Сикстинская мадонна ушла, хлопнув дверью.
А Викентий Викторович вдруг стал хохотать, задыхаясь от смеха, вытирая глаза платком. Это был смех от души, смех чрезмерно довольного человека и в то же время смех странный. Может быть, странным он мне показался потому, что я не ожидал его.
Он постепенно кончил смеяться, зачерпнул ложечкой варенье из моего блюдечка, положил его в рот и медленно съел.
Отпил глоток из моего стакана. Взял меня под руку, подвел к буфету, раскрыл настежь дверцы:
- Выбирай, выбирай себе самую лучшую воблу! Вкуснейшая рыба! Самую лучшую выбирай!
- Зачем мне воблу?
- Выбирай, не тушуйся! Ты не знаешь, какая она вкусная, бери! Вот эту красавицу! Ну, на! Самая большая, красивая вобла!
Взял и сунул мне воблу в карман. Я ее вынул, а он мне ее обратно. Что ж, пусть.
- Нам с тобой предстоит серьезная работа, бальзак! - сказал он, потирая руки. - Только морально устойчивая, несомневающаяся личность, как ты…
- Я не бальзак, - прервал я.
Он на миг остановился (как можно, мол, так неделикатно прерывать человека!), отпил еще глоток из моего стакана. Подошел к карте города. Большущая карта во всю стену. В руках он держал не то палку, не то ножку от стула, а шел, как на параде вышагивая. Ткнул палкой в карту:
- Вот здесь я живу! В центре города! Окраины меня не интересуют! Отсюда мы пойдем на демонстрацию под гром оркестра!
Да с таким видом, как будто он один живет в центре города, весь центр из него одного и состоит. Если на то пошло, я тоже живу в центре и ничего в этом особенного не вижу. Подумаешь, велика важность, пойдет на демонстрацию со своим ателье!
Что я морально устойчивый, несомневающийся, мне нравилось. Терпеть не могу, если меня ругают. А когда меня хвалят, я прямо весь загораюсь, у меня появляется дикое желание совершить выдающийся поступок, чтоб меня еще больше хвалили. Тех людей, которые меня хвалят, я обожаю. Они представляются мне настоящими людьми. Хвалебные слова в свой адрес я всегда воспринимаю полностью, сразу и отчетливо. А другие слова до меня доносятся обрывками, клочками, как нечто далекое, ненужное и неинтересное. Я сам в этом нисколько не виноват, так уж устроен. Хотя, может быть, и все так устроены, я над этим вопросом не задумывался. Вероятно, если вдуматься, не очень-то симпатично выходит.
Он палку не опускал, держал ее воткнутой в середину карты и тараторил без умолку.
- Как мне тебя называть? - вдруг заорал он, бросая палку в угол. - Милостивый государь или ваше превосходительство? Ответь мне, пожалуйста, если тебя бальзаком нельзя! Ваше превосходительство или ваше сиятельство? О! Есть! Ваша светлость! Вот как теперь я буду тебя звать! Милости просим вашу светлость на балкон!
Идти мне на балкон или не идти? Чего я там не видел? Но если долго сомневаться, выходит, я сомневающийся. Мне не хотелось быть сомневающимся, и я на балкон вышел.
Вечер был редкий, без ветра.
Трамвай на горе проехал, искры посыпались. Внизу кошка сидела на дереве. Через улицу напротив зеленая реклама ресторана то гасла, то зажигалась.
На всякий случай я встал у двери, хватит с меня его штучек с вареньем! Он продолжал болтать, да так громко, прохожие останавливались поглазеть, что у нас происходит. Свежий воздух, казалось, влил в него новые силы. Он захлебывался словами. Добрая половина слов пролетала мимо моих ушей. Я добросовестно торчал на балконе, делал вид, что слушаю, глазел куда попало, только не на него. Да и он как будто теперь забыл обо мне, увлекшись окончательно.
Подойдя к перилам, я облокотился и плюнул вниз. Снизу закричали. Я отскочил на прежнее место.
Викентий Викторович сделал непонятный жест в сторону моря и ушел с балкона. Я за ним. По спине его скользнули отсветы зеленых букв рекламы ресторана.
