, что произошло… - продолжал мотать головой и настаивать Шароев.
Мне все-таки кажется, он чуточку притворялся, а впрочем, может быть, и нет. Он никак не ожидал, что я его сразу встречу серией, да еще отлично поставленной. Внезапность и вышибла у него из головы все предшествующее удару. Слишком уж серьезно воспринял я его разминку, да так уж вышло.
Посмеялись. Успокоились. Перешли на рассказы.
- Прихожу на взвешивание, - рассказывает Ахмедов, - делаю прикидку, сто граммов лишнего веса, как быть? От всего освободился, живот пустой, а сто граммов все равно лишние. Плеваться решил. Плююсь, плююсь - пятьдесят граммов осталось, плевать не могу больше, как быть? Один друг говорит: постриги волосы, слушай, - курчавый не будешь, пятьдесят граммов не будет. Спасибо, друг! Стригусь, взвешиваюсь, точка в точку выходит, другу спасибо. На ринг выхожу, главный судья кричит: "Постойте, постойте, боксера, которого сейчас объявляли, я знаю, а на ринге не он". Я - не я. Говорю - я, говорят - не я. А кто я?
- Хватит якать, - говорит Фазанов.
- Досказывай, досказывай! - кричат.
- Досказывать? Могу не досказывать. Ладно, досказываю. Кто - я?
- Это ты уже рассказывал.
- Ладно. Как - не я? Тогда где я? Говорят - не я… Вот так!
- Ну дальше, дальше.
- Дальше принесли мое дело с фотокарточкой, смотрят, говорят: не я. А где я?
- А дальше?
- Я говорю: там я. Карточка моя. Они говорят: не я. Как так?
- Дальше что, в конце концов!
- Дальше сейчас. Советую: закройте рукой лоб, тогда увидите, что это я.
- Увидели?
- Увидели.
- Все?
- Все.
- Дальше ничего не произошло?
- Ничего.
- Давайте спать, - говорит Фазанов.
8
Ринг установлен в парке на летней эстраде, сюда, за кулисы, доносятся свист и крики. Кировабадцы реагируют активно. Стараюсь скинуть волнение, но плохо удается. Раскрываю свой чемодан, машинально рассматриваю внутреннюю сторону крышки, обклеенную знаменитыми боксерами: улыбающийся Джо Луис, Щербаков, нокаутирующий противника, Огуренков в бою… Нервничаю я, нервничаю. Захлопываю крышку. Скорей бы на ринг, тягучее ожидание. Невольно поглядываю на своего противника, крепко сколоченного, широкоплечего. Мне его показали сегодня днем во время установки ринга. Сейчас, в трусах, без майки, он выглядит куда внушительнее. Шепчется с чернявеньким парнишкой, косятся на меня. О чем шепчутся? Зачем косятся? Вспоминается: "выращенные на винограде молодцы, буйволиная закваска".
Незнакомый чернявенький направляется ко мне.
- С ним работаешь? - спрашивает он, кивая на моего противника.
- А что?
Чернявенький хватается за голову, делает испуганное лицо.
- А в чем дело?
Чернявенький качает головой, ай-ай-ай, ему меня жалко, попаду я в переделку, противник мой ужасен.
- Чем ужасен? - выдаю свою волнение.
Пугает меня чернявенький, запугивает. Дешевенький прием, а неприятно. Спокойно, не поддавайся артистам. Послал его подальше, таскаются тут всякие, кто его сюда пустил! Но настроение он мне все-таки подпортил, хотя и до этого оно было не на высоте. Проклятое воображение подводит.
Чернявенький вертится рядом, не отстает. Причмокивает языком, паясничает, пугало огородное. Наподдать бы ему взад, чтобы не кривлялся. Гримасничаю в ответ. Показываю, как уложу его приятеля. Подкатывает злость. Надоело идиотское запугивание со всех сторон. Непонятно, почему И-И так старался: "улетишь на небо, на облака к Христу, и останешься там отдыхать". Злость расползается во мне, наполняет меня всего. Кто улетит на небо? Я улечу? На небо? Я улечу?! Кажется, меня вызывают? Очень хорошо, меня вызывают, сами вы улетите на небо! Разозлили человека до предела, этого вы добивались? Сучу нервно ногами, подпрыгиваю, разогреваюсь, не могу ждать. Вбегает разгоряченный Ахмедов, на ходу разматывает бинты, они путаются у него под ногами.
- Выиграл! - орет он. - Выиграл!
- Следующие! - кричат в дверях.
Счастливый Ахмед, весь сияет.
- Подбери бинты, запутаешься ногами, поздравляю, молодец! - хлопаю его перчаткой по спине, спешу к выходу, очередь моя.
Я перелез через канат в свой угол, Азимов уже поджидал меня там. Рядом с ним Дубровский, он сегодня проиграл свой семнадцатый бой. И все-таки И-И к нему привязан, вот даже сейчас - помощник секунданта. Над глазом пластырь, разбили ему сегодня бровь головой, бой прекратили, победу присудили его противнику. Вид у Дубровского деловитый, немного суетливый, весь ушел в секундантство, живет он боксом, дышит рингом…
Странно, шпарит над самой головой динамик:
Приезжайте, девушки,
Приезжайте, девушки,
К нам на Дальний Восток!..
Прыгает на ринг мой противник.
Наяривает радио:
Приезжайте, девушки…
Так гонга не услышишь, бокс с музыкой, музыкальная история, уберите музыку!
И-И рассвирепел:
- Уберите музыку!
Побежали, выключили, а зачем включали? Подумали, что перерыв. Ах, перепутали, понятно. Опять что-то напутали, перепутали, на нервы мне действует ожидание, понимаете вы или нет? Перегорел весь, переволновался, сейчас кинусь сразу вперед, ничего не знаю, не помню, чему меня учили. Все ушло куда-то в сторону, жду гонга, провалились моральная подготовка, настойчивые советы (ноги уже), полезу я как бык!
Выхожу на середину, пожимаем руки, расходимся но углам.
Гонг!
Я поворачиваюсь и осатанело бросаюсь на него - впрочем, точно так же, как и он на меня. Мы встречаемся на середине, и начинается рубка, дикий бокс, удар за ударом, бестолковщина, я уже не в силах перестроиться, злость толкает меня вперед и вперед, но смять его не удается. "Буйволиная закваска" прет как танк, хотя при разумной тактике, умело соображая, с хитростью… Но я не в состоянии перестроиться! Убеждаюсь, что работать с ним вообще трудно, "неудобно", он не техничен, но силен и прет, наваливается, захлестывает ударами за голову, попадает по затылку, - приноровись к нему попробуй!