Избранные - Виктор Голявкин 27 стр.


"Товарищи! Дамы и господа! Президенты и космонавты! Англичане и папуасы! Отцы и матери! Мы берем одну палку, подразумевая, что это две палки. Подразумеваем только лишь исключительно потому, в силу того, я хочу сказать, что у нас под рукой, дорогие товарищи, нет другой, то есть попросту второй такой же палки. Итак. Дорогие, люди! Глядите сюда, глядите сюда: мы берем отмечаем один конец. Номером 1. Потом другой конец другой палки номером 2. (Надеюсь, вы не забыли, господа, что мы подразумеваем две палки, и не обращайте внимания, что у меня в руках сейчас, в настоящее время, всего лишь, как вы видите, - одна!) Итак. У кого есть ножичек? Ни у кого нет ножичка? У вас есть? Давайте сюда. Так. Итак. Мы что делаем? Мы надрезаем на обоих концах, то есть я хотел сказать, на каждом конце каждой палки такие, я бы сказал, небольшие углубления. Вы видите все? Так. Итак. Мы накладываем одну палку на, я бы сказал, другую. Вот так. Итак. Что мы находим в результате? В результате мы получаем, как каждый из вас, вероятно, понял, абсолютно идеальную палку требуемой длины.

Итак. Все. Я кончил, господа. Я приветствую вас, я приветствую!!!"

(Ученый идет под громкие овации, крики: "ура", "твою мать" и другие возгласы. Он машет рукой людям.)

После выступления этого уважаемого человека руки опускаются. Он сразу, с ходу, с размаху, блестяще, виртуозно, голословно, потрясающе, бесподобно, удивительно, выразительно, светски, талантливо, остроумно, ловко, фехтовательски, беспардонно (я частенько путаю слова, но не в этом дело), охватывающе, жульнически, безобразно, хамски, нахально, демагогически (опять не те слова!) дает понять, что вы ни черта не значите и ваше место на свалке, в помойном ведре, в угольной яме, в темном мешке, на том свете - где угодно! Он дает вам это понять всей силой своей учености, способностей, фантазии, изобретательности, сообразительности - чего хотите!

Когда я с ним был, он мне говорил: каждый странный, все странные. Другой одно делает, третий второе. Каждый свое. Каждый по-своему. Один, например, так считает: вот это вот интересно и странно. Другой наоборот считает…

Он мне истины говорил. Замечательный был человек - все знал. Он знал, что истины забывают и твердил их мне беспрерывно. В этом смысле я разделяю его точку зрения. Опять-таки смотря как понимать…

Мы сидели. Я увидел их, но подойти не смог. Они обиделись на другой день. Встречают меня, возмущаются. Я объясняю:

- Я нагнулся, и у меня штаны лопнули сзади по швам, и я не мог к вам подойти, хотя очень хотелось.

Требуют:

- Покажите.

Я показываю:

- Полюбуйтесь.

Они остаются довольны. Пригласили меня обедать. Была курица. Суп с горохом. Яйца. Дыня. Фрикадельки. Антрекот. Зелень. Свинина. Редиска. Хрен. Утка. Лапша. Вафли. Пряники. Они знают, что я очень вафли люблю. Очень милые, милые люди…

Когда я был маленьким, папа мой уехал. И мы всей семьей стали думать, что он пришлет в большом ящике.

Он нам может прислать:

шоколадочки-бомбоньерочки,

печеньице с изображением Спасской башни Кремля,

монпансьеньице,

носочки,

и си…

А "и си…" сказал Рантик. Мой маленький брат Рантик. Потому он и сказал "и си…" Если бы он был постарше, он, наверное, сказал бы что-нибудь другое.

Вот сейчас, когда пишется повествование, величайшее, я бы сказал, из великих, непревзойденный роман (не обращайте внимания на мои слова, все так говорят. Ну если не говорят, так по крайней мере думают, ну а если не все, то некоторые из всех, и в таком случае не представляют исключения). Сейчас, когда я пишу, в этот исторический миг я вдруг вспомнил о радости творчества. Может быть, я бы не вспомнил о ней, не будь все так ею охвачены. А в чем, собственно, радость? В каком веселье? Мне трудно понять. Об этом я не имею понятия. Оно мне незнакомо. Я не встречался с этим. И, вероятно, не встречусь. Что делать! Я ведь такой веселый, такой весельчак, прямо дух захватывает у меня от веселья, и, конечно, мне трудно, сами понимаете, должны войти в мое положение, радость, о которой я вспомнил, не вяжется с радостью, которая в полном смысле - РАДОСТЬ. Хотя вполне возможно, что удачно законченное произведение того или иного сугубо творческого человека, вероятно, доставляет ему радость.