Он не мог успокоиться. Стал объяснять свое кредо в жизни. Видит, я не слушаю, хвать меня за лицо своими потными ладонями, - отвратительная привычка человека за лицо хватать!
Я вырвался, терпеть не могу, когда меня руками хватают.
Он настойчиво стал звать Сикстинскую мадонну (в который раз!), жаловаться ей опять собрался, что ли? Это уж слишком! Нет, оказывается, у него имеются свои пункты на все случаи жизни, и всюду ему должны сопутствовать неизменный успех и сплошная удача. Он совсем недавно завершил над пунктами работу и вот теперь хочет прочесть их мне и своей жене.
Она из кухни ответила, что его пункты слушала уже много раз и больше не намерена. Но выяснилось, она не все пункты слышала, он еще добавил. Она ни старые, ни новые пункты слушать не хотела. Он уверял ее, что новые пункты важнее старых и не послушать их - значит не знать ничего. Она ответила решительно и твердо, что лучше пусть не знает ничего, чем слушать его пункты. Он стал просить и требовать, побежал на кухню, наверное, там схватил ее за лицо, я слышал, как она закричала: "Не смей хватать меня за лицо!"
А мне зачем пункты! Я стоял уже в коридоре, собирался уходить. Меня уже даже баки не интересовали.
- Минуточку! Минуточку! - закричал он, бросаясь ко мне. Ему хотелось прочесть во что бы то ни стало. Не много у него было слушателей, я это понял.
Он буквально втащил меня в комнату. Расхаживая по комнате широкими шагами, он, возбужденно кривляясь, читал нарочно громко, в надежде, что его услышит жена:
- "…Если кто тебя погладил по голове, погладь немедленно сам ему голову на всякий случай…"
Я ничего не понял.
- "Второй пункт. Как поступить, если ты здороваешься с несколькими людьми, протягиваешь каждому руку, обходя всех, и вдруг сталкиваешься с человеком, с которым у тебя натянутые отношения и вы не раскланиваетесь при встрече? Подойдя к нему, ты заявляешь: "А с вами мы уже сегодня встречались!" - и идешь себе дальше. Есть второй вариант: хватай его руку и бесцеремонно здоровайся, здоровайся, здоровайся на здоровье!.."
Он все время косился на дверь, не войдет ли жена. Но она не вошла.
- "Третий пункт. Ценность подготовки. Подготовка к войне, к работе, к операции, к встрече, к поездке, к игре, к развлечениям, к стирке, к завоеванию сердца. Не имел бы я красавицу жену, не подготовь ее сначала… Подготовка к праздничному столу. За пустой стол не сядешь, поскольку за ним нечего делать, на нем нет ничего, он не подготовлен. Всему - подготовка. Ничего без подготовки! Именно подобные истины чаще всего забываются, как якобы заведомо ясные и сами собой разумеющиеся, но как раз их надобно повторять как можно чаще…"
Выделяя слово "подготовка", он каждый раз взмахивал рукой, как делают на старте. Больше всего меня заинтересовало, как он подготовил жену и как бы мне, в свою очередь, Ирку подготовить. Здесь я крепко задумался, но ни к чему не пришел. Вспомнил военную и физическую подготовку в школе. Вспомнил снаряд в физзале. С несчастного коня все постепенно отрезали по кусочку кожи для рогаток. Он стоял с вывалившимися внутренностями, и каждый перед прыжком должен был запихнуть их обратно под оставшуюся кожу. Герка не запихнул внутренности, зацепился за них ногой и получил сотрясение мозга.
- "Четвертый пункт. Если ты собираешься облокотиться на шаткий столик, проверь сначала, чистый ли он и не опрокинется ли он при этом. Есть второй вариант: никогда не облокачивайся на стол…
Пятый пункт. Кто я и кто вы? Отвечаем: это мы еще увидим!..
Шестой пункт. Больше слушай собеседника, чем говори сам, а если хочешь говорить, то говори столько разного и противоположного, чтобы ничего не было понятно…
Седьмой пункт. Все можно повернуть наоборот…"
У меня вдруг мелькнула мысль, не "того" ли он слегка, чуточку все-таки что-то есть. Моя мама считает всех немножечко сумасшедшими.
Например, нашего соседа Колю-инженера считают не в себе. За то, что он все свободное время во дворе в волейбол играет. С работы придет - и уже с мячом. Зовет всех, чтобы с ним поиграли. Пристанет - не отвертеться. "Вова! - кричит. - Иди покидаемся!" Не то чтобы я в мяч играть не люблю, но мало ли какое бывает настроение. А у него всегда настроение. Он раньше классно играл в институтской команде. Даже был капитаном. Ну, после окончания института свихнулся на этой почве. Хотя что плохого? А все считают, что свихнулся. А те, кто в нарды на ступеньках до поздней ночи режется, тоже свихнулись? Идея у Коли появилась дворовую команда собрать, а родители не хотят. Неофициально, мол, и места мало. Места действительно мало. Двор у нас невелик, ну и что? Вполне хватит, если б захотели. А насчет неофициальности - сущий бред. Какая разница? Ведь он с душой берется за это дело, а не просто так. Старухи его ненавидят. Терпеть не могут, когда возле них мяч крутится. Он одну старуху так мячом огрел, что та чуть не оглохла. После ко всем приставала: "Скажите мне пару слов! Скажите мне пару слов!" - и ухо подставляет, как у нее со слухом. А он свое. Если нет никого, сам мяч в воздух подкидывает и ловит. А соседи на него из окон глазеют, не оторвутся. На что бы они глазели, если бы его не было! Как в театре. "Смотрите, - кричат, - Коля появился!" Моя мать часто спрашивает: "Коля там еще не вышел? Крикни мне, когда он появится". Сами его гонят, сами ругаются, а сами без него жить не могут…
- "Пятнадцатый пункт. Если ты… Предположим… Семнадцатый пункт… Если мы… Восемнадцатый…"
Я уже давно отключился, вспоминая Колю-инженера.
- Помешай в баке палкой! - крикнул он на кухню, отрываясь от своих пунктов. - Проверь, мешает она там палкой в баке или нет?
Что там все-таки в баках?
Отстранил меня, сам сходил проверил.
И снова как хлынули на меня пункты каскадом, водопадом, и я опять отключился. А он шпарит, и уходить неудобно, столько времени терпел, подожду, когда закончит.
Отбарабанил он свои пункты, запихал тетрадку обратно в длинную стеклянную вазу и выпил воды. А я вздохнул.
Голова у меня, честно, распухала. Для меня уж слишком многовато, не за этим я пришел. И не очень-то приятно делать вид, будто тебе ужасно нравится, а на самом деле изнываешь. Вот это самое изнывание у меня всегда наружу лезет, как будто я сейчас взорвусь. Не могу я делать вид, притворяться. И на одном месте находиться не могу, если своим не занят. Не мо-гу! Никоим образом. Терплю, а сам вот лопну…
А он снова завелся:
- "Почему, когда ты идешь по улице, и навстречу тебе идет человек, и ты сворачиваешь в сторону, чтобы с ним не столкнуться, то он чаще сворачивает именно в ту сторону, в какую свернул ты, и вы неизбежно сталкиваетесь? Очень редко, чрезвычайно редко случается наоборот!" А потому, бальзак…
Я опять отключился.
- …натолкнувшись на удивительный пример, взяв за основу простой, но частый случай сталкивания на улице, я… поскольку я натолкнулся…
И пошел, пошел…
- На что вы все-таки натолкнулись? - не понял я.
Викентий Викторович включил репродуктор.
Сказал мне в ухо под грохот музыки из репродуктора:
- Я оч-чень энергичный человек!
- А радио вы для чего включили? - спросил я. - На всю катушку музыку пустили.
- Для аккомпанемента, - сказал он.
- Тогда ладно, - сказал я.