А когда он сидит и чиркает и вычеркивает - ну чего тут радостного, я не понимаю! Может быть, только одна-единственная мысль, сознание, что он некий богом данный пророк, чудо ума, некто способный осчастливить человечество своими мыслями и советами, - только эта мысль может по-настоящему дать ему бешеную энергию для сидения за столом и, соответственно, чирканья. Только эта мысль может дать ему умиление собой, а следовательно, некоторую радость. Но ведь это все так несерьезно! Несерьезно потому, что нет широты взгляда, охвата событий и прочего. Несерьезно еще и потому, что человек, возомнивший себя бог знает кем, новым учителем человечества, на самом деле таковым не является. Он не является таковым, и ни один человек не нуждается в таком, с позволения сказать, учителе. А если ему навязывают - совсем другое дело! Но, в общем, все трудятся. И я со всеми. По мере своих возможностей. И я ставлю этот роман выше каких бы то ни было предыдущих романов. О радости творчества? По-моему, нет такой радости и не бывает. Я люблю ходить. Плавать. Беседовать. Жарить, варить, парить, колоть, пилить, стоять, купаться, смеяться, жрать, спать, ездить, пить и даже иногда чего-нибудь такое написать и прочесть приятелям, чтобы они не думали, что я уж совсем ничего не делаю и даром живу на земле, от этого я чувствую некоторую радость.

Все писатели писали по разным причинам. Один писал оттого, что ему не хватало денег. Другому было что-то неясно или, наоборот, проще простого. Третий оттого, что, собственно говоря, может быть, тоже в какой-то мере что-то неясно или проще простого. Что, по-моему, совершенно естественно. И не так уж плохо.

А теперь дальше.

Вчера мне две мыслишки пришли, не очень серьезные и не так важные, в общем, мыслишки так себе. Ну я их, право, забыл. Тут мне еще две мыслишки пришли. Я и эти забыл. И все это в гостях. Ну какие там гости! Свои все.

И вот хозяйка мне говорит:

- Ты чего все забываешь? Чайник поставил и забыл.

- Какой, - говорю, - чайник? - Я и вправду забыл, что поставил чайник, я чаю хотел попить, попросил разрешения и ну, старые ведь друзья, сам все могу, зачем их беспокоить, вот и поставил сам чайник, чтоб, значит, выпить чайку.

- Ох, - говорю, - я поставил чайник, и вправду ведь я поставил чайник. - И пошел и отставил его от огня в сторонку. Но чай пить не стал. Не захотелось мне чай пить. Бывает так, ну и все. Просто мелочи. Хозяйственные дела. То есть чайник и прочее. Ну кастрюльки там, сковородки, да мало ли что! Ну, я не об этом. Я, значит, не захотел пить чай, ну и, само собой, делать нечего, раз чай не пью. Я идти собрался. Надел я пальто и шляпу. Посмотрел в зеркало, шляпу поправил и глаз почесал, ну, потом снял шляпу и снова надел, чтобы она, значит, лучше сидела. Ну, сами знаете, все ведь так делают. Ну и я со всеми. И говорю:

- Я пошел.

- Ну будь здоров, - говорят.

Я вздрогнул от этих слов. И говорю:

- Я вполне здоров.

- Не совсем, - говорят.

- А вы? - спрашиваю.

- И мы, - говорят.

- Значит, вы не совсем здоровы?

- Как хочешь думай, - хозяйка говорит. - Но мы так думает. Мы недавно что-то почувствовали. И в себе заметили.

У нас мысли по-разному шли. У нее одни были мысли, а у меня совершенно другие. И наоборот. У меня одни, у нее - другие. Так было всегда. Мы с ней привыкли к этому, и вдруг - бах! Мы однажды вместе подумали. Сразу. Вмиг об одном и том же. Испугались. А отчего - не знаем. Мы сильно испугались. Нам показалось что-то. А что - неизвестно. Мы ничего не поняли.