3
С какой стати лить мне воду в тарелку вместо варенья? Сплошная комедия - слезы даже у него на глазах появились. Так он, видите ли, проверял меня, вроде испытания устраивал. Как я буду реагировать на воду, сколько продержусь при своем мнении. В Америке вроде такие испытания устраиваются при поступлении на работу. При чем здесь Америка? Взять, к примеру, его теорию столкновения на улице, так я в ней ни шиша не понял. Каким образом он весь мир осознал по этой причине? Именно это он мне и доказывал. А пункты? Я чуть не умер. Но самое удивительное - воблу он мне каким-то образом обменял. Я принес домой малюсенькую воблочку, ничтожную рыбешку, а в карман он мне сунул крупную воблину! Когда же он поменять успел? Нет, даже интересно. Вот ловкач! Так суметь, я вам скажу - на редкость! Насчет энергии верно - человек он, сразу видно, энергичный. Везде, говорит, у него свои люди, куда ни сунься. Лоскутки на фабрике целыми пачками достает. Там ему эти отходы специально режут аккуратненькими пачечками, лоскуток к лоскуточку. Жаль, говорит, в последней партии красного материалу у них на фабрике не оказалось, перекрашивать пришлось и гладить, лишняя морока. В баках он и перекрашивал.
Дела с Викентием Викторовичем у меня пошли вперед. На его разные пункты, рассуждения я внимания не обращаю. Две тысячи обрезков притащил я домой, две толстенные пачки, работы по горло! Две тысячи штук, да в баках тысячи три. Сам не управлюсь - соседей привлеку, бабушку Аллахвердову, ей все равно делать нечего. После того как ей мячом в ухо попали, она даже в магазин не ходит.
Я вывалил на стол обе пачки, аккуратненькие красненькие бязевые лоскутки. Берешь лоскуток, ножницами чик-чик! - и флажок готов. Дальше накладываешь трафарет: кистью желтым по красному - "1 МАЯ". Пожалуйте, значок, прицепляй на грудь и шагай на демонстрацию! Два взмаха ножницами - десять копеек. Мазнул кистью по трафарету - десять копеек. Итого - двадцать. Две тысячи на двадцать плюс три тысячи на двадцать… То есть пять… Итого… Сплошные тысячи… Бабушка наверняка за пять копеек согласится, а может, и за три. Остальные мне. Сиди дома, стриги да кистью води. А там фабрика новую партию готовит. Еще за какую-то операцию процент мне полагается. Широкие перспективы на горизонте.
…Горелым несет на всю комнату. Мамина старая привычка: поставит на плиту, а сама на тахту заваливается. Любимое положение. Лежит носом кверху, а у нее там пироги горят и прочее. От картошки ровным счетом ничего не осталось, угли одни, вся кухня в дыму.
- Смотри, что у тебя на кухне делается, - говорю.
- Неужели, - говорит она, нехотя вставая, - человеку нельзя спокойно отдохнуть?
- Картошка сгорела, - говорю я спокойно (не впервые ведь).
- Она не могла сгореть: я только что легла, - говорит мать. (Обычный ответ.)
- А ты пойди посмотри, - говорю.
- Не надо меня расстраивать, - говорит мать.
- Никто тебя не расстраивает, просто-напросто картошка вся сгорела, дыму на кухне полно, сковородку я отставил в сторону.
Идет на кухню.
- Ай, ай, - слышу я, - как могло такое произойти, я только что вздремнула!
У меня хорошее настроение. Мне не хочется спорить. Не только что она вздремнула, это ясно.
Мать входит в комнату. Ложится.
- Ну, как картошка? - спрашиваю весело.
- Она уже становится на ножки, - отвечает мать, устраиваясь поудобней на тахте.
- Ну слава богу, я рад за вас, - отвечаю я.
Вполне мирный на этот раз разговор. Перекинулись словами из песни, и все. Так бы всегда. И мать довольна. Лежит улыбается. Новую картошку чистить не собирается. Опять же в рифму получается.
Отец будет недоволен, когда вернется. Картошка его сгорела.
Я никак не могу оторваться от своих лоскутков, копаюсь в этой куче.
- Это еще что такое? - спрашивает мать.
- Это бизнес, - отвечаю.
- Как?
- Деньги, - говорю, - вот как.
- Что ты еще надумал?
- Все отлично, мать, - говорю, - все отлично.
Она сейчас же вскакивает, рассматривает лоскутки.
С удовольствием объясняю:
- Значки на демонстрацию к Первому мая, прекрасный заказ, договоренность с организациями, большая сумма денег, можно поправить наше пошатнувшееся положение, работы хватит всем!
- Откуда ты их взял? - спрашивает.
- У директора ателье, мама, у директора ателье.
Хотя никакой он не директор, я это уже понял, а самая обыкновенная частная лавочка, а мне-то что!
Зря мать волнуется.
- Неприятностей, - спрашивает, - никаких не может быть?
- Какие там неприятности! Ну какие могут быть неприятности! Иди лучше свою картошку чисти…
- Не хватает еще новых неприятностей!
- Это у тебя всегда на кухне неприятности.
- Вот погодите, я уйду, и вы меня не увидите!..
- Тебе эта работа так понравится, ты от нее не оторвешься!
- Снеси-ка лучше этот хлам, откуда взял, я тебя умоляю… Господи, что он принес, что он принес! Зачем?! Мало у нас барахла в доме? Выкинь ты все это, я тебя прошу! Оставь мать в покое, я тебя умоляю!
Ничего не поняла! Совершенно ничего не поняла! Объяснял, что это бизнес, целый час объяснял - ничего не поняла!
Ну, не смешно? Да тут радоваться надо, плясать! Пускай себе ворчит, пускай! Спасибо еще скажет!
4
Вот где пошла работа! Штора меня хвалит. Целая фабрика на дому. Деньги, деньги, деньги! Нашей семье нужны деньги! "Адью, фердибобель! - как Штора любит выражаться. - Фердибобель, адью!" Сто штук старушка Аллахвердова забрала, трафаретит как миленькая. Соседи Нифонтовы - по пятьдесят на человека. Если справятся, еще попросят.
Тружусь вовсю. Два раза работу пропустил в парке. Черт с ней, с работой! Всю ночь сижу, хлопаю трафареты. Посплю немного утречком, снова сажусь - и пошло! Потрафаречу, потрафаречу, спину разомну и опять трафаречу. P-раз, крутанул - бац! Хлоп! Дальше, следующий, следующий, в сторону готовую продукцию, влево, так! Здорово получается! Денежки идут! Вжик-вжик - и денежки идут. Трлинг-тинг! - пожал-те! Бац-бац! - есть! Уважать меня надо, а не ругать. На руках носить, а не поносить. Лелеять и пестовать! А не пилить и бить!
- Да кто тебя бил-то? - говорит отец. - Хоть раз тебя били?
Вжик-вжик! Трлинг! Бац!
Ясно?
- Шел бы ты спать, - советуют родители.
- А денег не хотите ли?
- Да провались ты со своими деньгами!
Вот какие пошли разговорчики!
- Дай-ка мне, - просит отец. Не выдержал. Засел после работы, да так и уснул с кистью в руках за столом, уткнулся головой в значки, волосы растрепались, спит, а я трафаречу. "Иди, - говорю, - спать, отец". А он в ответ что-то непонятное бурчит. Я его поднял с трудом, повел к постели, он так и уснул во всей одежде.
Я уставал. Но спать не шел. Рука отваливалась, но я не шел спать! Погодите, погодите, я человек упорный! Я с места не сойду, пока положенное количество не оттрафаречу. Пачки убавляются, вперед! Считать потом. Сейчас не время. Нужно будет поглядеть, как там бабка Аллахвердова. Вперед! Главное - движение! Главное - вперед! Мать, не мешай, знаешь сколько здесь денег? Уйма! Отец, спи, я тебе помогу! Сто раз расплачусь за проклятую арфу! Я ее не специально ломал, но готов за нее расплатиться. Я не просил, чтобы меня на арфе учили, я не хотел, они хотели, их затея, так получайте свои деньги и оставьте меня в покое. Не останавливаться, главное - не останавливаться! Сутками работать, сутками! А еще говорили: ненужная, затея, эх! Своей головой надо думать, а не чужой! А ну-ка, мамаша, отпечатай сотню штук, хватит тебе картошку жечь! Закручивай кистью, не бойся, проще простого - ать-два! Есть! Второй! Бэмс-донс! Отлично! Все идет отлично! Сутками работать, сутками! Печатание идет полным ходом! Контора процветает на высшем уровне? Не спать!!!
Когда я засыпал, они мне снились.