- А я тут при чем? - говорю.

- А ты подумай, - она говорит.

- Ерунда, - говорю. - Я здоров. Никогда, - говорю, - у меня так не было, чтоб я вместе с кем-то подумал. А если бы даже я и подумал, то что ж? Не пойму, что же в этом такого?

- А ты подумай, - она говорит.

Я стал думать. Что-то смутное стало ко мне приходить, уходить, возвращаться и расплываться в тумане. Но четкого ничего не было. Такого, чтоб я все понял.

Мы были с ним. Он говорит:

- Я однажды работал. И вдруг упал. Потом встал и сейчас же решил, что на улице праздник. Я перепутал год и месяц и очутился совсем в другом мире. Теперь скажи, что за мир это был? Я потом отошел и вспомнил. И все снова пошло как прежде. И, как видишь, снова прекрасно. Я знаю, какой сейчас год и месяц.

- Что за чушь? - говорю.

- Вот именно, - говорит он, - чушь. Не иначе. Но все же.

И он на меня смотрит. Как будто бы я нездоров. И я тоже смотрю, и мне кажется, что он ну, в общем, нездоров. А потом ничего. Все нормально. Я улыбнулся. И вышел на улицу. И ничего. Иду себе по улице. Дождь идет. И я иду. Все, в общем, в полном порядке. Потом я снял шляпу и так держу шляпу в одной руке, а другой рукой машу, иду себе.

Я шел совершенно спокойно. И рукой я махал не просто так. Я не совсем дурак. Я кое в чем смыслю. Я знаю, зачем я махал рукой. У меня так часы заводятся. Они от махания заводятся. У них подзавод, если хотите знать. Баланс амортизирован. Вот. Ну не в этом дело. Я шел. Вот так я и шел. И дождь лил на мою непокрытую голову.

И ко мне пришли мысли такие.

Как будто бы я сейчас должен уехать. Ну, не сейчас, конечно. А вообще. Мне, правда, некуда было ехать, вернее, не нужно было ехать, но ведь бывает, знаете, хочется ехать. Что с этого? Я считаю, ничего предосудительного, в конце концов. А что мне люди сказали, так все чушь, ну, ей богу, чушь, глупость! И к чему все и зачем и ой, Господи!

Будто правда уж все, что они говорят. Как они могут знать? Они себе в голову не залезут? Не залезут. А ко мне в голову залезут, что ли? Тоже не залезут. Никто, абсолютно никто не может залезть никому в голову…

Потом увидал карусели: слоны, кони, музыка, два-три жирафа. И дети, и взрослые. Крутятся, крутятся… иии-эх! Хорошо!

Я прошел мимо. И детство вспомнил. Был садик. И там я в песочке рылся. Ведерко наполнял и сыпал на голову Петьке. Как вспомню! Скандалы. И наши мамы. Конфет не дают. Мороженое не покупают. Петькина голова совершенно вся в песке. Меня ругают. Его уводят. Потом он выходит чистый с неправдоподобно вымытой головой. Мама его говорит мне: "Ты мне смотри, только вздумай, попробуй, вас много, его голова уже вымыта…" Я прячусь в угол и дико смотрю на его удивительно чистую голову, и долго думаю о себе, о своей голове. Вспоминаю школу, Анну Палну, Марью Салну, Инну Унну, Канну Исидоровну, канюченье, выучивание, замалчивание…

Вот так, вспоминая, махал я рукой, и часы мои заводились.

Я подошел к своему дому. И ничего не случилось на моем пути, ровным счетом ничего! Хотя вы, вероятно, рассчитывали, что произойдет нечто. Тут вроде бы ничего нет такого, что бы могло заинтересовать читателя. Но как бы не так! - скажу я вам - как бы не так! Вот что я вам скажу.

А вот один заявляет во всеуслышание:

- Кончайте этот бред! Так мы с вами не пойдем! Возьмите свой роман и повесьте его на гвоздик там, где он нужнее!

Я нарочно привожу его слова, чтобы обратили на них внимание. Я для того их привел, чтобы каждый дал бы ему по экземпляру моего несравненного романа, и пусть он идет с ним туда, куда он так настойчиво стремится, и пусть сидит там до тех пор, пока все экземпляры моего несравненного романа не уйдут на его необходимые в таком месте нужды. Его место там с моим романом! Пожелаем же ему здоровья, выдержки и созидательной работы!

Ах, почему я не дорожу своим романом, позволяя вешать его на гвоздик и давая возможность… я вас понял!

Я не даю ему никакой возможности, никакой возможности! Куда вы денете свои экземпляры, зависит от вас, а у меня не книжный магазин!

А вы что хотели сказать? Ничего? А вы? Ничего? Ну, пожалуйста, пожалуйста… ах, вы спрашиваете меня, кто будет это читать? Отвечаю: "Вы!" Ах, вы не будете? Почему же? Вам не нравится? Ну тогда не читайте, в чем дело. Вы школу окончили? Окончили. Молодец. Еще что-нибудь окончили? Не хотите отвечать? Почему же? Потому что плевали на меня и на мой роман? Тогда прочтите. Не будете читать? Напрасно. Если вы будете плеваться, как верблюд и не будете ничего читать, вы будете на очень низком уровне развития. Ах, вы будете читать что-нибудь другое? Вам полезно, полезно, начинайте прямо с букваря! Ах, никто не будет читать мой роман? Будут. Куда они денутся!

А вы, девушка, что так рот разинули? Ничего не понятно? Ничего? Ровным счетом? Совершенно? Ни-ни? Нисколечко? Вовсе? Правда? Ну, миленькая вы моя! Лю-лю! Ну ладно, ладно, не обижайся, девка! Что тебе обижаться! С такими-то ногами! С такой-то вирзохой! Ну вот, обиделась, ушла, вот что значит, когда человек не понимает, когда его хвалят, уважают. И не понимает, за что его хвалят и уважают. А за что же еще хвалить? Ну не за разинутый же рот, Господи, не за разинутый же рот, куда ворона может залететь, честное слово!

А вы что там шебуршитесь? Вши вас там заели, что ли?

О! Жму вашу руку! Вы меня отлично поняли! Наливаю вам стакан! Пейте, мой дорогой. Выпьем с вами! Оп-ля! Прекрасно!

Вы говорите, что здесь и понимать-то нечего? Конечно, нечего! Чего уж тут понимать, когда все понятно!

Меня извинят, что несколько суховатым языком рассказываю неприглядные верхоглядства, но не сердитесь. Я любил бы театр, если б там никого не было, в особенности актеров.

Что вы знаете о скипидаре? Что я раньше знал о скипидаре? Раньше я ничего не знал о скипидаре, разве что его можно намазать кошке под хвост и она будет бегать как рехнувшаяся. Но постепенно, учась и оканчивая, овладевая и распухая от знаний, все больше и больше возвышаясь от чрезмерных знаний и навыков, почуяв в себе ученость, я понял, что эта драгоценная жидкость идет на более важные дела и употребленье его под хвост бедной кошке пустяк в сравнении с его настоящим назначением. Я теперь уже знаю, что им разводят краски, им можно снять красочное пятно с ткани, пока краска не высохла. А раньше что я знал? Ничего! Однажды в крупном обществе я сказал прямо и открыто: "Вы о нем ничего не знаете! Вы знаете лишь только то, что некогда знал раньше я. Но сейчас я знаю гораздо больше, и кошке под хвост - это еще не все!" Как мне показалось, я произвел эффект потрясающий! Многие были поражены. Многие упали от восторга. Многие испортили воздух от чрезмерного удивления. Многие встали. Многие сели. Многие вышли. Почти все вышли. Остались двое. Остальным, видимо, было неинтересно. Потом вышли и эти. Я остался один. Один-одинешенек стоял я со своими новыми знаниями после потрясающего эффекта.

Теперь, если я что и знаю, то делаю вид, что я ничего не знаю, чтобы не попасть еще раз в такое неловкое, тяжелое, некрасивое, безобразное, неприятное положение.

А сейчас для отдыха заглянем на пир.

О! Тут весело! Тут очень весело! Тря-ля! Тра-ля! Тру-лю! Тру-лю! Все радуются и пожирают крупные помидоры.

Каждый помидор - дыня.

Каждый помидор - арбуз.

Каждый из гостей - выдающийся.

Каждый из гостей - потрясающий.

Каждый из гостей - великолепный.

Каждый из гостей - неповторимый.

Каждый из гостей - круглый.

Поют! Играют! Пляшут! Живо! Одни пляшут с одними, другие - с другими, другие с одними. Поют вовсю:

Помидоры! Помидоры!
Помидоры! Помидоры!

Потом едят суп с котом. Мы в этом мероприятии не участвуем, продолжаем веселую песню про помидоры.

Ну вот и побывали на великолепном вечере и довольны. Отдохнем от веселья лежа.

Легли? Полежали? Встали. Сели. Посидели. И опять легли. А куда нам спешить? Можно подумать, пожар где-нибудь. Когда спешишь, ничего хорошего не получится, это вы, наверно, и без меня знаете. Пожалуйста, не подумайте, что я поставил своей целью поучать и морализовать. Вовсе нет. Просто мы рассматриваем некоторые явления, не делая обобщений, раздумываем, углубляемся, где не грех, - посмеемся и взгрустнем и отдохнем от тяжести переживаний, и все такое прочее.

Большое внимание я уделял отдыху. И понятно, я воспитываю в вас бодрость духа, крепкое здоровье, железное нервное спокойствие. Ибо мне нужен здоровый читатель, а не какой-нибудь хлюпик. Слово "воспитываю" не понимайте буквально, будто я собираюсь перевоспитывать, ничего такого я делать не собираюсь, возиться с вами не могу, мне нужно самого себя воспитывать.

Но в то же время, беспрерывно со мной отдыхая, вы начинаете полнеть, наливаться здоровьем, хохотать, спать, бодреть. А если вы и до того были бодры, то и слава богу! Кто говорит, что это плохо? Боже мой, никто и не говорит.

Могут сказать, что я начинаю утомлять некоторым однообразием. Во-первых, к вашему сведению, тут никакого однообразия нет. А во-вторых, как вы можете мне это говорить, сталкиваясь с однообразием везде и всюду? Можно подумать, много встречаете таких писателей, и вам, видите ли, они уже наскучили. Чепуха! Я с удовольствием буду продолжать свое шествие по страницам. А если вздумаете мешать - отойдите лучше в сторонку. ОТДОХНИТЕ. А потом с новыми силами продолжайте чтение дальше. Ради смеха расскажу раз, два, три, четыре…

Во время урока физкультуры, подтягиваясь на турнике, издал странный звук. Сошел, пригнул голову, пришибленный и несчастный. Совершенно напрасно. На его месте я бы сказал: "Вы слышали? Еще хотите услышать? Сейчас попробую. Не получается! Вот досада! Никто мне не поможет?"

За столом издал странный звук. На рядом дремавшего пьяного произвело неожиданное впечатление. Он встал и сказал: "В чем дело?"

Друг сказал другу: "Привет!" И хлопнул по животу. В результате странный звук.

За столом в культурной семье издавали странные звуки всей семьей. И там никто не называл эти звуки странными. Они считали неестественным не делать этого. Хозяин начинал музыку, поддерживала его жена и отчаянно тарахтели дети. Я был у них в гостях. Они умилили меня. Они сказали: "На других мы производим более неприятное впечатление".

Фотокросс с мотоциклом. Кросс по кругу. Все бегут за мотоциклами. У каждого бегущего - три фотоаппарата. По условию. Самое интересное начинается, когда становится непонятно, кто за кем бежит и зачем вообще это нужно.

Зрелище прекрасное. Вид необычный. Все кричат.

Некоторые бросают фотоаппараты. Очко. Некоторые бросают по два - два очка. Иные три - три очка. Четыре очка - не бывает. В связи с фотоаппаратами. Только три. Но не четыре. Чем больше очков, тем лучше. Или хуже. Не в этом дело. Очки идут. Мотоциклы стучат. Все довольно мило.

Потом люди расходятся группами. Спорят. Хихикают. Бьют друг друга по морде. Крик. Ругань. Группы.

И все от чего?

Оттого все, что кросс фото-мото, и все.

И перейдем плавно и пластично к следующей теме, не менее важной и серьезной, с точки зрения людей порядочных, к которым мы относимся.

МОЧАЛКА! Сколько в этом слове для людей всех поколений и всех национальностей совпало!

По-русски - мочалка!

По-украински - вихотка!

Назад Дальше